Глава семнадцатая. У Лассау были минуты две, не больше, и он их потратил с толком

У Лассау были минуты две, не больше, и он их потратил с толком. За его левым плечом скрылась пехотная рота, впереди остались только уланы, а слева, довольно далеко, беспорядочной толпой бежал вниз по склону французский батальон, чтобы поддержать конницу огнем. Лассау не мог дожидаться пехоты. Он дал приказ горнисту, услышал сигнал, наслаждаясь каждой нотой, а затем вскинул саблю над головой и пустил Тора вперед. Тор – хорошее имя для коня, особенно для такого, как этот, способного разорвать зубами лицо врагу или вышибить из него дух копытами. И земля радовала капитана – удобная, без проклятых кроликов. Ночью он молился как раз о такой возможности. Уланы – дураки с длинными пиками, они вовек не научатся парировать сабельные удары, а ты, ежели отбил пику, считай, что победил.

Позади гремели копыта несущихся галопом коней. Лассау повернулся в седле и увидел великолепную сцену: лошади мчатся холка к холке, из-под копыт взлетают комья земли, блестят клинки и зубы – ну разве не молодчина король Германии, сидящий на английском троне? Если б не его воля, где бы сейчас были эти орлы?

Французы мешкали. Новобранцы, догадался Лассау, в седле без году неделя, не усвоили еще, что улан должен встречать врага на всем скаку, а не то ему конец.

Он повернул Тора направо. Тактика отработана – горнист снова дал сигнал, на этот раз прерывистый. Нелегко трубить, скача галопом, однако этого было достаточно, чтобы остудить кровь уланов. Лассау ударил Тора левой пяткой, и огромный конь, отродясь не знавший шпор, развернулся, как плясун. Капитанская сабля опустилась и летела вдоль земли – сверкающий шип на вытянутой руке; он смеялся врагам в лицо и легко отбивал пики. Он знал, так будет недолго, скоро обязательно найдется смельчак, который захочет потягаться с ним один на один, но главное уже сделано: он привлек к себе полдюжины французов и смешал вражеский строй, а в сумятицу вклинились его кавалеристы.

Лассау поднял Тора на дыбы и разделался с храбрецом одним ударом, и рядом, конечно, был горнист – он хорошо знал свое ремесло.

– Нале-во! – скомандовал капитан, и немцы повернули, смешали переднюю шеренгу французов, пустили сабли в дело.

Лассау удовлетворенно хмыкнул:

– Лейтенант!

Хладнокровный офицер, будто не замечая сечи, отдал честь.

– Герр капитан?

– Пехоту к стремени.

– Есть, герр капитан.

Вот и все, его задача выполнена. Осталась минута, можно потренировать коня.

Лассау ударил пятками, и Тор помчался вперед. Сабля ловко отразила пику несущегося навстречу улана, и Лассау решил, что этот миг он будет помнить до самой кончины (предпочтительно в Германии). Кривое лезвие из клигентальской стали рассекло французское горло до самого позвоночника.

Капитан наслаждался каждым мгновением боя. Отличный дерн, клинок, выкованный самими гномами, и враг на завтрак – что может быть прекраснее?

Он любовался мастерством своих людей, он гордился ими. Они были в ладах с дисциплиной, в бою защищали друг друга, безупречно заботились об оружии. Понятно, почему лорд Веллингтон предпочитает немецкую кавалерию. Конечно, она не столь эффектна, как английская, для парадов годится хуже, но в драке с французами не уступает британской пехоте. Да ты, Лассау, счастливчик, – думал капитан на дне долины, краем глаза следя за французской пехотой, а другим за удирающими уланами, – раз тебе довелось воевать в этой армии, в армии Веллингтона; история не знает военной машины совершеннее. С такими всадниками, с такой пехотой! Да это же мечта!

– Горнист, отступление!

Зазвучал горн, конница в идеальном порядке подалась назад, и Лассау помахал саблей. Уланы разбиты наголову, все поле боя усыпано их телами, но ведь он ничего другого и не ожидал. Бедняги! Не знали они, что эскадрон Лассау три дня топтался в этой долине, дожидаясь Шарпа.

Лассау несказанно обрадовался, что не свинья Швальбах, стоявший южнее, а он нашел британскую пехоту. Капитан пробежался взглядом по всей долине. Спасенная рота шла гораздо быстрее, каждый солдат держался за стремя кавалериста, и последние сто пятьдесят сабель стали отходить, прикрывая собой, как щитом, отступление главных сил.

Перед ними строилась французская пехота. Слишком поздно, спектакль сорван.

– Привет из Ганновера! – крикнул Лассау, салютуя ей клинком. Чертовы чесночники, конечно, не поняли.

Через час Шарп открыл глаза и увидел склонившегося над ним Харпера. Сержант прижимал его к земле, Тереза удерживала руку, и тут подошел немецкий солдат с раскаленной докрасна железякой, и Шарп понял, что видения последних минут – индийская пика, вонзающаяся в плечо, – не более чем сон. Улыбающийся индус в тюрбане играл с ним, и каждый раз, когда Шарп пытался увернуться, наконечник пики возвращался и пробивал руку чуть выше прежней раны.

– Спокойно, капитан! – тихо произнес Харпер и прижал его сильнее.

Обеззараженная огнем сталь вторглась в тело, точно все демоны ада, и сержант едва удержал командира на месте. Вопль оборвался – Шарп лишился чувств, от прижженной раны потянулся сладковатый чад, но дело было сделано, и немецкий коновал удовлетворенно кивнул.

Раненому брызнули воды на лицо, влили в горло струйку коньяка. Шарп открыл глаза, скривился – во всем теле вспыхнула боль – и рванулся вверх. А потом взглянул на Харпера.

– А ты говорил, заживет!

– Не хотел вас пугать, сэр. Вы ж кровищи потеряли – в чем душа держится. – Ирландец усадил капитана спиной к камню. – Поесть! Поесть дайте!

Шарп поднял взгляд и увидел немецкого офицера с доброй улыбкой и морщинками у глаз. Где-то они уже встречались. Где?.. А, в деревеньке, где Баттен попался военной полиции!

Он протянул невредимую руку.

– Капитан?..

– Лассау, сэр. К вашим услугам.

На лице Шарпа появилась слабая улыбка.

– Примите нашу искреннюю благодарность, сэр.

Лассау отмахнулся – он не любил формальности.

– Вот еще! Это мы вас должны благодарить. Бой – просто сказка.

– Кого-нибудь потеряли, сэр?

– Потеряли? Помилуйте, капитан, это же уланы. Рассерженный теленок и то куда опаснее, сэр. Вот если б они в первой шеренге держали пики, а во второй – сабли, тогда бы у нас были потери. А так – никаких забот.

Шарп кивнул.

– И все-таки спасибо.

Лассау взял у Харпера миску с бульоном и поставил Шарпу на колени.

– Вы забрали золото.

– Вам уже известно?

– А как вы думаете, для чего я здесь? Один эскадрон – на юге, другой – при мне, и все ради вас, капитан. Лорду Веллингтону позарез нужно золото.

Керси возмущенно фыркнул, но ничего не сказал. Шарп глотнул бульона. Ну и вкуснотища! Еще бы – погрызи неделю морские сухари!

– И он должен его получить.

– Ja[1], к сожалению, это не так-то просто.

Шарп опустил чашку, усилием воли притушил боль в плече.

– Непросто?

– Французские патрули. – Рука Лассау описала дугу, охватывая запад. – Их тут как мух в сортире.

Шарп рассмеялся, и боль возвратилась, но он заставил себя взять миску левой рукой. Она слушалась. Ричард выловил ложкой жесткий кусочек мяса и отправил в рот.

– Мы должны добраться до основных сил.

– Знаю.

– Во что бы то ни стало.

Шарп повернул голову вправо и увидел, что один из кавалеристов Лассау острит его палаш намасленным оселком, пытается сточить зазубрину. Давно ли этот клинок срубил французского вольтижера? Нынешним утром. Шарп вспомнил желтые зубы солдата, вспомнил, как тот парировал мушкетом его удар.

– Во что бы то ни стало, – повторил он.

– Попытаемся.

Шарп поднял бутылку коньяка, предложенную капитаном Лассау. У немцев не переводился трофейный коньяк, что течет в горло, как густые сливки. Шарп закашлялся.

– А где партизаны? Вы их видели?

Лассау повернулся и обменялся несколькими фразами со своим офицером, затем ответил Шарпу:

– В двух милях отсюда, капитан. Держат с нами связь. Им нужно золото?

Шарп кивнул.

– И я. – Он посмотрел на девушку и перевел взор обратно на немца.

– Не волнуйтесь, капитан. – Лассау встал и поправил портупею. – Вы в надежных руках.

Девушка улыбнулась Шарпу, встала и приблизилась. Ее платье укоротилось еще на несколько дюймов, и Шарп понял, что после операции, когда он валялся без чувств, Тереза сделала ему новую повязку. Винтовку Танга она по-хозяйски носила на плече, а на талии – ремень с подсумком и штыком.

Лассау посторонился, давая девушке опуститься возле Шарпа.

– Еще несколько раненых, и она останется в чем мать родила. – Немецкий капитан рассмеялся. – Не удивлюсь, если все мои канальи порежутся.

Тереза взглянула на Шарпа и тихо произнесла:

– Капитан меня уже видел. Не правда ли?

«Откуда она знает?» – подумал Шарп. И вспомнил о подзорной трубе – уцелела ли в бою, когда французская пуля, угодившая в ранец, толкнула его вперед? Проверять не было сил, он уселся поудобнее, глотнул коньяка и уснул прямо под солнцем. Рядом сидела девушка и смотрела на отдыхающую роту, а за пехотинцами, за стреноженными конями, дозоры Лассау следили за французскими патрулями, которые прочесывали долины на западе. Скоро рота легкой пехоты двинется дальше, прямиком на запад, а пока можно уснуть и забыть о том, что впереди еще одна река.

Дата добавления: 2015-08-21