Русская нация и национальность

Национальность — категория этническая, нация — социально-историческая, государственно-геополитическая. Каково взаимодействие между ними? Вероятно, подразумевая проблему гарантий, обеспечения равно-достоинства, равноправия в национальном вопросе, а также выражения и проведения национальных интересов на державном уровне, в доктрине обсуждается конструкция органической демократии. По замыслу ее разработчиков, комбинация органичности с демократичностью, означающая полную и естественную гармоничность национальных связей, достигается в этнически чистом, гомогенном обществе.

Ручательства национального в моноэтническом — предельно прозрачный доктринальный тезис. Можно ли им целеориентировать практику? Учитывая мобильность населения, результаты миграционных и коммуникационных потоков межнациональных прорастаний, эффектов диффузии, смешения кровей, этническая чистота, унитарность недостижимы. Отсюда и недопустимость жесткой сцепки этнического с государственным. «Национальное государство стало сегодня слишком большим для решения

малых проблем и слишком малым для решения крупных проблем», — говорит Белл. Интересующая нас первая часть утверждения интерпретируется сквозь призму предостережения: обрушиваемая на головы малых этнических групп и действующая по попустительству многочисленного этноса государственная махина не способна породить ничего, кроме акций слона в посудной лавке. Так уже было. Сошлемся на приснопамятный пример третьего рейха, где погоня за этнической чистотой, катализирующей солидарное проявление национального государства, возбудила резню, направленную миграцию, дискриминацию лиц неарийской масти. На подобное возможно решиться (не беря в расчет соображений гуманитарных) при условии: а) относительной малочисленности некоренных этносов, неспособных на решительный, связанный с издержками отпор; б) наличия жесткой, склонной к десижионизму власти, располагающей мощной карательно-приказной машиной подавления. Поскольку резня и агрессия могут быть эпизодом, но не образом жизни, отмечаемый вариант — крайность, навеваемая нежизнестойкими, гуманитарно вырожденными формами, склонными к недолговечной деструкции: создание оазиса благоденствия для иного этноса в ущерб остальным инициирует законное, упорное и всегда в итоге побеждающее сопротивление.

По этой причине сосредоточимся на оценке менее деструктивных, гуманитарно более адаптированных тенденций упорядочения национальных отношений в реальной практике. В спектре возможных начал национального устроительства просматриваются такие линии:

1. Легально-легитимная дискриминация, воплощаемая со знаком как «плюс», так и «минус». Первый случай — под любым предлогом и без него (через корпоративность) предоставление преимуществ коренному этносу — всяческие цензы, клаузулы, экивоки, проводящие ущемление прав национальных меньшинств (современная Балтия). Второй случай — направленное патронирование нацменьшинств (т. е. в заранее оговариваемых случаях) с поддержанием общегражданского равноправия (национальные квоты в образовании, управлении и т. п.— бывший СССР, США).

Серьезный изъян такой системы, представляющей реальность, — питание взаимной этнической неприязни. И малодушие, и великодушие, и доб-росердие, и жестокосердие в национальных отношениях обоюдоостры: акцентируя натуралистические, филогенетические черты и признаки, в которых индивид не волен, тем самым обостряя взаимоподозрительность, не-добрососедского существования. В этой ситуации, как известно, проигрывают все.

2. Национально-культурная автономия. Схему национально-культурной автономии следует трактовать широко. Речь здесь идет не о нации, обладающей атрибутикой государственности, а о национальности. Национальность есть прежде всего язык, культура, традиции, обычаи. Так как в контактах мало- и многочисленных народов имеется лишь один рычаг противостояния незаведомой ассимиляции, каковым выступает язык, в целях сохранения этносов необходимо обеспечить беспрепятственное право на языкопользование и языковладение. Широкое толкование национально-культурной автономии, не вводя обязательность территориальной концентрации, предполагает предоставление святого права на собственный язык, осуществляющий доступ к корням — культуре предков. Практическая реализация этого права связывается, как подчеркивалось, не с анклавизацией этносов, а с гарантиями двуязычия при иррадиированном существовании. Ставка на язык вполне солидна, достаточна для создания базы этнического воспроизводства.

Этнические русские сливаются с русифицируемыми группами (татары, карелы, коми, башкиры, чукчи, мордва, буряты, якуты, осетины, адыги, дагестанцы, тувинцы, ингуши, калмыки, чеченцы, кабардинцы, балкарцы, черкесы и др.) и наоборот. В данной естественной обстановке избежать бытового шовинизма, а затем расизма возможно лишь: а) корректным, внимательным отношением к интересам национальностей, предполагающим максимальное их удовлетворение; б) недопущением единого государственного языка, отягчающего элементом принудительности. В современном мире с обострением конкуренции культур знания одного языка (при здорово честолюбивом стремлении социального роста) недостаточно; при открытости доступа к освоению местных и мировых языков каждый волен решать, какими языками и как владеть.

3. Инициация государственности согласно политической формуле о праве наций на самоопределение. Формула эта, перекочевавшая к нам из западноевропейского социал-демократического лексикона, применительно к почве использовалась из принятой большевиками общей наступательной ноты. Логика борьбы за власть, расчетов, надежд на мировую революцию, разработка утопии социальной гомогенизации, всеобщего братания населения вели к смешению фактически двух вопросов: достойной жизни этнических общностей в многонациональной стране и неизбежности натуралистических и экзистенциальных различий на государственной стадии социальности (иной, кроме примитивно-первобытной догосударственной фазы, мы не знаем). Даже краткое толкование нации как групповой целостности, наделенной культурно-исторической, политической, хозяйственной,

территориальной этнической атрибутикой, влечет понимание неравномерности, дифференцированности условий и способов жизни: одни нации устроены лучше, другие хуже. Таким образом, политический лозунг о праве наций на самоопределение кроме конъюнктуры ничего не несет, он ничего не утверждает и не решает.

В практике Запада из всех национал-образующих комплексов (этническое, политическое, культурно-историческое, территориальное, экономическое) центрируется политическое, к которому привязывается вначале территориальное, затем экономическое, культурно-историческое и лишь в последнюю очередь этническое. Такая стратегия с порога (уровня законодательства) снимает уйму проблем, генерируемых многонациональностью. Скажем, в Великобритании проживает 77% англичан, в Испании — 70% испанцев; хотя в этих странах идут довольно острые межнациональные процессы (Ольстер, страна басков), возможность политической суверенизации этнических меньшинств (по закону исторической необратимости) серьезно не обсуждается.

В России, к несчастью, не переварившей большевистского прошлого, в реестре националобразующих признаков почему-то обосабливают этническое, с которым последовательно сочленяют культурно-историческое, экономическое, территориальное и только в конце политическое. По отношению к Западу доходящая до правила асимметрия. В России на 1989 г. проживало 81,5% русских (это число количественно соответствует доле коренного этноса в ведущих западноевропейских странах). Из 20% нерусской части населения России более трети — выходцы из других стран и республик: еще около трети — проживает за пределами национальных автономий; следовательно, «реальными носителями национальных устремлений могут считаться только немногим более трети (35,5%) нерусских, живущих в РФ. А они составляют всего-навсего 6,6% (!) от общего количества населения»¹⁶.

Мировой опыт не допускает модели действия согласно формуле права наций на самоопределение. На фоне этого 6,6% — много это или мало? Данная цифра, какой бы незначительной по конкретному выражению она ни казалась, достаточна для заявления прав на национально-культурную, но не государственную автономию (суверенизацию). Россия не Русь, но союз племен, объединившихся вокруг Руси: Россия не нация, но целый мир, семья, родина народов (Г. Федотов, В. Соловьев) и таковой должна для них остаться. Национально-территориально-государственный принцип России

16 В каком состоянии находится русская нация // Наш современник. 1993. № 3. С. 150.

себя исчерпал. В нашем политическом пространстве нельзя обосабливать одну национальность как субъект государственности. Самоопределение народа — исторический акт, но в условиях России во избежание тотальной резни решаться он должен как культурно-экзистенциальная, бытовая, а не территориально-государственная процедура (серьезный тактический промах — придание реабилитации потерпевших народов характера не политической, а переселенческо-территориальной кампании), Россия — соединение равноправных народов, интегрируемых на началах партнерства, сотрудничества, единства исторического и фактического существования. Общность жизни — принцип консолидации; всякое отступление от него грозит катастрофой.

Ввиду прочности межэтнических и русско-национальных связей выпячивание любого партикулярного этноинтереса породит и межнациональный, и русско-этнический вопрос, решить цивильными средствами который невозможно. (Неумолимая статистика приводит печальную цифру —150 тыс. погибло к настоящему дню в этнических конфликтах.)

Вывод, к которому подводим мы, заключается в проблематизации тезиса о праве всякой национальности на государственность. Россия, где проживает 176 этнических групп, не может быть второй Африкой. Россию нельзя ни понять, ни представить вне векового державостроительства, основанного на объединении русского этноса с народами Севера, Дальнего Востока, Кавказа, Балтии, Восточной Европы, Северо-Западной и Средней Азии. О русской национальности возможно говорить в контексте свободного выбора лица, не вникающего в онтогенетику и проводящего этнокультурную самоидентификацию. Русские не националисты: «Мы выше зоологической щепетильности и весьма безразличны к расовой чистоте; это нисколько не мешает нам быть вполне славянами. Мы довольны тем, что в наших жилах течет финская и монгольская кровь; это ставит нас в достойные, братские отношения с теми расами-партиями, о которых человеколюбивая демократия Европы не может упомянуть без презрения и оскорблений»¹⁷. О русской нации определенно возможно говорить во времени прошлом: в отношении настоящего и будущего определенно высказываться сложно: пока неотчетливы принципы скрепляющей нацию государственности. Сдается, что прав был Н. Бердяев, сетовавший: «Дух русского народа плавает в безграничности и безбрежности, в стихийности. Он не сосредоточен еще и не оформлен для исторического выявления и действия»¹⁸. Время стихийного плавания, однако, весьма затянулось; для

17 Русская идея. М., 1992. С. 121.

¹⁸ Бердяев Н. А. Сила России // Биржевые новости. 1916. 4 янв.

исторического выявления и действия настала пора и сосредоточиться, и оформиться.

Дата добавления: 2015-08-21