Глава 18. Парис рассказал остальным о видениях, что были у него в храме

Парис рассказал остальным о видениях, что были у него в храме, и все решили, что именно ему было суждено их узреть, так как это его кровь смешалась с дождевыми потоками.

Люциен перенесся в крепость и не вернулся.

Сабин тысячу раз пытался дозвониться до Рейеса – безрезультатно, отказавшись от этой идеи он связался с Торином, который сообщил им, что тот ушел на танцы.

Танцы? Не похоже на обычно угрюмого Рейеса.

Парис гадал, приложила ли Даника к этой перемене свои ручки.

Как Рейес отреагирует на новость, что его женщина должна сыграть главную роль в поиске ларца Пандоры?

Слоняясь по своей временной спальне, Парис запустил руку в волосы.

Остальные занимались укреплением их арендованного жилья. Он должен был быть с ними, должен помогать. У него было больше причин, чем у других, остерегаться Ловцов. Все же когда его друзья заметили, что он не наблюдает как приказано за мониторами, а витает в облаках, они недружелюбно отослали его прочь.

Не возражая, он покинул суетную гостиную, будучи счастлив посвятить немного времени самому себе. Мысли его находились в полном беспорядке, непрестанно кружась и возвращаясь к одному и тому же.

Что если. Что если Сиену можно вернуть?

Что если ему просто надо попросить об этом богов?

С тех пор как Титаны сбежали из Тартара и победили Олимпийцев, завладев небесами, они причиняли ему и его товарищам только зло.

Они приказали Аэрону убить смертных женщин, а за отказ прокляли воина безудержной жаждой крови.

Они безжалостно преследовали Анью и обрекли ее на смерть.

Они позволили Сиенне погибнуть.

«Нет, это ты позволил ей погибнуть».

Возразить было нечего, но – проклятье! – как же он ненавидел вспоминать об этом.

Походило на то, что новые боги принимали его интересы так же близко к сердцу, как и их предшественники. Но в отличие от равнодушных Олимпийцев, Титаны стремились к преклонению и обожанию. А Парис мог дать им это. Разумеется, что не бесплатно.

«Хватит ходить. Действуй».

С колотящимся от волнения сердцем он преклонил колени. Ковер с начесом оцарапал его голые ноги. Он снял всю одежду, желая никоим образом не оскорбить изменчивых, как море, богов.

Если один – двое или трое – из них действительно придут к нему, а он оскорбит их, его могут покарать. Еще больше, чем сейчас. Его могут ввергнуть в Ад, уничтожить или заставить сделать нечто, что он не захочет выполнять.

– Стоит рискнуть, – пробормотал он, напоминая себе о цели.

Сжал кинжал в левой руке так, что костяшки побелели.

Сейчас или никогда.

Занес кинжал как можно выше. Серебристая сталь поблескивала в отблесках горящей на столике свечи. Кого ему попытаться призвать? Мозг кипел, перебирая возможные имена созданий, которых Парис изучал последнюю неделю, готовясь обыскивать храм.

Крона, воинственного царя? Крон поймет силу и будет уважать ее. Но он, скорее всего, ненавидит Повелителей, и именно он приказал убить Анью.

Рею – жену Крона? Парис ничего не знал о ней.

Гею, землю‑родительницу? Она, возможно, проявит наибольшую заботу о его положении. Океана, бога вод?

Тетис, любящую Океана?

Мнемозину, богиню памяти?

Гипериона, бога света и отца солнца?

Фемиду, богиню справедливости?

Нет, Фемида в узилище, как упоминала Анья. Много тысячелетий назад она помогла Олимпийцам свергнуть Титанов. Едва заняв трон, Крон посадил ее под замок.

К кому еще мог он обратиться?

Феба, богиня луны.

Атлас, некогда удерживающий весь мир на своих плечах.

Эпиметей, бог запоздалых мыслей. Предполагалось, что он был самым глупым из всех богов.

Прометей, бог предусмотрительности. Вот он уж точно понимает, что такое жестокие муки. Он провел тысячи лет на скале, и еженощно его печень поедало воронье только для того, чтобы та выросла снова и снова могла быть съедена.

Мифология – обманчива. Смертным известны лишь куски и обрывки истины, щедро пересыпанные фальшивыми историями.

Парис, изгнанный с Олимпа много веков назад, не знал чему верить. Не ведал, кто наисильнейший, самый любимый и наиболее презираемый.

Назови он не то имя… призывая тем самым врага…

Возможно, было бы разумно призвать женщину, поскольку едва ли кто‑то устоит пред демоном Разврата.

Но попытайся он соблазнить жену бога…

Анья рассказывала ему, что Уильям спал с Герой, и в наказание Зевс лишил того способности переноситься или быть перенесенным. Таким образом, Уильяму больше не удастся сбежать из спальни, в которой ему не положено находиться. Ему придется остаться – и встретиться с разъяренным супругом.

Что ж, никаких женщин.

Он вздохнул, и мысли его опять обратились к Крону. Может, что‑то из этого и получится. Верховный Титан был самым загадочным, жестоким и озлобленным. Но недавно он вернул Люциена к жизни, а именно эта способность сейчас нужна была Парису.

Если б храм не был вновь переполнен людьми, он бы вернулся туда и провел ритуал там. Однако ему придется делать это здесь. Закрывая глаза, он воззвал:

– Крон, царь богов. Я призываю тебе.

Прошло пару секунд, но ничего не произошло. Парис не думал, что бог явится сию же секунду, знал, что нужда жертва, чтобы привлечь внимание подобного создания.

Потому он опустил руку, медленно, осторожно, и провел кончиком кинжала по груди. Свежий порез открывался дюйм за дюймом, и теплая кровь стекала по его животу, собираясь в пупке.

По‑прежнему время проходило, а ничего не менялось.

– Великий царь, я нуждаюсь в тебе. Узри мою жертву.

Кровь продолжала струиться… стекать…

Он поместил стакан воды на пол перед тем, как решил продолжить ритуал. На всякий случай. Это была вода из дождя Аньи, слезы земли.

Парис обмакнул пальцы и провел ними вокруг краев своей раны. Кровь и вода смешались, багрянец побледнел до розоватого оттенка, продолжая стекать по его животу и капать на пол.

– Молю тебя об одном миге. Смиренно стоя на коленях.

Он опять занес руку с кинжалом, новая рана появилась на груди воина, крест на крест с прежней.

Просить оказалось гораздо сложнее, чем он представлял себе. Когда в прошлый раз он вот так становился на колени, на его крики не обратили внимания и демон оказался внутри его тела.

– Я буду ждать вечно, если это тебе угодно.

– Да неужели? – тихий голос раздался в спальне, насмешливый и немного сердитый.

Веки Париса распахнулись.

Сумрак в комнате не просветлел, нимб не красовался вокруг головы бога, но он был здесь. Крон.

Изумление переполнило Париса, и он несказанно обрадовался тому, что уже стоял на коленях.

У бога была густая серебряная шевелюра и окладистая борода. Темные, бездонные глаза. Снежно белый лен прикрывал одно его плечо и спадал вдоль тела.

Он что‑то сжимал в руке. Коса Смерти – оружие, которым даже Люциену не посчастливилось обладать.

Высокий и стройный, далеко не первой молодости, но лучащийся могуществом.

Парис не посмел подняться на ноги. Склонил голову, сердце воина билось все быстрее и быстрее.

Крон появился. Он на самом деле пришел.

– Благодарю за то, что презрели мою жертву.

– Я сделал это не ради нее. Мне… любопытно.

Продолжай осторожно.

– Если это угодно Вам, то и мне тоже.

– Мне это не нравится. Я не люблю загадки.

Не слишком обнадеживающее начало.

– Нижайше прошу простить меня за беспокойство, мой царь.

Крон хихикнул, голос его по‑прежнему был сухим, но сердитые ноты уже покинули его.

– Вижу, ты немного научился самоконтролю и дипломатии за тысячелетия своего существования.

– За это не стоит благодарить Олимпийцев, – проговорил Парис.

У них с Кроном имелся общий враг. Общий объект для ненависти.

Как он и надеялся, эти слова порадовали нового царя.

– Зесв никогда не был мне ровней, – Крон шагнул вперед, распространяя аромат звезд и неба. – Мне нравится, что ты осознаешь это.

Парис заметил, что ступни Титана выглядывают из‑под его длинных одежд. Он был обут в сандалии с ремешками, не скрывавшие когтеподобных ногтей на пальцах, что ярко контрастировало с его величавым обликом.

Возможно, не так сильно они и отличались друг от друга – бог и демон.

Крон обошел вокруг воина, но не притронулся к нему.

– Ты – Парис, вынужденный хранитель демона Разврата. Мои соболезнования твоему демону, ибо я знаю каково это быть в заточении.

О, да. Они были похожи.

– Тогда тебя также ведомы страдания.

– Да, – тишина, а потом пальцы бога скользнули по волосам Париса. – Ты призвал меня, потому что желаешь освободиться от своего демона?

Одним взмахом руки Крон мог разделить мужчину и чудовище.

Сделай он это и Парис умрет.

Парис с трудом вспоминал свою жизнь без демона. Да, он желал покоя. Да, он желал свободы, чтобы чужих мыслей и желаний не было в его голове, но демон Разврата был его второй половинкой.

– Нет, мой царь, – наконец‑то сказал он.

– Разумный выбор. Это мне по душе.

– Как Ваш слуга, я горжусь тем, что угодил Вам.

Легкий смешок.

– Хорошо сказано.

Парис по‑прежнему не поднимал голову и наблюдал, как его кровь пропитывает подол одежд Крона. Пятно, казалось, принимало форму сердца.

– Должен признаться, я ожидал…

– Увидеть монстра?

– Да, – он не осмеливался лгать. Все это слишком много значило для него. – Я полагал, что Вы с радостью покончите с Повелителями.

Раздался шорох одежд, потому что Титан более не стоял прямо перед ним, затем теплое дыхание коснулось уха Париса.

– Твои ожидания верны, – прошептал царь. Новый шорох – тепло дыхания исчезло. – Я и есть монстр. Я такой, каким сделала меня темница.

– Теперь Вы жаждете поклонения. Я буду поклоняться Вам каждый день своей жизни, если только Вы…

Порыв ветра ударил Париса в спину, опрокидывая его на пол лицом вниз. Его кровь запеклась и теперь измазала его щеку, слишком густая, чтобы капать.

– Посмотри на меня, демон.

Парис медленно поднял голову.

Прямо перед ним опять стоял Крон.

Парис не привык подчиняться кому‑то иному кроме себя самого и своего демона. Инстинктивно он хотел отказаться просто из принципа. Подчинившись, он даст повод новым требованиям.

Ради Сиенны – что угодно.

Более не колеблясь, он коснулся взглядом лица Титана.

Казалось, что тени в комнате отрастили руки и теперь тянулись и окутывали Крона, создавая вокруг него щит. Но взгляд его, каким бы мрачным он ни был, сиял.

– Ты и близко не можешь знать моих желаний.

– Простите великодушно.

Вечность уплывала секунда за секундой в молчании, но напряжение в комнате не ослабевало.

– Должен признать, что не был уверен в том, как следует поступить с тобой и другими Повелителями, – наконец‑то произнес бог. – Вы отвратительны, насколько мне известно, но все же вы служите определенной цели.

Отвратительны? Сказано в духе Ловцов.

Истинно, Парис некогда думал точно так же. Они творили ужасные деяния. В отношении мира и смертных. Даже в отношении Олимпийцев, предавая их доверие.

Но они провели века в попытках искупить своих грехи.

– Цели?

– Как будто я должен перед тобой отчитываться, – усмехнулся Крон.

Ответить на это было нечего.

Ничего из сказанного не могло бы помочь.

– Знаю, я чего ты желаешь, демон. Женщину, Сиенну. Хочешь, чтобы ее вернули тебе.

Слышать, как произносят вслух твое самое потаенное желание, было тяжело. Особенно для него, поскольку его демон в данный момент отчаянно метался и бился внутри его мозга. Если Парису улыбалась мысль быть только с одной женщиной, то его сожителю нет.

– Да.

– Она мертва.

– Однажды с Люциеном Вы доказали, что сильнее смерти.

Едва уловимый смешок.

– Лесть, ох, сладкая лесть. Но я не выполню твое желание. Сделанного – не разделаешь. Она мертва.

Поддаваться грузу упавшего на его плечи разочарования не входило в планы Париса. Воин не сдается до последнего вздоха – и даже тогда, как подозревал Парис, была возможность сопротивляться.

– Я предлагаю сделку ради нее.

– Да, ты предлагаешь свое почитание, – сухо сказал Крон. – У тебя, демон, нет ничего ценного.

– Уверен, нечто все же есть, – напряженно ответил он.

– Нет. Ничего. Новые воины мне не нужны. У меня есть богатство, свобода, могущество, какое тебе и не снилось. У вас моя Клеть, но я не могу заключать сделку по ее поводу, потому что дал слово, а слово мое закон. Возможно… ты можешь отыскать другие мои артефакты.

– Пожалуйста, – торопливо проговорил он, опасаясь, что Титан может исчезнуть в любую минуту. – Вы моя последняя надежда. Я сделаю все, что ни попросите, если только Вы исполните мою просьбу. Я никто без нее. Она нужна мне, потому что она только она может утихомирить бурю внутри меня. Она мой – якорь. Без нее я лишь пустая оболочка. Разве Вы никогда не испытывали подобного? Разве Вы никогда не хотели кого‑либо так сильно, что отдали бы жизнь ради этого?

Пауза. Вздох.

– Твое отчаяние интригует меня. С тех пор как Анья отдала свое наибольшее сокровище ради спасения своего возлюбленного, я гадал, насколько глубоко любовь может пустить корни в сердце.

При этих словах каждая частичка Париса исполнилась радости.

С задумчивым выражением лица Титан склонил голову на бок.

– Расскажи мне, почему ты выбрал эту женщину взамен всего, что ты мог бы просить у меня. Почему не рискнуть всем и умолять меня освободить воина Аэрона от его задания?

– Я… я… – Черт. Что он за друг? Именно это должно было бы стать его просьбой, и просить об этом ему стоило еще много недель назад. – Стыдно признаться, но у меня нет ответа на этот вопрос.

Пальцы вновь скользнули по его волосам, осторожно, почти нежно.

– Это не развеивает мои сомнения. Она была твоим врагом, а все же ты поставил ее выше друга, которого знаешь всю свою жизнь. Он бы спасал тебя. Она же – убила бы. Его ты любишь, а ее – нет.

Чувство вины Париса возросло еще сильнее.

– Могу я получить и то, и другое.

– Я еще не уверен, что дам тебе хоть что‑то.

Парис прикрыл веки в слабой попытке подавить это ужасное, возрастающее чувство вины.

– Мое тело смогло реагировать на Сиенну так, как не реагировало ни на кого с тех пор, как я был проклят. Я думал, надеялся, что она сумеет спасти меня от меня самого.

– Весьма эгоистично с твоей стороны. Я думал, что ты научился контролировать себя за все годы земной жизни, а оказывается, что просто раб демона Разврата?

Спасибо, что поковырялись в свежей ране.

– Да.

– Если я верну ее тебе, она все равно предаст тебя. Ты же знаешь это, правда? Твой друг будет страдать и дальше, и все же он будет любить тебя, хотя ты и предпочел его спасению женщину.

Слова были слишком резкими и правдивыми – Парис наклонился вперед, хватаясь за живот и борясь с непрошенными слезами.

– На сегодня достаточно. Подумай над тем, что я сказал, демон, а потом мы снова побеседуем.

Крон исчез через миг.

– Что ты делаешь, Сабин?

– Готовлюсь к войне, – ответил он, осматривая окружающих его воинов. Они напряженно всматривались в него, расположившись по всем углам их арендованного дома в Риме. – Вы и сами знаете.

Не так давно Люциен вернулся в Буду и перенес сюда исцелившихся Гидеона и Кейна. Штукатурка уже успела осыпаться на макушку хранителя демона Бедствия.

Люциен притащил их, чтобы вбить немного здравого смысла в Сабина. Сабин же полагал, что в этом остальные нуждались более.

– Что? Зачем? – потребовал ответа Мэддокс.

– Я делаю то, в чем знаю толк, – он вернулся к своему пистолету, заряжая пулями магазин. – Убитые нами в храме Ловцы были не единственными. Есть еще. И они, скорее всего, ищут нас. Более того, Парис видел женщину Рейеса, держащую наш ларец, в том своем треклятом видении. Вопрос в том для кого: для нас или для них?

Зловещий вопрос породил мрачно молчание в гостиной. Никто не знал ответ.

– Однажды она спасла Эшлин. Она мне нравится, – сказал Мэддокс, и сделал это не просто ради Эшлин. В данный момент его женщина отдыхала в другой комнате. Он говорил от чистого сердца.

Но Сабин не договорил.

– Нам известно, что Даника провела некоторое время в их компании. Нам известно, что она нас не любит. Ловцы все еще могут быть здесь, следить за нами, намереваясь выхватить ларец из наших рук, едва мы его заполучим.

– Нам не было известно это с самого начала, – проговорил Гидеон, выражая согласие.

Он потер виски, и синие локоны мгновенно скрыли его пальцы из виду.

Страйдер погладил себя по талии и кивнул, когда наткнулся на свои кинжалы.

– Я с тобой.

Сабин глянул на Амана. Тот редко говорил. Будучи хранителем демона Тайн, он не мог подать голос без того, чтобы не выдать чужие секреты. Но и он тоже кивнул.

Анья уперла руки в бока.

– Я никуда не пойду без Люциена.

«Любовь», – хмыкнул Сабин.

Он поддавался ей пару раз, но каждый раз это оказывалось ошибкой.

Одиннадцать лет тому назад жена Дина Стефано Дарла стала последней, кто затронул его сердце. После ее смерти он зарекся испытывать эти чувства. Он постоянно доводил женщин до депрессии, потому что они не могли перестать сомневаться в себе и своих поступках; в крайних случаях, как с Дарлой, эта депрессия доводила их до самоубийства. Любовь не стоила тех трудностей, которые ради нее приходилось преодолевать.

Гидеон пожал плечами.

– Ты знаешь, как я ненавижу биться с Ловцами.

Отлично. Он тоже в деле.

– Ты хочешь воевать? Так запросто? – Мэддокс щелкнул пальцами. – Без подготовки? Мы поступили так в Буде – помнишь, что из этого вышло. Взрыв бомбы, Торина едва не убили. Чума распространилась по городу. Ты был частично виновен в том, что Ловцы оказались на нашем пороге. Очевидно, ты не изменился.

Когда они разделились несколько тысячелетий тому назад, Мэддокс встал на сторону Люциена, надеясь на мир, а Сабин оплакивал потерю великого солдата.

Он не хотел нового раздора. Но…

– И ты тоже, – прорычал Сабин. – Без войны не может быть гармонии. История – история, которую мы сами прожили – раз за разом доказывала это. Мы должны сражаться за то, чего мы хотим, или же это отберут у нас.

– Я хочу смерти Ловцов, – напряженно проговорил Мэддокс. – Хочу.

Он хранил демона Насилия, настолько же подобного вихрю, какими порой могут быть смертные женщины. Буря внутри него заставляла его постоянно искать покоя, Сабин знал это, но также знал, что теперь Мэддокс контролирует себя одной лишь мыслью о своей женщине.

– Просто больше этого, я хочу, чтобы мои друзья были живы. Ты торопишься на битву. Ты не знаешь, сколько там Ловцов, каким оружием они обладают и как могут использовать его против наших женщин. Ты…

Прекрасная Эшлин вошла в комнату.

Мэддокс не видел ее, как думал Сабин, но он сжал губы, останавливаясь на полуслове. Казалось, воин всегда знал о приближении своей девушки, хотя Сабин не знал, улавливал ли он ее сладкий аромат или же просто ощущал ее.

Его фиалковые глаза осмотрели комнату, и когда он достигнул ее взглядом, его лицо смягчилось. Сабин также изучал ее. Цветом она напоминала мед, и была такой же сладкой и милой как камея. Она всегда казалась столь… хрупкой, что ему трудно было понять, как она смогла приручить такого порочного зверя как Мэддокс. Без сомнения она сможет убедить его менять подгузники малышу, когда тот родится.

Мэддокс жестом призвал ее к себе. Улыбаясь, она подчинилась. Едва она оказалась на расстоянии вытянутой руки, воин заключил ее в объятия.

Более разговоров о войне не будет. Мэддокс убьет любого, кто испугает его женщину.

Так и должно быть.

– Всем привет, – сказала она.

Хор приветствий огласил комнату.

Мэддокс окинул ее хмурым взглядом.

– Ты бледна. Тебе надо больше отдыхать. Давай я отнесу тебя обратно в нашу…

– Нет, не сейчас. Я, ну… я слышала что‑то, – сказала она, мрачнея.

Все, включая и Мэддокса, замерли.

Эшлин обладала уникальной способностью слышать все разговоры, что когда‑либо происходили там, где она оказывалась, несмотря на то, сколько времени прошло с тех пор и на каком языке они велись. Эти голоса стихали лишь тогда, когда Мэддокс был рядом с нею. Никто из них не знал, почему это было так, но Эшлин любила говорить, что это знак того, что им с Мэддоксом суждено быть вместе.

Сабин несколько раз хотел извлечь пользу из ее дара; Мэддокс утверждал, что голоса мучают ее и запрещал.

Но воин не будет сердиться на Эшлин за то, что она по своей воле отойдет от него и послушает. Это Сабин говорил ей несколько раз.

– Ты покидала дом? – спросил ее Мэддокс, с едва уловимой злостью в голосе.

– Возможно, – уклончиво ответила девушка. – Я знаю, что ты переживал, что я недостаточно отдыхаю и хотел, чтобы я вздремнула перед тем, как отправиться слушать давние разговоры вместе с Аньей – которая, между прочем, никак не может перестать возмущаться тому, что ее выдернули из битвы в храме, потому я много не услышала. Но еще немного отдыха и мне можно преспокойно рыть могилу. Я просто ходила на прогулку. Только и всего.

«Умница», – подумал Сабин.

Зная Мэддокса можно было утверждать, что Анья не была единственной стражей для этой девушки. Скорее всего, воин таился где‑то неподалеку, присматривая за ней с безопасного расстояния, пока она занимаалсь своим делом.

– Эшлин, – произнес Мэддокс, тая угрозу в ее имени. – Сейчас опасные времена. Не стоит упоминать, кто может скрываться рядом, наблюдая, выжидая.

– Я же не специально, просто так получилось. Но как видишь, никакой вред мне причинен не был.

– На этот раз, – прорычал он. – Никакой вред не был причинен тебе на этот раз. Ты что, хочешь попасть в плен к нашим врагам? Они, не колеблясь, используют тебя, поранят.

С каждым словом, гнев все сильнее звучал в его голосе.

– Я была осторожна. Кроме того, я хочу внести свою лепту. Хочу, чтобы вы были в безопасности, и если мне сейчас надо рискнуть, чтобы в будущем так и было, то так я и сделаю.

– Да, но сейчас ты рискуешь нашим ребенком.

Боль униженя отразилась в ее лице.

– Я люблю это дитя и никогда не подвергну его необоснованному риску. Но ведь ты же знаешь, что важен для меня не менее ребенка. Твоя безопасность жизенноважный вопрос. И на случай, если ты забыл, мы связанны. Ты умрешь, умру и я.

Он содрогнулся при упоминании.

– Вообще‑то, я замаскировалась перед тем, как вышла, но на самом деле я не заметила никого, кто бы походил на Ловцов. Тату на запястьях не попадались в поле моего зрения. И если тебе от этого станет легче, услышанный разговор относится к совсем недавнему времени. Всего несколько часов.

Мэддокс спрятал лицо в ее волосах.

– Я не могу потерять тебя. Я умру самой болезнненой из всех смертей, которые мне приходилось ипытывать ранее.

– И я не могу тебя потерять. Потому‑то я и делаю это.

– Расскажи, что ты слышала, – приказал Сабин, а затем добавил. – Пожалуйста, – когда Мэддокс зарычал на него.

Горячность, ох, горячность.

Сабин не был от природы склонен к вежливости, и ему не мешало бы над этим потрудиться.

Ее пальцы обвились вокруг запястий Мэддокса, держась за него так, словно он был бесценным сокровищем.

– Ты прав, – сказала она Сабину. – Там действительно были Ловцы. Они ищут вас. Или скорее, они искали вас.

Она и об этом слашала?

Он постарался не улыбнуться самодовольно в сторону Мэддокса, но не смог.

«Видишь», – мысленно передал он. – «С ними что‑то надо делать. Война наш единственный путь».

«Ты был не прав», – добавил демон Сомнений.

Сабин знал, что слова проникали в Мэддоксов мозг.

«Ты всегда ошибаешься»

– Сабин, – гаркнул Мэддокс.

– Прости, – демон не мог ничего с собой поделать, а Сабин не всегда мог воспрепятствовать тому, что он посылает другим сомнения. Демон использовал любую подвернувшуюся возможность.

«Каждый чертов раз. Вот почему я не могу быть с женщиной»

– Я смогла различить примерно двенадцать различных голосов. Они собираются в Буде, – сказала Эшлин, – потому что только что узнали, где находится второй артефакт. Они намерены завладеть им.

Дата добавления: 2015-08-21