От изначального ощущения до продуктивного созерцания 2 страница

Таким образом, Я не может быть ощущающим для самого себя, не будучи вообще деятельным. Причем действующее здесь Я не может быть ограниченным, а должно быть не допускающим ограничения. Однако это идеальное Я неограниченно только в противоположность объективной, теперь ограниченной деятельности, следовательно, лишь постольку, поскольку оно переходит границу. Если мы подвергнем рефлексии то, что происходит в каждом ощущении, то обнаружим, что в каждом ощущении должно присутствовать нечто, об этом впечатлении знающее, но при этом от него не зависящее и выходящее за его пределы; ибо даже суждение, что впечатление исходит от объекта, предполагает деятельность, которая не останавливается на этом впечатлении, но переходит на нечто, находящееся вне его. Следовательно, Я не есть ощущающее, если в нем не содержится переходящая границу деятельность. Посредством этой деятельности Я, чтобы стать для самого себя ощущающим, должно вобрать в себя чужеродное (идеальное); однако это чужеродное само находится в Я, это — снятая деятельность Я. Для дальнейшего рассмотрения следует более точно определить отношение между этими двумя деятельностями. Неограниченная деятельность изначально идеальна, как всякая деятельность Я, как, следовательно, и реальная деятельность; но в противоположность реальной она идеальна лишь постольку, поскольку она переходит границу. Ограниченная деятельность реальна лишь постольку, поскольку рефлектируется, что она ограничена, идеальна же постольку, поскольку рефлектируется, что в принципе она равна идеальной; следовательно, она реальна или идеальна в зависимости от того, в каком аспекте рассматривается. Далее, очевидно, что идеальная деятельность в качестве таковой различима только в противоположении реальной и наоборот; это может быть подтверждено простейшими примерами, например тем, что вымышленный объект может быть определен в качестве такового только в противоположность реальному, а каждый реальный объект как таковой — лишь в противоположность положенному в основу суждения вымышленному объекту. Приняв эту предпосылку, можно сделать следующие выводы.

1. «Я должно быть ощущающим для самого себя»

означает: оно должно, будучи деятельным, вобрать в себя нечто противоположное себе. Между тем это противоположное — не что иное, как граница или точка препятствия, а она находится только в реальной деятельности, которая отличимая от идеальной лишь посредством этой границы. Следовательно, утверждение «Я должно вобрать в себя противоположное» означает: оно должно включить его в свою идеальную деятельность. Это возможно только в том случае, если граница приходится на идеальную деятельность, и произойти это должно посредством деятельности самого Я. (Задача всей теоретической философии, как теперь становится все более ясным, сводится к решению только этой проблемы, а именно установлению того, как граница становится идеальной или как ограничивается также идеальная (созерцающая) деятельность. Можно было заранее предвидеть (см. выше А, 2), что нарушенное равновесие между идеальной и реальной деятельностями должно быть восстановлено; это столь же несомненно, как то, что Я есть Я. Показать, как оно будет восстановлено, будет в дальнейшем нашей единственной задачей.) Однако граница приходится только на линию реальной деятельности, и, наоборот, реальна именно та деятельность Я, на которую приходится граница. Далее, идеальная и реальная деятельности изначально, абстрагировано от границы, неразличимы, разделение между ними создает лишь граница. Следовательно, деятельность идеальна, т. е. различима в качестве идеальной, только по ту сторону границы или поскольку она переходит границу.

Таким образом, утверждение, что граница должна приходиться на идеальную деятельность, означает: граница должна быть по ту сторону границы, что является очевидным противоречием. Оно должно быть разрешено.

2. Идеальное Я могло бы направить свои усилия на то, чтобы снять границу, и, будучи снятой, граница неизбежно совпала бы с линией идеальной деятельности, однако она не должна быть снята, она должна войти в идеальную деятельность в качестве границы, т. е. неснятой.

Идеальное Я могло бы также ограничить самого себя, следовательно, создать границу. Однако и в этом случае не было бы объяснено то, что требует объяснения. Ибо тогда граница, положенная в идеальное Я не была бы той же, которая положена в реальное Я, как это должно быть. Если бы мы даже захотели допустить, что Я, бывшее до этого момента чисто идеальным, стало для самого себя объектом и тем самым подверглось ограничению, то и это ни на шаг

не продвинуло бы нас; тем самым мы просто вернулись бы к первому пункту нашего исследования, когда Я, которое прежде было чисто идеальным, впервые разделяется и как бы распадается на субъективное и объективное.

Следовательно, остается принять только нечто промежуточное между снятием и созиданием. Таковым является определение. То, что мне надлежит определить, должно быть в наличии независимо от меня. Но по мере того, как я его определяю, оно вследствие самого этого определения становится зависимым от меня. Далее, определяя неопределенное, я снимаю его в качестве неопределенного и создаю его в качестве определенного.

Следовательно, идеальная деятельность должна определить границу. Сразу возникают два вопроса.

а) Что же означает положение: «граница определяется идеальной деятельностью»?

В сознании теперь от границы не осталось ничего, кроме следа абсолютной пассивности. Поскольку в ощущении акта Я себя не осознает, остается лишь результат. Эта пассивность до сих пор совершенно неопределенна. Однако пассивность вообще столь же немыслима, как ограниченность вообще. Всякая пассивность — пассивность определенная', это столь же несомненно, как то, что она возможна только посредством отрицания деятельности. Следовательно, граница была бы определена, если бы была определена пассивность.

Упомянутая чистая пассивность есть лишь материал ощущения, лишь ощущаемое в его чистом виде. Пассивность была бы определена, если бы Я дало ей определенную сферу — определенный круг деятельности (если позволительно применить здесь это не вполне подходящее выражение). Тогда Я было бы пассивно только внутри этой сферы, вне ее оно было бы активно.

Это действие определения было бы, следовательно, продуцированием, а материалом этого продуцирования была бы изначальная пассивность.

Но возникает второй вопрос.

Как может мыслиться само это продуцирование? Я не может произвести упомянутую сферу, не будучи деятельным, но не может также произвести сферу в качестве сферы ограниченности, не становясь само ограниченным. Будучи ограничивающим, Я деятельно, поскольку же оно есть ограничивающее ограниченность, оно само становится ограниченным.

Это действие продуцирования есть, следовательно,

абсолютное соединение активности и пассивности. Я в этом акте пассивно, так как оно не может определить ограниченность, не предполагая заранее ее наличие. Но и обратное: Я (идеальное) ограничивается здесь лишь постольку, поскольку оно стремится определить ограниченность. Следовательно, в этом действии содержится деятельность, предполагающая страдательность, и, наоборот, страдательность, которая предполагает деятельность.

Прежде чем мы вновь подвергнем рефлексии это объединение пассивности и активности в самом действии, следует остановиться на том, что же мы обрели бы благодаря этому действию, если бы оно в самом деле могло быть обнаружено в Я.

В предшествующий момент сознания Я было лишь ощущаемым для самого себя, а не ощущающим. В данном действии оно становится ощущающим для самого себя. Поскольку оно ограничивается, оно становится для себя объектом вообще. Однако объектом для себя оно становится в качестве активного (в качестве ощущающего), так как ограничивается оно только в акте ограничения.

Таким образом Я (идеальное) становится для себя объектом в качестве ограниченного в своей активности.

Я ограничивается здесь лишь постольку, поскольку оно деятельно. Для эмпиризма не составляет труда объяснить впечатление, ибо он полностью игнорирует, что Я для того, чтобы стать в качестве Я ограниченным (т. е. ощущающим), уже должно быть деятельным. Вместе с тем Я здесь деятельно лишь постольку, поскольку оно уже ограничено, и именно эта взаимная обусловленность деятельности и страдательности мыслится в ощущении, поскольку оно связано с сознанием.

Однако, быть может, именно потому, что Я здесь становится для самого себя ощущающим, оно перестает быть ощущаемым, наподобие того как в предшествующем действии оно, будучи ощущаемым, не могло быть для самого себя ощущающим. В этом случае Я в качестве ощущаемого было бы вытеснено из сознания и его место заняло бы нечто другое, ему противоположное.

Так оно и происходит. Выведенное нами действие есть продуцирование. В этом продуцировании идеальное Я совершенно свободно. Следовательно, основание того, что в продуцировании этой сферы оно ограничивается, не может находиться в нем самом, оно должно быть вне его. Сфера есть продукт Я, но граница сферы не есть его продукт, поскольку оно производит, а поскольку оно в настоящий

момент сознания только производящее, то граница сферы вообще не есть продукт Я. Она — только граница между Я и ему противоположным, вещью самой по себе, и не находится теперь, следовательно, ни в Я, ни вне Я, а есть лишь то общее, в котором Я и противоположное ему соприкасаются друг с другом.

Тем самым этим действием, если только возможность его постижима, была бы дедуцирована также противоположность между Я и вещью самой по себе, одним словом, было бы выведено и для самого Я все то, что в предшествующем изложении было положено только для философа.

Все вышеизложенное, безусловно, свидетельствует о том, что данное нами решение проблемы правильно, однако ход этого решения еще не ясен ввиду отсутствия ряда промежуточных звеньев.

Наше решение показывает, что идеальное Я не может быть пассивным, не будучи до того уже деятельным, что, следовательно, одно только воздействие извне на идеальное (созерцающее) Я никак не может объяснить ощущение; однако вместе с тем оказалось, что идеальное Я не может быть определенным образом деятельным, не будучи уже страдательным, одним словом, что в этом действии активность и пассивность друг друга предполагают.

Однако, даже если последнее действие, посредством которого ощущение полностью полагается в Я, именно таково, между ним и изначальным ощущением должны еще быть промежуточные звенья, так как это действие уже вводит нас в тот порочный круг, из которого испокон веку пытались выйти философы; оставаясь верными ходу нашего изложения, мы должны, чтобы полностью понять суть дела, заставить этот порочный круг возникнуть у нас на глазах. Что мы должны попасть в этот порочный круг, выведено в ходе предшествующего изложения, но еще не показано, как это происходит. И следовательно, наша задача действительно еще не решена. Задача состояла в следующем: объяснить, как изначальная граница переходит в идеальное Я. Совершенно очевидно, что в предшествующем изложении этот первый переход не объяснен. Мы объясняли его ограничением ограниченности, приписываемым нами идеальному Я. Но каким образом Я вообще ограничивает пассивность? Мы сами признали, что эта деятельность уже предполагает наличие страдательности

в идеальном Я, так же как, впрочем, и, наоборот, страдательность предполагает деятельность Я. Мы должны проникнуть в основание, в силу которого возникает этот порочный круг, так как только это позволит нам надеяться полностью решить нашу задачу.

Вернемся к первому установленному нами противоречию. Я есть все, что оно есть, только для самого себя. Следовательно, и идеально оно только для самого себя, идеально лишь постольку, поскольку оно полагает или признает себя таковым. Если под идеальной деятельностью понимать лишь деятельность Я вообще, в той мере, в какой она только от него исходит и только в нем коренится, то изначально Я не что иное, как идеальная деятельность. Если граница находится в Я, то она, безусловно, находится в его идеальной деятельности. Однако эта ограниченная идеальная деятельность постольку, поскольку она ограничивается, не признается идеальной именно потому, что она ограничена. Идеальной признается только деятельность, переходящая границу, и постольку, поскольку она это совершает. Эта переходящая границу деятельность должна быть, следовательно, ограничена — противоречие, заключенное уже в самом требовании: Я должно стать объектом в качестве ощущающего (т. е. в качестве субъекта); разрешено это противоречие может быть только в том случае, если для идеального Я переход через границу и ограничение — одно и то же или если Я становится реальным именно потому, что оно идеально.

Допустим, что это так, допустим, что Я ограничивается посредством простого перехода границы, тогда оно, переходя границу, было бы еще идеальным и становилось бы в качестве идеального, или в своей идеальности, реальным и ограниченным.

Спрашивается, как нечто подобное мыслимо.

И эту задачу мы сможем решить лишь в том случае, если положим стремление к самосозерцанию бесконечным. От изначального ощущения в Я не осталось ничего, кроме границы просто в качестве таковой. Я для нас идеально, лишь поскольку оно, даже уже ощущая, переходит границу. Но признать самого себя идеальным (т. е. ощущающим) оно может, только противопоставив свою деятельность, переходящую границу, деятельности, заторможенной внутри границы, или реальной. Различимы они только во взаимном противоположении и соотнесении друг с другом. Однако это в свою очередь возможно только посредством

третьей деятельности, которая находится внутри и вне границы одновременно.

Эта третья, одновременно идеальная и реальная деятельность, несомненно, есть та выведенная нами (1) производящая деятельность, в которой активность и пассивность должны быть взаимообусловлены.

Следовательно, теперь мы можем определить промежуточные звенья производящей деятельности и полностью вывести ее саму. Эти звенья таковы.

1. Я в качестве бесконечного стремления созерцать само себя было уже в предшествующий момент ощущающим, т. е. созерцающим себя ограниченным. Однако граница всегда проходит между двумя противоположностями, поэтому Я не могло созерцать себя ограниченным, не переходя необходимым образом на что то по ту сторону границы, т. е. не переходя границу. Подобная переходящая через границу деятельность была положена для нас уже в ощущении, но она должна быть положена и для самого Я, и лишь тогда Я станет для себя объектом в качестве ощущающего.

2. Объектом должно стать не только то, что до сих пор было объективным в Я, но и субъективное в нем. Это про исходит посредством того, что для него становится объектом деятельность, переходящая границу. Однако Я не может созерцать какую либо деятельность в качестве переходящей границу, не противопоставляя эту деятельность другой деятельности, которая не переходит границу, и не соотнося ее с ней. Подобное созерцание самого себя в своей идеальной и реальной деятельности, в своей переходящей границу, ощущающей, и в своей заторможенной внутри границы, ощущаемой, деятельностях возможно только по средством третьей деятельности, одновременно заторможенной внутри границы и переходящей ее, одновременно идеальной и реальной; именно эта деятельность и есть та, в которой Я становится для себя объектом в качестве ощущающего. Поскольку Я есть ощущающее, оно идеально, поскольку оно есть объект, оно реально; таким образом, деятельность, посредством которой оно становится объектом в качестве ощущающего, должна быть идеальной и реальной одновременно.

Следовательно, поставленную нами проблему — объяснить, как Я созерцает себя в качестве ощущающего,— можно было бы определить и таким образом: как Я становится в одной и той же деятельности идеальным и реальным. Эта одновременно идеальная и реальная деятельность

есть та постулированная нами производящая деятельность, в которой активность и пассивность взаимно обусловлены друг другом. Таким образом, генезис этой третьей деятельности объясняет нам также причину возникновения того порочного круга, в который мы попали вместе с Я (I).

Генезис этой деятельности таков. В первом акте (акте самосознания) Я созерцается вообще и тем самым, т. е. посредством того, что оно созерцается, ограничивается. Во втором акте оно созерцается не вообще, а определенным образом, в качестве ограниченного, однако в качестве ограниченного оно не может созерцаться так, чтобы идеальная деятельность не переходила границу. Тем самым в Я возникает противоположность двух деятельностей, которые, будучи деятельностями одного и того же Я, непроизвольно объединяются в третьей, в которой необходима взаимная обусловленность аффицированное ™ и деятельности или в которой Я идеально лишь постольку, поскольку оно одновременно реально, и, наоборот,— благодаря чему Я становится для себя объектом в качестве ощущающего.

3. В этой третьей деятельности Я парит между переходящей границу деятельностью и деятельностью заторможенной. Благодаря этому парению Я они обретают соотнесенность друг с другом и фиксируются в качестве противоположных.

Спрашивается:

а) в качестве чего фиксируется идеальная деятельность? Будучи вообще фиксированной, она перестает быть чистой деятельностью. В этом же акте она противополагается деятельности, заторможенной внутри границы, следовательно, рассматривается в качестве деятельности фиксированной, но противоположной реальному Я. Будучи рассмотрена в качестве фиксированной, она обретает идеальный субстрат; будучи рассмотрена в качестве деятельности, противоположной реальному Я, она сама становится реальной деятельностью, но только в этом противоположении; она становится деятельностью чего то реально противоположного реальному Я. Это реально противоположное реальному Я и есть вещь сама по себе.

Следовательно, переступившая границу, объективировавшаяся теперь деятельность исчезает из сознания в качестве таковой и превращается в вещь саму по себе.

Нетрудно сделать следующее замечание. Единственным основанием изначального ограничения является, согласно сказанному выше, созерцающая, или идеальная, деятельность Я; однако именно она дана здесь в рефлексии самого

Я как основание ограничения, но не как деятельность Я — ибо Я теперь только реально,— а как деятельность, противоположная Я. Следовательно, вещь сама по себе — не что иное, как тень идеальной, переступившей границу деятельности, которая посредством созерцания отбрасывается на Я и тем самым сама является продуктом Я. Догматик, считающий вещь саму по себе реальной, стоит на той же точке зрения, что и Я в настоящий момент. Вещь сама по себе возникает для него в действовании, остается то, что возникло, а не действие, посредством которого оно возникло. Следовательно, изначально Я не ведает, что это противоположное есть его продукт, и в этом неведении оно должно оставаться, пока оно замкнуто в магическом кругу, очерченном вокруг него самосознанием; рассеять эту иллюзию может лишь философ, открывающий выход из этого круга.

Теперь мы достигли в нашей дедукции той стадии, когда впервые для самого Я есть нечто вне Я. В данном действии Я впервые направлено на нечто, находящееся по ту сторону границы, и сама граница теперь не что иное, как точка соприкосновения между Я и противоположным ему. В изначальном ощущении присутствовала только граница, здесь же — нечто по ту сторону границы, посредством чего Я объясняет себе границу. Следует ожидать, что тем самым и граница обретет иное значение, в чем мы вскоре и убедимся. Изначальное ощущение, в котором Я было лишь ощущаемым, превращается в созерцание, в котором Я впервые становится для самого себя ощущающим, но именно поэтому перестает быть ощущаемым. Для Я, созерцающего себя ощущающим, ощущаемое есть переступившая границу идеальная (ранее ощущающая) деятельность, которая теперь, однако, уже не созерцается как деятельность Я. Изначально реальную деятельность ограничивает само Я, но оно не может осознаваться в качестве ограничивающего, не превращаясь в вещь саму по себе. Третья дедуцированная здесь деятельность есть деятельность, в которой ограниченное и ограничивающее одновременно разъединены и соединены.

Остается еще исследовать:

Ь) что происходит в этом действии с реальной, или заторможенной, деятельностью?

Идеальная деятельность превратилась в вещь саму по себе, следовательно, реальная деятельность превратится посредством того же действия в противоположное вещи самой по себе, т. е. в Я само по себе. Я, которое до сих пор

всегда было субъектом и объектом одновременно, теперь впервые есть нечто само по себе; изначально субъективное в Я перенесено через границу и созерцается там как вещь сама по себе; то, что остается внутри границы, есть чисто объективное в Я.

Таким образом, мы достигли в нашей дедукции того пункта, в котором Я и противоположное ему разъединяются не только для философа, но и для самого Я. Изначальная двойственность сознания теперь как бы разделена между Я и вещью самой по себе. От данного действования Я остается, следовательно, не просто пассивность, но две реальные противоположности: Я и вещь сама по себе, на которых основана определенность ощущения, и только теперь можно считать, что проблема, как Я становится ощущающим для самого себя, полностью решена. До сих пор решить эту задачу не могла ни одна философия, и уж менее всего эмпиризм. Между тем следует отметить, что если эмпиризм тщетно пытается объяснить переход впечатления из чисто пассивного Я в Я мыслящее и активное, то не меньшую трудность это представляет и для идеализма. Ибо, как бы ни возникала эта пассивность, под воздействием ли вещи вне нас или как следствие изначального механизма самого духа, она остается пассивностью, и объяснения требует все тот же переход. Эту трудность разрешает чудо продуктивного созерцания, и без него она вообще разрешена быть не может. Ведь очевидно, что Я не мог созерцать себя в качестве ощущающего, не созерцая себя в качестве самому себе противоположного, в ограничивающей и ограниченной деятельности одновременно, в том взаимоопределение активности и пассивности, которое возникает указанным выше способом; все дело лишь в том, что эта противоположность в самом Я, которую видит только философ, его объекту, Я, предстает в виде противоположности между ним самим и чем то вне его.

4. Продукт парения между реальной деятельностью и деятельностью идеальной есть Я само по себе на одной стороне, вещь сама по себе — на другой, и оба они суть факторы созерцания, которое должно быть теперь выведено. Одновременно возникает вопрос, как оба они определены дедуцированным нами действием.

а) Что Я определено этим действием как чисто объективное, было только что доказано. Однако таковым оно становится лишь в том взаимоотношении, в котором оно теперь находится с вещью самой по себе. Ибо, будь ограничивающее еще в нем, оно было бы лишь постольку, поскольку

оно себе является, тогда как теперь оно есть само по себе и как бы независимо от самого себя, в полном соответствии с требованием догматика, который достигает только этой стадии.

(Речь здесь идет не о том Я, которое деятельно в этом акте, ибо оно в своей ограниченности идеально и, наоборот, в своей идеальности ограниченно, оно не только субъект и не только объект, так как заключает в себе все (полное) Я; относящееся к субъекту являет себя как вещь сама по себе, а относящееся к объекту — как Я само по себе.)

Ь) Вещь определена сначала только как нечто абсолютно противоположное Я. Однако Я определено как деятельность, следовательно, и вещь должна быть определена как деятельность, но только как противоположная деятельности Я. Но всякое противоположение должно быть определенным; следовательно, невозможно, чтобы вещь была противоположна Я, не будучи одновременно ограниченной. Здесь объясняется, что означает «Я должно вновь ограничить и пассивность» (I). Пассивность ограничивается посредством того, что ограничивается ее условие, вещь. Ограниченность в ограниченности, которая, как мы с самого начала видели, возникает с ограниченностью вообще, осознается только вместе с противоположностью Я и вещи самой по себе. Вещь определена как деятельность, противоположная Я, и тем самым как основание ограниченности вообще, как сама ограниченная деятельность и тем самым как основание определенной ограниченности. Чем же ограничена вещь? Той же границей, которой ограничено и Я. В той же степени, в какой деятельно Я, недеятельна вещь, и наоборот. Только посредством этого общего ограничения они находятся во взаимодействии. Но то, что одна и та же граница есть граница и Я, и вещи, т. е. что вещь ограничена лишь постольку, поскольку ограничено Я, а Я — лишь постольку, поскольку ограничен объект,— короче говоря, взаимоопределение в данном действии активности и пассивности в Я — видит только философ; в последующем действии это увидит и Я, однако, как того следует ожидать, в совсем иной форме. Граница все еще остается той же, которая изначально была положена самим Я, но теперь она уже выступает не только как граница Я, но и как граница вещи. Вещь обретает лишь столько реальности, сколько было снято в самом Я его изначальной деятельностью. Однако, так же как Я представляется самому себе ограниченным без своего содействия, представляется ему таковой и вещь, и, связывая полученный результат с тем, от

чего мы отправлялись, мы приходим к тому, что здесь, следовательно, идеальная деятельность ограничивается непосредственно тем, что она переходит границу и созерцается в качестве таковой.

Из этого легко можно умозаключить, как посредством этого действи

с) будет определена граница. Поскольку она есть одновременно граница для Я и для вещи, ее основание не может заключаться ни в том ни в другом; ибо если бы оно заключалось в Я, то его активность не была бы обусловлена пассивностью; если бы в вещи, то его пассивность не была бы обусловлена активностью, короче говоря, действие не было бы тем, что оно есть. Поскольку основание границы не находится ни в Я, ни в вещи, оно не находится нигде, граница просто есть, потому что она есть, и она такова, потому что такова. Таким образом, она должна рассматриваться применительно к Я и применительно к вещи как совершенно случайная. Следовательно, в созерцании граница есть то, что и для Я, и для вещи совершенно случайно; более точное определение или объяснение здесь еще невозможно, оно будет дано лишь в последующем изложении.

5. Парение, в результате которого Я и вещь сама по себе остаются в качестве противоположных, не может длиться, ибо этим противостоянием положено противоречие в самом Я (в том, которое парит между ними). Между тем Я есть абсолютное тождество. Следовательно, столь же несомненно, как Я = Я, непроизвольно и необходимо возникает третья деятельность, в которой две противоположности полагаются в некоем относительном равновесии.

Всякая деятельность Я исходит из противоречия в нем самом. Ибо, поскольку Я есть абсолютное тождество, ему не нужно иного основания, определяющего к деятельности, кроме двойственности в нем самом, и продолжение всякой духовной деятельности зависит от длящегося действия, т. е. постоянного возникновения в нем этого противоречия.

Противоречие выступает здесь, правда, как противоположность между Я и чем то вне его, однако оно может быть выведено как противоречие между идеальной и реальной деятельностями. Для того чтобы Я созерцало (ощущало) самого себя в изначальной ограниченности, оно должно стремиться выйти из ограниченности. Ограниченность, необходимость, принуждение — все это чувствуется только в противоположении неограниченной деятельности. Ведь без воображаемого нет ничего действительного. Следовательно, самим ощущением в Я уже положено противоречие.

Оно ограничено и одновременно стремится перейти границу.

Это противоречие не может быть снято, но не может и оставаться. Следовательно, объединение возможно только посредством третьей деятельности.

Эта третья деятельность есть созерцающая вообще, так как ограничиваемым здесь мыслится идеальное Я.

Однако это созерцание есть созерцание созерцания, ибо оно — созерцание ощущения. Ощущение уже само есть созерцание, но созерцание в первой потенции (отсюда и простота всех ощущений, невозможность определить их, так как определение всегда синтетично). Выведенное же теперь созерцание есть, следовательно, созерцание во второй потенции, или, что то же самое, продуктивное созерцание.

С. Теория продуктивного созерцания Предварительные замечания

Дата добавления: 2015-09-03