Часть II Возвращение 3 страница

Марину больно укололо это «у тебя», выходило, что Женька уже вычеркнул себя из их с Егором жизни если не навсегда, то уж на долгий срок – точно, иначе к чему все эти наказы? Егор был и его сыном тоже, именно на Женькины плечи выпали основные проблемы с его воспитанием, так что он был отцом в гораздо большей степени, чем Марина – матерью.

Она провела рукой по щеке, заросшей щетиной, ткнулась лбом в его грудь и прошептала:

– Господи… ну за что? За что опять это все?

– Угу, спросила она! – усмехнулся Хохол, поглаживая ее по волосам. – Можно подумать, не за что! Сейчас «вышку» не дают, а то уже бы крестик на лбу рисовали… да не грузись ты, котенок, я привычный.

– Зато я непривычная! Я – непривычная, я никогда никого не ждала, понимаешь? Никого и никогда. И как теперь жить – я тоже не знаю.

– Только не плачь! – попросил он. – Я не могу этого видеть. Обещай, что не будешь плакать.

Марина кивнула, впрочем, не очень уверенно. В последнее время она стала плакать часто, чего не делала даже в детстве. Сейчас же любое слово, любой не так брошенный взгляд могли довести ее до слез. А Женька просил не делать этого…

…Оказывается, два часа прошло, и в дверь уже настойчиво стучат, хотя заперта она с другой стороны.

– Деликатничают, – усмехнулась Марина, поправляя пиджак и блузку. – Наши барбосы не были столь любезны, помнишь? Еще и в скважину подглядывали…

– Эти тоже наверняка развлеклись, – невесело констатировал Женька, целуя ее напоследок. – Предупреждаю – никаких адвокатов, Маринка! Это мое последнее слово. И сама не приезжай. Мне больно видеть тебя.

– Женя…

– Все.

– Подожди…

Но он уже развернулся к двери и крикнул:

– Конвой! Выводите! – И больше не оглянулся, не посмотрел, ни слова не сказал на прощание, обыденным жестом подставил руки под «браслеты» и вышел перед молодым, коренастым сержантом.

Коваль как в тумане дошла за своим провожатым до выхода, и когда за ней захлопнулись ворота, прислонилась к ним и долго стояла так, вызывая у прохожих любопытство. Потом, сумев взять себя в руки, побрела к стоянке такси…

…– А – а, ты все равно не поймешь! – локоть соскользнул со стола, задев подставку с хаси, и те упали на пол. – Не надо… пусть там лежат… ничего не надо теперь… ни-че-го!

Маленькая официантка-кореянка не знала, стоит ли заходить в татами-рум, где вот уже в течение трех часов напивалась яркая блондинка с короткой стильной стрижкой и заплаканными синими глазами. Мин – так было написано на бэйджике кореянки – привыкла к тому, что русские запивают еду водкой, но эта странная посетительница заказала бутылку текилы, которой в алкогольной карте не было. Однако в тонких пальцах приятно хрустнула стодолларовая купюра – и администратор Алмат метнулся в ближайший супермаркет.

Блондинка придирчиво осмотрела принесенную им бутылку, фыркнула, но чаевые отдала, попросив принести еще лимон и соль.

Мин никогда не видела, чтобы женщина пила спиртное в таких количествах… бутылка пустела на глазах, и вот теперь женщина пьяна, постоянно курит, неверной рукой поднося сигарету к губам с полустершейся помадой. На столе залился приятной мелодией мобильный телефон, блондинка бросила сигарету в пепельницу и ответила хрипловатым голосом. Мин отошла от ширмы, отгораживающей татами-рум от основного зала, тем более что Алмат отчаянно махал ей рукой, показывая на вошедших клиентов. Мин отвлеклась на какое-то время, занятая новыми гостями, и вспомнила о сидящей в татами-рум блондинке только когда к ширме подошел высокий пожилой мужчина в хорошем костюме. Мин засеменила к нему с намерением преградить дорогу, но мужчина, ласково похлопав ее по руке, сказал:

– Все в порядке, милая, там меня ждут… это моя дочь.

«Ну и дочь у вас!» – едва не выпалила Мин, вовремя успев прикусить язычок, иначе не миновать штрафа – вон как напрягся Алмат. Она склонилась в поклоне, как того требовали правила поведения обслуживающего персонала, и отодвинула ширму. Мужчина сбросил туфли и вошел, жестом показав, что можно закрыть ширму. Мин выполнила это и сразу отошла к другим клиентам.

– Господи, что ж ты делаешь?! – ужаснулся Виктор Иванович, когда расписная лакированная ширма задвинулась за его спиной. – Разве можно столько пить?! – Он окинул взглядом стол, заставленный тарелочками и подносами с японскими блюдами, и пустую литровую бутылку «Соузы».

– Такая дрянь эта дешевая текила! – пьяным голосом сообщила Марина, закуривая. – Нет ничего хуже… дерьмового пойла… – Язык ее заплетался, она с трудом выговаривала слова, да и взгляд был потусторонним, расфокусированным. Она словно и не видела севшего напротив отца.

– Что случилось? Ты виделась с Евгением?

– А-а, не спрашивай! – отмахнулась она, роняя сигарету на пол, покрытый циновкой.

Виктор Иванович поднял ее и затушил в пепельнице, покачал головой и решительно встал, беря со стоящей рядом вешалки Маринин пиджак:

– Поедем домой. Тебе уже хватит, ты ж совершенно невменяемая.

– Не учи меня! – огрызнулась дочь, не трогаясь с места.

– Мариша, поедем… там ведь Егорка, он тебя ждет…

– Что?! Кто?! Кто, я тебя спрашиваю… остался с моим сыном?! – Она вскочила, пошатнулась от резкой перемены позы и едва не упала. – Ты бросил его одного?! Как меня, а?! Ты… ты только это и умеешь… бросать детей!

– Успокойся! С ним Люся, – пропустив мимо ушей тираду Марины, Виктор Иванович помог ей надеть пиджак, туфли и вывел из татами-рум, бросив на стол деньги, которые Марина достала из кармана, даже не глядя, сколько захватила рука.

Маленькая кореянка Мин смогла уехать домой, на самую окраину Москвы, на такси и купить себе назавтра потрясающее шелковое платье, на которое у нее никогда не хватило бы денег…

В машине Марина рухнула на заднее сиденье и сразу отключилась, проспав всю дорогу до дома. Виктор Иванович то и дело оборачивался, проверяя, как она там, и осуждающе качал головой. В душе он прекрасно понимал все, что происходит сейчас с его дочерью. Она снова осталась одна, без поддержки, без надежного плеча рядом. О том, что Женька отказался от услуг адвоката, он тоже уже знал – Люся сказала. Она приехала к ним, думая, что Марина уже вернулась, просидела до самого вечера, осталась с Егором, когда Виктор Иванович вызвонил наконец дочь и поехал забирать ее из какого-то японского ресторана в центре.

– Марина… вставай, мы приехали… – Виктор Иванович тряс дочь за плечо, а она даже не думала просыпаться, раскинувшись на сиденье. Блузка вылезла из-под пояса мятых брюк, расстегнутая едва ли не до талии, короткие волосы, с утра еще уложенные в аккуратную стильную прическу, сейчас были взлохмачены. На шее, чуть ниже уха, красовался огромный красно-фиолетовый синяк. Никогда прежде Марина не выглядела настолько ужасно…

Наконец она услышала голос отца, открыла пьяные еще глаза и села, вцепившись в волосы.

– Что, плохо уже? – спросил Виктор Иванович.

– Да, – хриплым, чужим голосом отозвалась дочь, не поднимая низко опущенной головы. – Мне никогда раньше так не было… Я потеряла все… все, что мне было по-настоящему дорого… Остался только сын…

– Поплачь, – предложил отец, садясь к ней и заставляя подвинуться, но Марина отрицательно помотала взъерошенной головой:

– Не могу… Он меня выгнал, папа… бросил, понимаешь? Меня!

– Не говори ерунды, ты пьяна! – возразил Виктор Иванович, не вполне понимая, о чем и о ком она говорит.

– Уже нет. Сегодня я посплю, а завтра к вечеру мне нужен билет на самолет.

– Куда? – еле проморгался отец, и Марина, уже совсем овладев собой, отчеканила:

– На Урал! Я лечу домой. Я просто обязана узнать, что сделал Женька, обязана сделать все, чтобы он не получил пожизненное. А потом – пусть сам решает, жить со мной или нет.

Они поднялись в квартиру, и Люся не проронила ни слова, молча посторонилась, пропуская Марину в комнату, где уже лежал с книжкой в руках Егорка.

– Мама! Ну, что ты так долго… – начал он и осекся – прекрасно знал, как выглядит Марина в подпитии. – Зачем ты пила? – спросил он совсем по-взрослому, и Коваль неожиданно стало стыдно – опять в таком виде перед ребенком.

– Прости, малыш, я больше не буду. Сейчас я умоюсь, и ты мне почитаешь, да?

– Ты видела папу?

– Да. Он просил тебя поцеловать, но давай я завтра…

– Давай, – тяжело вздохнул мальчик, обняв севшую на край дивана мать за шею сзади. – Только завтра у тебя голова будет болеть…

– Нет, сынок, завтра у меня слишком много дел, чтобы позволить голове нарушить мои планы…

Марина потрепала сына по волосам и направилась в ванную, прихватив халат. Голова кружилась от выпитого, Коваль сама не понимала, как ухитрилась так сильно напиться и зачем это сделала. Скосив глаза в зеркало на двери, она обнаружила синяк, оставленный Женькой, прикоснулась пальцами и вздохнула. «Мальчик мой, мальчик… как же я подставила тебя, родной мой, как же не подумала об этом… ты ведь прав – я думаю только о себе, и никогда – о тебе…»

Из душа она вышла, имея более-менее трезвый вид, прошла на кухню, где в одиночестве сидел отец.

– Папа, может, чайку попьем? – хрипловато спросила Марина, ногой выдвигая табуретку из-под стола.

– Что, голова болит? – невесело усмехнулся Виктор Иванович, вставая и направляясь к посудному шкафу. – И часто практикуешь подобный метод снятия стресса?

– Часто, – честно призналась Марина, беря сигарету. – Стараюсь держаться, но когда не могу – выходит вот так, а то и хуже.

– Мариша… не забывала бы ты о наследственности, – попросил отец, налил ей чай в большую кружку, бросил ломтик лимона. – Мать ведь твоя тоже так начинала – рюмка тут, еще одна – если клиент нагрубил, следующая – если начальник премии лишил за разбитый стакан…

– Она удивительно быстро спилась, тебе не кажется? – Коваль потянула к себе чашку, обняла ее руками, словно греясь. – К моим семи годам вообще уже ничего не соображала.

– Катя была слабая. И морально, и физически. – Виктор Иванович сел на свое место, сдвинул очки на лоб и задумался. – Ты совершенно другая, конечно, но… я удивился, если честно, что ты не повторила ее судьбу, что стала нормальным человеком.

– Да, не дай бог никому такой нормальности, – усмехнулась дочь, делая глоток ароматного зеленого чая. – Нормальная была бы замужем за каким-нибудь фирмачом, родила бы пару ребятишек, работала бы… ну, или не работала, клиникой владела бы… А я? Кто я, скажи? Вот сейчас – кто? Документы левые, любовник в тюрьме, сын растет как попало… Я уничтожила все, что мне было дорого в этой жизни, своими руками, самим своим существованием, понимаешь? Я Женьку на кичу загнала своим дурным характером, и теперь он оттуда выходить не хочет, потому что там ему лучше, чем со мной! Ты можешь поверить в это – мужик садится в тюрьму, чтобы спокойно жить?! В тюрьму – из благополучной Англии! И все из-за кого? Да, из-за меня, любимой и красивой!

Коваль отставила чашку и взялась за сигареты и зажигалку. Закурив, повертела в пальцах золотой продолговатый корпус, украшенный бриллиантами, отшвырнула от себя по столу.

– Видишь, что осталось от Егора? Только вот этот кусок золота с газом внутри! Это я его убила!

«Ну, все, началось, – грустно констатировал про себя Виктор Иванович. – Сейчас опять примется уничтожать сама себя и обвинять во всех смертных грехах. Как же тяжело с ней, Господи».

Но ситуацию спас Егорка, пришлепавший из комнаты. Он залез на руки к матери и возмущенно спросил:

– Ты чего чай пить уселась? Я же тебя жду!

– Прости, родной. – Марина поцеловала его в макушку. – Уже иду. Ты нашел сказку, которую читать будем?

– Давно нашел, а тебя все нет!

– Ну, тогда идем. – Она поставила мальчика на ноги, одернула пижамную кофточку. – Ты беги, ложись, а я только чай допью быстренько и приду.

Егор убежал, Марина наскоро допила чай и встала:

– Пойду, обещала…

– Да, конечно. Он так тебя ждал сегодня, беспокоился. Кажется, даже в зоопарке зверей толком не видел.

Марина почувствовала укол совести – маленький ребенок обладал куда большим чувством ответственности и заботы, чем она, взрослая женщина.

В комнате, заперев дверь, она сбросила халат и в длинной рубашке скользнула к сыну под одеяло, прижалась к его тельцу, спрятала лицо где-то под мышкой, и Егорка, одной рукой держа книгу, другой обнял мать и прошептал:

– Ты холодная… замерзла?

– Да, чуть-чуть.

– Мам… а ты папу видела? Вот так, как меня, а не через стекло, как в кино показывают? – спросил сын, поглаживая ее по волосам.

– Видела. – Марина села, откинувшись на подушку, притянула сына к себе.

– А его скоро отпустят?

– Не знаю, сынок… наверное, не скоро.

Егор неожиданно заплакал, отбросив книжку в сторону, и Марина испугалась:

– Сынок, ты что? С папой все в порядке, правда. Он здоров, привет тебе передал…

– Зачем… зачем они его забрали? – прорыдал мальчик сквозь прижатые к лицу ладошки. – Я его люблю, а они забрали…

– Егор, прекрати! – жестко сказала мать, встряхнув его за плечо. – Что ты ревешь? Думаешь, папе понравилось бы?

И в этот момент она даже не поняла, кого именно имела в виду – Хохла или Малыша…

Егорка понемногу успокоился, вытер глаза, посидел пару минут, устремив взгляд куда-то на тяжелую штору, а потом взялся за книжку:

– Слушай… В некотором царстве, в некотором государстве жила-была прекрасная девушка…

Марина закрыла глаза, устроилась удобно под боком у сына и погрузилась в сказочный мир Василисы Прекрасной и Ивана-царевича. Голос Егора звучал все глуше и глуше, отдалялся и наконец совсем затих.

Среди ночи сонно заворочался Егорка, и Марина прикрыла его плечико одеялом, погладила по голове и зашептала:

– Спи, мой маленький… котенок мой, спи, я с тобой…

Совесть проснулась от первого же взгляда на спящего ребенка. Завтра Марине предстояло улетать, и брать его с собой она не планировала просто потому, что неизвестно, чем обернется возвращение на родную землю. Легко прикинуться богатой английской туристкой, едва говорящей по-русски, – но если рядом ребенок… Мало ли какие неожиданности могут произойти, мало ли кого она встретит, с кем будет общаться. И мальчик невольно может сказать что-то не то.

Придется купить ему завтра мобильник, чтобы был лично его, чтобы он сам мог позвонить в любое время и не зависел от деда.

«Да, завтра прямо с утра поедем с ним по магазинам, купим телефон, книжки, какие захочет… Господи, я как будто откупаюсь от него…»

Выбор телефона в большом магазине электроники затянулся – Егор никак не мог определиться с пристрастиями, и молодой продавец с копной кудрявых волос терпеливо бродил за ним по залу, показывая все, что мальчик просил. Марина наблюдала за ними, устроившись в кресле. Наконец Егорка выбрал модель, и продавец, выразительно глянув на кассира, смахнул невидимый пот со лба.

– Ну и ребенок у вас!

Коваль неопределенно кивнула, отсчитала деньги и забрала коробку с телефоном и все бумаги. Продавец кинулся провожать их до двери, но наткнулся на ледяной взгляд синих глаз и отстал.

– Ну, что – доволен? – спросила Марина уже на улице, глядя в счастливое личико сына.

– Да. Спасибо, мамуль… А я теперь смогу звонить, кому захочу? – Егорка нетерпеливо прыгал рядом, пытаясь поймать взгляд матери.

– Да, родной, кому захочешь. Я положу тебе деньги, но смотри – будь аккуратнее, хорошо?

– Конечно, – серьезно проговорил он. – Я не буду куда попало звонить – только тебе. Жалко, что с папой нельзя поговорить… я соскучился…

– Стоп-стоп-стоп! Мы договаривались, что ты не будешь плакать! – Марина остановилась прямо посреди тротуара, села на корточки и взяла Егора за руки. – Ты обещал!

– Обещал… но мне так страшно… страшно, что ты тоже уедешь насовсем.

– Егор! Не говори глупости! – строго сказала мать. – Я никуда не денусь, вернусь так быстро, как только смогу. Мы будем каждый день разговаривать, ты обещаешь?

– Да… – прошептал мальчик, вытирая глаза, и обнял мать за шею.

Марина поцеловала его, встала, отряхнув брюки, взяла сына за руку, и они пошли дальше по улице – высокая женщина с тростью и маленький мальчик, то и дело подпрыгивающий на одной ноге.

Они так и прослонялись по Москве весь день, купили билет на самолет, на ночной рейс, забрели в книжный магазин и там выбрали большую стопку детских книг, которые так любил читать Егорка, поужинали в каком-то ресторане и только после этого вернулись домой.

Виктор Иванович укоризненно покачал головой, но промолчал, понимая, что Марина стремилась провести этот день с сыном, предчувствуя разлуку.

– Ужинать будете? – спросил он, помогая дочери снять пиджак.

– Нет, папа, спасибо, мы в ресторан зашли. Мне нужно вещи собрать, самолет в два часа ночи, надо побыстрее.

Она прошла в комнату и достала чемодан, выбросила из него все и начала складывать по новой, откладывая ненужное. Егор наблюдал за ней, сидя на диване, и попутно изучал новый телефон. На сбор чемодана ушло около получаса, Марина старалась не брать лишнего, чтобы не таскать тяжестей, но и нужного набралось изрядно.

– На кой черт такая куча шмоток? – раздраженно пробормотала Коваль, снова принимаясь перебирать вещи.

– Мам, ну вдруг тебе захочется красивое что-то надеть, – возразил сын, наблюдая, как она вытаскивает из чемодана вечернее платье. – Не оставляй его.

Марина критически оглядела черное узкое платье, совсем простое по фасону, как она и любила – прямое, с высоким разрезом сбоку и без рукавов. Конечно, в чем-то Егор был прав – мало ли с кем придется общаться, куда идти, а потому платье вернулось обратно в чемодан. Отложив в сторону пару водолазок и джинсы, Коваль закрыла крышку и застегнула «молнию».

– Ну, не особенно полегчало, но это все же лучше… теперь с тобой, – обратилась она к Егору, и тот мгновенно переместился с дивана на ковер, ближе к матери. – Чтобы деда слушался беспрекословно, это раз. Второе – ни с кем на улице не заговаривай, кто бы что ни обещал, ни говорил и куда бы ни приглашал. Уяснил? – Мальчик послушно кивнул. Все эти наставления он знал наизусть, еще в Англии и мать, и отец не раз повторяли ему эти простые правила. – Ни под каким предлогом не отходи от деда, когда вы с ним куда-то идете. И вообще, побольше молчи – это полезно. Ну, и последнее – куда уехала мама, ты не знаешь и знать не хочешь. Это ясно?

– Ясно, – эхом отозвался Егорка, беря материнскую руку и прижимаясь к ней щекой. – Мамуль… а ты точно вернешься?

– Егор! Хватит! Это уже переходит все границы. Если я сказала, что вернусь, то это так и будет. Наковальня свое слово держит! – Выпалив последнюю фразу, Марина осеклась и закрыла рот рукой. Вот уже три года она не вспоминала об этом, как не вспоминала и о другом своем прозвище – Черная вдова. – Ну, это так, к слову, – объяснила она удивленному сыну и постаралась переключить его на другое: – Сделай-ка доброе дело, включи чайник, я бы кофе выпила на дорожку и сигаретку выкурила.

Егорка резво поднялся с колен и побежал в кухню, а Марина перевела дух и вытерла ладонью ставший почему-то влажным лоб.

«Как это Женька говорил – руки помнят? Ну, в моем случае – мозги включились…»

– …Мадам, а что вам в принципе делать в этом захолустье? Такая женщина должна в столице достопримечательности осматривать, а не лететь к черту на кулички.

– Куда? – вздернула брови Марина, не зная, как отделаться от непрошеного собеседника, и он захохотал:

– Шучу! У нас тоже много прекрасных мест.

Сосед оказался навязчивым, ему было скучно, а потому он решил скоротать время полета в беседах с привлекательной женщиной. Первым делом он выяснил, где она так хорошо и без акцента научилась говорить по-русски, и Коваль неохотно призналась, что не коренная англичанка, а эмигрантка.

– Кстати, с чего вы взяли, что я вообще иностранка? – поинтересовалась она, и сосед, улыбнувшись, пояснил, что проходил регистрацию вслед за ней, видел ее паспорт.

Пассажиров в первом салоне было немного, и Марине волей-неволей пришлось поддерживать беседу. Оказалось, что этот юркий, суетливый на вид мужичок чуть за пятьдесят является владельцем всех автозаправочных станций в ее родном городе и возвращается домой из деловой поездки в Москву. Все бы ничего – он был образован, интересно рассказывал, но был очень уж самовлюблен и уверен, что окружающие тоже должны разделять это чувство. В душе у Коваль вскипало раздражение – лет пять назад подобная разговорчивость могла бы выйти коммерсу боком: уж кто-кто, а Наковальня мигом развела бы его на деньги. Причем на немалые.

Когда Валентин – так его звали – перешел на перечисление материальных благ, которые приобрел за три года «непосильного труда», Марина откровенно зевнула и с милой улыбкой попросила его пересесть в соседнее кресло, чтобы дать ей возможность вздремнуть. Валентин оживился:

– Да, конечно, отдыхайте, Мэриэнн, а после я расскажу вам, что могу предложить у нас в городе – ну там, что посмотреть, в какие рестораны сходить. Кстати, могу даже предложить себя в качестве экскурсовода.

«Ага, вот только этого мне и не хватало! Чтобы приподнявшийся с колен коммерс сопровождал по городу Наковальню! – с сарказмом подумала Марина, закрывая глаза. – Это ж курам на смех! Вот бы Хохол повеселился…»

Воспоминание о Женьке испортило настроение – Марина представила, как он сейчас лежит на нарах в душной камере, в окружении толпы чужих людей, в вони и смраде маленького помещения с плохой вентиляцией. А мог бы быть с ней, лежать в шезлонге на берегу моря, а ночами…

Об этом думать было еще больнее – память услужливо подсовывала только самые прекрасные моменты их жизни, отсекая ругань и прочие неприятности. Их купания в бассейне, поездки в парк, прогулки втроем с сыном по набережной, посиделки в ресторане. Дни рождения, праздники и прочие маленькие радости в виде букета цветов в выходной с утра – все то, что так мало ценится в будничной жизни и становится таким значимым, когда исчезает.

«Мальчик мой, прости меня, если можешь, я все сделаю, чтобы вернуть тебя… Я не остановлюсь ни перед чем, ты ведь меня знаешь».

– …Мэриэнн, вы не боитесь проспать? – Валентин легонько тряс ее за плечо, и Марина резко села, моментально приходя в себя.

– Спасибо.

«Господи, убери от меня этого придурка, пока я всерьез не разозлилась!»

– Если хотите, я довезу вас в город – за мной придет машина.

«Было время, когда моя машина подходила прямо к трапу», – усмехнулась Коваль про себя, а вслух вежливо отказалась.

Лицо коммерса стало недовольным – видимо, не привык, чтобы ему отказывали, но Марину это совершенно не волновало.

Едва оказавшись на бетонных плитах аэропорта, Коваль с трудом сдержала слезы – здесь практически ничего не изменилось. То же здание с высоким шпилем и огромными стеклянными витражами, тот же лесок вокруг. Сердце сжалось, стало трудно дышать, но надо было делать вид, что все в порядке. Тяжело вздохнув, Марина направилась к зданию аэропорта.

Такси она взяла сразу, согласившись на названную сумму, и попросила отвезти ее в гостиничный комплекс на берегу. С ним было связано много воспоминаний, но где в этом городе не было таких мест?

«Сейчас приму душ, посплю… и поеду к Ветке. Да, к ней – потому что одной мне здесь не справиться. Хорошо бы, конечно, чтобы Беса не оказалось, но ладно – все равно узнает рано или поздно».

Она с интересом смотрела в окно, подмечая малейшие изменения в облике города, с удивлением отметила большое количество дорогих машин. Город стал чище, как-то ярче, появилось много современных зданий, даже несколько «высоток» в самом центре – почти таких, как в Москве. И вдруг в глаза бросился огромный рекламный щит – с него улыбался, чуть прищурив левый глаз, Гриша Бес… Она ахнула вслух, и водитель, скосив в зеркало глаза, пояснил:

– От выборов осталось. Мэр города теперь, а раньше бандюга был, говорят.

– Как же получилось, что раньше бандит, а теперь мэр?

– А так – деньги. Регион небогатый, предприятия почти не работают, комбинат только и держится, потому что новый мэр в него вложился. В городе работы почти нет – только у него, у Орлова этого, и куда деваться? Только он и занимается рабочими местами – стройки видите? – кивнув неопределенно в окно, спросил водитель. – У него и строительная корпорация, и все рестораны почти, супермаркеты, клубы ночные… – «Ага, то есть все, что раньше было моим, – уточнила Марина про себя. – Вот сука!» – Ну, замазал деньгами всем глаза – благотворительность, спорт, дети. Сам парнишку взял из интерната. Ну, народ и пошел, как стадо за пастухом, – водитель скривился. – Никто не подумал – откуда деньги, что за ними стоит. Скупил все Григорий Андреевич, теперь полновластный хозяин: хочет – казнит, хочет – помилует.

– И что чаще?

– Ну, он еще всего два месяца мэрствует, пока непонятно.

«Н-да, высоко взлетел родственник… Пошел напролом, теперь единоличный владелец всего и вся. Ну, тем лучше для меня – поможет, не отвертится. А уж если намекнуть, что я планирую возвращение, так и вовсе – ему разве это нужно? Конечно, нет – иметь меня под боком всегда было делом хлопотным».

Поселок заметно разросся, появилось множество добротных коттеджей, несколько новых улиц. Она даже не сразу узнала прежний «Парадиз», в котором прожила много лет. А вот и дом Беса, все так же похожий на готический замок – тот же забор, те же башенки на воротах. И те же волки на цепях, зашедшиеся визгом от шума подъехавшей машины. Из башенки сразу высунулся охранник, и Марина, выйдя из такси, крикнула:

– Зови хозяйку!

Тот скрылся, долго отсутствовал, а потом резная калитка распахнулась, и перед Мариной возникла Виола в голубом брючном костюме. Увидев Коваль, она сначала растерялась, отступила назад, и стоящий за ее спиной охранник моментально подобрался, опустил руку в карман пятнистой жилетки.

– Ну, что замерла? Не рада видеть? – насмешливо поинтересовалась Коваль, сунув в рот сигарету.

– Господи… – пробормотала Ведьма, пытаясь взять себя в руки.

– Зачем так официально? Зови меня просто по имени, к чему церемонии, – насмехалась Марина, и Ветка наконец очнулась и бросилась к ней, обняла и заплакала. – Ну, ты чего? Все нормально, это я, не призрак никакой.

– Мэриэнн… просто… это так неожиданно… как ты решилась-то? Зачем?

– Может, ты меня хотя бы в дом пригласишь? Или так и будем в воротах обниматься?

– Да, что это я? – спохватилась подруга, за руку втаскивая Марину во двор. – Саша, ворота закрой, – бросила она охраннику. – Идем, я тебя познакомлю кое с кем.

– С кем?

– Понимаешь, у нас ведь теперь сын есть! – возбужденно выпалила Ветка, не переставая тащить Марину за собой к крыльцу.

– Я слышала.

– Откуда? – подруга приостановилась.

– Таксист сказал, когда из аэропорта вез. Вы ж теперь люди публичные, как я понимаю.

Веткино лицо изменилось, стало жестким и непроницаемым.

– Ты чего? – удивилась Марина, разворачивая ее к себе за плечи.

– Потом расскажу. Идем.

«Странно… С чего бы вдруг? Видно, не все спокойно в этом доме…»

В просторной гостиной работал телевизор, а посреди комнаты на ковре среди многочисленных машинок и игрушек сидел худенький мальчик лет пяти. Он сосредоточенно крутил колеса у подъемного крана и даже не повернулся, когда Марина с Веткой вошли.

– Алеша, иди сюда. – Ветка нагнулась, подняла его на руки, и ребенок сразу ухватился за ее шею:

– Ты куда ходила?

– У нас гости, Алешенька, – проговорила Ветка, разворачивая мальчика лицом к Марине. – Знакомься, это…

– Мэриэнн, – подсказала Коваль, улыбаясь. – Привет, мужчина. Жаль, не знала, что ты здесь, поэтому без подарка. Но мы потом разберемся, да? – Она подмигнула, и Алеша улыбнулся в ответ. – И сколько же тебе лет?

– Пять, – ребенок показал ей растопыренную ладошку.

– Совсем взрослый.

– А у тебя есть дети? – спросил мальчик, накручивая на палец прядь Веткиных волос.

– Есть. У меня тоже мальчик, Грег.

– А почему у него такое странное имя? Он нерусский?

– Он русский, как и ты, просто мы живем в другой стране, – объяснила Марина, внимательно наблюдая за подругой, которая не отпускала ребенка от себя.

– А мне можно с ним познакомиться?

– Думаю, да, но не сейчас, хорошо? Ветка, отпусти его, что вцепилась?

Ведьма поставила мальчика на пол, и тот спокойно занялся своими машинками, моментально потеряв интерес к происходящему. Ветка жестом предложила Марине сесть и сама тоже опустилась в кресло.

– Никак не привыкну, – шепотом сказала она, наклонившись к Коваль. – Постоянно кажется, что стоит мне отвернуться, и он исчезнет.

– Давно он у вас? – тоже шепотом спросила Марина.

– Почти три месяца, как раз перед выборами усыновили.

– Ого! Все в тему, все для победы? – подколола Коваль, и Ветка вздохнула:

– И это тоже… Но я его на самом деле люблю, даже представить не могла, что так будет. Он первое время постоянно плакал, всего боялся, от людей шарахался. Ночью проснется, забьется в угол комнаты и плачет… – Ветка передернула плечами. – До сих пор к психологу его вожу, да и в развитии он отстает. И еще заболевание у него такое… миастения называется… Говорят, вылечить практически невозможно. Только в состоянии ремиссии поддерживать, если деньги есть. Ручки-ножки слабые, ходить долго не может, кошмар… А чего хотеть – с рождения в детдоме.

Марина перевела взгляд на мальчика. Очень хорошенький, кареглазый, светловолосый, с ямочками на щеках. Только выражение лица какое-то совсем недетское, словно ребенок внутри намного старше, чем на самом деле.

Дата добавления: 2015-09-03