Четвертая книга 2 страница

15. Постановления ахеян были следующие: отправить послов к эпиротам, беотянам, фокидянам, акарнанам и к Филиппу с объяснением того, каким образом этоляне вопреки договору уже дважды с оружием в руках вторглись в Ахею, в силу союза просить их о помощи и о принятии в союз мессенян. Стратег должен набрать войско из ахеян в пять тысяч человек пехоты и пятьсот конницы и с ними идти на помощь мессенянам в случае вторжения этолян в их область. Он должен войти в соглашение с лакедемонянами и мессенянами относительно того, какое число пехоты и конницы они обязаны поставить на общие нужды. Мужественно перенося постигшую их беду, ахеяне принятием таких решений показали, что не оставляют мессенян без помощи и не отказываются от своих планов, а назначенные к союзникам посольства занялись исполнением возложенных на них поручений. Стратег согласно постановлению произвел набор войска в Ахае, а с лакедемонянами и мессенянами вошел в соглашение, по которому они должны были доставить по две тысячи пятьсот человек пехоты и по двести пятьдесят конных воинов, так что всего войска для предстоящих нужд было десять тысяч пехоты и тысяча конницы.

Между тем этоляне с наступлением очередного собрания постановили сохранять мир с лакедемонянами, мессенянами и всеми прочими народами с коварною целью обольстить ахейских союзников и отторгнуть их от ахеян. Что касается ахеян, то этоляне порешили жить с ними в мире, если они откажутся от союза с мессенянами, в противном случае — воевать: ничего не могло быть нелепее ⁵³ такого решения. Будучи сами союзниками как ахеян, так и мессенян, они объявляли войну ахеянам в том случае, если ахеяне и мессеняне будут жить в дружбе между собою и в союзе; если, напротив, ахеяне выберут войну с мессенянами, то этоляне обещали заключить с ними отдельный мир. Таким образом, коварство этолян вследствие превратности поведения их не имело для себя никакого оправдания.

16. Эпироты и царь Филипп, выслушав послов, согласились на принятие мессенян в союз; поведением же этолян они первое время возмущались, хотя не особенно удивлялись ему, ибо в нем не было ничего необыкновенного, напротив, такое поведение было в привычках этолян. Поэтому эпироты и Филипп не очень гневались на этолян и порешили оставаться в мире с ними: настолько легче прощаются постоянно совершаемые несправедливости, нежели редкие и необычные проступки. И этоляне знали это: они грабили Элладу непрерывно, без объявления войны нападали на многие народы и в то же время не удостоивали своих обвинителей оправдания, но еще издевались над каждым, кто вздумал бы привлекать их к ответственности за обиды прошлые или даже замышляемые. Лакедемоняне, незадолго перед тем освобожденные ⁵⁴ при содействии Антигона и усилиями ахеян, обязанные воздерживаться от всяких неприязненных действий против македонян и Филиппа, без ведома их отправили посольство к этолянам и тайком заключили с ними дружественный союз.

Ахейское войско было уже набрано, лакедемонянам и мессенянам отдан был приказ относительно доставки вспомогательных отрядов, когда Скердилаид и Деметрий из Фара с девяноста лодками вышли из Иллирии и поднялись вопреки договору с римлянами выше Лисса. Прежде всего они пристали к Пилу и сделали нападение на него, но были отбиты. После этого Деметрий с пятьюдесятью лодками пошел на острова и, переходя от одного из Киклад к другому, с одних брал деньги, другие опустошал. Скердилаид с сорока лодками на обратном пути домой пристал к Навпакту ⁵⁵ по просьбе зятя ⁵⁶ своего, царя афаманов ⁵⁷, Амина, через Агелая заключил договор с этолянами относительно дележа добычи и дал обещание вторгнуться в Ахаю вместе с ними. По заключении договора с Скердилаидом Агелай, Доримах и Скопас, когда город кинефян ⁵⁸ был выдан им изменою, собрали все этолийское ополчение и вместе с иллирянами вторглись в Ахаю.

17. Стратег этолян Аристон, как бы вовсе неприкосновенный к тому, что делается, спокойно оставался дома, повторяя, что он не воюет с ахеянами и блюдет мир, — наивный, ребяческий образ действий. Наверное, всякий сочтет простоватым и глупым человека, который рассчитывает прикрыть словами явные поступки. Между тем Доримах направил свой путь через Ахейскую область ⁵⁹ и внезапно появился перед Кинефою. Что касается кинефян, по происхождению аркадян, то с древних пор они обуреваемы были непрестанными жестокими распрями, в которых многие были умерщвлены или изгнаны, сверх того, имущество расхищалось, производились все новые переделы земли, пока наконец не восторжествовали и не завладели городом сторонники ахеян; после этого они призвали гарнизон для своих укреплений и правителя города их Ахаи. Таково было положение дел, когда незадолго перед появлением этолян изгнанники обратились через послов к находившимся в городе кинефянам с просьбою о примирении и о возвращении их на родину. Владевшая городом партия согласилась на это и отправила посольство к ахейскому народу, ибо желала, чтобы примирение состоялось с одобрения ахеян. Ахеяне охотно дали свое согласие в той уверенности, что теперь они будут пользоваться расположением обеих партий, ибо владевшие городом кинефяне возлагали все свои надежды на ахеян, а возвращенные в город будут обязаны своим восстановлением разрешению ахеян. Тогда кинефяне отпустили из города гарнизон и начальника его, помирились с изгнанниками и возвратили их числом до трехсот человек; перед тем они взяли с изгнанников обещание верности, какое у людей почитается наиболее торжественным. Однако вернувшиеся в город изгнанники не стали выжидать причин или поводов, которые могли бы оправдывать возобновление распрей; напротив, немедленно по возвращении они начали злоумышлять против отечества и своих благодетелей. Мне кажется, что даже в то самое время, когда примирявшиеся давали друг другу клятвы в верности, стоя над жертвенными животными, изгнанники думали только о нарушении обетов, даваемых богам и доверявшим им людям. И в самом деле, как скоро последовало принятие их в число граждан, изгнанники тотчас призвали этолян и изменнически выдали им город, дабы возможно скорее погубить вконец и своих спасителей, и вскормившую их родину. [18.] А вот и дерзкий способ исполнения их плана. Некоторые из возвратившихся изгнанников сделались полемархами ⁶⁰. На обязанности этих должностных лиц лежит запирать ворота и, пока ворота заперты, хранить ключи и весь тот день находиться на башнях, что у ворот ⁶¹. Вооруженные, с лестницами наготове, этоляне выжидали удобного момента. Полемархи из числа изгнанников умертвили на башнях своих товарищей по должности и открыли ворота. Вслед за сим часть этолян ворвалась в город через ворота, тогда как другие взошли по прилаженным лестницам и завладели стенами. Все находившиеся в городе жители, напуганные неожиданным происшествием, очутились в трудном, беспомощном положении: дать дружный отпор врагам, врывавшимся через ворота, им не позволяли этоляне, нападавшие на стены, защищать укрепления не давали враги, врывавшиеся через ворота. Благодаря этому этоляне быстро завладели городом, причем рядом с бесчинствами совершили единственное справедливейшее дело: первыми умертвили они тех самых людей, которые впустили их и выдали им город, — затем разграбили их имущество. Так точно поступили они и со всеми прочими жителями, наконец ворвались в жилища граждан, разграбили имущество их, пытали ⁶² многих кинефян, которых подозревали в сокрытии денег ⁶³, дорогой утвари или каких-нибудь других ценностей.

Расправившись таким образом с кинефянами, этоляне снялись отсюда, оставив гарнизон в укреплениях, и двинулись по направлению к Лусам ⁶⁴. Подойдя к святилищу Артемиды, которое находится между Клитором и Кинефою и почитается у эллинов неприкосновенным, они угрожали расхитить стада богини и все, что было вблизи храма. Лусиаты были настолько рассудительны, что отдали кое-какую утварь богини и тем предотвратили кощунство и жестокие насилия. Этоляне взяли с собою эти драгоценности, тотчас снялись с места и расположились станом перед городом клиторян.

19. Около этого времени стратег ахеян Арат отправил посольство к Филиппу с просьбою идти на помощь, собирал набранное войско, к лакедемонянам и мессенянам обращался с напоминанием присылать назначаемые по договору войска. С другой стороны, этоляне прежде всего требовали от клиторян отложиться от ахеян и вступить в союз с ними, а когда клиторяне решительно отвергли это, они перешли к приступу, приставили лестницы к стенам и пытались овладеть городом. Но так как жители города защищались мужественно и смело, этоляне, уступая обстоятельствам, снялись со стоянки и, снова двинувшись к Кинефе, на сей раз захватили и увели с собою стада богини. Затем прежде всего они предоставили Кинефу элейцам, а когда сии последние отказались принять город, этоляне вознамерились удержать его за собою и назначили Еврипида правителем. Потом, из страха вспомогательного войска, которое, как говорили, идет из Македонии, они предали город пламени, отступили отсюда и снова направились к Рию, решив в этом месте совершить переправу.

Между тем Таврион получил известие о вторжении этолян и о судьбе Кинефы, знал также, что Деметрий из Фара удалился от островов и вошел в Кенхреи, а потом стал звать Деметрия на помощь ахеянам, уговаривал его перетащить свои лодки через перешеек и напасть на этолян во время самой переправы. Деметрий, преследуемый родосцами, на обратном пути от Киклад вывез больше корысти, чем славы, и потому охотно принял предложение Тавриона, ибо этот последний принимал на себя расходы по перетаскиванию лодок ⁶⁵. Деметрий переправился через перешеек, но опоздал на два дня к переправе этолян, вследствие чего довольствовался опустошением некоторых местностей на этолийском побережье и возвратился снова в Коринф.

Лакедемоняне со злым умыслом не посылали условленного вспомогательного войска и только для виду отправили ничтожное количество конных и пеших воинов. Со своей стороны, Арат, стоявший во главе ахеян, показал себя в тогдашнем положении не столько военачальником, сколько государственным мужем. Весь погруженный в воспоминания о понесенном поражении, он не предпринимал ничего, а тем временем Скопас и Доримах привели в исполнение все свои планы, возвратились на родину невзирая на то, что путь их лежал через теснины и местности, удобные для неприятельского нападения: достаточно было одного трубача ⁶⁶.

Что касается кинефян, то, сколь ни жестоки были невзгоды и ни тяжки несчастия, постигшие их через этолян, они, казалось, заслужили свои бедствия более всякого другого.

20. Дело в том, что аркадский народ в целом пользуется у всех эллинов доброй славой не только за гостеприимство и добродушие, проявляющееся в его нравах и образе жизни, но больше всего за свое благочестие. Поэтому на дикости кинефян стоит остановиться хоть немного и разъяснить, почему они, бесспорно аркадяне, так сильно отличались в те времена от остальных эллинов жестокостью и преступностью. Мне кажется, произошло это от того, что они первые и единственные из всех аркадян пренебрегли установлением предков, прекрасно задуманным и верно рассчитанным на природные свойства всех жителей Аркадии. Занятие музыкой — я разумею собственную музыку ⁶⁷ — полезно всем людям, а аркадянам оно необходимо ⁶⁸. Не следует думать, будто музыка введена была среди людей для обмана и обольщения, как утверждает Эфор ⁶⁹ в своем предисловии ко всеобщей истории, обмолвившийся недостойным его суждением. Не следует также думать, что древние критяне и лакедемоняне без всякой цели заменили для войны трубу флейтою и ритмом ⁷⁰, или что точно так же древнейшие аркадяне отвели во всем общежитии столь видное место музыке и, при самом суровейшем образе жизни в других отношениях, постановили, чтобы музыкою занимались не одни дети, но и молодые мужчины до тридцатилетнего возраста. Действительно, хорошо известно каждому, что почти у одних только аркадян дети с самого нежного возраста прежде всего приучаются петь с соблюдением размеров гимны и пеаны, и в них в каждой общине прославляются согласно исконному порядку туземные герои и божества; потом они выучивают песни Филоксена ⁷¹ и Тимофея и ежегодно с большим старанием исполняют хоровые песни ⁷² в театрах под музыку Дионисовых флейтистов, причем дети участвуют в детских состязаниях, а юноши в так называемых состязаниях мужей. Да и в продолжение всей жизни на увеселительных собраниях они забавляют себя не столько наемными исполнителями ⁷³, сколько своими собственными средствами, заставляя друг друга петь песни по очереди ⁷⁴. Показать себя несведущими в прочих предметах у них не предосудительно; но у них немыслимо ни заявить себя не знающим музыки, ибо все аркадяне обязаны учиться ей, ни отказываться от пения, если кто умеет петь, ибо такой отказ в Аркадии предосудителен. Кроме того, они упражняются в маршировке ⁷⁵ под звуки флейты с соблюдением военного строя; юноши их обучаются танцам и ежегодно по общественному почину и на общественный счет дают представления в театрах на глазах у сограждан.

21. Мне кажется, что древние установили эти порядки не ради неги и не из роскоши, но потому, что признавали необходимость самодеятельности ⁷⁶ для каждого гражданина, видели, что вся жизнь их исполнена трудов и лишений, что нравы их суровы вследствие холодного и туманного климата ⁷⁷, господствующего в большей части их земель, ибо природные свойства всех народов неизбежно складываются в зависимости от климата ⁷⁸. По этой, а не по какой-либо иной причине народы представляют столь резкие отличия в характере, строении тела и в цвете кожи, а также в большинстве занятий. С целью смягчить и умерить необузданную суровую природу аркадяне и ввели у себя все помянутые выше порядки, сверх того приучили мужчин и женщин к общим собраниям и частым жертвоприношениям, установили совместные пляски девушек и юношей; словом, они сделали все для того, чтобы воспитанием характера смирить и смягчить неукротимость души аркадян.

Кинефяне совершенно пренебрегли этими учреждениями, хотя в такого рода воспитании они нуждаются наибольше, потому что занимают страну самую суровую во всей Аркадии по климату и почве; потом, обратив свои силы на взаимные обиды и раздоры, они одичали до такой степени, что у них совершаются преступления столь тяжкие и так часто, как ни в одном из эллинских государств. Как несчастны были благодаря этому кинефяне и какое недовольство в остальных аркадянах возбуждали они своим поведением, доказывает следующее: когда кинефяне после великого кровопролития отправили посольство к лакедемонянам, во всех исконных городах аркадян, куда только по пути оно ни заходило, требовали через глашатая немедленного удаления послов, а мантинеяне по уходе их совершили очищение ⁷⁹ и обносили жертвенных животных вокруг города и всей земли своей.

Рассказ наш да послужит к тому, чтобы из-за одного города не подвергались нареканиям нравы всего народа аркадян, чтобы какая-либо часть жителей Аркадии не вообразила, что прилежное занятие музыкою существует у них только от избытка, и не вздумала бы пренебрегать этими занятиями, чтобы и сами кинефяне, если когда-либо божество будет милостиво ⁸⁰ к ним, постарались облагородить себя воспитанием, больше всего музыкою; ибо этим только способом они могут избавиться от того одичания, какое отличало их в прежнее время. Рассказав о приключении с кинефянами, мы возвратимся к прерванному повествованию.

22. Такие-то дела совершили этоляне в Пелопоннесе, после чего благополучно возвратились на родину, а Филипп, направляясь с войском для подания помощи ахеянам, прибыл в Коринф. Он опоздал, а потому отправил вестников с письмами ⁸¹ ко всем союзникам и настаивал, чтобы каждый из них возможно скорее прислал в Коринф своих людей для обсуждения мер на общую пользу. Сам он, получив сведения о кровавых междоусобицах ⁸² в среде лакедемонян, снялся со стоянки и двинулся к Тегее. Лакедемоняне привыкли к царскому управлению и к полной покорности своим правителям; незадолго перед сим они получили свободу при содействии Антигона и, так как царя у них больше не было, начали междоусобные распри, и все требовали для себя равного положения в государстве. Вначале двое эфоров не открывали своего образа мыслей, а трое остальных вступили в общение с этолянами в той уверенности, что Филипп слишком еще юн, чтобы совладать с делами Пелопоннеса. Но когда сверх ожидания этоляне быстро удалились из Пелопоннеса, а Филипп еще быстрее прибыл из Македонии, тогда страх овладел тремя эфорами: к одному из двух остальных эфоров, Адейманту, они питали недоверие, потому что тот знал все планы их и был не особенно доволен происходящим. Поэтому они опасались, как бы Адеймант не открыл всех замыслов их царю Филиппу, когда он подойдет ближе; с этою целью они вошли в сношения с частью молодежи и через глашатая призывали годные к войне возрасты явиться во всеоружии к святилищу Обитательницы медного дома ⁸³, ибо, говорили они, македоняне приближаются к городу. На этот необыкновенный призыв люди быстро собрались. Тогда Адеймант, недовольный происходящим, выступил вперед и пытался убедить и просветить собравшихся. «Такие требования глашатая и приказы собираться людям вооруженным», говорил он, «были бы уместны раньше, в то время, когда мы получали известия о приближении к границам нашей земли врагов, этолян, а не теперь, когда мы узнаем, что к нам идут благодетели и спасители наши, македоняне, с царем во главе». Лишь только Адеймант начал эту речь, как на него кинулись назначенные для этого молодые люди, закололи его, а вместе с ним Стенелая, Алкамена, Фиеста, Бионида и многих других граждан. Полифонта и с ним вместе несколько друзей его были настолько догадливы, что предусмотрели грозившую беду и ушли к Филиппу.

23. По совершении этого дела стоявшие во главе управления эфоры тотчас отправили посольство к Филиппу с обвинениями против убитых и с просьбою отсрочить свое прибытие до тех пор, пока последние волнения не улягутся и все в городе не придет в порядок, а ему да будет известно, что они решили блюсти во всем верность и благоволение относительно македонян. Послы повстречались с царем уже подле горы Парфения ⁸⁴ и сообщили ему то, что им было приказано. Царь выслушал послов, велел торопиться домой и объявить эфорам, что вслед за сим он отправляется сам и расположится лагерем при Тегее, а эфоры обязаны возможно скорее выслать к нему сведущих людей для переговоров о настоящем положении. Послы исполнили приказание царя, а правители лакедемонян послали к Филиппу десять человек. Те с Омием во главе отправились к Тегее, явились в совет царя и обвиняли Адейманта и друзей его, как виновников волнения, сами обещали Филиппу исполнять во всем обязанности союзников, уверяя, что в доброжелательстве к нему они не уступят ни одному из народов, коих он почитает своими настоящими друзьями. После этих и подобных заявлений лакедемоняне ушли обратно, а в совете голоса разделились. Одни, понимавшие козни спартанцев и уверенные в том, что Адеймант погиб за дружественное расположение к македонянам и что лакедемоняне вознамерились действовать сообща с этолянами, — советовали Филиппу показать пример на лакедемонянах и поступить с ними так, как Александр поступил с фивянами ⁸⁵ вскоре по достижении власти. [24.] Другие, из числа старейших, доказывали, что такая мстительность превосходила бы меру преступления, что наказать следует виновных и по отрешении их от должности передать государство и управление в руки друзей царя. Последним говорил царь, если высказанные тогда мнения приписывать ему: невероятно в самом деле, чтобы семнадцатилетний юноша мог дать правильное суждение в столь важном деле. Однако нам, историкам, подобает присваивать начальникам те мнения, которые восторжествовали при совещаниях; читатели пускай подразумевают, что подобные суждения и предложения исходили, по всей вероятности, от царских друзей, притом особенно близких ему. Так и в настоящем случае: высказанное царем мнение может быть приписано с наибольшею вероятностью Арату. Филипп говорил, что, пока речь идет о несправедливых действиях союзников внутри своих государств, до тех пор ему следует довольствоваться для восстановления порядка устными или письменными увещаниями и напоминаниями, и только в тех случаях, когда обиды касаются целого союза, должно следовать общесоюзное вмешательство и наказание. «Лакедемоняне не совершили никакого явного преступления против целого союза и в то же время обещают во всем исполнять свои обязанности относительно нас, а потому несправедливо было бы поступать с ними с беспощадною строгостью». Было бы нелепо, если бы он по причине столь маловажной принял какую-либо крайнюю меру против того самого народа, которому не причинил никакой обиды отец его*, когда лакедемоняне были его врагами, и он восторжествовал над ними. Когда взяло верх это предложение, именно: оставить случившееся без возмездия, царь тотчас отправил в Лакедемон одного из друзей своих, Петрея, вместе с Омием и его товарищами, дабы они убедили народ оставаться дружественно расположенным к нему и македонянам, а при этом дали бы и получили от лакедемонян клятвенное подтверждение союза. Сам Филипп снялся с войском со стоянки и направился обратно к Коринфу. Решением относительно лакедемонян он явно показал союзникам благородство своего настроения.

25. В Коринфе Филипп нашел явившихся от союзных государств представителей и в совете с ними обсуждал меры, какие следовало принять против этолян. Беотяне жаловались, что этоляне в мирное время ограбили святилище Афины Итонии, фокидяне, — что они же пошли войною на Амбрис ⁸⁶ и Давлий ⁸⁷ и покушались взять эти города, эпироты, — что они разорили их область; акарнаны рассказывали, каким образом этоляне вели предательские козни против Фирея и дерзнули напасть на город в ночную пору. В дополнение к этому ахеяне сообщили, каким образом этоляне захватили Кларий в Мегалопольской области, по дороге опустошили поля патрян и фариян, разграбили Кинефу, ограбили святилище Артемиды в Лусах, осадили город клиторян, напали с моря на Пил, а с суши на Мегалополь ⁸⁸, едва только восстановленный, с целью разрушить его при содействии иллирян. По выслушании жалоб все члены союзного совета единогласно решили объявить войну этолянам. Поименованные выше причины войны они предварительно исчислили в определении, подлежавшем голосованию, и дополнили его следующим постановлением: каждому союзнику, у которого этоляне со времени смерти родного отца Филиппа, Деметрия, отняли землю или город, все прочие обязаны помогать в борьбе за возвращение отнятого, равным образом союзники обязаны восстановить исконные учреждения у всех тех, которые силою обстоятельств вынуждены были вступить в Этолийский союз, дабы они владели своими полями и городами, избавлены были от содержания у себя гарнизонов и от дани, жили независимо по исконным законам и установлениям. Совет постановил также оказать помощь амфиктионам ⁸⁹ в восстановлении своих законов и в возвращении под свою власть святилища, которое к этому времени отняли у них этоляне с целью самим заведовать им.

26. Принятием этого постановления в первом году сто сороковой олимпиады положено было начало так называемой Союзнической войне, справедливой, вызванной предшествовавшими насилиями. Немедленно совет разослал посольства к союзным государствам, дабы каждое из них по утверждении союзного постановления народом начинало наступательную войну ⁹⁰ с этолянами. Этолян Филипп извещал письмом, что они могут еще в нынешнем собрании уладить спор устными объяснениями, если сумеют представить основательные оправдания в ответ на жалобы; если же этоляне воображали, что обиженные защищаться не будут на том основании, что те грабили и разоряли всех их без союзного решения, а в случае отказа будут почитаться виновниками войны сами защищающиеся, то они непомерно наивны. По получении письма правители этолян сначала не рассчитывали, что Филипп явится к ним, и назначили день, в который думали сойтись к Рию; но, узнав о его приближении, они поспешили известить его письмом, что сами по себе до общего собрания этолян правители не вправе принять какое-либо окончательное решение. Между тем ахеяне в очередном собрании единогласно утвердили постановление союзников и через глашатая возвестили о дозволении идти за добычей на этолян ⁹¹. Царь явился в союзную думу ⁹² в Эгий и произнес там пространную речь; слова его были приняты сочувственно, и с самим Филиппом возобновлены были ахеянами дружественные отношения, ранее того соединявшие их с его предками.

27. Около этого же времени у этолян наступили выборы, и в стратеги себе они выбрали Скопаса, виновника всех рассказанных выше насилий. Я не знаю, что и сказать об этом. Не воевать по общенародному постановлению, но со всем ополчением совершать хищнические походы на соседей, при этом ни одного из виновных в том не только не карать, но еще оказывать почет избранием в стратеги людей, руководивших подобными предприятиями, такое поведение представляется мне верхом коварства. И в самом деле, какого другого названия заслуживают подобные подлости? Нижеследующее пояснит мои слова. Когда Фебид ⁹³ вопреки договору овладел Кадмеей, лакедемоняне наказали его, но гарнизона из Кадмеи не вывели, как будто обида смывалась наказанием виновного; между тем им следовало поступить наоборот, сделать то, что важно было для фиванцев. Потом, по заключении Анталкидова мира они через глашатаев объявили государства свободными и в управлении независимыми; но гармостов ⁹⁴ не вывели из городов. Выселив мантинеян, находившихся в дружественном союзе с ними, лакедемоняне не называли этого несправедливостью, говоря, что они только из одного города расселили мантинеян по многим городам ⁹⁵. Глупо и подло воображать, что если сам закрываешь глаза, то и другие не видят ⁹⁶. Оба государства навлекли на себя таким поведением величайшие бедствия. Всякий, озабоченный благополучием своим или своего государства, никогда не должен подражать этим примерам.

Между тем царь Филипп, устроив отношения свои с ахеянами, направился с войском в Македонию, чтобы поскорее приготовиться к войне. Не только в союзниках, но во всех эллинах вышеупомянутое решение пробудило светлые надежды на милость и царское великодушие Филиппа.

28. События эти совершались в то самое время, когда Ганнибал, покорив своей власти все земли по сю сторону ⁹⁷ реки Ибера, готовился к походу на город заканфян. Если бы первые подвиги Ганнибала были с самого начала введены нами в историю эллинов, то необходимо было бы в предыдущей книге при изложении событий переходить от Эллады к Иберии и, следуя порядку времени, рассказывать об одних событиях бок о бок с другими. Но так как эти войны в Италии, Элладе и в Азии имели не одно и то же начало, хотя и общий исход, то мы и считали нужным рассказывать о них отдельно, пока не дошли до того момента, когда разные события переплелись между собою и начали приводить к одной цели. При таком изложении становятся ясными как начало каждого события, так и время сплетения их; относительно этого последнего мы в самом начале труда нашего намекнули на то, когда, каким образом и по каким причинам оно совершилось. Напротив, дальнейший рассказ будет у нас общий для всех стран. Что касается слияния событий, то наступило оно к концу войны на третьем году сороковой олимпиады. Поэтому события позднейшие мы будем излагать в порядке времени в общем повествовании, а предшествующие им отдельно, причем, как я сказал уже, мы будем только упоминать о событиях одновременных, изложенных в предыдущей книге; тогда повествование наше будет не только понятно, но для прилежных читателей и завлекательно.

29. Перезимовав в Македонии, Филипп деятельно набирал войска для предстоящей войны и в то же время ограждал Македонию укреплениями против живущих над нею варваров ⁹⁸. После этого он свиделся со Скердилаидом и, смело доверившись ему, повел переговоры о дружественном союзе; ему не трудно было склонить Скердилаида на свою сторону частью обещаниями помощи в устроении иллирийских дел, частью жалобами на этолян, обвинить которых было так легко: преступления, совершаемые частными лицами и государствами, если и различаются чем-нибудь, то, быть может, единственно большим количеством и большими размерами последствий. Так, скопища плутов ⁹⁹ и воров гибнут больше всего от того, что участники их нарушают взаимные права и вообще не блюдут верности в отношениях друг к другу. Точно то же случилось тогда и с этолянами. Они обещали дать Скердилаиду некую долю добычи, если он примет участие во вторжении их в Ахаю. Тот согласился и помогал этолянам при вторжении, а они, разграбив город кинефян, похитив множество людей и скота, не уделили Скердилаиду ничего из награбленного. Вследствие этого он затаил в себе злобу против этолян, и чуть только Филипп в немногих словах пробудил воспоминание об этом, как он поддался увещанию и согласился вступить в общий союз с условием, что будет получать ежегодно по двадцати талантов и выйдет с тридцатью лодками на морскую войну против этолян.

30. Пока Филипп был занят этими делами, отправленные к союзникам послы прибыли прежде всего в Акарнанию и вступили в переговоры с тамошним народом. Акарнаны бесхитростно утвердили решение союзников и пошли войною на этолян. Между тем акарнанам более чем кому-либо другому было бы простительно замедлить, отложить войну и вообще уклоняться от борьбы с соседями. Они плотно примыкают к границе этолян, потом, что гораздо важнее, будучи предоставлены самим себе, легко одолимы, наконец, и это самое главное, незадолго перед тем они подверглись самым тяжким испытаниям за вражду к этолянам. Но, мне кажется, человек честный всегда, во всех делах, личных ли то, или общественных, ставит долг выше всего, и акарнаны во всех почти обстоятельствах поступают именно таким образом больше чем какой-либо иной из эллинских народов, хотя силы их и незначительны. В трудные времена можно обращаться к их содействию не колеблясь, даже искать его предпочтительно перед прочими эллинами, ибо как отдельные личности, так и целый народ отличаются стойкостью и благородством. Что касается эпиротов, то, выслушав объяснения послов, они также приняли постановление союзников, но решили начинать войну с этолянами только тогда, когда будет воевать царь Филипп. Этолийским послам они отвечали, что эпироты решили блюсти мир с ними, обнаружив тем трусость и двоедушие. К царю Птолемею* также отправлено было посольство с просьбою не посылать этолянам денег и вообще не оказывать им никакой поддержки против Филиппа и союзников. [31] Мессеняне, из-за которых и началась война, дали такой ответ явившимся к ним послам: так как Фигалия лежит на их границе и находится во власти этолян, то они не могут браться за оружие прежде, чем город этот не будет отнят у этолян. К такому решению принудили народ против его желания тогдашние эфоры, Ойнид и Никипп, равно как и некоторые олигархически настроенные граждане, в чем, по моему убеждению, они поступили неразумно и совершенно неправильно. Признаюсь, и я считаю войну делом страшным, но нельзя же страшиться войны до такой степени, чтобы во избежание ее идти на всевозможные уступки. Зачем всем нам восхвалять гражданское равенство, право открыто выражать свои мысли, свободу, если нет ничего лучше мира? Ведь мы не одобряем фиванцев ¹⁰⁰ за поведение их в Мидийской войне, за то, что они уклонились от борьбы за Элладу и из трусости приняли сторону персов, не одобряем и Пиндара ¹⁰¹, который в следующих стихах выражает сочувствие фиванцам за любовь их к миру: «Каждый из граждан, жаждущих света народу, пусть ищет яркого блеска пышного мира». Первое время слова его казались убедительными; но вскоре поняли, что он давал постыднейший и пагубнейший совет. Мир справедливый и почетный — прекраснейшее и плодотворнейшее состояние; но нет ничего постыднее и гибельнее, как мир, купленный ценою позора и жалкой трусостью.

Дата добавления: 2015-08-13