Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Странные сны и привет из прошлого

Читайте также:
  1. II.5. Надо ли знать иностранные языки?
  2. А в тот день их1 не было среди (собравшихся у пророка, да благословит его Аллах и приветствует,) людей».
  3. А потом пророк, да благословит его Аллах и приветствует, освободил её и сам женился на ней».
  4. А. никел..вый Б. достра..вать В. приветл..во Г. оскуд..вать
  5. А.В.ТРОФИМОВ - Научный прорыв за завесу времени: из прошлого и будущего в настоящее.
  6. А/О САФАРИ ВО ВРЕМЕНИ ОРГАНИЗУЕМ САФАРИ В ЛЮБОЙ ГОД ПРОШЛОГО ВЫ ВЫБИРАЕТЕ ДОБЫЧУ МЫ ДОСТАВЛЯЕМ ВАС НА МЕСТО ВЫ УБИВАЕТЕ ЕЕ
  7. Ангельское приветствие Божией Матери

 

Если бы его спросили, когда именно это началось, то он, задумавшись всего на одно мгновение, ответил бы что-то вроде: это началось в тот летний день, когда потерявший сознание маленький Твик Твик лежал на горячем песке и едва дыша, а он, Крейг, смотрел на его бледное личико, страшась представить жизнь без него, такого надоедливого, шумного и странного. Конечно же, список прилагательных, характеризующих Твика, гораздо длиннее, но он кажется Крейгу настолько диким в плане произнесения вслух, что он даже мысленно старается не зарекаться о том, какой его друг милый, заботливый…

«Так, стоп, - одёргивает он себя, пытаясь вникнуть в тест. Лежащий перед ним листок пуст, как и багаж имеющихся у него знаний по данному предмету, то есть физике. – <i>Он</i> тоже её терпеть не может… - Парень собирается обернуться, дабы, по давней привычке, обменяться с болотного цвета глазами многозначительными взглядами, но вовремя вспоминает о том, что теперь всё иначе. – Даже не думай об этом.»

А как об этом не думать, если это продолжается с того далёкого летнего дня и до сих пор не хочет забыться?

Под <i>это</i> имеется в виду те непонятные чувства, которые овладевали им всякий раз, когда некий блондинистый субъект улыбался ему, касался его и говорил добрые слова своим ласковым голосом. Также к категории <i>это</i> относятся странные сны. Такие, как, например, сегодняшний.

 

Они снова только вдвоём. Непонятно, где именно, да это и не важно. Главное, что Твик рядом, и он, как раньше, принадлежит только ему.

Расслабляющий сон. Нега, позволяющая быть честным с самим собой. Да, ему нравится быть с этим чокнутым невротиком. Да, он совсем не против его присутствия и частого физического контакта. Да, ему чертовски нравится Твик. И уже очень давно. Да, да и ещё раз да.

Нравится… А вот кофе, с которым ассоциируется Твик, он всё равно терпеть не может.

- Ты меня бесишь, - говорит Крейг, глядя на постепенно увеличивающееся тёмное пятно на своей кофте. Типичная ситуация: Твик по причине своей извечной дёрганности и неосторожности пролил на него подаваемый напиток. На этот раз – ненавистный и горяченный кофе. – Она моя любимая, - рычит Такер, оттягивая ткань и демонстрируя получившийся из прежде синего новый грязновато-коричневый цвет.

- Аргх! Но я не хотел! – оправдывается парень, оборонительно выставляя перед собой тонкие, трясущиеся и оголённые кисти рук.

Крейг издаёт что-то вроде фырканья.

Премилое недоразумение перед ним растерянно хлопает ресницами, что обрамляют его большие зелёно-карие глаза, красивые и блестящие. Взгляд Крейга цепляется за бьющуюся жилку на шее, кажущейся ему слишком хрупкой, как и сам Твик. Почему это заводит? Почему это злит? И всё равно заводит.

- Но ты меня правда бесишь, - сдавленно произносит брюнет.

Крейг резко наклоняется и с еле сдерживаемым раздражением смотрит в виноватые глаза сжавшегося Твика. Смотрит на него сверху вниз, так как блондин сейчас сидит на полу; рядом с ним стоит та самая злополучная кружка с кофе.

- Может, ты его всё-таки попробуешь? – предлагает Твик, пытаясь таким образом разрядить обстановку. – Сам… - То есть, без посторонней помощи некоторых настырных и доставучих личностей. Не будем показывать пальцами, что называется. - Мне правда жаль, что я был столь настойчив… Мне не следовало приставать к тебе. Просто я сам его сварил и…

Брюнет молчит. Несколько секунд спустя он подходит ближе и опускается на пол напротив своего друга.

- Ну ты у меня сейчас получишь, - предостерегающе говорит он и тянется к ненавистному напитку.

Делает большой глоток и, не проглотив, целует Твика, вливая обжигающий и горьковатый кофе тому в рот. Крейг слизывает тёмные капельки с губ Твика, покусывая их и сминая своими. Зарывается пальцами в его волосы, продолжая вылизывать и смаковать идиотский вкус кофе, неразрывно связанным с образом Твика.

Он откровенно наслаждается близостью парня, что теперь лежит под ним и полуприкрытыми глазами смотрит на него с желанием и любовью; обнимает в ответ и с готовностью отвечает на поцелуи; постанывая, царапает его спину и на выдохах произносит его имя; подаётся на встречу и делает всё, как хочет Крейг, потому что…

 

«Всё это неправда,» - первая мысль Крейга всякий раз, когда он просыпается после подобных снов, которые в последнее время снятся ему всё чаще и чаще. Унизительно, но мысль эта также всякий раз сопровождается вздохом разочарования.

Примерно неделю назад, на физкультуре, украдкой наблюдая за тем, как Твик занимается на матах, он с неописуемой злостью на самого себя признался, что теперь подобные сны преследуют его наяву в виде фантазий. Также он признался себе, что игнорировать Твика становится с каждым днём всё труднее и труднее, а все эти уверения в том, будто бы время лечит – брехня полная. Нихера оно не лечит. Наболевшее таковым и остаётся. Или это Твик такой особенный?

Он вздыхает, тупо глядя на никак не решающийся тест. Сегодня с самого утра его не покидает странное чувство, что должно произойти что-то важное, да ещё этот слишком горячий и откровенный сон, в котором он брал Твика прямо на полу, на мягком ковре, насквозь впитавшим в себя кофе и пропахшим им.

Преследуют воспоминания о тех ярких и насыщенных днях, кода благодаря одному солнечному мальчику, которого он как-то сравнивал с цветком, жизнь не казалась такой дерьмовой, как сейчас.

К слову, эта самая жизнь – довольно странная штука. Взять хотя бы тот факт, что с Клайдом он общается до сих пор, причём без особого напряга. По крайней мере, со стороны самого Крейга. Что там на уме у Донована не важно ровно до тех пор, пока речь об этом не зайдёт вслух и напрямую, а подобное навряд ли случится. В общем, Клайд не зарекается об их общем «секрете» – и хорошо. И этот парень до сих пор рядом с ним, а Твика, с которым столько всего связано, он собственноручно оттолкнул, в тот роковой день пройдя мимо него, словно сквозь пустое место. А всё почему?

Виной тому не только светлые чувства Твика, из-за которых Крейг ощутил себя, мягко говоря, тем ещё дерьмом, учитывая, чем он занимался накануне вечером с Клайдом в мужской раздевалке, но и мысли о том, как всё это неправильно и противоестественно. Хитросплетение самых противоречивых эмоций сбило его с толку, подсказав наиболее легчайшее решение поставленной перед ним проблемы: просто закрыть глаза как на свои, так и на чужие чувства.

А эмоции Крейга Такера в тот день, когда он прочёл посвящённый ему блокнот Твика, были примерно такие: шок, скрытая от самого себя радость, страх, снова радость, прилив нежности и желание быть обладателем Твика, стыд за это желание, снова радость и в конечном итоге страх.

Поначалу он наивно полагал, что с дальнейшим отсутствием Твика в своей жизни он справится в лёгкую (а поначалу так оно и было, стоит признаться), но со временем он стал замечать, что проживаемые им дни лишены самого главного, чему он сам не может дать точного определения, но на все сто процентов уверен, что подарить ему это неизвестное нечто может только один человек. Но он продолжал проходить мимо этого человека и отводить взгляд в сторону, не отвечал на сообщения, пока они не перестали приходить вовсе, убрал игрушку по имени Лакки на чердак… И всё равно каждый божий день думал о Твике, прокручивая в голове всё, что с ними произошло, пока само это занятие не превратилось для него в обычную рутину наподобие посещения школы. Твик одновременно забылся и оставался в его памяти, как некто важный, но отныне недосягаемый, запрещённый человек.

Наступили существенные перемены, касающиеся очень многих вещей. В частности, отношения с некоторыми другими людьми тоже изменились. Не сказать, чтобы обязательно в худшую сторону, но, стоит признать, раньше всё было гораздо лучше.

Касательно Токена: он ясно дал понять, что не намерен рушить отношения ни с кем из них лишь потому, что трое его придурковатых друзей что-то между собой не поделили. Вернее, двое и кого-то. Так что Блэк, с ранних лет отличающийся благоразумностью и уравновешенностью, решил остаться одновременно и в стороне, и в самой гуще событий, продолжая общаться и с Крейгом и Клайдом, и с Твиком. По отдельности, разумеется.

Касательно родителей: они на первых порах донимали вопросами, почему не приходит его лучший друг, и почему Крейг выглядит так, словно навечно отключили интернет, но по прошествии времени перестали, поняв наконец, что вытащить какую-либо информацию из своего крайне замкнутого сына им не удастся.

«Звёздная ночь и палатка, ночёвка и мягкая игрушка, пляж и парк аттракционов, улицы нашего городка и походы в кино… И двое, а иногда четверо мальчишек. Всё это были мы, но минуло два года, а я так и не понял, что для меня значит этот Твик Твик – маленький и совершенно невозможный человечек. Блять, да какого чёрта? И что это за уменьшительно-ласкательные в адрес Твика?.. Я парень и он парень, всё! Одного этого достаточно, чтобы прекратить отношения с этим чудиком, принимая во внимания все те нежности... – Он прикусывает губу и тихо бубнит всевозможные ругательства себе под нос. - Я всё сделал правильно, отдалившись от него. И всё пройдёт. Обязательно.»

Не задавшийся с самого утра день, чёртов Валентинов День, грозит ему новыми переменами.

Волна воспоминаний накрывает его с головой, он и опомниться не успевает.

 

<i>Трясущийся автобус и слишком громкий голос:

- А, слава богу, а то я уж подумал… - О чём они говорили вообще? - Ну так ты будешь круасанчик?

Крейг отвечает раздражённо:

- Нет, я не хочу круасанчик, я хочу поспать.

Но потом, не выдержав, прибавляет:

- Ты бы тоже поспал, раз, говоришь, всю ночь гномов своих караулил.

Потому что грубить Твику невозможно.

 

Снова этот до боли знакомый громкий голос:

- Крейг, Крейг! Аааа! Там что-то есть!

Затем его собственный голос, как всегда ровный и спокойный, уверенный в своей правоте:

- Спи, тебе кажется.

- Я не могу спать!

- Смоги.

Его уравновешенности грозит серьёзная опасность.

- Но я не могу!

- Блять! – Он терпит поражение. - Ты уже реально достал!

- Аааргх!

- Ааа, не ори!

- Прости…

Из-за этого человека он постоянно терял над собой контроль, что несказанно бесило, пуще выводя из себя. Сменяющие друг друга оттенки раздражения и идиотской нежности напоминали замкнутый круг, выбраться из которого не представлялось возможным.

Но было весело. Было так…

 

- Крейг? – какой-то заискивающий и подозрительно тихий голос.

- Что?

- Знаешь, ты очень хороший.

Также в конце оказывалось, что Крейга ожидает награда за его героические усилия спасти одного своего чудаковатого одноклассника от несуществующих монстров. Улыбка Твика и его другой, не высокий и панический, а спокойный и нежный голос, затрагивающий в душе Крейга что-то такое, о существовании чего он сам прежде даже не подозревал.

 

- Ты делаешь это из жалости?

- Мы же с тобой как пазл, разве нет?

Крейг не знал, как иначе оправдать перед собой и Твиком то, что происходит между ними.

 

- Знаешь, я совсем не против вляпываться с тобой во всякие неприятности.

Опять. Твик всегда неосознанно заставлял его признаваться в слишком уж смущающих вещах.

- То есть, ты?.. А? Чего?

Но при этом сам выглядел более всех смущённым.

- Ничего, забудь. Пошли уже. Я замёрз.

 

Чаще всего Твик был до тошноты проблемным, и за ним нужен был глаз да глаз.

- Тебе лучше уже?

- Ага…

- Может, воды тебе купить? Погоди, я сейчас.

- Нет, не уходи!.. Я боюсь потеряться. Пойдём лучше вместе.

- Ну ладно. А как бы ты потерялся-то? Ты ж на месте бы сидел.

- Это же я.

- А, ну да.

 

А иногда он говорил на удивление прекрасные слова, вселяющие надежду на лучшее.

- Я тут подумал… Знаешь, всё, что ни делается, к лучшему. К примеру, если бы мы остались сегодня дома, то не нашли бы его. Так что, всё, что ни делается, к лучшему.

- Да, ты прав. Так и есть.

 

Также он бывал капризным и чертовски милым.

- Я хотел поговорить о тебе и Клайде…

- Не хочу слушать про Клайда. Не хочу, чтобы ты забыл обо мне, не хочу, чтобы ты куда-то уходил от меня, не хочу…

 

Что же касается самого Крейга…

- Я скажу это только один раз, мелкий, так что слушай внимательно и запоминай. Я от тебя никуда не денусь, потому что ты мой лучший друг, понятно тебе? Так что будь таким, как обычно.

…Его слова не всегда соответствовали истине. </i>

 

«Я покинул его. Можно сказать, предал. И мои обещания ничего не стоят.»

 

<i>А ещё он бывал холоден тогда, когда от него требовалось проявить всю теплоту, на которую он только способен.

- Крейг, я… - Твик запнулся, заметив Токена и Клайда. - Знаете, я просто вышел из се-…

- Ничего, Твик. Тебе не надо ничего нам объяснять.

 

Но пройти мимо плачущего Твика – всегда было выше его сил.

- Прости, что так по-свински повёл себя. Не плачь больше.

 

Как часто он думал о том, что всё могло бы сложиться по-другому, если бы в тот день, когда нашёлся один исписанный блокнот, Твик заплакал. Тогда у Крейга не было бы иного выхода, кроме как быть рядом с ним. Но Твик просто смотрел на него, ожидая. Интересно, чего же он хотел?

 

- Нет, ты самый лучший! – запальчивый и слишком лестный вывод.

 

Твик обладал удивительным талантом срывать крышу одним только своим видом. Крейг надеется, что этот талант распространяется только на него. </i>

 

Вспомнив о том поцелуе в коридоре, касается кончиками пальцев своих губ. Краснеет и оставляет попытки решить дурацкий тест по физике.

«Если бы эти чувства наконец исчезли, я был бы так счастлив.»

 

В притихшем классе школы Южного парка, за третьей партой у окна, сидит темноволосый парень спортивного телосложения, довольно симпатичный, с необычного цвета глазами, но сам по себе кажущийся самым что ни на есть обыкновенным. Когда смотришь на такого, в голову приходят неопределённые догадки о том, какой, должно быть, этот парень сильный, популярный среди представительниц противоположного пола, может, даже загадочный и себе на уме… Но никто не знает, что на самом деле скрывает за собой внешность, фальшивые улыбки и лишённые искренности слова.

«Я чувствую себя чертовски виноватым.»

А ещё, как ни крути, а ему также чертовски хочется узнать, изменился ли тот мальчик, вечно ходивший за ним хвостиком, или нет. А если да, то как сильно и в хорошую или плохую сторону.

 

Не выдержав, он всё-таки оборачивается и смотрит на Твика. Забыв об осторожности и необходимости остаться незамеченным, тщательно изучает своего давнишнего друга. Старается не обращать внимания на реакцию своего сердца, выражающуюся в слишком уж частых ударах.

Отчасти он всё такой же: не слишком высокий, худощавый, с растрёпанными светлыми волосами, грязновато-зелёно-карими глазами, нежно-розовыми губами и бледной кожей. Только вот рубашка застёгнута правильно, и нет и следа той очаровательной для Крейга дёрганности и нервозности. Также из употребления блондина каким-то непостижимым образом исчезло «Аргх!», передёргивания хрупкими на вид плечами тоже и след простыл. Не то что бы он стал спокойнее. Скорее, он попросту лишился поводов для стрессов, что равносильно лишению самого себя.

А взгляд этого нового Твика всё-таки чем-то напоминает прежнего. Широко распахнутые глаза, остаточные синеватые круги и пышные подрагивающие ресницы…

Когда Крейг понимает, что Твик смотрит прямо ему в глаза, поспешно отворачивается, проклиная себя на чём свет стоит за несдержанность и дебилизм, как сказал бы Токен, с которым он так и не поговорил начистоту о своих переживаниях.

И не поговорит.

 

<b>POV Твика</b>

Он отводит взгляд тут же, как только понимает, что его взоры в мою сторону не остались незамеченными. Смотрю на его затылок и короткие тёмные волосы, ожидая, когда моё сердце наконец успокоится.

Что-то долговато оно беснуется… Теперь мне только и остаётся, что думать о Крейге Такере, таком недоступном и далёком от меня. Не верится, что когда-то мы были не разлей вода.

Он до сих пор ходит на тренировки, и меня совсем не волнует, занимается ли он с тем же самым Клайдом (или с кем-либо ещё) всякими непотребствами. Чёрт, кого я обманываю? Не сосчитать, сколько раз я думал об этом, терзаемый глупой в данном случае ревностью. К чему все эти беспокойства, если теперь всё потеряно? Если теперь я только и могу, что наблюдать за ним издалека?

И тут он снова оборачивается. Я до того шокирован этим неожиданным вниманием, что не отвожу своих глаз от его.

У меня в груди болит. Господи, Крейг Такер, что ты делаешь со мной? С чего вдруг тебе понадобилось лишать меня рассудка?..

 

На ум приходит мысль о том, что их гляделки, нелепые и заставляющие краснеть обоих, походят на долгожданную встречу после долгой разлуки, и Крейг вспоминает, что нечто подобное он уже ощущал однажды. Когда, приперев Твика к стенке, обнимал и целовал его, потерпев поражение во внутренней борьбе с самим собой.

Он не понимает, чего хочет добиться, ловя взгляд блондина, но, начав, уже не может остановиться. Тот факт, что Твик не стремится разорвать их зрительный контакт, немного и пугает, и радует.

«Как такое может быть вообще?»

Может, в этом мире много чего бывает. К примеру…

Бывает так, что судьба даёт людям второй шанс, даже если они в неё не верят.

- Крейг Такер и Твик Твик, срочно зайдите в кабинет мистера Мэки, - сообщает голос директрисы по громкой связи.

 

<center>***</center>

 

Они сидят подле кабинета психолога на тех же самых стульях, что и несколько лет назад, когда началась их история. За окном, прям как по заказу, идёт снег, хотя с утра на улице было сыро и слякотно, и погода всем своим видом не предвещала снега, больше походя на весеннюю.

Неуютная и неловкая тишина. Скованные и боязливые ёрзанья. Твик сглатывает и косится на Крейга. Их взгляды тут же встречаются, и оба одновременно отворачиваются и опускают глаза в пол. Что-то заставляет Крейга произнести:

- Ты что, про гномов, это всерьёз сказал?

Твик вздрагивает и еле подавляет рвущееся наружу «Аргх!..», так он сбит с толку звуком этого голоса из прошлого. Молчит, не зная, как правильно отреагировать на услышанную только что фразу.

<i>Правильно или неправильно?</i>

«Боже, господи боже мой, какой стресс! – кричит не своим голос внутренний Твик. – Я весь как на иголках! Что же мне делать?»

- Н-нет, - всё-таки выдавливает из себя Твик. – Я… - Припоминает. – Что-то, связанное с молотком…

Ровный голос подсказывает ему верный ответ:

- Точно. Гномы ведь воруют трусы, а не инструменты.

Следует нереальный разговор об их общем прошлом, в котором тактично умалчиваются некоторые детали. В старательной любезности и обходительности Такера Твик видит лишь холодность и желание скрыть напряжённую атмосферу. Твику кажется, что над ним попросту издеваются, но он, уже вконец запутавшись, что из себя представляет сидящий рядом с ним человек, послушно играет свою роль.

Только вот боль в груди накапливается, набухает, ежесекундно напоминая о себе. Как будто о ней возможно забыть.

Сердце уже бьётся где-то в горле и, на автомате отвечая что-то, Твик смотрит уже не в серые глаза собеседника, а ему в грудь. Какая-то его часть полагает, что это всё сон, а другая, которая, по мнению Твика, глупая и ничтожная, всё ещё на что-то надеется.

- Интересно, зачем нас вызвали к Мэки? – дрожащим голосом спрашивает Твик, думая совсем о другом и всё ещё не веря, что прямо сейчас обращается к Крейгу, тому самому, из детства, тому выросшему мальчику с волшебными и тёплыми руками.

- Без понятия, - отзывается Такер, хотя на самом деле догадывается, где собака зарыта. Но вместо того, чтобы прояснить ситуацию для своего разнервничавшегося одноклассника, он говорит: - Знаешь, Твик, я…

- Можете заходить, - раздаётся голос мистера Мэки из-за двери.

 

<b>POV Твика</b>

Словно в замедленной съёмке наблюдаю за тем, как Крейг поднимается со стула и, встав передо мной, с улыбкой вздыхает и говорит:

- Пойдём. – Я не шевелюсь. Он тоже. Потом, явно поколебавшись, протягивает мне руку. - Всё нормально будет.

Как можно продолжать жить с остановившимся сердцем? Кто-нибудь, пожалуйста, объясните мне.

Меня словно током прошибает, когда я касаюсь его пальцев. Что-то в этом жесте настолько… скажем, мистическое, что у меня даже в глазах на секунду темнеет. Чёрт, даже слова куда-то ускользают от меня! Как я вообще ещё способен думать?

Он ведёт меня за собой, как маленького, и я чувствую, что мой совсем недавно приобретённый, новый мир, трещит по швам, распадается, а я никак не могу этому воспрепятствовать. Да и не хочу, если честно.

Пока мистер Мэки распинается насчёт наших незаполненных анкет по профориентации, я убеждаюсь в своей слепой любви к Крейгу, потому что, знаете, если именно он разрушит мой мир, я не против.

Хотя, чего уж там? У меня попросту нет выбора.

 

Выхожу из кабинета психолога на ватных ногах. Ничегошеньки я не усвоил для себя из тирады мистера Мэки, как вы уже могли догадаться.

Не знаю, сколько времени прошло, не помню, какой по счёту сейчас идёт урок и в какой мне надо возвращаться кабинет. Смотрю на Крейга, прошагивающего мимо меня к какой-то группе парней, а между тем ко мне спешит Картман. О, он пробивается сквозь толпу учеников. Похоже, уже перемена. Надо же.

- Дебила ты кусок, видел себя вообще?

- Ага…

- Блять, Твик! Заканчивай уже грезить о нём! Ничем хорошим это для тебя не окончится!

Я мог бы возразить, припомнить ему его собственные отношения с Кайлом и недавнее решение всё изменить, то есть, тот самый план «Прыжок веры», но не делаю этого. У меня полно других важных дел. Стою и молчу. Крейг такой красивый. После того, как мы немного поговорили, я почему-то уже не боюсь смотреть на него. Сейчас вот, к примеру, откровенно пялюсь на него, а если быть точнее, любуюсь.

- Ладно, проехали. – Звучащая в голосе Эрика безнадёжность вызывает улыбку на моём лице. – Скажи тогда хотя бы, горе ты луковое, захера вас обоих вызывали к Мэки?

И тут, прежде чем я успеваю ответить на вопрос Картмана, слышу <i>его</i> голос, равнодушно произносящий:

- Да с тем невротиком, с которым дружил раньше, помешанным на кофе и гномах. - Обращается Крейг к кому-то из своих новых друзей, к какому-то парню из параллельного класса. То есть, надо думать, отвечает на вопрос, которого я не услышал. – Мы оба не заполнили ещё те дурацкие анкеты.

- Надеюсь, присутствие этого чудика тебя не слишком напрягло? – хихикает кто-то из окруживших Крейга.

- Не особо, - отмахивается он, так беспечно и даже чуточку раздражённо, словно одно уже напоминание обо мне его бесит.

Подождите-ка… Что? Тогда что всё это значило? Его взгляды, участие и напоминание о том, что было несколько лет назад? И…

<i>Знаешь, Твик, я…</i>

Моя голова такими темпами скоро разорвётся на части, как и сердце и все во мне, способное чувствовать, мыслить, ощущать…

А теперь он, повернувшись спиной, уходит куда-то. С кем-то, кого я не знаю. И неизвестно, когда ещё я смогу поговорить с ним, не получив в ответ лишь отстранённый вид и молчание, не отвеченные звонки и смс-ки.

Два сильнейших чувства борются во мне за право выхода, пока наконец не сливаются воедино. Я пропал. Делаю шаг вперёд, не обращая на протестующие слова Картмана ровным счётом никакого внимания.

Я параноик? Я идиот? Я непрестанно думаю о том, о чём думать в принципе-то не следует? Я конченый кретин?

Да, да, да… Потому что, прежде чем я успеваю прикусить себе язык или же, для лучшего эффекта, вырвать его к чертям собачьим, выкрикиваю ему в спину:

- А ну иди сюда и скажи мне это в лицо, самодовольный мудак!

И когда я наконец научусь быть более сдержанным? Видимо, близкое общение с Эриком Картманом слишком пагубно на меня влияет. Или же дело в том, что Крейг Такер по-прежнему сводит меня с ума?..

Иначе почему, когда он поворачивается и смотрит мне прямо в глаза, моё сердце готово выпрыгнуть из груди? И вовсе не от страха. Я не способен бояться этого человека.

Только любить.

«Прыжок веры»

 

<b>POV Твика</b>

Если вы вдруг оказались в компании Стэна Марша, то вам необходимо знать следующие неписанные правила: когда у вас возникают проблемы с учёбой, надо идти прямиком к Кайлу; когда встаёт проблема с выбором места, где можно скоротать унылый вечерок, - смело обращайтесь к Кенни, не прогадаете; когда пред вами просто проблема, и вам нужен дельный совет, набирайте номер лидера, всем известного капитана нашей школьной футбольной команды; и только когда у вас серьёзные проблемы, и вам кажется, что жизнь кончена, просите о помощи Эрика Картмана, заранее готовясь к каким угодно последствиям.

Однако в данном случае не прокатит. Думаю, даже Эрик мне тут ничем не поможет.

Недавно вырвавшиеся из моего рта слова повисли в воздухе, подобно… А, без понятия, подобно чему. Важно другое: что мне ответит Крейг?

Странно, но прямо сейчас, когда вокруг нас собралась небольшая группа жаждущих хлеба и зрелищ, мне значительно легче. Как камень с души упал, серьёзно. Сказал ему, что уже давно вертелось на языке, ибо, клянусь, иногда его отстранённая заносчивость и наплевательское отношение к окружающим выводят из себя даже меня, человека, готового валяться у него в ногах, лишь бы получить хотя бы чёртов кивок, как признание моего присутствия самим Крейгом Такером.

- Что именно тебе сказать? – ни разу не смутившись, своим извечно спокойным голосом, спрашивает он, в то время как у меня перехватывает дыхание. Он, к тому же, мало того, что повернулся ко мне лицом, так ещё и делает шаг навстречу. С таким видом, будто готов приступить к серьёзному разговору. Или же… Так и есть?

И тут я понимаю, что если я процитирую недавно услышанные мною слова Крейга, он также совершенно спокойно их повторит, после чего, быть может, полюбуется на моё перекосившееся лицо и, наконец, уйдёт по своим делам, совершенно позабыв обо мне, ничтожном придурке, чудаковатом и влюблённом в одного холодного и неприступного «принца» по самое трынь-трынь…

Подумав так, вспоминаю о Клайде. Он тоже здесь. Смотрит на меня, и в его лице мне чудится предвкушение моего провала и, вместе с этим, боязнь за возможную бурю, которая произойдёт лишь в том случае, если я в кои-то веки продолжу говорить то, что на самом деле думаю, не взирая ни за что.

Интересно, поступить так, а не иначе, я решаю из-за Клайда или из-за Крейга? Или же по какой-то другой, более весомой причине?

Вспоминаю тот день, когда он обнимал меня и успокаивал. Я тогда плакал и был очень расстроен, ведь Крейг хотел поговорить со мной о Клайде. В тот день я в первый раз сорвался. Сейчас же я с готовностью продолжаю делать это. Конченый кретин.

- Скажи мне, пожалуйста, что я – твой, как ты сам говорил мне, лучший друг, которого ты никогда не оставишь – чокнутый невротик, помешанный на кофе и гномах! – мой голос сам не свой: какой-то ядовитый и сквозь пропитанный затаёнными обидой, злостью и чёртовой привязанностью к этому человеку. – Скажи мне это после того, как несколько минут назад вёл меня за ручку в кабинет психолога, бессердечный ты сукин сын!

Ни на шутку взбесившись, я уже всерьёз опасаюсь за свою психику. Веду себя, откровенно говоря, как капризная девчонка, но, с другой стороны, я неоспоримо уверен в своей правоте. Проблема лишь в том, что мы с Крейгом словно на сцене, и, по идее, следовало бы фильтровать базар, но в этот критический момент я решаю отбросить мысли о мнении окружающих, до которых лично мне нет никакого дела. Это Крейг у нас больно уж печётся о репутации, как мне самому кажется. К слову, если моя догадка верна, то это очень странно, учитывая пофигизм Крейга. Но, опять же, я уже настолько запутался, что никак не могу с полной уверенностью утверждать, что на уме у этого парня.

Как-то слишком тихо. То есть, всё вокруг шепчутся и охают-ахают, но молчание Крейга звенит у меня в ушах, и эффект от такой реакции усиливается выражением его лица: с первого взгляда может показаться, что оно совершенно непроницаемо, но я-то вижу, что попал в цель. Я задел его. Он тоже помнит то своё обещание, наши объятия и мои выплаканные в его грудь слёзы. И то, что было потом. Моё признание: я знаю, что с тобой произошло, Крейг. И я тоже не собираюсь повторять дважды.

А потом слова вдруг находятся и у него, и у меня. Он откровенно уходит от темы, тоже взбесившись моим поведением, по его словам, «девчачьим» и «заёбывающим». Также он использует свои старые выражения, которые применял лишь в мой адрес. Такие, как, например, «мелкий», «малявка», «недоразумение», «чудо в перьях» и так далее. Раньше это звучало ласково и так по-родному, что я и не думал обижаться, а сейчас…

О нет. Даже сейчас я улавливаю ласковые нотки в его голосе. Или у меня слуховые галлюцинации?

Он уже стоит ко мне вплотную, держа за грудки и шипя что-то в лицо. Я чувствую на себе его горячее дыхание. Краснею. Заметив, что я не отвечаю, он тоже наконец обращает внимание на наше двусмысленное положение.

В его глазах, в которых я вижу отражение собственных, перепуганных и огромных, вопрос: что его ладонь делает на моей щеке?

Если я сплю, не будите меня.

Его руки не могут меня обидеть. Они всё такие же тёплые и нежные в обхождении. Всё мое тело пробивает дрожь, и мне хочется убежать. Стыд пробирает до самых кончиков пальцев, если так можно выразиться. Крейг, что ты творишь? Я уже не помню, из-за чего так разозлился на тебя.

Но ты помнишь.

Резко отстраняешься, и всё начинается сначала. В конце концов, припомнив друг другу все старые обиды, расходимся в разные стороны, хотя звенит звонок на урок, и нам надо возвращаться в класс. Но, видимо, находиться в одном помещении после произошедшего – выше наших сил.

Моих, я думаю, особенно. Это ведь я у нас весь из себя такой нервный и чокнутый. Не такой хладнокровный, как ты.

В какой-то момент ловлю себя на мысли, что хочется пойти за тобой и поговорить наедине. Оборачиваюсь и смотрю тебе в спину. Такая знакомая картина, от которой в груди болит.

Что же мне делать?

 

<center>***</center>

 

Пока Крейг и Твик бесцельно слоняются по школе, прогуливая идущий сейчас урок, сделаем главным действующим лицом Эрика Картмана и обратимся к его уже осуществлённому плану.

Он сидит за своей партой и не мигающим взглядом смотрит на рыжеволосый затылок. Кусает губы и нервно дрыгает ногой, раздражая тем самым сидящую перед ним Венди.

- Прекрати уже, - в какой-то момент не выдерживает она.

Ноль внимания со стороны парня. А всё почему? Конечно же, виной тому один рыжий еврей из Джерси. Тройное попадание.

Да, тройное.

 

<b>Несколькими минутами ранее</b>

После того, как его друг сорвался на всем известного школьного хулигана, Эрик передумал мешать Твику выяснять отношения со своей тайной-не-тайной любовью. Он просто стоял, как и большинство присутствующих при этом мини-скандале, и смотрел, пока взгляд его не зацепился за проходящего мимо Кайла. Именно в тот момент наблюдение за Твиком плавно перешло на второй план, пока вовсе не перестало волновать его ум.

Пример Твика произвёл на шатена большое впечатление, придав надежду быть услышанным. Мысленно пожелав тому удачи, Эрик последовал за объектом своей страсти.

Удобный момент представился. Рыжий зашёл в пустой класс, чтобы положить на учительский стол журнал.

Каждый шаг представляется хождению по стёклам оголёнными ступнями. В воображении рисуется устрашающее многообразие возможного исхода его «Прыжка веры». Ощущение праздника пропадает разом и насовсем, когда в поле его зрения попадает строгий тёмно-синий пиджак и серые брюки. Бесит. Больше нравится, когда еврей одет в свою повседневную одежду.

Кайл стоит к нему спиной, пока Эрик проходит следом за ним в класс и замирает напротив в ожидании чудесного появления мужества. В кармане джинсов шуршит несчастная Валентинка, отдать которую в руки Кайлу Брофловски, чёртовому еврею из Джерси, кажется теперь попросту невозможным. Злость на свою нерешительность затуманивает разум, и он никак не может найти подходящих вступительных слов для своего признания.

- Картман?

«Когда этот еврей успел заметить моё присутствие? Он ведь даже ещё не обернулся!»

- Эээм… - «Пиздецкое красноречие. Так держать.» - Привет, Ка-айл.

Всё уже идёт не так, не должным образом. Удар первый.

Брови парня тут же сходятся на переносице, и он, скрестив руки на груди, оборачивается и с нескрываемым подозрением спрашивает:

- Что тебе от меня нужно?

«Не самое удачное начало. Чёрт.»

- Я… - «Что. Мне. Ему. Говорить?» - В общем, у меня для тебя кое-что есть.

«Господи, стыд-то какой! Что я делаю со своей жизнью?»

Извлекая из кармана Валентинку с нацарапанными в ней признаниями, Картман не отрываясь смотрит на лицо Кайла, с сожалением замечая происходящие в нём перемены: у него такое выражение, будто ничего, кроме какой-нибудь гадости, не следует и ждать от стоящего перед Брофловски человека.

Второй удар нанесён.

Не веря в реальность происходящего, он наблюдает за тем, как, держа в дрожащей руке жалкий клочок бумаги, потягивает его Кайлу. Тот, немного поколебавшись, принимает его и, повертев перед глазами и пробежав по кривым строчкам, гласящим: <i>«Я подумал, что следует сделать это в праздник. То есть, так будет больше шансов на взаимность. Наверное. В общем, будешь со мной встречаться?»</i>, спрашивает:

- Это ещё что?

Два с ничтожной крошечкой, и колеблющийся флаг надежды рвётся на ветру его эмоций.

И тут Эрик Картман наконец осознаёт, что происходит: Кайл не воспринимает его всерьёз, тонко намекая на невозможность их любовных отношений. И делает он это так легко, так равнодушно. Вспоминается Твик и его грустные глаза в те дни, когда он безрезультатно пытался достучаться до Такера, посылая ему бесчисленное множество сообщений и не получая на них ответов. Унижался и страдал, прямо как Эрик сейчас. Исключительно по собственной вине и осознанно роя себе могилу.

- Все евреи такие тупые, или как? – взрывается он, совсем отчаявшись. Идёт на крайние меры: - Я же люблю тебя, идиот ты конченный!

Слабая вера в то, что эти слова затронут хоть что-то в несуществующей еврейской душе пропадает, когда он слышит резкое:

- Довольно, Картман.

«Всё. Теперь-то я замолчу, приму всё как данное и перестану смотреть на него щенячьими глазками.»

Ага, конечно.

- Что значит, «довольно», блять? Я перед тобой сердце своё вывернул, а ты нос воротишь, бездушный…

- Заткнись и не позорься, жиртрест.

Два с половиной.

«Что? – тупо спрашивает самого себя Картман, натурально остолбенев. – Я же вижу, что ты всё понимаешь! Просто хочешь, чтобы я…»

- Избавь меня от своих идиотских розыгрышей хотя бы сегодня.

Три.

«…отвязался от тебя.»

Флаг надежды сорвался и теперь улетает куда-то. На смену ему водружается чёрный, олицетворяющий негатив и печаль по поводу отказа принятия его чувств.

«Он хоть представляет себе, какого труда мне стоило решиться на всё это?..»

Эрик разворачивается и покидает класс. Он не срывается на бег, не бормочет себе под нос проклятия в адрес своего несостоявшегося любовника, ничего подобного. Он просто возвращается в кабинет, где будет проходить следующий их урок, и садится за свою парту.

В это же время Кайл Брофловски, оставшись в одиночестве, тяжело вздыхает и, опустив голову, проводит пальцами правой руки по своим спутанным волосам. Тихо произносит:

- Этого ещё не хватало, чёрт возьми.

Немного погодя:

- Прости, Картман.

И всё же он считает, что, нежели давать беспочвенную надежду, лучше сразу дать понять: ничего не выйдет, и точка. Пусть это жестоко, пусть. Зато нет никакой недосказанности. Почти.

 

<b>В настоящее время</b>

Эрик не слышит голосов вокруг, то есть, реально существующих сейчас. В его ушах всё ещё эхом отдаётся холодное: «Это ещё что?»

«Это я, Кайл, - отвечает он самому себе. - Весь я, перед тобой, - как на ладони, которую ты сжал в кулак. – Сжимает зубы до боли. - Мудак.»

Он бы вдоволь посмеялся над своей похожей на детскую обиду за слова Кайла, если бы не было так отвратно на душе, что в самую пору сидеть в своей спальне и плакать, завернувшись в одеяло, как в кокон. Чем он и займётся этим вечером, если грусть всё-таки перевесит холодную ярость.

Тройное попадание, зияющие дыры от ран рисуются в воображении слишком отчётливо. Боль становится физической, от чего он приходит в тихий ужас.

Позже, когда он видит смущённую улыбку на лице Кайла, появившуюся в результате полученной от какой-то девушки Валентинки, его планы на грядущий вечер кардинально меняются.

«Он не сказал мне <i>нет</i>. Отмахнулся, как от назойливой мухи, но не отказал.»

Он заставит Кайла поверить. И хотя Эрик уверен, что рыжий и так всё понял с первого раза, он заставит его поверить так, что возможность отвертеться от очевидного упорхнёт, лишив возможности избежать ответа на чужие чувства.

Потому что Эрик твёрдо убеждён в следующем: если уж и отталкивать любящих тебя людей, то только с достаточно вескими причинами. И он сам решит, достаточно они веские или нет.

Хотя, кого мы обманываем? Он уже решил.

 

<center>***</center>

 

Ему требуется ровно секунда на принятие решения, прежде чем он делает первый шаг в ту же строну, куда направился Крейг.

Сегодняшний день является в его представлении настолько сумасшедшим, нереальным и богатым на события, что с трудом принимается тот факт, что ещё только утро. Однако не хочется, чтобы этот длинный день подходил к концу, день, несущий ему драгоценные шансы что-то изменить.

Несомненно, что, идя по пустому коридору, Крейг слышит звук его шагов позади себя. У Твика складывается впечатление, что его куда-то ведут. Сердце бешено колотится в его груди, но, глядя на спину Крейга и стену, у которой тот остановился, блондин начинает смутно вспоминать.

Брюнет поворачивается к нему лицом и окидывает пронизывающим насквозь взглядом. Твик в очередной раз краснеет, но не отводит своих глаз. Самое время либо всё наконец прояснить, либо продолжить выливать на Такера накипевшее.

- Я больше не тот наивный мальчик, обожающий тебя до потери пульса.

Как ни странно, Твик выбирает второй вариант.

- Уверен? – странно насмешливый и игривый голос.

Крейг улыбается. Так, как умеет только он один. Не широко и не с ямочками на щеках, а чуть приподняв уголки губ, но так искренне и тепло, что невозможно усомниться в затаившейся где-то глубоко внутри парня радости. Такой улыбкой, которая снилась Твику этой ночью.

- Нет, - несколько запоздало отвечает он. – Теперь нет.

Лицо Крейга вытягивается. Его несколько ошеломляет подобная искренность. Всегда ошеломляла.

- Зачем ты пошёл за мной? – спрашивает Такер.

Но вместо ответа слышит встречный вопрос:

- Что ты хотел сказать мне тогда, у кабинета Мэки?

<i>Знаешь, Твик, я…</i>

- Да иди ты, - отмахивается он. – Никакого покоя с тобой…

- Со мной? Ты игнорировал меня два года, а сегодня вдруг!..

- Чёрт, да можешь ты уже наконец угомониться?

- А ты можешь перестать вести себя, как чмо?

- С каких пор ты такой?.. – Крейг замолкает, не в силах подыскать подходящее слово.

- С тех самых, как… - Твик тоже не договаривает, но в обоих фразах и так понятно, о чём идёт речь. Им обоим.

- Ты как заноза в заднице, - тихо произносит брюнет. - Почему ты не можешь быть таким, как раньше?

- Зачем? Чтобы тебе снова было удобно пользоваться мной?

- Это я-то тобой пользовался? Ты и представить себе не можешь, чего мне стоило привыкнуть к тебе, недоразумению на ножках! Ну, на первых порах, разумеется. – Короткое молчание. - Ты выводишь меня из себя, ты в курсе?

- Теперь, да. Думаю, я знал бы об этом раньше, если бы ты не скупился на слова.

Несмотря на едкие фразы, интонации их голосов совершенно не вяжутся с произносимым. Оба говорят спокойно, тихо, больше уделяя внимания разглядыванию друг друга.

Зайдя в своём разговоре в тупик, замолкают. Вернее, не в разговоре, а во взаимном обвинении. Кое-кто всё ещё не желает сдаваться, хотя уже совершенно не понимает, чего хочет добиться.

В конце концов, они сейчас в том самом месте…

- Это <i>ты</i> хотел меня поцеловать! – бросает Твик свой последний аргумент. Несмотря на то, что они не затрагивали тему того злополучного блокнота, оба не перестают думать о нём и о написанном и нарисованном в нём. Говоря эти слова, Твик пытается оправдаться: не он один разрушил их дружбу.

- Нет, не хотел! – выкрикивает Крейг и тут же, заметив, как меняется выражение лица блондина, нехотя произносит: - Ладно, хотел. – Опускает голову, затем резко поднимает и смотрит на Твика. Видит такие знакомые и родные глаза (они такие большие, непонятного цвета: смеси коричневато-серого и тёмно-зелёного), светлые волосы, торчащие в разные стороны (он знает, что они чертовски мягкие и пахнут каким-то идиотским шампунем со вкусом кофе. «Интересно, так ли это сейчас?..»), рубашку, застёгнутую правильно, но всю измятую, как раньше, сцепленные в замок руки, тонкие пальцы которых нервно подрагивают, и, наконец, губы. Он видит всё это и понимает… - Хочу, - выдыхает он с толикой сожаления и облегчения одновременно.

Короткое замешательство.

- Так сделай это, - произносит Твик, со смесью стыда и неожиданного прилива смелости осознавая, что произнесённая им фраза больше напоминает просьбу. Вернее, так и есть.

Обычная в таких случаях пауза, оглашённая полнейшей неподвижностью и тишиной, длится слишком долго. За это время Твик уже сто раз успел признаться себе в том, что готов отдать что угодно, лишь бы Крейг исполнил своё - нет, их общее - желание.

Но ничего подобного. Крейг просто разворачивается и уходит, оставив растерянного и откровенно расстроенного Твика наедине со своими мыслями и чувствами. Блондин опускает голову и смотрит себе под ноги, еле сдерживая слёзы. Прикусывает нижнюю губу для лучшего эффекта. Не время быть тряпкой.

И тут он слышит приближающиеся шаги. Не успевает поднять головы, как оказывается прижатым спиной к стене. Крейгом Такером.

Запоздалая констатация факта – Крейг вернулся – превращает его мозг в кашу. Ноги подкашиваются, а его лицо уже оказывается сжатым в чужих ладонях. Твика притягивает к себе самый желанный им на свете человек и целует. Сперва слегка касается губами, и мир уходит из-под ног, затем углубляет поцелуй, и мир пропадает вовсе.

Крейг ненасытно ласкает его, собственнически скользя руками по стройном телу, обдаёт горячим дыханием и неожиданно шепчет между поцелуями таким голосом, что Твик начинает всерьёз сомневаться в том, что он бодрствует, а не спит:

- Знаешь, Твик, я так соскучился по тебе...

Снова поцелуй. Ещё и ещё. Всё его тело моментально покрывается мурашками, и становится неописуемо жарко. Вцепившись в кофту Крейга, он отвечает на поцелуй, от чего чувствует слабость в ногах. Благо, его крепче обхватывают руками за талию, не позволяя упасть, и продолжают целовать: сминать его губы, иногда покусывать их, переплетать свой язык с его…

Дыхание учащается, а когда Крейг начинает покрывать торопливыми поцелуями его щеки и шею, совсем сбивается, и Твику чудится, что он разучился дышать. Но если такова цена за испытываемое сейчас – ничего страшного.

Он обхватывает руками шею Крейга, обнимая изо всех сил, и вдруг слышит:

- Нет, стой… Твик, это всё непр…

Он не позволяет ему произнести это ужасное слово: целует, не взирая на слабые протесты.

Но, в конце концов, Крейг, схватив Твика за плечи, отталкивает того от себя.

Тяжело дышащие, раскрасневшиеся, они смотрят друг на друга и задаются немым вопросом: «Что теперь?»

 

Ошарашенный Твик снова, как тогда, сползает на пол и смотрит вслед уходящему парню. Только на этот раз он не улыбается, потому что знает: возможно, это последний их поцелуй. И так будет всегда, вернее, ровно до тех пор, пока он не заставит Крейга понять, во что превратилась их дружба.

Он поднимается с пола и со всех ног бежит за Такером.

Догоняет только на улице, на выходе из территории школы. Холодный февральский воздух моментально забивается в ноздри, мешая дышать, а ослепительно белый цвет недавно выпавшего снега на миг ослепляет. Хочется крикнуть что-то, но он понимает: таким образом только всё усугубит. Эта доконавшая его игра в кошки-мышки уже не просто действует на нервы, а мешает спокойно жить. В итоге Твик не находит ничего лучше, как швырнуть в Такера снежок. От души так швырнуть и попасть прямо по темноволосой башке, в которой никак не уложится истинное положение вещей.

- И это всё? – кричит Твик, чувствуя себя полнейшим идиотом.

К его немалому удивлению, Крейг, обернувшись, начинает сперва явно неохотно хихикать, затем, поняв всю тщетность своих попыток сдержаться, смеяться, пока наконец не заливается натуральным хохотом, держась за живот.

Всё это продолжается ровно до тех пор, пока Крейг наконец не выдавливает из себя:

- Тебе этого мало, что ли?

Твик краснеет, но всё-таки отвечает на вопрос честно:

- Да. – Ловит ошарашенный взгляд серых глаз и отводит свои в сторону. - Мало.

Снова молчание, и Твик понимает, что, переживая всё это, рискует сойти с ума. Когда он уже было открывает рот, чтобы вылить на виновника своих страданий поток обвинений, выходит давно позабытое:

- Аргх!.. – Он тут же закрывает себе рот рукой, и его полные злости и испуга глаза впиваются в Крейга. – Смотри, что ты наделал! Ты хоть представляешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы избавиться от этого! – Крейг молчит, во все глаза глядя на блондина. Помимо его воли губы растягиваются в улыбке. – Тебе смешно? – истерично спрашивает Твик. – Аргх!.. Господи, какой стресс, я этого не вынесу!

- Ты всё такой же.

- Ч-чего? – робко спрашивает Твик, внимательнее приглядевшись к собеседнику. – Что ты имеешь в ви-…

- Ничего. Пойдём, Твик.

 

<b>POV Твика</b>

Жду подвоха, но Крейг по-прежнему выжидающе смотрит на меня, и с его лица не сходит улыбка.

Не силясь больше ничего понять, послав куда подальше гордость и здравый смысл, несколько удивленно, не своим голосом, повторяю за ним:

- Пойдём.

Возможно, я получу ответы на все свои вопросы, но даже если и нет, я не очень расстроюсь. Ведь, по правде говоря, не помню, когда в последний раз был настолько счастлив, как сейчас, шагая рядом с ним по улицам маленького городка, наполненным нашими общими детскими воспоминаниями.

Крейг Такер, ты прирождённый садист.


Дата добавления: 2015-08-13; просмотров: 78 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Потому что Твик | Пазлы, тест и немного о Крейге | Неохотное признание | Ночёвка | В один из летних дней | Переполох в парке аттракционов | О фальшивых и искренних улыбках | О чём знал только Токен | Истинное и ложное | Два таких разных монстра |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Меланхоличный снег| Две такие одинаковые просьбы

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.083 сек.)