Психиатр убивает подозреваемого в убийстве

Знаю, заголовок выглядит похоже на название очеред­ного эпизода в сериале «Закон и порядок» или ему подоб­ных, но все происходило на самом деле: Мануэль Поджи, психиатр, назначенный приказом суда, в течение четырех дней тестировал подозреваемого в убийстве по фамилии Диас, а потом снял с себя пояс и задушил его. Диас не со­противлялся.

— Мне пришлось поступить так в интересах общества, — заявил Поджи на пресс-конференции в полицейском участ­ке, где он и совершил свое преступление. — Настало время свершить правосудие.

Поджи поведал репортерам, что был вынужден заду­шить Диаса, подозреваемого в восьми убийствах, из-за фрустрации. Он описал Диаса как «чудовище с непомер­ным интеллектом». По иронии судьбы за дверью кабине­та, в котором находились Поджи и Диас, стояли охран­ники, которым начальник отдела убийств поручил защищать Поджи. Тот факт, что Диас не кричал, не звал на помощь и вообще не производил никакого шума, убедил полицейского начальника в том, что на самом деле Диас сам попросил Поджи убить его. Иными словами, было ре­шено, что Диас совершил самоубийство при помощи пси­хиатра.

Берни следил за ходом дела Поджи, читая местные газе­ты. Через несколько лет ему попалась статья с похожим со­держанием:

«Сотрудник психологической службы доверия обвиняется в покушении на убийство».

Добровольца, работавшего на «телефоне доверия» в Ка­лифорнии, арестовали после того, как тот признал, что он перерезал запястья одному пациенту, который звонил в службу регулярно. Да-да, совершенно верно: человек, ко­торый должен был отговорить потенциального самоубийцу от очередной попытки суицида, узнал адрес звонившего, приехал к нему домой и попытался его прикончить. Вот как арестованный объяснял свой поступок: «Звонивший выпивал из меня все соки... он вызывал во мне такое чув­ство вражды, что я вынужден был его убить».

Если верить Берни, данная история хоть и вызывает шок, но вполне объяснима. Звонивший самоубийца подсо­знательно был исполнен ярости, которую он подавлял, за­гоняя внутрь и переводя в жестокую депрессию... с суицидальным оттенком. Не ведая о своей ярости, он начал звонить по «телефону доверия» и постепенно впал в зависимость от добровольца, который отвечал на его звонки. За несколько телефонных бесед потенциальный самоубийца возбудил в психологе-добровольце такой убийственный гнев, что тому необходимо было найти выход своим эмо­циям... и он попытался убить звонившего. Важно заметить, что звонивший не мог возбудить подобную реакцию во всех; не все способны высвободить дремлющего в нас до поры Ганнибала Лектера. Собственно говоря, пострадав­ший подсознательно сам выбрал такого консультанта, неотъемлемой частью личности которого был убийствен­ный гнев. Если бы на звонок потенциального самоубийцы ответили вы или я, скорее всего, мы бы направили его гнев, направленный на нас, в другое, гораздо более мирное русло.

Разумеется, данные примеры — крайности. И Диас, и потенциальный самоубийца были людьми с сильными на­рушениями психики; подобные люди способны внушить сильную тревогу тем, с кем они общаются. Боб же ис­пользовал процесс проективной идентификации в попыт­ке достичь цели, которая... совершенно верно, сделала бы супругов героями очередной серии «Закона и порядка» или других похожих сериалов. Однако большинство лю­дей используют данный процесс немного по-другому.

Говоря о проекции (проецировании), мы имеем в виду про­цесс переноса наших нежелательных качеств или свойств на других. А проективная идентификация — это процесс припи­сывания другим данных нежелательных качеств или свойств. Иными словами, мы заставляем другого чувствовать или переживать то, что мы пытаемся из себя изгнать. Здесь на­ходится отправная точка, после которой большинство из нас расходится с Диасом или тем несчастным клиентом службы доверия: как только мы приписали другому соб­ственные нежелательные черты и пр., мы ощущаем необхо­димость постоянно держать этого другого под рукой, чтобы за его счет постоянно испытывать облегчение. Проще го­воря, пока другие испытывают те неприятные чувства или эмоции, которые мы им приписали, нам испытывать дан­ные чувства нет необходимости.

Эти два понятия довольно сложны для понимания. По­этому предлагаю на некоторое время остановиться и обсу­дить основное различие между проекцией и проективной идентификацией. Проекция — быстро достигнутый ре­зультат, когда мы наугад наделяем другое лицо — супруга, соседа, доктора телевидения — качеством или свойством, ненавистным нам в себе. Затем мы данное лицо отвергаем и вместе с ним отвергаем и тот аспект самих себя, от кото­рого пытаемся избавиться. Трудность заключается в том, что действие проекции кратковременно. Ведь то, что мы пытаемся с себя «стряхнуть», на самом деле никуда не ухо­дит. Оно продолжает заявлять о себе, и нам снова и снова приходится проецировать «это» на других. Проективную же идентификацию можно назвать попыткой избавиться от ненависти к себе «всерьез и надолго». Дело в том, что мы держим вместилище наших дурных чувств под рукой, чтобы иметь возможность постоянно вводить себя в заблуждение: у нас-то на самом деле все нормально! Кстати, только одно это способно объяснить, почему не распадаются многие, на наш взгляд, неудачные браки.

Еще одна составная часть проективной идентификации способствует ее распространенности среди супружеских пар. В отличие от проекции, которая может осуществлять­ся наугад, объект проективной идентификации обычно вы­бирают очень осторожно. Вам необходимо выбрать такого человека, у которого в характере есть много общего с вами, то есть он обладает теми же чертами, от которых вы бы хо­тели избавиться. Чаще всего такой выбор идет на уровне подсознания. Нельзя, проснувшись поутру, сказать себе: «Сегодня мне непременно надо отыскать парня с комплек­сом неполноценности, тогда я сразу почувствую свое пре­восходство». Нет, вы ощущаете некую ущербность в харак­тере другого человека, сами того не сознавая... и, хотя вам кажется, что вам нравится его улыбка или чувство юмора, на самом деле вас в нем привлекает то, что ваше подсозна­ние признало в нем «нужный» дефект. Многие браки, ко­торые длятся много лет, начинаются с того, что двое людей находят друг в друге личность, на которую они могут осу­ществлять проективную идентификацию.

Возьмем, к примеру, чету Бенсон. Когда они пришли к Берни, Саманте Бенсон было сорок лет, и она неоднократ­но лечилась в психиатрической клинике. Ей поставили ди­агноз «параноидная шизофрения». В число симптомов данного заболевания входят галлюцинации (она видит то, чего на самом деле нет) и бред (ложные суждения, умоза­ключения, которые имеют субъективное обоснование и не поддаются коррекции). Ее муж Пол, с которым они жена­ты двадцать лет, на первый взгляд казался полной проти­воположностью жене: уравновешенный, радостный, спо­койный... словом, производил впечатление человека впол­не здорового душевно.

В начале курса лечения Берни уловил некую модель в жизни семьи. Саманту госпитализировали после того, как Пол, пребывая в состоянии тревоги или стресса, оскорблял жену, называл ее «сумасшедшей» и угрожал, что бросит ее. Саманта тут же демонстрировала симптомы заболевания, то есть у нее начинались галлюцинации и бред; она попа­дала в больницу. За время ее отсутствия Пол успокаивал­ся. Он становился примерным, заботливым мужем. Когда жену через положенное время выписывали из психиатри­ческого отделения, отношения супругов на некоторое вре­мя налаживались.

В данном случае необходимо кое-что рассказать о про­шлом супругов Бенсон. Пол рос в крайне неблагополучной семье с точки зрения психического здоровья. У его брата и обеих сестер была шизофрения, они нуждались в постоян­ной опеке, которую Пол, как примерный брат, и осуществ­лял. Подобная жизнь наложила свой отпечаток на Пола, подсознательно он все время испытывал тревогу и боялся, что впоследствии тоже станет шизофреником. Когда Пол полюбил Саманту и женился на ней, он знал, что невеста страдает тем же психическим расстройством.

Уверен, вы в состоянии сами написать сценарий даль­нейшего развития событий. Пол полюбил Саманту отчасти из-за подсознательной убежденности: он сумеет сохранять душевное здоровье, только если рядом с ним постоянно бу­дет находиться психически больной человек. Когда его страхи вырывались на поверхность во время стрессов, он применял проективную идентификацию: избавлялся от собственных страхов, обвиняя жену в том самом, чего боял­ся для себя. Его обвинения попадали точно в цель; жена действительно демонстрировала симптомы заболевания. Кстати: сколько раз мы в гневе кричим на супруга или спут­ника жизни: «Ты сводишь меня с ума!» В случае с Полом и Самантой данные слова имели буквальный смысл.

У Бенсонов, как и у многих других супружеских пар, проективная идентификация оказалась улицей с двусторон­ним движением. Однако со стороны Саманты проектив­ная идентификация применялась гораздо более позитивно. В Поле она нашла человека, который — за исключением тех периодов, когда он испытывал стресс, — прекрасно забо­тился о ней; ведь у него был опыт физической и эмоцио­нальной поддержки трех душевнобольных близких родственников. Приступы болезни Саманты вызывали в Поле к жизни опекуна: она возбуждала в нем положительные теп­лые чувства, которые были заперты в ее подсознании, пото­му что в собственной семье она никогда их не получала.

Не так давно я увидел в магазине шуточный подарок: черный хлопчатобумажный комбинезончик для новорож­денного. На груди комбинезона белыми буквами было на­печатано: «Это не я. Это ты». И знаете что? Данная шутка очень мудрая. С первых дней жизни мы занимаемся проек­тивной идентификацией. Новорожденными мы возбужда­ем в наших матерях точно такие же чувства, какие они воз­буждают в нас. Мать откликается на чувства, которые мы пробудили к жизни в ней; по идее она реагирует на нас та­ким образом, который способствует нашему позитивному росту и психологическому развитию. Связь с матерью — первые наши межличностные отношения, которые стано­вятся основой для нашего видения мира и для дальнейших отношений с другими людьми.

Все дети от рождения способны испытывать (и выра­жать) целый ряд мощных эмоциональных состояний: гнев, радость, страх, усталость и т. п. Малыш испытывает каждую из данных эмоций интенсивно, бурно — он не может ее ни подавить, ни умерить, ни модифицировать. Поэтому в под­сознательном стремлении общаться ребенок плачет, от­казывается от еды, проявляет беспокойство и делает еще тысячу подобных вещей. Я использую здесь слово «подсо­знательное», потому что малыш не понимает причину сво­его беспокойства... он только знает, что ему плохо. Если за­думаться, подобные подсознательные методы выражения несчастья никогда на деле не покидают нас даже после того, как мы обучаемся говорить и самостоятельно удовлетворять большинство своих потребностей. Я по-прежнему не ем, когда чем-то сильно огорчен... только сейчас мама не при­ходит и не исправляет ситуацию.

Когда ребенку больно или страшно, его страдания как бы передаются родителям. Благодаря почти психической связи, созданной постоянным потоком вызываемых эмо­ций, матери и отцы интенсивно реагируют на сигналы, подаваемые их детьми. Спросите любых родителей, и они скажут: они почти не обращают внимания на чужого пла­чущего ребенка. Когда же плачет их собственный ребенок, они готовы отдать что угодно, лишь бы плач прекратился. Дело матери или отца — почувствовать огорчение ребенка и найти способ его уменьшить. В то же время родителям необходимо сохранять эмоциональное равновесие и отве­чать на огорчение ребенка спокойно, выказывая заботу и ласку. Иногда это бывает нелегко, если, например, ребенок не спит всю ночь или несколько часов подряд заходится криком неизвестно почему.

Проективная идентификация — первая и самая прими­тивная форма общения; это первый способ, каким малы­ши учатся общаться с родителями. Отношения, созданные посредством проективной идентификации, можно пред­ставить в виде цепи обратной связи, когда все чувства (как хорошие, так и плохие) постоянно перемещаются от ре­бенка к родителю и от родителя к ребенку. Когда младенец расслаблен, он гулит, улыбается, сворачивается калачиком и тем самым возбуждает в матери теплые, ласковые и неж­ные чувства. Данные чувства возвращаются к ребенку в виде улыбок, ласковых слов и очевидной радости. Когда ребенку не слишком хорошо, все происходит по-другому. Возникает негативная цепочка, которая раскачивается, как маятник: малыш от огорчения плачет и ведет себя так, что мать служит своего рода редуктором напряжения... со вре­менем данная роль становится для нее все тяжелее, учиты­вая напряжение, какое вызывает ребенок. Мать вынужде­на подавлять неприятные чувства по отношению к ребенку с помощью разума, сознания, а также включая механизм психологической защиты. Если мать способна уменьшить силу данных внушенных ей негативных чувств, она не ис­пытывает такого огорчения, о чем и сигнализирует ребен­ку, который, в свою очередь, чувствует себя лучше.

Разумеется, это гораздо труднее, чем «возвращать» вор­кование и улыбки. Постоянно служить редуктором напря­жения нелегко; это требует огромных сил. Иногда мать про­сто не справляется с задачей.

Когда процесс проецирования и репроецирования (об­ратного проецирования) сильных эмоциональных состоя­ний нарушается, мать больше не может выполнять роль ре­дуктора, которая так необходима ее ребенку. Может быть, мать еще недостаточно зрелая или у нее хватает собствен­ных причин для стресса. Возможно, у нее есть психологи­ческие проблемы, которые мешают ей сокращать интенсив­ность негативных эмоций, проецируемых на нее ребенком. В обоих случаях мать, скорее всего, лишь усугубляет огорче­ние ребенка и репроецирует его. Поскольку между матерью и ребенком существует обратная связь, уровень страха и тревоги у обоих не снижается и их связь характеризуется мучительными негативными чувствами, что плохо для обо­их, но особенно пагубно для младенца.

Снова подумайте о проективной идентификации как о первом способе общения между родителями и детьми, ког­да не требуются слова, но требуется взаимное усиление эмо­ционального состояния друг друга. Если данные эмоции кажутся сильными для матери, представьте, как они влияют на ребенка, у которого еще не нарос, так сказать, психоло­гический костяк. Все, что знает ребенок, он вынес из связи с матерью. Регулярное присутствие положительных эмоцио­нальных состояний — любовь, забота, комфорт, ласка — не только позволит ребенку позже сформировать прочные свя­зи с другими, но также поможет ему развиваться физически и эмоционально. Если же подавляющее большинство эмо­ций, которые разделяют мать и ребенок, негативные — страх, гнев, напряжение, физическое недомогание, — ре­бенку гораздо труднее развиваться. Конечно, впоследствии такой ребенок может отыграться и написать разоблачитель­ную книгу «Дорогая мамочка» по примеру приемной доче­ри Джоан Кроуфорд.

Здесь мы имеем дело со старой дилеммой о курице и яйце, так как ребенок — одновременно и реципиент (по­лучатель) эмоционального состояния родителей, и созда­тель того или иного состояния. Как родители отвечают на запросы ребенка, во многом зависит от того, как они вос­принимают его самого. Легко ли им с ребенком? Трудно ли? Были ли они эмоционально готовы стать родителями? И ребенок, в свою очередь, начинает интернализовать родительскую реакцию на себя. Ребенок, который в основ­ном получает теплые, ласковые чувства, интернализует данные состояния и вырастает с чувством защищенности, понимая, что его высоко ценят, любят, что он желанный. Он становится малышом с хорошей самооценкой и здоро­вым пониманием самого себя. Но в самые первые дни жизни он не только воспринимает чувственные состоя­ния, но и формирует психическую картину отношений, через которые передаются данные состояния: «Я и мама» становится приблизительной программой, моделью для позднейших отношений. Обычно картинка «Я и мама» ста­новится моделью для младенцев обоего пола, которую они подсознательно применяют при выборе спутника жизни. Данная модель также важна для развития само­оценки. Картинка «Я и папа» также имеет сильное влия­ние на развитие самооценки, но она, как правило, реже фигурирует в позднейших любовных отношениях, чем «Я и мама».

Самая сердцевина самооценки определяется и склады­вается при посредстве отношений между растущим ребен­ком и родителем, с которым он связан с момента рождения и ранее, вот почему в данной главе я так часто использую слово «мама». Ребенок растет, и вот в его «фокус» попада­ет другой родитель, а также братья, сестры, опекуны, няни и родственники. Все они вносят свой вклад и изменяют представление растущего ребенка о самом себе. Каждый из этих людей становится еще одной картинкой, образцом другой связи. Со временем ребенок добавит в свой «фото­альбом» картинки «Я и няня». Постепенно он начнет усва­ивать отношения между людьми, которых он знает, напри­мер «Мама и папа». Все эти первоначальные отношения служат кирпичиками для всех сторон развития личности, представления о себе и, в конечном счете, предопределя­ют, кого впоследствии полюбит ребенок.

Вот вам урок любовной алхимии: когда мы, став взрос­лыми, активно налаживаем романтические, любовные от­ношения, мы снова принимаемся проецировать. Мы про­ецируем наш внутренний мир — все эти «Я и мама», «Я и папа», «Мама и папа», которые мы носим в себе, в нашей сложившейся личности — на потенциальных спутников жизни и в результате воссоздаем как лучшие, так и худшие стороны нашего прошлого опыта. Примечательно, что мы в конечном счете обращаемся с людьми точно так же, как в свое время обращались с нами, и в положительном, и в отрицательном смысле. Ну, может, все не очень примеча­тельно: ведь мы, в конце концов, всего лишь повторно ис­пользуем собственный опыт! Когда одному из моих брать­ев плохо, он проецирует худшее из своей «коллекции» «Я и папа» на всех, кто оказывается поблизости. Когда он по­ступает так со мной, я разрываюсь между желанием на­орать на него и восхищением его способностью настолько точно воспроизводить отца.

Мы воспринимаем людей привлекательными и желан­ными, когда подсознательно распознаем в них психоло­гические черты, которые помогают нам воссоздать наши прошлые отношения... как положительные, так и отри­цательные. Мы стремимся к роману с человеком, способ­ным воссоздать в нас опреде­ленные эмоциональные со­стояния и подсознательно удобные для нас модели. По­этому, если для начала жиз­ни была характерна положи­тельная проективная иден­тификация, мы выберем мужа (жену) исходя из нашего желания отдавать, заботиться, любить, защищать, холить и лелеять. Но если наше детство было отмечено в основ­ном негативными состояниями, которыми мы постоянно обменивались с родителями, мы обречены искать повто­рения тех же негативных состояний.

Найдя то, что мы искали, мы начинаем стимулировать те чувства, которые мы нашли в них. Если мы посылаем любимому хорошие, добрые чувства, в ответ мы, скорее всего, тоже получим добро; у нас установятся прочные от­ношения, мы полюбим друг друга и окажемся способны­ми справиться с обычными конфликтами и разногласия­ми. Однако, если наши чувства в основном негативны, мы будем проецировать на любимого именно их и сами создадим конфликтные отношения, при которых партнер будет возвращать нам наши гнев и страх по цепочке об­ратной связи.

Теперь становится понятно, почему Лайза, моя умная и красивая однокурсница, вышла замуж за грубого, эгоцен­тричного болвана. Вы не удивитесь, узнав, что ее муж ока­зался последним в длинной цепи тех, кого она называла «плохими парнями». Несмотря на то что ее избранники были совершенно не похожи друг на друга внешне, все они обладали двумя общими чертами. Ни один из них не до­бивался особенных успехов ни в учебе, ни в работе, и все они — за исключением начального периода ухаживаний — обращались с Лайзой так, словно она была полной идиот­кой. Вообще-то у них была еще одна, третья общая черта: когда они не унижали Лайзу, они вообще с ней не разгова­ривали. Значительно позже, познакомившись с родствен­никами однокурсницы и расспросив их о ее детстве, я по­нял: с каждым из своих бойфрендов, а впоследствии и с мужем Лайза воссоздавала те отношения, какие связывали ее с родителями. Отец Лайзы, всецело занятый своей карь­ерой и самолюбованием, в основном игнорировал дочь; как-то вечером (выпив несколько глоточков сыворотки прав­ды, называемой в народе текилой) Лайза поведала мне, что мать однажды призналась ей: Лайза была незапланирован­ным ребенком... она намекала также и на то, что она была ребенком нежеланным.

Мать Лайзы не только делала откровенные и ужасные признания. Она постоянно придиралась к дочери, непре­станно критиковала ее. С самого раннего детства все дости­жения Лайзы принижались. Всякий раз, когда она бывала довольна собой, ее радость развеивали. Как-то Лайза вме­сте с командой по хоккею на траве ездила на соревнования в другой штат. Они заняли второе место. Лайза вернулась домой с кубком, а мать встретила ее словами: «Стоило ли так далеко ездить, чтобы проиграть?!» И хотя умом Лайза понимала, что она вполне успешна, умна и красива, под­сознательно она чувствовала себя неудачницей.

Но вот что важно в данной истории в смысле понимания процесса проективной идентификации: Лайза интернали-зовала (то есть усвоила) не только свои мучения, но и мучи­телей. Только одна сторона в подсознании Лайзы мучила, травила ее, другая сторона допускала и прощала подобное отношение. Поэтому ее романы стали самоусложненными приступами проективной идентификации. Давайте на при­мере Лайзы рассмотрим процесс подробнее:

1. Лайза хотела «изгнать» из себя неприемлемые сторо­ны своей личности, ставшие причиной ее страданий.

2. Выбирая партнеров для любовных отношений — а впоследствии и мужа, — Лайза яодсознательно искала муж­чин, в личности которых присутствовали те самые черты, от коих она сознательно хотела избавиться. В ее случае речь идет о мужчинах, которые не были особенно успешными (и, как и сама Лайза, втайне считали себя неполноценными) и которые бывали по очереди придирчивыми (как ее мать) и равнодушными (как ее отец).

3. Лайза стимулировала в своих избранниках душевное состояние, причинявшее боль ей самой, — то есть она за­ставляла их почувствовать ее боль, а затем спроецировать ее назад, на нее же.

4. Подобные отношения помогали ей поддерживать свой психологический баланс: Лайза по очереди пережи­вала и отторгала свои самые негативные эмоции.

Посредством отрицательной проективной идентифика­ции ваш партнер представляет неприемлемые части вас самих. Если в вашей личности нет особенно неприемле­мых частей, то есть ваши ранние годы характеризовались положительными чувствами, значит, вы склонны проеци­ровать на избранников хорошие, а не плохие чувства. По­скольку проективная идентификация является самым ранним способом общения между родителями и детьми, ее можно назвать силой, с помощью которой закладыва­лись основы вашей личности, а также вашей самооценки. Кроме того, проективная идентификация (ПИ) — источ­ник той «химии», которую вы чувствуете к каждому ново­му спутнику жизни.

Итак, мы разобрались, почему выбираем в спутники жизни того или иного человека. Давайте теперь просле­дим за действием любовной связи.

Или бездействием — такое тоже случается.

Дата добавления: 2015-08-13