Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

История науки

Читайте также:
  1. I. ИСТОРИЯ
  2. I. ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ МАСОНСКИХ ЛОЖ
  3. I. ИСТОРИЯ ВОПРОСА. ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ.
  4. Quot;ИСТОРИЯ АФЕРИДОНА И АСТАРТЫ 1 страница
  5. Quot;ИСТОРИЯ АФЕРИДОНА И АСТАРТЫ 10 страница
  6. Quot;ИСТОРИЯ АФЕРИДОНА И АСТАРТЫ 11 страница
  7. Quot;ИСТОРИЯ АФЕРИДОНА И АСТАРТЫ 12 страница

Полемика вокруг постпозитивизма на рубеже 1960-70-х гг. совпала с методологическим кризисом и поисками новых стандартов научной рациональности. Резко возросли попытки ученых включиться в социальные процессы, особенно на стороне левых сил.[147] Изменилась также и аудитория, для которой были предназначены труды по философии науки: если раньше это были в основном ученые – «естественники», то теперь к ним присоединились на равных правах не только гуманитарии, но и историки науки «в чистом виде».[148] Кроме того, аудитория эта в связи с появлением феномена «Большой науки» резко выросла и полевела. Кроме того, появились междисциплинарные исследования, использующие методы других наук (особенно социологии): включенное наблюдение, анализ автобиографий, устная история науки.[149]

Многообразие вариантов этих междисциплинарных исследований делает их классификацию весьма условной. Часто говорят об «интеллектуальной истории науки», «этнометодологии», «антропологии науки», «конструктивистской философии науки», «интерпретационной социологии науки», имея в виду не просто ту или иную школу, но течение в целом. Ни одно направление в истории науки 1980-90-х гг. не добилось к настоящему времени явного доминирования, но чаще всего в собирательном ключе используется термин «конструктивизм».[150]

Раньше других в хронологическом плане сформировалось напраление этнометодологии. Его основателем считается профессор Калифорнийского университета Г. Гарфинкель (1917-), выпустивший в 1967 г. книгу “Исследования по этнометодологии”.[151] Гарфинкель утверждал, что коммуникация в обществе и научная деятельность основаны на типизации участниками собственного поведения в соответствии с общепринятыми образцами («документами»). Поэтому сам ученый назвал свою систему «документальным методом интерпретации». Поскольку данная методика была основана на социологических экспериментах, основными участниками которых становились студенты Гарфинкеля, она получила также полуофициальное наименование «гарфинкелинг». В супермаркетах экспериментаторы выбирали продукты из тележки других покупателей и клали в свою или начинали торговаться с продавцами о цене товара. В кафе и ресторанах последователи Гарфинкеля обращались к посетителям как официантам или начинали есть намеренно некультурно, не пользуясь столовыми приборами. Дома и в общении с друзьями они давали «на чай» за малейшие, самые обычные проявления хорошего тона и доброжелательности, вели себя дома с родителями как вежливый гость (вежливо спрашивали, можно ли пойти в туалет, или безмерно хвалили еду). Эта группа провокативных действий ставила своей целью раскрыть конвенциональность и условный характер нормальности повседневных взаимоотношений. Другая группа экспериментов демонстрировала бессознательное стремление людей упорядочить и рационализировать поведение окружающих. Например, Гарфинкель приглашал студентов принять участие в «альтернативном» проекте психотерапевтического консультирования. Они должны были сначала описать проблему терапевту, который сидел в другом помещении, а затем задать ему 10 вопросов, на которые можно было ответить только «да» или «нет». Ответы консультанта были заранее определены по принципу случайности, и порядок ответов был на всякий случай одинаковым. Несмотря на то, что ответы были произвольны и не имели никакого отношения к содержанию вопросов, студенты сочли их полезными и осмысленными.

Документальный метод Гарфинкеля декларировал принципиальное значение не столько самих вещей или совместно разделенного участниками коммуникации знания, сколько создание на микроуровне индивидуального контекста взаимодействия или «индексарности». Индексальные выражения служат предпосылкой социальному сближению и доверительности. Типичные индексальные или контекстуальные понятия - это, например, имена, специфические обозначения и профессиональные выражения, но также это все те понятия, которые использует рассказчик для отделения ситуации общения от окружающего мира. Примерами являются слова «затем», «здесь», «этот», «эта», «это», «естественно». Они основаны на допущении, что участники разделяют (или конструируют) совместное знание.

Ситуативность индексальных выражений требует корректировки в зависимости от участников коммуникации. С их помощью научная стратегия объяснения восстанавливает общий смысл информации, но «фон» при этом может изменяться. Индексальные выражения не подлежат точной расшифровке, так как знание контекста различно. Чтобы предотвратить непонимание, партнеры по интеракции выражаются неопределенно и выжидательно. Благодаря этой неопределенности они создают пространство для интерпретации. Они допускают, следовательно, множество связей, так что каждый может выстроить из них свой собственный проект действования. Парадоксальным образом расплывчатость не увеличивает неопределенность, а облегчает повседневную коммуникацию.

Гарфинкель попытался применить методы этнографии к анализу научной практики и форм коммуникации в рамках академического сообщества. С его точки зрения, любой генерализирующий подход в этой сфере бесперспективен: социальная реальность распадается на множество уникальных ситуаций, значения которых всегда незавершенны, соотносимы с биографическими особенностями участников коммуникации и их фоновыми ожиданиями. Этнометодология в этом контексте делала акцент на описании отдельных техник научного дискурса, изначально критически воспринимаемых. Социология и философия науки, по мнению Гарфинкеля, пока не достигли того уровня, когда можно было бы в принципе ставить вопрос о четкой методологии. До сих пор они представляют в основном форму обыденной речи, и относиться к их претензиям на научную объективность надо с той же степенью серьезности, как к саморефлексии туземных племен. Критикуя позицию заранее определяемой методологии, Гарфинкель считал более важным описание научных явлений, а не их интерпретацию. Впрочем, определенные аксиомы у этнометодологии были.

К ним относилась, во-первых, сама идея о социальном характере научной деятельности, снимающая проблему объективности познания.

Во-вторых, социальное взаимодействие делилось на 2 уровня: повседневный опыт, реализующийся через коммуникацию и вербально, а также социологическую теорию, оперирующую неявным, «фоновым» или подразумеваемым знанием. На их основе все суждения делятся на «индексные» и «объективные». Индексные выражения характеризуют уникальные, специфические объекты, использующиеся в непосредственной связи с контекстом своего возникновения. Их значения целиком и полностью определены этим контекстом. Объективные выражения описывают общие свойства объектов независимо от контекста употребления. В результате социальная реальность не обладает объективными характеристиками, а лишь приобретает их как побочный эффект в ходе речевой коммуникации. Индивидуальные суждения при этом сливаются с объективными свойствами реальности самой по себе.

В-третьих, «фоновые ожидания» не сводимы к феномену языка – они имеют социальный характер и доступны наблюдению только путем непосредственного взаимодействия с ними (через создания “антропологически чуждой” среды или разрушение привычных структур взаимодействия).

Поскольку ряд положений Гарфинкеля со временем был по отдельности абсолютизирован его последователями, это привело к тесному переплетению этнометодологии, конструктивистского направления (ссылавшегося на тезис Гарфинкеля о том, что научные установки по отношению к социальному миру играют конструктивную роль), этнометодологической герменевтики (А. Блюм, П. Мак-Хью), и пр.

Практически одновременно с этнометодологией в начале 1970-х гг. возникла «интеллектуальная история науки» - в Кембридже, где под руководством Герберта Баттерфилда в 1970 г. был создан журнал «Исследования по истории и философии науки», и на философском факультете университета Лидса, где сложилась школа Джерри Равеца. Их подход предполагал интерпретацию научных работ исключительно в историческом контексте своего времени без соотнесения с современными дискуссиями и оценками.

Тогда же возникла " интерпретивная социология науки». Ее лидеры - Дж. Лоу и Д. Френч противопоставляют собственную позицию «нормативному подходу» в философии науки, которая отделяет познавательную активность человека от других форм социальной и культурной деятельности. Сторонники «интерпретативной» социологии науки же рассматривают ее лишь как "один из аспектов ситуационной системы активности". Акцент при этом делается на интерпретацию действий ученого в ситуациях межличностного общения, а также на­учной коммуникации в рамках академического сообщества.

«Сильная программа социологии знания» была разработана сотрудниками Эдинбургского университета Б. Барнсом и Д. Блуром (1942-) и впервые представленная 1976 г. в книге Д.Блура "Знание и социальные представления". Ее исходным пунктом также стала идея об отсутствии объективной внесоциальной логики науки. Категории «истина» или «ложь» представляются результатом конвенций между группами академического сообщества в борьбе за свои интересы. Существенным методологическим требованием «сильной программы» стало, кроме того, требование беспристрастности и симметрии, то есть радикальная неуверенность в собственных стереотипах относительно того, как именно устроен мир.

В методологическом плане тесно примыкает к вышеперечисленным направлениям и «конструктивистская история науки». В ее рамках французский антрополог Б. Латур и английский социолог С. Вулгар в 1975–1977 гг. провели исследование в одной из лабораторий Института биологических исследований в Калифорнии, по результатам которого ими была написана работа «Лабораторная жизнь: социальное конструирование научных фактов». Целью исследования стал анализ коммуникационных процессов, с помощью которых ученые придают определенный смысл своим экспериментальным данным. При этом метод включенного наблюдения был дополнен анализом всех видов научной литературы, писем сотрудников, их дискуссий, интервью. Анализируя беседы и споры между исследователями, этапы получения научных результатов, исследователи пришли к выводу, что тенденция к объективизации знания, когда "все больше реальности приписывается объекту и все меньше – утверждению об этом объекте", возникает именно в ходе научных дискуссий.[152] Именно многообразие форм коммуникации способствует нивелированию первоначальной соотнесенности с социальным контекстом возникновения «факта». В то же время Латур и Вулгар подчеркивают несводимость работы лаборатории и деятельности ее членов исключительно к рациональным логическим процедурам: она включает в себя локальные вненаучные дискуссии, постоянно изменяющиеся оценки, выражаемые в том числе и на эмоциональном уровне. Авторы приходят к выводу, что "научная активность – это не активность относительно природы, это конструирование реальности, протекающее в жарких спорах. Лаборатория – это и место работы, и совокупность производительных сил, которые делают возможным это конструирование". В научном плане это означает, что открытый биологами тиреотропин-рилизинг-гормон, не является реальным продуктом, а относится к сфере социальных представлений и формируется самими исследователями.[153]

Преимущественный интерес исследователей к «микроанализу» форм взаимодействия в исследовательском сообществе нашел свое продолжение в анализе Вулгаром скрытых параметров научного текста. В работах "Открытие: логика и последовательность в научном тексте" и "Интеллектуальная история развития науки: использование отчетов об открытиях" он рассматривает внутреннюю полемику между учеными и связывает ее с различием как теоретических предпосылок, так и ситуационных контекстов возникновения идей. Латур в исследовании 1984 г. «Микробы» также делает вывод о ситуативности и историческом характере генезиса научных фактов. Например, объективность существования микробов конституирована сетевыми отношениями, частью которых были эксперименты Пастера, «создавшего» их, так же как они, в свою очередь, «создали» ученого Пастера.[154] Пастер был последовательно вовлечен в несколько научных процессов: собственно в работе лаборатории, обсуждении результатов исследований и социальном принятии академическим сообществом его открытий. Совокупность этих процессов порождает новую реальность – ферменты, которые обязаны своим существованием состоявшейся цепочке взаимообменов в той же мере, что и Пастер, и научное сообщество обязаны ферментам обретением нового научного факта со всеми вытекающими социальными последствиями.

В 1980-е гг. в рамках этнометодологии возникает «когнитивная микросоциология науки». Ее лидером стала профессором Пенсильванского и Билефельдского университетов К.Д. Кнорр-Цетина. В ее работах "Вызов микросоциологии макросоциологии: на пути к реконструкции социальной теории и методологии", "Производство знания. Очерк о конструктивистской и контекстуальной природе науки" (1981), "Этнографическое изучение научного труда: к конструктивистской интерпретации науки" (1982) декларируется переход от макросоциологических моделей организации науки к микросоциологическим моделям когнитивных практик. Основным преимуществом микросоциологии автору представляется акцент на непосредственное взаимодействие людей в повседневной жизни. Социальная обусловленность научного знания проявляется, по мнению исследователя, в форме достижения консенсуса, который рассматривается Кнорр-Цетиной как механизм признания утверждений в качестве истинных.[155] Процесс «конструирования фактов» предполагает прохождение высказываний ученых через несколько уровней – от предположений и гипотез до безоговорочного знания, считающегося само собой разумеющимся. Но характер и результат этого процесса настолько ситуативны, что дифференцируются только в контексте «малой академической группы» - непосредственных участников коммуникации. Эти группы являются основными формам жизни научного сообщества и обладают своими механизмами интеграции, неформальными и формальными лидерами, групповыми ценностями. Индивидуальная практика и представления о макронаучных объединениях являются лишь продуктами дискурса, вырабатываемыми малыми академическими группами. «В некотором смысле проблема социального порядка переопределяется, традиционный подход к порядку переворачивается с ног на голову. Социальный порядок - не то, что сохраняет целостность общества, контролируя желания и устремления индивидуумов, а то, что возникает в многочисленных повседневных взаимодействиях и взаимоприспособлениях этих желаний и устремлений. Проблема социального порядка... превратилась в проблему когнитивного порядка…» - пишет Кнорр-Цетина.

Кроме того, исследователь отмечает «контингентный» характер социального взаимодействия. «Контингентный» - весьма многозначный термин, выражающий целый пучок значений, связанных с процессами возникновения более высоких уровней социальности: 1) то, что возможно, но не обязательно происходит уже в настоящем; 2) происходящее случайно, либо непредвиденным образом; 3) предназначенное для использования в обстоятельствах, которые нельзя точно предсказать; 4) непредсказуемое; 5) зависимое от чего-то другого или обусловленное чем-то другим; 6) то, что не является логически необходимым (но эмпирически наличное); 7) не вызванное необходимостью, продукт конкретных взаимодействий.

Со временем Кнорр-Цетина ввела в свою концепцию понятие "трансэпистемические арены исследований", отражающее существование неких инвариантных устойчивых структур коммуникации ученых. Эти "трансэпистемические" факторы выходят за рамки микросоциологии науки, которая не может их объяснить. Они также являются социально конструируемыми, однако формируются не малыми академическими группами, а скорее отражают системные свойства общественных взаимодействий.

Таким образом, первоначальный радикализм сторонников микросоциологии науки уже в 1990-е гг. сменился готовностью к компромиссу в рамках общей для всего течения истории науки модели «case studies» - ситуационных исследований, стремящихся четко ограничить масштаб анализа. Идея «теории среднего уровня» была поддержана и «антропологией знания». Данный термин был предложен израильским учеником И. Лакатоса И. Элканой, который еще в 1981 г. опубликовал работу "Опыт программы антропологии знания". В ней исследователь рассматривал науку как культурную систему и утверждал, что теория развития научного знания должна исследовать три решающих фактора: содержание знания, социально детерминированные образы знания и идеологию научного сообщества. Понятие "образы знания", которое включает в себя источник знания, формы легитимации знания, аудиторию (публику), на которую направлена научная практика, отношения к нормам, ценностям и идеологиям, является главным компонентом культурно-исторической концепции науки И. Элканы. Именно на этом уровне сказывается влияние культуры и исторической ситуации на научную деятельность. Они могут формировать так называемые "этнонауки" – локальные этнические системы знания, характерные преимущественно для традиционных обществ. Их понимание возможно только "изнутри", тогда как тенденции развития западноевропейской науки в условиях глобализации могут быть объяснены и на макросоциальном уровне.

Таким образом, единство отмеченных подходов основано не только на декларировании среднего уровня изучений или «case studies», но и приоритете исторической обусловленности научного знания.

Рекомендованные источники и литература:

  1. Агасси Дж. Наука в движении // Структура и развитие науки. М., 1978. С. 121-160.
  2. Башляр Г. Вода и грезы. М.: Издательство гуманитарной литературы, 1998. 278 с.
  3. Башляр Г. Грезы о воздухе. Опыт о воображении движения. М.: Издательство гуманитарной литературы, 1999. 344 с.
  4. Башляр Г. Избранное: Поэтика пространства М.: РОССПЭН, 2004. 376 с.
  5. Башляр Г. Земля и грезы о покое. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2001. 320 с.
  6. Башляр Г. Новый рационализм. М., 1987.
  7. Башляр Г. Философское отрицание. М., 1995.
  8. Бергер П., Луман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Медиум, 1995.
  9. Блур Д. Витгенштейн как консервативный мыслитель // Логос. 2002, №5-6.
  10. Блур Д. Сильная программа в социологии знания // Логос. 2002, №5-6. С. 162 – 185 (или http://scepsis.ru/library/id_1107.html).
  11. Гарфинкель Г. Исследование привычных оснований повседневных действий // Социологическое обозрение. Т. 2. 2002, № 1. С. 26-47.
  12. Гарфинкель Г. Исследования по этнометодологии. СПб.: Питер, 2006. 336 с.
  13. Гарфинкель Г., Сакс Х. О формальных структурах практических действий // http://www.wellhead.ru/node/412/print.
  14. Гарфинкель Г. Обыденное знание социальных структур: документальный метод интерпретации в профессиональном и непрофессиональном поиске фактов // Социологическое обозрение Том 3. 2003, № 1. С. 3-19 (или http://socio.msk.ru/lib.html).
  15. Койре А. Мистики, спиритуалисты и алхимики Германии XVI века. Долгопрудный: Аллегро-Пресс, 1994.
  16. Койре А. Очерки истории философской мысли. М., 1985.
  17. Койре А. Философская эволюция М. Хайдеггера // http://www.ruthenia.ru/logos/number/1999_10/06.htm.
  18. Коллинз Р. Социология философий. Новосибирск: Новосибирский хронограф, 2002.
  19. Кун Т. Логика открытия или психология исследования? // Философия науки. В. 3. М., 1997. С. 20-48.
  20. Кун Т.С. Структура научных революций. М.: АСТ, 2001. 608 с.
  21. Лакатос И. Бесконечный регресс и основания математики // Современная философия науки. М., 1996. С. 106-136.
  22. Лакатос И. Доказательства и опровержения. Как доказываются теоремы. М.: Наука, 1967.
  23. Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. - М.,1978. С. 203-269.
  24. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М., 1995. 236 с.
  25. Латур Б. Где недостающая масса? Социология одной двери // Новое литературное обозрение. 2004, №2 (или http://magazines.russ.ru/nz/2004/34/lat1.html).
  26. Латур Б. Дайте мне лабораторию, и я переверну мир // Логос. 2002, № 5-6.
  27. Латур Б. Когда вещи дают сдачи: возможный вклад «исследований науки» в общественные науки // Вестник МГУ. Сер.7. Философия. 2003, №3. С. 20-39 (или http://www.philosophy.ru/library/latour/whenthings.html).
  28. Латур Б. Политика природы // http://magazines.russ.ru/nz/2006/2/la3.html.
  29. Лаудан Л. Наука и ценности // http://www.rsuh.ru/article.html?id=2676.
  30. Малкей М. Наука и социология знания. М., 1983.
  31. Матурана У. Биология познания // http://ihtik.lib.ru/philosarticles_22apr2005/.
  32. Матурана У., Варела Ф. Аутопойезис — философское обобщение нейрофизиологических исследований // http://www.situation.ru/app/j_artp_1059.htm.
  33. Мертон Р.К. Социальная структура и аномия // Рубеж (альманах социальных исследований). 1992. N 2. С. 89-105 (или http://www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2004/01/31/0000146884/009x20mERTON.pdf).
  34. Мертон Р.К. Социальная теория и социальная структура. М.: АСТ, 2006.
  35. Мертон Р. Явные и латентные функции // Американская социологическая мысль: тексты. / Под ред. В.И. Добренькова. М.: Издательство МГУ, 1994. С. 379-448.
  36. Мертон Р.К., Фиске M., Кендалл П. Фокусированное интервью. M., 1991.
  37. Пассмор Дж. Современные философы // http://ratio.albertina.ru/get_file.php?file_id=67.
  38. Патнэм Х. Разум, истина и история. М.: Праксис, 2002.
  39. Сокал А., Брикмон Ж. Интеллектуальные уловки. Критика философии постмодерна. М.: Дом интеллектуальной книги, 2002. 248 с.
  40. Тулмин С. История, практика и третий мир (трудности методологии Лакатоса) // http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000331/.
  41. Тулмин С. Концептуальные революции в науке // http://philsci.univ.kiev.ua/biblio/Tulmin.html.
  42. Уотсон Р. Этнометодологический анализ текстов и чтения // Социологический журнал. 2006, № 1-2. С. 91-128.
  43. Фейерабенд П. Галилей и тирания истины // http://mission-center.com/inside.html?pid=1132694664440469.
  44. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М: Прогресс, 1986. 542 с.
  45. Фейерабенд П. Сущность религии // http://www.i-u.ru/biblio/archive/feyerbah_sushnost_re/.
  46. Флек Л. Возникновение и развитие научного факта М, 1999.
  47. Шефф. Т.Дж. Академические банды // http://www.russ.ru/edu/99-04-02/scheff.htm.

 

  1. Абельс Х. Интеракция, идентификация, презентация. Введение в интерпретативную социологию. СПб.: Алетейя, 1999. 272 с.
  2. Абельс Х. Ирвинг Гофман: техники репрезентации //
  3. Абельс Х. Романтика, феноменологическая социология и качественное социологическое исследование // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998, №.1.
  4. В поисках теории развития науки (очерки западноевропейских и американских концепций ХХ века). Сб. ст. М.: Наука, 1982.
  5. Визгин В. П. Образ истории науки в трудах Жоржа Кангилема // Современные историко-научные исследования (Франция). М., 1987. С. 104-140.
  6. Визгин В. П. Эпистемология Гастона Башляра и история науки. М., 1996. 263 с. (или http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000340/index.shtml).
  7. Головко В.Н. Теоретические и операциональные ограничения в эпистемологии науки // http://lib.ixbt.by/philosophy/ixbt_readme.php?subaction=showfull&id=1173248580&archive=&start_from=&ucat=7&.
  8. Грязнова Ю.Б. Анализ перформативного текста (П. Фейерабенд. «Против методологического принуждения») // http://www.zipsites.ru/books/ihtik/phil_bibl_1Gb.htm.
  9. Давыдова И.В. Формирование этнометодологии: влияние Т. Парсонса и А. Шютца на теоретическую позицию Г. Гарфинкеля // Социологический журнал. 2002, №1. http://www.nir.ru/sj/sj/sj1-02dav.html.
  10. Дудник С.И., Шабалина А.Е. Идея рациональности в современной философии науки // http://anthropology.ru/ru/texts/dudnik/educval_09.html.
  11. Дугин А. Эволюция парадигмальных оснований науки. М.: Арктогея, 2002.
  12. Зо­тов А.Ф., Воронцова Ю.В. Буржуазная «философия науки» (станов­ление, принципы, тенденции). М., 1978.
  13. Зотов А. Ф. Концепция науки иее развития в философии Гастона Башляра // В поисках теории развития науки. М., 1982.
  14. Ионин Л.Г. Социология как non-fiction: О развитии этнометодологии // Социологический журнал. 2006, №1/2. С. 74-90.
  15. Ионин Л.Г. Этнометодология Г. Гарфинкеля // История теоретической социологии. В 4-х т. Т.3. / Под ред. Ю.Н. Давыдова. М.: Канон, 1997. С. 292-295.
  16. Касавин И.Т. Познание в мире традиций. М.: Наука, 1990.
  17. Киссель М. А. Судьба старой дилеммы: рационализм и эмпиризм в буржуазной философии ХХ века. М., 1974.
  18. Кузнецов В.И., Садовский В.Н. Структуралисиский подход к анализу научного знания // Материалы к 7 Международному конгрессу по логике, методологии и философии науки. М.: ИНИОН, 1983.
  19. Лекторский В.А. Филосо­фия, наука, философия науки // Вопросы философии. 1973, № 4.
  20. Маркова Л.А. Наука, история и историография XIX-XX вв. М.: Наука, 1987. 263 с.
  21. Маркова Л.А. Трансформация оснований историографии науки // Принципы историографии естествознания: ХХ век. СПб.: Алетейя, 2001. С. 69-125.
  22. Никифоров А.Л. От формальной логики к истории науки. Критический анализ буржуазной методологии науки. М.: Наука, 1983.
  23. Никифоров А. Л.Философия науки: история и методология. М., 1998.
  24. Огурцов А.П. Социальная история науки: стратегия, направления, проблемы // Принципы историографии естествознания: ХХ век. СПб.: Алетейя, 2001. С. 34-69 (или http://www.ihst.ru/projects/sohist/papers/ogur99h.htm).
  25. Огурцов А.П. Этнометодология и этнографическое изучение науки // http://courier.com.ru/pril/posobie/ethnom.htm.
  26. ПорусВ.Н. Спор о научной рациональности // Философия науки. Выпуск 3. Проблемы анализа знания. М., 1997. С. 3-19.
  27. Порус В.Н. Цена «гибкой» рациональности (о философии науки С. Тулмина) // Философия науки. В. 5. М., 1999 (или http://www.philosophy.ru/iphras/library/phnauk5/porus.htm).
  28. Руткевич А.М. Немецкая философии во Франции: Койре о Гегеле// История философии. 2001, № 8. С. 3-46 (или http://www.philosophy.ru/iphras/library/granitsy/pechenkin.htm).
  29. Савельева И.М., Полетаев А.В. Формы знания как социокультурные практики: проблемы конкуренции и демаркации // http://www.igh.ru/conf/tesis1/savel.htm.
  30. Смит Р. Разнообразие историко-научных исследований в Великобритании // http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/HISTORY/SMITH.HTM.
  31. Столярова О. Социальный конструктивизм: онтологический поворот
    // Вестник МГУ. Серия «Философия». 2003, № 3 (или // http://www.portalus.ru/modules/philosophy/print.php?subaction=showfull&id=1109087473&archive=0217&start_from=&ucat=&).
  32. Уваров М.С. Постальгия (постпозитивизм как тоска и как укор) // Скромное обаяние позитивизма: Материалы Всероссийской конференции. СПб., 1996. С. 45-49 (или http://anthropology.ru/ru/texts/uvarov/postalgy.html).
  33. Федорюк Г. М. Французский неорационализм. Ростов-на-Дону, 1983.
  34. Филмер П. Об этнометодологии Гарольда Гарфинкеля // Новые направления в социол. теории. М., 1978.
  35. Хаджаров М.Х. Г.Башляр: рациональность и наука // http://www.orenburg.ru/culture/credo/06/12.html.
  36. Штомпка П. Роберт Мертон: Динамический функционализм // Современная американская социология. / Под ред. В.И. Добренькова. М., 1994. С. 78-93.

ШКОЛА «АННАЛОВ»

 


Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 146 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Гносеологические причины кризиса | Парадигматические причины кризиса. | Цивилизационные теории первой половины ХХ века. | НЕОКАНТИАНСТВО | Бенедетто Кроче. | Отмар Шпанн. | Терминология и периодизация. | Лингвистический поворот. | Социология науки | Неорационализм |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Постпозитивизм| Причины и обстоятельства возникновения

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)