Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 3. Когда подошло время обеда, Брюс Химмсль, начальник отдела контроля качества головного

 

Когда подошло время обеда, Брюс Химмсль, начальник отдела контроля качества головного отделения тиуанской корпорации “Меха и красители”, прервал работу и зашаркал по улицам Тиуаны по направлению к своему излюбленному кафе, Это кафе привлекало его дешевизной и непритязательностью. Маленькое деревянное здание, зажатое со всех сторон большими магазинами и кирпичными строениями, собирало в своих стенах в основном рабочих и особый тип мужчин, которые к своим тридцати годам не выбрали еще способа зарабатывать на жизнь. Они не трогали Химмеля, и это было все, что ему требовалось, В действительности это было то единственное, чего он хотел от жизни – чтобы его оставили в покое. И жизнь вполне предоставляла ему эту возможность. Сидя в своем углу и ковыряясь в порции красного перца с ломтем бледного клейкого хлеба, Химмель заметил направляющегося к нему субъекта англо‑саксонского типа с всклокоченными волосами, одетого в кожаный пиджак, джинсы, высокие ботинки и в перчатках, вынырнувшего, казалось, со всем своим одеянием из прошлого века. Это был Кристиан Плаут, водитель древнего турботакси; вот уже почти десять лет он скрывался здесь, в Нижней Калифорнии, от полиции, с которой у него были неприятности, связанные с распространением наркотиков. Он был слегка знаком Химмелю, потому что, как и тот, увлекался таоисткой философией.

– Salve, amicus, – произнес Плаут, протиснувшись к Химмелю.

– Привет, – обжигаясь горячим перцем, ответил Химмель. – Какие новости?

Колеся в своем такси по Тиуане круглые сутки, Плаут всегда был в курсе самых последних событий.! Если что‑нибудь происходило, он оказывался тут как тут и никогда не упускал случая извлечь для себя какую‑нибудь пользу.

– Послушай, – сказал Плаут, наклонившись поближе и сморщив свое сухое песочного цвета лицо. – Видишь это? Разжав кулак, он выкатил на стол капсулу; почти мгновенно его ладонь накрыла ее, и капсула скрылась так же внезапно, как и появилась.

– Вижу, – спокойно ответил Химмель, продолжая жевать.

Дернувшись, Плаут прошептал:

– Хе‑хей, это Джи‑Джи‑180.

– Что это за штука? – Химмеля охватило мрачное предчувствие. Ему захотелось, чтобы Плаут отстал от него и поискал других клиентов.

– Джи‑Джи 180, – Плаут наклонился вперед и, едва не касаясь лица Химмеля, зашептал: – Это немецкое название наркотика, который только начинает продаваться в Южной Америке как фродадрин. Его невозможно достать в Америке, да его и здесь, в Мексике, не достанешь. – Он усмехнулся, обнажив свои неровные гнилые зубы.

Химмель с гадливостью заметил, что даже его язык имел какой‑то неестественный оттенок. Чтобы по‑давить отвращение, он отвернулся.

– Мне всегда казалось, что здесь в Тиуане нет проблем с наркотиками, – сказал Химмель.

– Я тоже так думал. Именно поэтому меня и заинтересовал этот Джи‑Джи I80, Я достал немного.

– Еще не пробовал?

– Попробую вечером. – сказал Плаут. – У себя дома. У меня есть пять капсул, одну могу, если хочешь, уступить тебе.

– Во сколько это обойдется? – В некотором смысле это было для нега очень кстати.

Плавно раскачиваясь, Плаут заговорил:

– Вызывает галлюцинации. И кое‑что еще, Бии, Буу, пик‑пик. – Его глаза затуманились и он по‑грузился в себя, бессмысленно улыбаясь. Химмель терпеливо ждал. Наконец Плаут очнулся; – В за‑висимости от человека. Нечто, связанное с тем, что Кэти называет “разновидности восприятия”. Уло‑вил?.

– Здесь должно проявляться восприятие времени и пространства, – сказал Химмель. В свое время ему очень понравилась книга “Критика чистого разума”. Он был покорен методом изложения и самим образом мыслей автора. В его жилище до сих пор хранилась бумажная копия этой книги, вся испещренная заметками на полях.

– Точно! Он меняет твое восприятие времени,поэтому его следовало бы назвать “темподок”, верно? Плаут казался очень воодушевленным своей мыслью‑

– Мне пора в ТМК, – сказал Химммель и начал подниматься.

Усаживая его обратно, Плаут сказал:

– Пятьдесят долларов. Американских.

– С‑сколько?

– За каждую. Сквалыга, это же редкость, – Плаут еще раз прокатил капсулу по столу. – Жаль отдавать ее тебе, но только представь, что мы испытаем, все пятеро: мы найдем Тао. Разве обретение Тао в разгар этой дурацкой войны не стоит пятиде‑сяти долларов США? Может быть тебе никогда больше не представится такой случай – мексиканская полиция готовится покончить с поставками наркотиков из Аргентины. А они свое дело знают.

– Это штука на самом деле так отличается от…

– Да, конечно! Слушай, Химмель, ты знаешь, на что я почти напоролся буквально пять минут назад? На одну из твоих тележек, Я чуть не раздавил ее. Они все время попадаются мне на дороге. Я мог бы раздавить не одну сотню. Скажу тебе еще кое‑что; городские власти интересовались, не знаю ли я, кто наводнил Тиуану этими проклятыми тележками. Я, конечно, сказал им, что не знаю… но мало ли что может случиться, если мы не погрузимся сегодня все вместе в Тао.

– Хорошо, – со стоном согласился Химмель, – я куплю у тебя капсулу. – Он вытащил бумажник, ничуть не сомневаясь, что напрасно теряет деньги. Все это просто мошенничество.

Если бы он только знал, как он ошибается!

Джино Молинари, верховный правитель Земли в ее войне против ригов, был одет как обычно, в хаки, единственным украшением служил Золотой Крест первой степени, врученный ему пятнадцать лет назад Гене‑ральной Ассамблеей ООН, Доктор Эрик Свитсент обратил внимание, что Молинари плохо выбрит; вся нижняя часть его лица заросла щетиной какого‑то грязного оттенка, пробивавшегося, казалось, из глубины тела. Его шнурки, как и ширинка, были распущены.

Вид этого человека был просто пугающий.

Молинари даже не поднял головы, когда гости один за другим заполнили комнату и замерли в оцепенении. Его лицо оставалось безразличным и отрешенным. Он был, без сомнения, тяжело болен и изможден; широко распространенное мнение на этот счет казалось совершенно верным.

Эрик к своему удивлению обнаружил” что в жизни Молинари нисколько не отличался от того образа, к которому все привыкли, наблюдая за ним с экранов телевизоров последнее время. Он не был ни выше, ни здоровее, ни более уверенным в себе. Каким бы странным это не казалось, но этот человек при всем этом сохранял в своих руках реальную власть, не уступая ее никому – по крайней мере на Земле. Внезапно и совершенно отчетливо Эрик понял, что Молинари никогда не откажется от этой власти, несмотря на свое состояние. Это было отчетливо видно по его расслабленной позе, по желанию показаться в своем естественном, неприкрашенном виде перед людьми. Мол оставался самим собой, без всякой позы, без придания себе вида народного героя, “Есть две возможности, – размышлял Эрик, – или ему уже на все наплевать, или на карту поставлено что‑то такой важности, что он просто не может позволить себе растрачивать последние силы на представление перед людьми, особенно перед людьми своей собственной планеты. Мол был выше этого. Хорошо это или плохо. Вирджил Акерман вполголоса обратился к Эрику:

– Вы доктор. Вам необходимо выяснить у него, не нуждается ли он в медицинской помощи. – Он тоже казался озабоченным.

Эрик взглянул на Вирджила и подумал: “Меня привезли сюда для этого. Все было устроено для тот, чтобы я встретился с Молинари. Все остальное, все эти люди здесь просто служат прикрытием, чтобы одурачить Лилистар. Теперь я все понял. Я понял, что они от меня хотят. Я понял, кого я должен вылечить. Вот человек, для которого предназначены мое искусство и талант. Вот мой долг, вот то, что мне необходимо сделать”.

Наклонившись, он неуверенно произнес:

– Мистер Генеральный секретарь… – его голос оборвался. Его остановило не чувство благоговения – откинувшийся назад больной человек не вызывал этого чувства, – а простое незнание, он просто не мог себе представить, что можно сказать человеку, занимающему столь высокий пост. – Я врач, – сознавая свою неловкость, наконец сказал он. – Я занимаюсь пересадкой искусственных органов. – Он сделал паузу, но ответа не последовало. – Поскольку вы находитесь здесь, в Вашингтоне.

Молинари сразу же поднял голову, глаза его прояснились. Он взглянул на Эрика Свитсента и неожиданно пророкотал своим знакомым басом:

– К черту, доктор. Со мной все в порядке. Он улыбнулся. То была короткая, но глубоко человеческая улыбка. Улыбка понимания и сочувствия Эрику и его неловкой и вымученной попытке завязать разговор, – Развлекайтесь. Живите, как все.

– Я собираюсь попробовать малинового охладителя, – сказал Эрик, овладев наконец собой; его сердце снова билось нормально.

Молинари добродушно сказал:

– Старина Вирджил здесь неплохо устроился. У меня была возможность все осмотреть. Надо бы национализировать все это; сюда вложено слишком много частного капитала, а ведь он так нужен в нашей войне, – его полушутливый тон был достаточно серьезен. Очевидно размах воссоздания этого артефакта вывел его из равновесия. Молинари, как было хорошо известно всем жителям Земли, придерживался аскетического образа жизни, однако время от времени позволял себе отступления к сибаритству. В последнее время, однако, излишества постепенно сошли на нет.

– Это доктор Эрик Свитсент, – сказал подошедший Вирджил. – Черт меня побери, если это не лучший хирург‑трансплантатор на Земле. В этом вы можете легко убедиться, заглянув в его досье. Он заменил у меня двадцать пять или двадцать шесть различных органов за последние десять лет. Впрочем, я неплохо плачу за это. Он загребает каждый месяц по довольно жирному куску. Хотя и не по такому жирному, как его любящая жена. – Он ухмыльнулся Эрику; его длинное худое лицо приобрело добродушное отцовское выражение.

После паузы Эрик обратился к Молинари:

– Чего я жду, так это дня, когда я смогу заменить Вирджилу его мозги, – Раздраженный тон этого высказывания удивил его самого; видимо, упоминание о Кэти вывело его из себя. – У меня есть несколько под рукой. Один из них гусиный.

– Гусиный, – медленно повторил Молинари, – я совсем забыл в суете этих последних месяцев… просто слишком занят. Слишком много документов надо подготовить, слишком многое устроить. Это глупая война, верно, доктор? – Его большие темные глаза, где‑то в глубине которых затаилась боль, уставились на Эрика, и Эрик заметил то, что никогда не замечал раньше. Он заметил силу, которая не свойственна нормальному человеку. Взгляд Мола проявлял проницательность и волю, не сравнимые ни с чьими на Земле. Главный канал, связывающий мозг с внешним миром, – зрение, был настолько развит в этом человеке, что позволял ему хранить в памяти мельчайшие события, происходящие у него на глазах. И поверх всего этого в его глазах всегда присутствовала настороженность, ожидание нависшей над всеми беды. Благодаря своему зрению он продолжал жить, Эрик осознал нечто, что никогда не приходило ему в голову за все годы этой ужасной войны: Мол должен быть их лидером всегда, на любой стадии и везде. _ Любая война, – ответил Эрик со всей осторожностью и тактом” на которые был способен, – тяжёлая вещь для всех, кто в ней участвует, господин! Секретарь, – он подумал и добавил: – Мы все поняли это, когда оказались втянутыми в нее. Это опасность, перед которой оказались народ и вся планета, которые вторглись в застарелый конфликт между двумя другими народами.

Наступило молчание. Молинари разглядывал Эрика, не произнося ни слова.

И ведь лилистарцы и мы связаны генетически, мы родственники, разве нет?

Ответом было молчание, заполнившее, казалось, всю комнату. Наконец Молинари медленно выпустил газы.

– Расскажите Эрику о ваших желудочных болях, – сказал Вирджил.

– Мой желудок… – сказал Молинари с гримасой,

– Единственное, что нужно, чтобы поднять вас на ноги… – начал Вирджил.

– Да, – прорычал Молинари, кивнув своей массивной головой, – я знаю. И вы все знаете. Именно это.

– Я уверен, что доктор Свитсент сможет помочь вам, Секретарь, я уверен в этом так же, как в налоговой системе и в профсоюзах, – продолжал Вирджил. – Мы все перейдем в соседние комнаты, так что вы сможете поговорить наедине. – С несвойственной ему осторожностью он двинулся прочь, и один за другим представители родового клана и чиновники потянулись за ним, оставив Эрика Свитсента одного с Генеральным секретарем.

После паузы Эрик сказал:

– Ну хорошо, сэр, На что вы жалуетесь, Секре‑тарь? – в любом случае больной есть больной; он уселся в кресло перед Генеральным секретарем ООН и, бессознательно приняв профессиональную позу, стал ждать.

 


Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Глава 1 | Глава 5 | Глава 6 | Глава 7 | Глава 8 | Глава 9 | Глава 10 | Глава 11 | Глава 12 | Глава 13 |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 2| Глава 4

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.012 сек.)