Из дневника Флоры Оломоуц. «В Бристольском студенческом театре мы играли «Па- раллели»

«В Бристольском студенческом театре мы играли «Па- раллели». Это был пантамимический спектакль, идея ко- торого нам пришла одновременно. Сюжет заключался в дуальности, двоеначалии, раздвоенности человеческой природы. Мысль стара как мир. Представить ее мы хотели, играя две части одной личности: светлый и темный, веду- щий и ведомый, мужчина и женщина, поэт и прагматик,

мечтатель и рационалист, веселый и грустный, богатый и бедный, любящий и ненавидящий, здоровый и больной, молодой и старый. Все эти качества и много других дуад, какие можно ассоциировать с природой человека, его ду- шой и телом, мы воплощали, представляя зрителям своего противоречивого персонажа от момента рождения до ухо- да. Мы играли спектакль час – пятьдесят девять минут – ни секундой больше.

– Побрейся! – сказал мне Джерри, вместо «здрасти», когда я открыла ему дверь после утренней пробежки в суб- боту.

В то утро он явно не просто бегал. Он добежал до парик- махерской. Голова его была похожа на помятый глобус.

За неделю до премьеры.

– Шантажист! Что ты наделал!

Я готова была захлопнуть дверь перед его носом.

Мы спорили об этом давно. Джерри на репетициях, от которых мы чувствовали себя йогами, достигшими степе- ней просветления, настаивал, что нам обоим необходимо побриться.

– Ты что, родилась с волосами?

– Насколько папа помнит, да!

– Но не с хвостиками же!

Он щелкнул по одному из моих коротких хвостиков, ка- кие я завязывала в то время, становясь похожей на бельчон- ка, навострившего уши.

– Отстань! Я не собираюсь бриться ради одной роли.

– Ты что, с ума сошла? Ты что – серьезно??? В глазах Джерри полыхнул чуть ли не гнев.

– Да пойми ж ты – кто рождается с волосами?!

– Ты сам говоришь, что буквальное – это ересь. Где твоя способность убедить? Вот и заставь их верить.

– Это другое. Буквально, это если бы мы затащили на сцену роженицу, или, еще лучше – продали бы билеты на роды. Люди должны видеть, что ты рождаешься, а не про- сыпаешься.

– За счет голой башки?

– Да!

– Я сделаю наклейку, миллион раз тебе говорила.

– Ну да, родилась такая – с презервативом на голове!

Оригинально! Авангард. Сюр. Чистый сюр!

Я стукнула его первым, что подвернулось. На смех и грех это оказалась расческа.

– Может, это у тебя фетиш?

– Да ты… Да ты понимаешь, что ты мне выбора не оста- вил? Я так и знала, что этим кончится…

Я застонала и, прижав волосы, взглянула на себя в зер- кало. Лысая голова Джерри с голым, решительно-отрешен- ным, точно добровольно отдающим себя на эксперимент, лицом, появилась в отражении за моим плечом.

– Отрастут. Как ногти. Это тебе не зубы. Но, если уж де- лать дело, то без дураков. Честно, – сказала голова.

Мне показалось, что он смотрит на меня с пролета по- жарной лестницы, по которой мы карабкаемся, и, заметно обогнав меня, зовет за собой, настаивая отбросить страх и мелкое беспокойство. Он шагнул уже далеко вперед и не же- лал, чтобы я отставала.

– Представь, как ты сможешь краситься, чтобы увели- чить глаза, какие серьги сможешь надеть, какие бирюльки, какие кепки – больше полугода – благодать!

– Год, не меньше.

– Ага. Подумай только!

Он говорил со мной будто об игрушках, точно нам было лет по пять, и был похож на дикое, лесное или водяное соз- дание. Смешное, смелое и отчаянно беззащитное.

– Ладно. Я сделаю.

– Ура!

Не о макияже я думала. Я захотела, чтобы во мне за- жглась та же искра, что горела в его глазах, стать такой же. Без дураков, в точности такой же, как он.

– На год о сексе можно забыть.

– Почему это?

В голосе Джерри прозвучало не только недоумение, но и, кажется, даже обида. Действительно, с чего бы это вдруг. Я рассматривала в зеркале новую себя – идеально выбри- тую голову с обострившимися от этого ушами и диковатым взглядом ошалелых глаз.

– Фрейд сказал бы, – Джерри подсел ко мне, оседлав бесформенный мешок, наполненный пластиковым «бисе- ром», – что это крышесносно сексуально. Такое ню! Это ж бомба!

– Извращенец!

– Спорим? У тебя будет самый сексуальный год за послед- ние.

– Да легко!

– На что?

– На первую машину. Я обернулась.

– Замазали. Джерри выиграл.

Однако в тот вечер я была уверена – машина у меня в кар- мане.

– Это все банально, – продолжая рассматривать себя в зеркале, сказала я.

– То есть?

– Бритье это, «борьба противоположностей», вообще все.

– Да почему же?

– Понимаешь, все уже было. Можно играть и играть, но это не станет визитной карточкой.

– Продолжай.

– Понимаешь, – я повернулась к нему. – Нужна «лунная походка», Бродяга, танец на стенах и потолке…

– Под дождем?

– Да! Булка с мороженым у витрины. «Я буду любить тебя вечно… пу-пу-пи-ду». Понимаешь?

– Само собой.

– Нужно сделать что-то впервые. Что-то, что никто еще не делал. И не сможет сделать вслед за нами, чтобы не по- вториться. Озарение. Нужно озарение. О, я не знаю, я мно- гое готова сделать, только бы оно пришло.

– На что, например?

– Бросить курить, не пить… Джерри прыснул.

– Кажется, это действительно серьезно.

– Да так оно и есть.

– Я вижу.

– Работать. Наверное, работать и не жаловаться. Но я бы так хотела, чтобы тебя или меня осенило. Раз – и у нас есть прием – наш собственный – «что-то Оломоуц» – и уже его пы- таются повторить, пародируют, записывают в энциклопедии.

Джерри дал мне воздушный подзатыльник.

Я накрыла голову руками, преувеличенно покаянно гля- дя на него.

– Надо медитировать, – поразмыслив, сказал он. Я кивнула.

Дата добавления: 2015-08-18