Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава XXII. Только на следующий день после своего спасения из подземного потока Торрес прибыл в

 

Только на следующий день после своего спасения из подземного потока Торрес прибыл в Сан-Антонио. Он пришел пешком, оборванный и грязный, а за ним по пятам следовал маленький мальчик-индеец, несший шлем Де-Васко. Торрес хотел показать этот шлем начальнику полиции и судье, как доказательство реальности его странных приключений, о которых ему не терпелось рассказать.

Первый человек, которого он встретил на главной улице, был начальник полиции. Завидев его, начальник издал громкое восклицание:

— Неужели это действительно вы, сеньор Торрес?! — и прежде чем пожать ему руку, набожно перекрестился.

Убедившись, однако, что перед ним настоящий человек из плоти, более того, весьма грязной плоти, начальник полиции поверил, что все увиденное им не сон.

Вслед за тем им овладела бешеная ярость.

— А я-то считал вас мертвым! — воскликнул он. — Что за мерзкая собака этот Хозе Манчено! Он пришел ко мне и заявил, будто вы умерли и лежали погребенным до самого дня Страшного Суда в недрах священной горы майя.

— Хозе Манчено глупец, а я, вероятно, самый богатый человек в Панаме, — с надменной важностью ответил Торрес. — Подобно прежним героям-конквистадорам, я преодолел все трудности и опасности и нашел сказочные сокровища. Я видел их собственными глазами. Поглядите!

Торрес сунул было руку в карман брюк, чтобы достать драгоценные камни, украденные у Той, Что Грезит, но, вовремя спохватившись, вытащил руку пустой. И без того множество любопытных глаз следили за ними, удивляясь его странному виду.

— У меня есть что порассказать вам, — сказал он начальнику полиции. — Но здесь не место для разговора. Я стучался у порога умерших и носил на себе саван мертвецов. Я водил компанию с людьми, которые умерли четыре столетия тому назад, но еще не истлели и на моих глазах погибли второй раз в пучине вод. Я прошел сквозь недра гор. Я делил хлеб и соль с Погибшими Душами и глядел в Зеркало Мира. И все это я расскажу вам, мой лучший друг, в более удобное время, ибо я сделаю вас таким же богатым, как и самого себя.

— А не хлебнули ли вы прокисшей пульки? — насмешливо спросил его начальник полиции.

— У меня не было во рту ничего крепче воды с тех пор, как я оставил Сан-Антонио, — последовал ответ. — Сейчас я отправлюсь к себе домой и утолю свою жажду стаканом доброй крепкой пульки, а затем смою грязь со своего тела и оденусь в чистую приличествующую моему положению одежду.

Однако Торресу не суждено было сразу попасть домой. Навстречу ему шел маленький оборвыш; издав возглас удивления, мальчик подбежал к испанцу и протянул ему конверт. Торрес немедленно узнал его — это была телеграмма, посланная Риганом по правительственному телеграфу:

 

«Все идет прекрасно. Необходимо задержать указанное лицо еще на три недели вдали от Нью-Йорка. 50 000 в случае удачи».

 

Взяв у мальчика карандаш, Торрес написал на обороте конверта ответную телеграмму:

 

«Пришлите деньги. Указанное лицо не вернется. Погибло в горах».

 

Еще два происшествия помешали Торресу осуществить свои планы относительно пульки и купания. На пороге ювелирной лавки старого Родригеса Фернандеса, куда он собирался зайти, его остановил старый жрец майя, с которым он расстался в священной горе. Испанец отшатнулся, словно от привидения, так как был вполне уверен, что старик утонул в зале мумий. Увидев жреца, Торрес испытал такое же чувство изумления, что и начальник полиции при виде его самого.

— Уходи, — сказал он. — Сгинь, беспокойный дух! Ты ведь только дух! Твое бренное тело лежит затопленным в самых недрах гор. Ты обман глаз, видение. Пропади! Ты всего лишь бесплотное, бестелесное создание, а не то я бы ударил тебя. Сгинь немедленно! Мне не хотелось бы ударить привидение.

Но привидение схватило его за руку и так настойчиво за него цеплялось, что он должен был поверить в его телесность.

— Деньги, — лепетал старик. — Дай мне денег! Одолжи мне немного золота. Я верну тебе их — недаром я знаю тайну сокровищ майя. Сын мой заблудился в недрах гор вместе с сокровищами. Гринго тоже остались там. Помоги мне спасти моего сына! Верни мне только его, а все сокровища будут принадлежать тебе. Но для этого нам нужно взять с собой много людей и много того волшебного порошка, которым обладает белый человек. С его помощью мы пробьем дыру в горе, и вода вытечет оттуда. Сын мой не утонул. Его застигла вода в той пещере, где стоят богиня Чия и бог Хцатцль с драгоценными глазами, и он не может выбраться оттуда. Одни только зеленые и красные глаза Чии и Хцатпля могут оплатить весь волшебный порошок всего мира. Одолжи мне немного денег, чтобы купить волшебный порошок.

В характере Альвареса Торреса была одна странная черта: как только речь шла о выдаче им даже самой незначительной суммы, он просто не мог расстаться с деньгами. И чем богаче становился Торрес, тем сильнее проявлялось это свойство его характера.

— Деньги? — воскликнул он сердитым голосом и, оттолкнув от себя старого жреца, открыл дверь в лавку Фернандеса. — Мне самому нужны деньги. Погляди, я весь в отрепьях, точно нищий. У меня нет денег для себя — тем более для тебя, старик. К тому же ведь это по твоей вине, а не по моей твой сын попал в священную гору майя, и на твою голову, а не на мою падет проклятие за смерть твоего сына, упавшего в пропасть у ног Чии — пропасть, которую, кстати сказать, вырыли твои, а не мои предки.

Однако древний старикашка все еще не отставал от него и продолжал клянчить денег, чтобы купить на них динамит. На этот раз Торрес оттолкнул его с такой силой, что старые ноги не выдержали и жрец упал на плиты мостовой.

Лавка Родригеса Фернандеса отличалась очень малыми размерами и грязью. В ней была только одна маленькая и грязная витрина, поставленная на такой же маленький и грязный прилавок. Казалось, что в этой лавке накопились грязь и пыль, которые не убирались целыми поколениями. Ящерицы и тараканы ползали по стенам. Пауки вили паутину по всем углам, а над своей головой Торрес увидел нечто, что заставило его поспешно отступить в сторону. То была стоножка в добрых семь вершков длиной. Ему нисколько не хотелось, чтобы она свалилась ему на голову или за воротник. Когда же из какого-то внутреннего помещения этого смрадного логова выполз, подобно огромному пауку, сам Фернандес, он оказался точной копией Шейлока, как его представляли на сцене во времена королевы Елизаветы, хотя, откровенно говоря, он был более грязным Шейлоком — его, пожалуй, не смогли бы терпеть даже зрители той эпохи.

Ювелир раболепно склонился перед Торресом и надтреснутым фальцетом произнес какое-то униженное приветствие. Торрес вынул из кармана наугад с десяток или больше камней, украденных из сундука царицы, выбрал самый маленький из них и, сунув остальные обратно в карман, протянул его, ни слова не говоря, старику-ювелиру.

— Я бедный человек, — пробормотал тот, хотя Торрес не мог не заметить, с каким вниманием он изучал драгоценный камень.

Наконец Фернандес небрежно бросил его, словно не придавая ему никакого значения, на стекло витрины и вопросительно посмотрел на посетителя. Но Торрес продолжал молчать, зная, что его молчание скорее вызовет жадного и болтливого старика на разговор.

— Должен ли я понять это так, что многоуважаемый сеньор Торрес хочет узнать мое мнение относительно качества этого камня? — дрожащим голосом спросил старый ювелир.

Торрес молча кивнул головой.

— Камень натуральный. Небольшой. Как вы сами можете видеть, он далеко не безукоризненный. К тому же много отойдет при его шлифовке.

— Сколько он стоит? — грубо и нетерпеливо спросил Торрес.

— Я бедный человек, — вновь забормотал Фернандес.

— Да ведь я не предлагаю вам купить его, старый дурак! Но раз вы уже сами заговорили об этом, сколько бы вы дали мне за него?

— Как я уже вам сказал, нисколько не желая вас обидеть, благородный сеньор, как я уже имел честь вам сказать, — я человек бедный. Бывают дни, когда я не могу даже купить на десять центаво гнилой рыбы. Бывают дни, когда у меня нет ни гроша даже на дешевое красное вино, которое, как я узнал в дни моей молодости, когда был учеником в Италии, приносит столько пользы моему больному желудку. Я так беден, что не могу покупать драгоценные камни…

— Даже для того, чтобы перепродать их с большой выгодой? — прервал его Торрес.

— Только в том случае, если я уверен в выгоде, — проговорил старик. — Да, в таком случае я могу купить его, но только при моей бедности не смогу много за него заплатить.

Он опять взял в руки драгоценный камень и принялся долго и внимательно его изучать.

— Я дам за него, — начал он неуверенным голосом, — я дам за него… но, пожалуйста, благородный сеньор, помните, что я очень беден. Весь сегодняшний день я не имел ничего во рту, кроме ложки лукового супа да корочки хлеба за утренним кофе.

— Именем самого черта, старый дурак, сколько ты мне даешь за него? — загремел Торрес.

— Пятьсот долларов… но сомневаюсь, чтобы при этом мне осталась какая-то выгода.

— Золотом?

— Что вы! Мексиканской валютой, — последовал ответ.

Сумма, предложенная стариком, уменьшалась таким образом вдвое, и Торрес понял, что старик солгал.

— Конечно, мексиканскими долларами. Ведь все наши расчеты ведутся в этой валюте.

Несмотря на радость, которую он испытал, услыхав такую высокую оценку самого маленького из своих камней, Торрес нетерпеливо протянул руку, чтобы забрать камень обратно. Но старик быстро отдернул руку, в которой держал камень, не желая отказываться от выгодной сделки.

— Мы с вами старые друзья, — заговорил он своим пронзительным голосом. — Первый раз я увидел вас, когда вы еще мальчиком приехали в Сан-Антонио из Бокас-дель-Торо. И ради старой дружбы я готов уплатить вам эту сумму золотом.

Только теперь Торрес смутно понял огромную ценность сокровищ, которые Погибшие Души похитили в незапамятные времена из тайника в священной горе майя.

— Прекрасно, — сказал Торрес и быстрым уверенным движением отобрал у старика камень.

— Камень этот принадлежит одному моему другу, который хотел занять у меня денег под его залог. Теперь благодаря вам я знаю, что могу дать за него пятьсот долларов золотом. В следующий раз, когда мы встретимся с вами в пулькерии, я с удовольствием угощу вас бокалом… да что там! — пусть это будет столько бокалов, сколько вы пожелаете, — дешевого красного полезного вам вина.

Он вышел из лавки, не стараясь даже скрыть своего торжества и презрения к одураченному ювелиру. Торрес с радостью думал, что Фернандес, эта испанская лиса, несомненно, уменьшил стоимость камня вдвое.

 

* * *

 

Тем временем, спускаясь на челне вниз по течению реки Гуалаки, Леонсия, царица и оба Моргана возвращались домой быстрее, чем шедший пешком Торрес. Но прежде чем они прибыли на гасиенду Солано, там произошло некое событие, которое в ту минуту не получило должной оценки. По извилистой тропинке, ведущей к гасиенде, медленно поднимался в гору самый странный посетитель, когда-либо виданный в этих местах. Рядом с ним ковыляла дряхлая старушонка. Голова ее была покрыта черной шалью, не скрывавшей изможденного и сморщенного лица. Впрочем, на этом лице еще сохранились следы былого огня.

Посетитель этот был толстый китаец средних лет. Его широкое лунообразное лицо выражало добродушие, свойственное обычно всем толстым людям. Звали его И-Пун (Дикое Яблоко), и его сладкие приторные манеры вполне соответствовали этому имени. С древней старушонкой, которая еле брела, тяжело опираясь на его руку, он обращался с самой изысканной предупредительностью и заботливостью. Когда она спотыкалась от слабости и усталости, он останавливался и терпеливо ждал, пока она отдохнет и наберется сил. Трижды во время подъема к гасиенде он вливал ей в рот ложечку французского коньяка из своей карманной фляги.

Усадив старушку в укромном тенистом уголке двора гасиенды, И-Пун храбро постучал во входную дверь. Обычно, приходя куда-нибудь по делам подобного рода, он довольствовался задним входом, но его опытность и природный ум подсказали ему, что в некоторых случаях необходимо являться с парадного крыльца.

Прислуга-индианка, появившаяся на его стук, доложила о нем в гостиной, где сидел среди своих сыновей безутешный Энрико Солано. Они оплакивали гибель Леонсии в недрах священной горы; о ней рассказал им возвратившийся из экспедиции Рикардо. Индианка вернулась на парадное крыльцо и сообщила, что сеньор Солано нездоров и никого не принимает. Ответ этот она передала с изысканной вежливостью, несмотря на то, что посетителем был китаец.

— Гм… — произнес И-Пун и хвастливо заговорил, пытаясь убедить девушку взять на себя вторичное поручение:

— Моя не простая кули. Моя умный китаец. Моя ходила школа. Моя говорит испански. Моя говорит английски. Моя пишет испански. Моя пишет английски. Гляди, моя пишет сейчас испански сеньору Солано. Твоя не может писать и твоя не может читать, что моя написал. Моя писал, что я И-Пун из Колона. Моя приехал сюда повидать сеньор Солано. Есть важная дела. Большой секрет. Моя написал на бумажке, твоя не может читать.

Однако он не сказал служанке, что на бумаге было написано:

 

«Моя знала большой секрет о сеньорита Солано».

 

Записка его, очевидно, попала к Алессандро, старшему из сыновей Солано, так как он немедленно прибежал к входной двери, оставив далеко позади индианку.

— Говори, какое у тебя дело! — почти закричал он на толстого китайца. — В чем дело? Говори скорее!

— Очень хороший дело, — последовал ответ. И-Пун с чувством удовлетворения отметил возбуждение, охватившее его собеседника. — Моя зарабатывает много денег. Моя покупает секрет. Моя продает секрет. Очень хороший дело.

— Что ты знаешь о сеньорите Солано? — вскричал Алессандро, тряся его за плечо.

— Все. Моя знает очень важный сведения.

Но Алессандро уже не мог владеть собой. Он почти втолкнул китайца в дом и затем потащил его за собой в гостиную, где сидел Энрико.

— Он принес вести о Леонсии! — вскричал Алессандро.

— Где она? — хором воскликнули Энрико и его сыновья.

«Ага!..» — мелькнуло в голове И-Пуна. Возбуждение, предвещавшее столь благоприятный исход его дела, невольно овладело и им.

Ошибочно приняв его размышления за испуг, Энрико жестом приказал сыновьям молчать и обратился к китайцу.

— Где она?

«Ага! — вновь подумал И-Пун, — сеньорита пропала». Это новый секрет. Быть может, в один прекрасный день секрет этот будет дорого стоить. Воспитанная девушка из знатной семьи Солано, пропавшая неизвестно куда, — все это сведения, которые полезно запомнить. Когда-нибудь она может выйти замуж, — он даже слыхал кое-что об этом в Колоне, — и когда-нибудь у нее могут возникнуть нелады с мужем, и тогда она или ее муж — для И-Пуна было безразлично кто именно, — может дорого заплатить за этот секрет.

— Эта сеньорита Леонсия, — проговорил он, наконец, со слащавой хитрецой в голосе. — Она не твоя дочь. У нее другая папа-мама.

Но горе Энрико, оплакивавшего исчезновение Леонсии, было слишком велико, и он даже не вздрогнул, когда китаец выдал его давнюю тайну.

— Это правда, — кивнул он головой. — Я усыновил ее, когда она была еще маленьким ребенком, хотя об этом знает только наша семья. Странно, что это тебе известно. Но меня нисколько не интересуют факты, давно мне известные. В данную минуту меня интересует вопрос, где она сейчас.

И-Пун серьезно и сочувственно покачал головой.

— Это другой секрет, — заявил он. — Может быть, моя узнает эта секрет. Тогда моя продаст его тебе. Но моя знает старый секрет. Твоя не знает имя папа-мама сеньориты Леонсии. Моя знает.

Старый Энрико Солано не мог скрыть интереса, который возбудило в нем это заявление.

— Говори, — приказал он. — Назови фамилию и докажи правдивость своих слов, тогда я щедро вознагражу тебя.

— Нет, — покачал головой И-Пун, — плохой дело. Моя не делает такой дело. Сначала твоя заплати, тогда моя скажет. Моя секрет — хороший секрет. Моя имеет всегда доказательства. Твоя заплати мне пятьсот пезо и расходы на дорога из Колона в Сан-Антонио и обратно в Колона — тогда моя скажет имя папа-мама.

Экрико Солано кивнул головой в знак согласия и только было открыл рот, чтобы приказать Алессандро принести деньги, как вдруг тихая, всегда флегматичная индианка нарушила их мирную беседу, вбежав в комнату с такой поспешностью, какой они в ней и не подозревали. Припав к ногам хозяина, она стала ломать руки и рыдать так, как рыдают только от нечаянной радости.

— Сеньорита! — прошептала она наконец хриплым голосом, указывая на двор кивком головы и глазами. — Сеньорита!

И-Пун немедленно был забыт вместе со своим секретом. Энрико и его сыновья выбежали во двор и увидели там Леонсию, царицу и обоих Морганов, которые, покрытые с ног до головы пылью, слезали с верховых мулов, нанятых ими вблизи устья реки Гуалаки. В то же самое время двое слуг-индейцев выпроводили из дома толстого китайца вместе с его древней старушонкой.

— Приходи в другой раз, — сказали ему. — Сейчас сеньор Солано очень занят.

— Хорошо. Моя придет в другой раз, — приветливо и добродушно отвечал И-Пун, не выказывая ни малейшего сожаления или разочарования по поводу того, что сделка сорвана в ту самую минуту, когда деньги уже почти были в его руках.

Однако он с большой неохотой покинул гасиенду. Здесь была чрезвычайно благоприятная почва для его дела, — секреты росли прямо под ногами. Если бы не усердие слуг-индейцев, И-Пун побежал бы во двор, чтобы хоть мельком взглянуть на вновь прибывших. Ему пришлось, однако, повиноваться, и он волей-неволей спустился с холма. На полпути, утомленный тяжестью повисшей на нем древней старушонки, он влил ей в рот двойную порцию коньяка из фляги, что дало ей силы плестись дальше без его помощи.

Энрико снял Леонсию с седла, чтобы поскорее прижать ее к своему сердцу. В продолжение нескольких минут раздавались шумные приветствия на испанском языке, и все братья столпились вокруг нее, чтобы ее обнять и расцеловать. Немного успокоившись, они увидели, что Фрэнсис помог сойти с седла Той, Что Грезит, и они, держась за руки, ждали, чтобы и на них, наконец, обратили внимание.

— Это моя жена, — представил Фрэнсис царицу семье Солано. — Я отправился в Кордильеры за сокровищами, и вот что я нашел. Видели ли вы человека, которому бы повезло больше, чем мне?

— Ради нас она пожертвовала несметными богатствами, — признала Леонсия.

— Она была царицей маленького царства, — добавил Фрэнсис, бросив девушке благодарный восторженный взгляд. Леонсия быстро подхватила:

— Она спасла нам всем жизнь, пожертвовав своим царством.

И Леонсия, охваченная великодушным порывом, обняла царицу за талию и, оторвав ее от Фрэнсиса, увела в гасиенду.

 


Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Глава XI | Глава XII | Глава XIII | Глава XIV | Глава XV | Глава XVI | Глава XVII | Глава XVIII | Глава XIX | Глава XX |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава XXI| Глава XXIII

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.016 сек.)