Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Дети безумия

Читайте также:
  1. Вы приходите к убеждению, что для устранения вызванного зависимостью безумия необходима внешняя помощь.
  2. Для бизнеса полезна капелька безумия
  3. Идеология безумия
  4. Любовь к Богу, доходящая до безумия
  5. Природные катаклизмы – плод безумия людей.
  6. Рейтинг безумия. Версии гибели группы Дятлова на любые вкус и цвет.

 

Стивен вопросительно взглянул на Дреода, но тот не стал оспаривать слов девочки.

– Вы велели своим родителям стать слиндерами? – переспросил он, в надежде отыскать в сказанном хоть какой-то смысл. – Зачем?

Стивен разглядывал девочку, пытаясь обнаружить в ней какой-нибудь признак того, что она является чем-то иным: может быть, в теле этого ребенка живет древняя душа или существо, напоминающее человека не в большей степени, чем колибри похожи на пчел?..

Однако ему удалось заметить только, что она переживает то странное долгое мгновение, когда ребенок превращается в женщину. Дети, в отличие от взрослых, не ходили обнаженными. Девочка была в желтом балахоне, болтавшемся на ней, словно колокол. Выцветшая вышивка украшала манжеты, видимо, кто-то – мать, бабушка, сестра или сама девчушка – некогда пытался украсить платье. На ногах она носила самодельные башмачки из телячьей кожи.

Она была худенькой, но руки, голова и ноги казались слишком крупными для ее тела. Нос еще оставался детским, а скулы уже начали превращать лицо в женское. В бледном свете ее глаза казались карими. Каштановые волосы слегка выцвели на макушке и концах. Стивен мог легко представить эту девочку на лугу, в ожерелье из клевера, играющей в «шаткий мостик» или «королеву рощи». Он представил себе, как она кружится и подол ее одеяния развевается, точно у бального платья.

– Лес болен, – сказала девочка. – Болезнь распространяется. Если лес умрет, с ним умрет и весь мир. Наши родители нарушили древний закон и помогли принести деревьям болезнь. Мы попросили их исправить причиненное зло.

– Когда ты подул в рог, ты призвал Тернового короля выполнить его долг в этом мире, – объяснил Дреод. – Но его появление готовилось на протяжении многих поколений. Двенадцать лет назад мы, дреоды, исполнили древние обряды и принесли семь жертв. Двенадцать лет – одно биение сердца для дуба. Ровно столько времени понадобилось земле, чтобы наконец отпустить Тернового короля. И за эти двенадцать лет все дети, появившиеся на свет на землях, отнятых у леса, родились из чрев, отмеченных болиголовом и дубом, ясенем и омелой. Родились принадлежащими ему. И когда он проснулся, проснулись и они.

– Мы поняли, что должны сделать, все вместе и сразу, – проговорила девочка. – Мы оставили наши дома, города и деревни. Тех, кто был слишком мал, чтобы идти, несли на руках. А когда за нами пришли наши родители, мы рассказали им, что будет. Некоторые отказались; они не захотели пить мед и есть плоть. Но большинство сделали так, как мы попросили. Теперь они его войско, их задача – очистить лес от вторгшегося разложения.

– Мед? – спросил Стивен. – То, что в чайниках? Он отнимает у них разум?

– Мед – подходящее слово, – пояснил Дреод, – хотя это не тот, что делают пчелы. Это оасеф, вода жизни, оасиодх, вода поэзии. И он не отнимает у нас разум – он его восстанавливает, возвращает нас к лесу и здоровью.

– Простите меня, если я заблуждаюсь, – сказал Стивен. – Но слиндеры, которые принесли меня сюда, позказались мне… несколько безумными. Этот оасеф, случайно, делается не из гриба, напоминающего мужской корень?

– То, что ты называешь безумием, есть божественное откровение, – ответила девочка, пропустив его вопрос мимо ушей. – Он в нас. Нет ни страха, ни сомнений, нет ни боли, ни желаний. В таком состоянии мы можем слышать его слова и постигать его волю. И только он в состоянии спасти этот мир от болезни, которая поднимается по его корням.

– В таком случае я не понимаю, – признался Стивен. – Вы говорите, что добровольно стали теми, кто вы есть сейчас, что ужасающие вещи, которые вы творите, правильны, потому что мир болен. Хорошо. А в чем состоит болезнь? С чем именно вы сражаетесь?

Дреод улыбнулся.

– Теперь ты начал задавать правильные вопросы. И понимать, почему он призвал тебя и приказал доставить к нам.

– Ничуть, – возразил Стивен. – Боюсь, я вовсе ничего не понимаю.

Дреод помолчал немного и с сочувствием кивнул.

– Не нам тебе это объяснять. Мы лишь отведем тебя к тому, кто ответит на твои вопросы. Завтра.

– А до тех пор? Дреод пожал плечами.

– Это все, что осталось от поселения халафолков. Со временем оно будет полностью разрушено, но пока, если хочешь, можешь его изучить. Ложись спать, где пожелаешь; когда понадобится, мы тебя найдем.

– А можно мне взять факел или…

– Ведьмины огни будут тебя сопровождать, – сказал Дреод – А в домах есть собственное освещение.

Стивен бродил по темным узким улицам, пытаясь привести свои мысли в порядок, и вдруг обнаружил, что город его заворожил. По обеим сторонам улицы стояли дома в два, три, а то и четыре этажа. Они были поразительно изящными, и многие из них смыкались стенами, а другие разделялись узкими переулками. Каменные дома казались сотканными из паутины, а там, где к ним приближались ведьмины огни, сияли, точно полированный оникс.

Первые несколько строений были заняты детьми. Стивен слышал их смех, пение, тихое бормотание во сне. Когда он напрягал слух, ему удавалось различить присутствие тысячи, если не больше, детей. Несколько самых маленьких плакали, но, кроме этого, он не улавливал никаких свидетельств страха, боли или отчаяния.

Он мог только гадать, сколько правды было в рассказе девочки и Дреода, но в одном не сомневался: этих детей никто не держал в плену. И если кто-то и не давал им уйти отсюда, то они его нисколько не боялись.

Желая побыть наедине с собой, Стивен пошел дальше, в глубь древнего города. Он знал, что должен искать выход, но не сомневался, что, будь у него возможность сбежать, ему не позволили бы разгуливать свободно. Кроме того, его так одолело любопытство, что он на самом деле и не хотел бежать.

Если Дреод сказал правду, Эсперу и Винне ничто не угрожает, по крайней мере со стороны слиндеров. Если же он солгал, они почти наверняка уже мертвы. Стивен запретил себе в это верить и даже думать об этом, пока не получит доказательств. Но возможность узнать, что происходит и чего хочет Терновый король… Разве не эти вопросы мучили их все последнее время?

Чем он может помочь принцессе, пытающейся вернуть себе трон? Он не воин и не стратег. Он ученый, которого интересует прошлое и языки, известные и редкие.

«Без сомнения, от меня будет больше пользы здесь, чем в Эслене», – заключил Стивен.

Движимый любопытством, он толкнул одну из дверей. Она была деревянной и не слишком старой. Он подумал, что хала-фолки, должно быть, постоянно торговали с надземными соседями. В конце концов, нужно же им было что-то есть. Конечно, в подземных озерах наверняка водится какая-то рыба, а некоторые злаки не нуждаются в свете, однако большую часть припасов они наверняка получали с поверхности.

Стивен задумался было о том, как заключались подобные торговые сделки, если халафолки стремились сохранить местоположение своих реунов в тайне, но ответ был столь очевидным, что он почувствовал себя дураком.

Сефри. Те, что путешествовали наверху, караванами, – они и доставляли все необходимое.

Дверь легко открылась внутрь. В каменном жилище витал едва различимый запах перца. На жестком полу лежал ковер, сотканный, судя по всему, из шерсти. Могут ли овцы жить под землей? Вряд ли, решил Стивен. Рисунок показался ему смутно знакомым – он напоминал яркие абстрактные завитки, украшавшие палатки и фургоны сефри. Вокруг низкого круглого стола лежало четыре подушки. В одном углу ткацкий станок терпеливо дожидался мастерицу. Возможно, ковер, что лежит на полу, здесь и был соткан. Рядом со станком стояло несколько плетеных корзин с мотками нитей и незнакомыми деревянными инструментами.

Комната казалась вполне жилой, как если бы халафолки почти ничего не взяли с собой, когда отсюда уходили. Быть может, так оно и было.

Куда они ушли? От кого бежали – от Тернового короля или загадочной болезни, о которой рассказывал Дреод?

Вскоре после того, как Стивен познакомился с Эспером, лесничий сказал что-то о том, что лес кажется ему больным. Эспер всю свою жизнь провел, ощущая пульс леса, – так что кому, как не ему, знать?

А потом они встретили греффина, зверя столь ядовитого, что даже отпечатки его лап смертоносны. Вскоре затем – черные колючки, появляющиеся там, где ступал Терновый король, и душащие все живое, до которого им удается дотянуться. И наконец – страшные чудовища, словно вышедшие из кошмарного сна: уттины, никверы – седмары, как их назвал Дреод. Лучший перевод, который мог подобрать Стивен, звучал как «демон седоса».

Может быть, чудовища, как служители церкви, проходят по священному пути и обретают новые возможности?

Что-то насчет уттинов в особенности его беспокоило. Да, уттин чуть было не убил Стивена, но к настоящему времени его чуть было не убило множество тварей. Нет, здесь есть что-то еще…

И тут Стивен сообразил, что не дает ему покоя.

Уттин, напавший на него, был единственным, которого он когда-либо встречал, однако почему-то Стивен думал о них во множественном числе. Греффин был только один, хотя Эспер видел другого после того, как убил первого. Но никто из знакомых Стивена не встречал больше одного из этих новых чудовищ единовременно.

В таком случае почему он думает об «уттинах», а не «уттине»?

Стивен закрыл глаза и воззвал к памяти, которой его благословил святой Декманус, вспоминая тот миг, когда слиндеры напали на них. В разразившемся тогда хаосе было что-то еще…

Вот. Наконец он увидел всю сцену в мельчайших подробностях, словно крайне дотошный художник изобразил ее перед его внутренним взором. Стивен оглядывается через плечо, пока подталкивает к дереву Винну. Эспер повернулся, сжав в руке нож. Позади слиндеры, появляющиеся из леса. Но куда смотрит Эспер?

Не на слиндеров…

Это маячит где-то на краю поля зрения, и Стивен видит только конечности и часть головы, но ошибки быть не может. Впереди слиндеров бежит уттин, и, возможно, даже не один.

Тогда что же случилось с чудовищами? Убили ли их слиндеры или уттины пришли за ним вместе с ними?

Последнее казалось Стивену маловероятным. Греффин, первый уттин, никвер, которого они встретили в реке у Витраффа, черные шипы…

Черные шипы росли из следов Тернового короля, однако они цеплялись за него, словно пытались его захватить и утащить в землю. Как рассказывал Эспер, когда-то он и был их пленником, в долине, спрятанной в Заячьих горах.

Слиндеры нападали и убивали людей, совершавших человеческие жертвоприношения на холмах седосов по всему лесу. Люди эти, похоже, были заодно с греффинами. Во всяком случае, они находились рядом с чудовищами, не опасаясь умереть от неведомой хвори.

«Нет», – мысленно исправился Стивен. Монахи-отступники не единственные, на кого не действовал яд греффинов. Он сам встретился с чудовищем взглядом и не пострадал. Эспер тоже, видимо, приобрел устойчивость к нему после того, как Терновый король исцелил его от прикосновения твари. Итак, что же это значит?

«Это святые порочны», – сказал Дреод.

Если слиндеры – это войско Тернового короля, то чудовища – тоже часть какого-то войска, армии его врага. Но кто это может быть?

Самый напрашивающийся ответ – церковь. Стивен знал, что несущие зло монахи имеют высокопоставленных друзей, вплоть до прайфека Кротении, Марше Хесперо. Их влияние могло распространяться и выше.

Но даже если в происходящем замешан и сам фратекс Призмо, значит ли это, что он является господином греффинов? Или он тоже лишь чудовищный слуга более могущественной силы?

Стивен мысленно перебрал все, что он читал или слышал про Тернового короля, пытаясь вспомнить, кто считался его врагом, но почти ни один источник об этом не упоминал. Король появился во времена, когда еще не было святых, до человечества, возможно, даже до скаслоев, поработивших народы людей и сефри в далекой древности. Он появился предвестником конца света.

Если у короля есть враги, значит, это должны быть – как, похоже, полагает Дреод – сами святые.

И это приводит нас обратно к церкви, не так ли?

Впрочем, на завтра Стивену были обещаны ответы. Он был не настолько наивен, чтобы воображать, будто ему раскроют все тайны, но радовался возможности добавить еще хотя бы крупицу знаний к уже имеющимся.

Стивен осмотрел дом халафолков и, не найдя ничего интересного, снова зашагал по улице, углубляясь в приговоренный к смерти город. Он проходил по изящным каменным аркам мостов над тихими каналами, казавшимися в свечении ведьминых огней угольными набросками. Далекие голоса детей слились с удаленным монотонным гулом, вероятно доносящимся из пещеры, где он очнулся.

Может быть, слиндеры готовятся к очередной вылазке, пьют свой мед и ждут, когда в них проснется жажда крови?..

Улица начала спускаться вниз, и Стивен пошел по ней в смутной надежде набрести на скрипторий, где хранятся рукописи сефри. Их раса была очень древней и стала одной из первых, покоренных скаслоями. Они вполне могли записать то, что остальные народы забыли.

Когда Стивен задумался, как может выглядеть скрипторий сефри, он неожиданно сообразил, что никогда не видел письменных источников этого народа и не слышал, чтобы у них было собственное наречие. Как правило, они разговаривали на диалекте той местности, где жили. У них имелся своего рода тайный язык, но они редко им пользовались. Эспер как-то раз немного поговорил на нем для Стивена, и тот даже сумел различить слова примерно пятнадцати разных языков, но ни одного, которое показалось бы принадлежащим собственно сефри.

Он предположил, что сефри были порабощены так давно, что забыли свой язык, перейдя на грубый диалект, разработанный скаслоями для рабов. И они так ненавидели его, что сразу же, как только их хозяева были уничтожены, отказались от него и перешли на языки людей.

Звучало вполне правдоподобно. Стивен читал в нескольких источниках, что человеческое горло и язык не в состоянии воспроизводить звуки родного языка скаслоев, поэтому те изобрели некое наречие, на котором могли разговаривать и они сами, и их рабы. Люди-рабы все должны были знать его, но многие сохранили и собственные языки, чтобы общаться между собой.

Однако из наречия рабов в современных диалектах не сохранилось почти ничего. Виргенья и ее последователи предали все творения скаслоев огню и запретили язык рабства. Они не учили ему своих детей, и язык умер.

«Скаслос» – видимо, единственное дошедшее до нас слово из этого наречия, размышлял Стивен, но и оно приобрело окончание «ос» для единственного числа и «ои» для множественного свойственные древнекаварумскому, языку людей.

Возможно, истинное имя этой демонической расы забыто.

Стивен остановился на берегу более широкого канала, чем те, что он пересекал до сих пор, и по коже у него побежали мурашки, когда ему в голову пришла нечестивая мысль.

А что, если не все скаслои умерли? Что, если они, как греффины, уттины и никверы, где-то спрятались и проспали все это время? А что, если эта болезнь, этот враг, и является древнейшим врагом человечества?

Несколько часов спустя он заснул прямо с этой тревожной мыслью на матрасе, благоухающем запахами сефри.

 

Он проснулся от сильного пинка, пришедшегося ему в ребра, и обнаружил, что над ним стоит уже знакомая девочка и смотрит на него сверху вниз.

– Как тебя зовут? – пробормотал он.

– Старквин, – ответила она. – Старквин Вальсдотр.

– Старквин, ты понимаешь, что твои родители умирают?

– Мои родители уже мертвы, – тихо проговорила она. – Погибли на востоке, сражаясь с греффином.

– Однако ты не испытываешь печали.

Она поджала губы.

– Ты не понимаешь, – сказала она наконец. – У них не было выбора. У меня не было выбора. А теперь, пожалуйста, следуй за мной.

Он прошел за ней к лодке, на которой сюда приплыл, и она жестом указала ему садиться внутрь.

– Только мы с тобой? – спросил он. – А где Дреод?

– Готовит наших людей к бою, – сказал он.

– С кем?

– Что-то наступает, – пожала она плечами. – Что-то очень плохое.

А ты не боишься, что я могу справиться с тобой и убежать?

– А зачем? – спросила Старквин.

В тусклом свете ее глаза казались влажными и черными, как деготь. Бледное лицо и светлые волосы делали ее похожей на привидение.

– Может быть, потому что мне не нравится быть пленником.

Старквин устроилась у руля.

– Сядешь грести? – спросила она.

Стивен занял предложенное ему место и положил руки на весла, оказавшиеся прохладными и легкими.

– Ты захочешь с ним поговорить, с тем, к кому мы сейчас направляемся, – сказала Старквин. – И я не думаю, что ты меня убьешь.

Стивен налег на весла, и лодка почти беззвучно заскользила по воде прочь от каменного причала.

– Занятно слушать, как ты говоришь про убийство, – заметил Стивен. – Знаешь, ведь слиндеры нападают не только на греффинов. Они еще и людей убивают.

– Ну… – отсутствующим тоном протянула Старквин. – Ты ведь тоже убивал.

– Плохих людей.

Она рассмеялась, и Стивен вдруг почувствовал себя ужасно глупо, словно решил прочитать сакритору лекцию о священных текстах. Но мгновением позже девочка посерьезнела.

– Не называй их слиндерами, – сказала она. – Они пожертвовали всем, а ты этим словом оскорбляешь их подвиг.

– А как вы их называете? – спросил он.

– Вотены, – сказала она. – Мы называем себя вотены.

– Это означает просто «безумные», не так ли?

– Точнее, божественно безумные, или вдохновленные. Мы – буря, которая очистит лес.

– Неужели вы действительно поможете Терновому королю уничтожить мир?

– Если его нельзя будет спасти иначе.

– С вашей точки зрения, это разумно?

– Да.

– А с чего вы взяли, что он прав? Откуда вам знать, что он вас не обманывает?

– Он нас не обманывает, – сказала она. – И ты это тоже знаешь.

Она вела лодку по темным водам, и вскоре они оказались в тоннеле с настолько низкими сводами, что Стивену пришлось наклонить голову, чтобы не удариться. Плеск воды убегал вперед и возвращался эхом.

– А откуда ты родом, Старквин? – громко поинтересовался Стивен. – Из какого города?

– Колбели в греффи Холтмар.

По спине Стивена пробежал холодок.

– У меня друг оттуда родом, – сказал он. – Винна Рафути. Старквин кивнула.

– Винна была славной. Она часто играла с нами и угощала ячменными сухариками, когда ее отец делал пиво. Но она была слишком старой. Не из нас.

– У нее был отец…

– Хозяин таверны «Свиные сиськи».

– Он тоже стал вотеном?

Старквин покачала головой.

– Он ушел, когда мы начали поджигать город.

– Вы сожгли свой родной город? Она кивнула.

– Это следовало сделать. Его там не должно было быть.

– Потому что так сказал Терновый король.

– Потому что не должно было быть. Мы, дети, всегда это знали. И нам пришлось убедить взрослых. Некоторых убедить не удалось, и они ушли. Фралет Рафути был одним из них.

Они плыли дальше в молчании. Стивен не знал, что еще сказать, а Старквин, судя по всему, не собиралась по собственной воле продолжать разговор.

Потолок снова начал подниматься и наконец сделался таким высоким, что слабое сияние ведьминых огней перестало достигать его. Через некоторое время впереди появилась далекая косая полоска света, и Стивен понял, что это луч солнца, которь пробивается сквозь отверстие в своде пещеры.

Старквин подвела лодку к очередной каменной пристани.

– Здесь вырезаны ступени, – сказала она. – Они ведут выходу.

– Ты со мной не пойдешь?

– У меня есть другие дела.

Стивен посмотрел девочке в глаза, оказавшиеся зелеными в падающем сверху солнечном свете.

– Это не может быть правильным, – сказал он ей. – Все эти смерти, все эти убийства… нет, это не может быть правильным.

Какая-то неясная тень промелькнула по ее лицу, словно проблеск серебристой рыбки в глубоком пруду, в следующее мгновение снова пустом и спокойном.

– Если присмотришься, увидишь: жизнь всегда состоит из прихода и ухода, – сказала она. – Всегда что-нибудь рождается и что-нибудь умирает. Весной рождается больше, поздней осенью больше умирает. Смерть гораздо естественнее жизни. Кости мира – это смерть.

У Стивена перехватило дыхание.

– Дети не должны так говорить, – сказал он.

– Дети это знают, – возразила Старквин. – Это взрослые учат нас, что цветок прекраснее гниющего трупа собаки. Он помог нам сохранить знание, с которым мы родились. Каждый зверь, не умея лгать самому себе, понимает это самой своей сутью.

Печаль и жалость, охватившие Стивена, неожиданно куда-то делись, и на мгновение он настолько разозлился на девочку, что ему захотелось ее задушить. Среди сомнений и неуверенности это простое и злорадное желание оказалось таким чудесным и ужасающим, что он едва не задохнулся. Спустя мгновение все прошло, однако дрожь осталась.

Это не укрылось от глаз Старквин.

– Кроме того, в тебе смерть есть в любое время года, – тихо проговорила она.

– Что ты имеешь в виду?

Но вместо ответа она оттолкнула лодку от пристани и вскоре исчезла из вида.

Стивен начал подниматься.

 

Через некоторое время каменные ступени вывели его на небольшую площадку. Вход в пещеру был довольно узок, а за ним Стивен мог разглядеть только тростниковые заросли. Тропинка вела сквозь заросли сухого кустарника, и он пошел по ней, пока неожиданно скалы не закончились.

Стивен смотрел вниз, на пастбище, на ровные ряды яблонь, тянувшиеся вдали. Дальше, за долиной и деревьями, высилось каменное строение. Он невольно вскрикнул, когда на него, словно старые знакомые, обрушились чувства: предвкушение, мальчишеское волнение, боль, разочарование, настоящий ужас…

И гнев.

Это был монастырь д'Эф, где Стивен впервые узнал, насколько порочной стала церковь его детства, монастырь, где он встретил и претерпел издевательства Десмонда Спендлава. Где его заставили расшифровать записи, возможно приговорившие мир к гибели.

– Вильхуман, вер лиха. Вильхуман хемц, – проскрипел голос у него за спиной.

«Добро пожаловать, предатель. Добро пожаловать домой».

 


Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 107 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ПОТЕРЯННЫЕ | СЛЕД ВЕЛИКАНА | ЧУЖАЯ РОДНАЯ СТРАНА | НОВАЯ МУЗЫКА | ГЛАВА 5 | СЛИНДЕРЫ | ГЛАВА 7 | ГЛАВА 8 | ВОЗРОЖДЕНИЕ | СРЕДИ ЧУЖИХ |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
БЕСЕДЫ С ГЕРЦОГИНЕЙ| ИСТОРИЯ РОЗЫ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.025 сек.)