Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Безгласная жертва палача

Читайте также:
  1. Випробування у вірі 1-8; готовість на її жертву 9-10; заступна жертва 11-14; обіцянка благословення 15-19; родовід Нахора 20-24
  2. ВЛАСТЬ КАК ЖЕРТВА
  3. Глава 4. Жертва экономической преступности и ее социальная характеристика
  4. Глава XXII, НЕГАДАННАЯ ЖЕРТВА
  5. Жертва всепалення щоденна 1-6; права священиків при безкровних жертвах 7-11; жертвоприносини при свяченні на священика 12-16; жертва за гріх 17-23
  6. Жертва за провину 1-6; уділ священиків 7-10; мирні жертви 11-21; вживання жиру та крови 22-27; права священиків при мирних жертвах 28-38

 

Три гвардейца королевы направили свою гондолу от моста Толедо к той отдаленной части Мансанареса, которая протекает у самой стены государственной тюрьмы. Топете, отличный моряк, несмотря на свой контр-адмиральский чин, собственноручно управлял лодкой. Серрано уселся на носу, а Прим в самой середине. У всех троих были под руками пистолеты.

— Мы должны поймать мошенника! — бормотал Топете. Он так ловко и с такой силой управлял лодкой, что за десять шагов не слыхать было ее приближения.

— Испания будет обесславлена, если убийца королевы безнаказанно убежит из тюрьмы. Иезуиты так восторжествуют тогда, что плохо придется народу! — отвечал вполголоса Серрано.

— Мне не следовало было отдавать мошенника под стражу, а тут же на месте уложить его, — ворчал Прим, — вот вы увидите, что он целый и невредимый удерет от нас!

— Черт побери всех тварей Санта Мадре, они расплодились даже в самом дворце и везде имеют своих приверженцев! — бранился Топете. Он так сердито ударил веслами, что гондола как молния помчалась по реке.

— Отлично, — заметил Прим, — а не то мы опоздаем. Слышишь, часы на колокольне бьют ровно час пополуночи. Но как ужасно холодно и неприятно на воде!

— Тише, мы приближаемся к тюремной стене, — шепнул Серрано, — держись ближе к берегу, Топете, в этой темноте не видно дона Рамиро. Он, верно, занял пристани с обеих сторон тюрьмы.

Гондола с тремя грандами тихо двигалась вдоль берега. В ту минуту, как они подплыли к сырой стене, Серрано, сидевший на носу, увидал Мерино, парившего как привидение над гондолой фамилиаров.

— Стой! — шепнул он. — Мошенник спускается по веревке или цепи!

— Выстрели в него!

— Боже упаси! Мы должны захватить убийцу живым. Его надо наказать публично! Подождем, пусть он войдет в гондолу! — шептал Серрано, не спуская глаз с того, что происходило у стены.

— Эти мошенники, с такой готовностью служащие монаху, кажется, и не слышат нас! — заметил Прим.

— Их шестеро в двух лодках, — сообщил Серрано.

— На каждого по два — с этим можно смириться: чем больше, тем лучше! — пробормотал Топете.

Как только Мерино вошел в гондолу и фамилиары опустились перед ним на колени, прося благословения, Топете двумя сильными ударами весел очутился между обеими лодками.

Мерино, минуту назад, считая себя спасенным, первый заметил своих заклятых врагов, словно выросших из воды. Он бессознательно громко закричал. Фамилиары оглянулись и увидали своих противников.

Ужас выразился на их лицах.

— Сдавайтесь! — воскликнул Серрано, вытягивая кинжал. — Монах Мерино наш пленник!

Монах дико захохотал; великий инквизитор Санта Мадре узнал своих врагов. Теперь он может утолить свою жажду мести, они сами явились перед ним в такую минуту, будто передавали себя в его руки.

— Нечестивцы! — закричал он, и ветер, ужасно завывая, вторил ему. — Во имя Пресвятой Девы бейте этих изменников, они должны умереть!

— Мерзавец! — шепнул Топете, выхватил кинжал и вскочил на ноги.

— Сдавайтесь! — повторил Серрано готовившимся к бою фамилиарам. — Подавайте сюда королевского убийцу Мерино!

— Вот тебе! — воскликнула одна из тварей Санта Мадре, прицеливаясь в Серрано.

Великий инквизитор отдернул его руку и шепнул ему:

— Выстрел погубит нас, нам надо действовать осторожно, эти окаянные без шума должны попасть в наши руки!

Все это произошло в несколько минут. Прим, самый нетерпеливый из троих, поднял кинжал и бросился на лодку Мерино. Топете, безрассудно рассчитывая на свою силу, напал на другую и, нанося удары направо и налево, очутился лицом к лицу с тремя фамилиарами, которые, в свою очередь, замахнулись на него своими кинжалами.

Несмотря на непроницаемую темноту и качку, ему удалось нанести смертельный удар одному из врагов.

Кинжал вонзился тому в шею, и он повалился в лодку.

От этого ли непредвиденного падения или из-за того, что фамилиары надеялись спастись от Топете вплавь, только они все подались на одну сторону, и гондола с живыми и мертвым, сильно качнувшись, перевернулась вверх дном.

Серрано и Прим дрались с остальными тремя фамилиарами, которые, видя, что бегство невозможно, разъяренные, в бешенстве старались попасть в неприятелей. Между Прямом и одним из фамилиаров завязалась драка, кончившаяся тем, что фамилиар был брошен в воду. Серрано вонзил свой кинжал в другого. Мерино дрожал от злости, его рассудок помутился и он, схватив пистолет, прицелился в Серрано и выстрелил ему в грудь. Но, вероятно, рука великого инквизитора дрогнула; Франциско почувствовал жгучую боль в руке, но пуля только ранила его.

— Мерзкий душегубец! — злобно закричал Серрано. — Он уже хотел обезоружить Мерино, как Прим закричал ему, что другая лодка опрокинулась и Топете упал в реку вместе со своими врагами.

— Черт возьми! — проворчал он, отыскивая друга глазами. Хотя Топете отлично плавал, но в такой неудачный момент кто-нибудь из фамилиаров легко мог заколоть его. И Франциско тоже глядел на то место, где барахтался его друг с фамилиарами.

Мерино воспользовался этой минутой.

— Прочь отсюда поскорей! — шепнул он уцелевшим шпионам Сайта Мадре и сам схватил весло, чтобы скорее избавиться от опасного соседства.

Серрано не успел задержать лодку; он тоже схватил весло, стараясь нагнать противников, но один из утопающих фамилиаров судорожно уцепился за борт гондолы, и она чуть не потонула. Прим живо оттолкнул врага, который, погружаясь в воду, все еще боролся со смертью, но через несколько минут, захлебнувшись, пошел ко дну.

Гондола Мерино направилась к пристани у тюремной стены. Серрано, отделавшись от неприятеля, хотел погнаться за фамилиарами и захватить их на пристани.

— Стой! — закричал Прим. — Топете зовет нас, я слышал его голос возле самой гондолы.

— В таком случае, мошенник убежит! — бормотал разъяренный Серрано, стараясь разглядеть в темноте находившихся в воде людей. В эту минуту в нескольких шагах от него вынырнула чья-то голова и какой-то человек, отчаянно барахтаясь, старался высвободиться и выбраться на поверхность — вода так бушевала и волновалась, как будто в ней билось какое-нибудь морское чудовище. Казалось, утопающий напрягал последние силы.

— Боже праведный, ведь это Топете! — в ужасе воскликнул Серрано, узнав приближавшуюся голову. — Он, верно, ранен, потому так тяжело плывет!

— Нет, не ранен, — отвечал Топете, все еще барахтаясь в воде, — просто какой-то негодяй вцепился в мою ногу и тянет меня ко дну!

Прим поспешно повернул нос гондолы к несчастному Топете, который так навалился на нее, что она от нового напора чуть не пошла ко дну. Франциско и Жуан старались поддержать равновесие, сильно напирая на противоположную сторону, так что Топете, пыхтя и тяжело вздыхая, начал карабкаться к ним, но на его ноге все еще висел умирающий слуга Мутарро. Наконец, кинжал Прима освободил друга от страшной тяжести, мгновенно опустившейся ко дну.

— Ну, пришлось же поплавать, — тяжело вздыхая и отряхиваясь сказал Топете, — черт возьми мошенника, никогда никто так не приставал ко мне!

— А Мерино убежал! — грустно сказал Серрано.

— Дон Рамиро, верно, уже поймал его! — заметил Прим. — Я же радуюсь, что Топете опять с нами!

— Который сегодня отвратительно дурно плавал, но посмотрите-ка, я вижу очень ясно и готов держать пари, что гондола, которую вам не удалось удержать, в настоящую минуту отчаливает от пристани и опять направляется куда-то.

— Конечно, мошенники выскочили на берег, а гондолу пустили на произвол судьбы, — отвечал Серрано, — никогда еще такая близкая добыча не ускользала из наших рук.

— Ты ошибаешься, гондола не пуста, ею управляют. Гвардейцы пустились в погоню, а мы вернемся к предводителю Летучей петли, который, как нам известно, направился с двумя приближенными к пристаням у тюремной стены.

Когда пробило час ночи, дон Рамиро вошел на улицу

Мунеро, поставил на каждой пристани по надежному часовому, а сам осторожно направился вдоль низких, безмолвных и темных домиков сторожей, чтобы посмотреть, стоят ли караульные на своих местах и все ли спокойно и тихо во дворе. Конечно, влиятельному предводителю Летучей петли было известно, что бегство великого инквизитора должно было совершиться со стороны Мансанареса, с помощью веревочной лестницы, но Рамиро не без оснований предполагал, что в эту ночь было бы гораздо безопаснее и легче, если бы Мерино вздумал воспользоваться правом и одеждой Кларета, и никем не замеченный вышел бы из тюрьмы. Уж, конечно, заранее позаботились, чтобы, по случаю крестин инфанты, сторожам и караульным государственной тюрьмы было отпущено надлежащее количество вина и сигар. Принимая все это в соображение, Рамиро сильно сомневался в верности своих сведений.

Рамиро, осторожно добравшись в тени домов до сторожевых ворот, убедился, что предположения его были верны. Обоих караульных не было на местах. Это неисполнение своей обязанности так строго всегда преследовалось, что если бы кто-нибудь из начальства поймал их, то их сослали бы на поселение или на каторжную работу. Но солдаты рассудили, что в этот день все, от мала до велика, отведали винца и, следовательно, не будут чересчур взыскательны.

Подойдя поближе, Рамиро услыхал их голоса по ту сторону стены, вероятно, в домике привратника, где курили и шумели тюремные сторожа. Они чокались, пили за здоровье друг друга и не заботились о преступниках, а тем более о воротах и выходах.

Олоцага, уже за несколько недель вернувшийся в Мадрид, всецело отдавшийся своему тайному обществу, решил сторожить этот удобный выход, рассчитывая, что хитрый Кларет не мог не воспользоваться именно этой ночью, чрезвычайно удобной для бегства.

К тому же он знал, что его храбрые и ловкие друзья сторожат реку и что в случае нужды обе пристани заняты его двумя помощникам, следовательно, он мог сторожить этот выход. Олоцага не мог представить себе, чтобы этот мошенник Мерино, напомнивший ему все проклятые злодейства Санта Мадре, этот нечестивый монах, не побоявшийся поднять руку на королеву, стоя у престола Божия, у которого он должен был возносить молитвы к Богу, а не осквернять его, этот великий инквизитор Мерино, из отвратительных дрожащих рук которого он вырвал в страшную ночь праздника святого Франциско несчастную невинную дочь дона Арере, этот волк в монашеской рясе, искусный во всевозможных грехах и преступлениях, мог убежать от них.

В эту минуту раздался выстрел, направленный в Серрано разъяренным, неосторожным Мерино. Хотя выстрел грозно пронесся над водой, однако никто из пирующих сторожей не расслышал его, вероятно, на улицах тоже никто не обратил внимания на гул, так как все по-прежнему оставалось погруженным в безмолвие и тишину.

Но вдруг послышался шум с пристани слева от стены. Предводитель Летучей петли бросился на шум к пустынной, громадной площади, простирающейся от улицы Мунеро до самого Мансанареса.

В темноте он не мог разглядеть приближающихся. Вероятно, бегущий впереди заметил его, так как изменил направление и повернул к площади Изабеллы, но шагов за тридцать от преследуемого Рамиро вдруг остановился — что-то просвистело в воздухе — и тогда предводителю Летучей петли стало ясно, в чем было дело. Убегающий добрался до угла, но вдруг пошатнулся, полетел навзничь и страшно закричал. Даже дон Рамиро содрогнулся от ужаса.

Через несколько минут сбежались на крик несколько человек с площади Изабеллы. Они обступили несчастного. Рамиро с товарищем, преследовавшим беглеца, тоже подошли к умирающему. Он лежал, не произнося ни слова, и изредка только подергивался всем телом.

— Кто этот несчастный? — спросил густым басом один из прибежавших. Рамиро узнал в нем монаха.

Пока предводитель Летучей петли ловко и осторожно развязывал петлю на шее умирающего, двое монахов нагнулись к нему.

— Патер Мерино! — в ужасе закричали они, отскакивая от посиневшего великого инквизитора, собрат же Рамиро молча отошел от этого потрясающего зрелища.

— Вы лжете! — воскликнул старец, отбрасывая капюшон и приближаясь к мертвецу. — Великий патер Мерино спасен, ему была подана помощь со стороны Мансанареса.

Дон Рамиро, не снимая маски с лица, все еще стоял возле трупа. Он молча смотрел, как великий инквизитор Антонио нагнулся над неподвижно лежащим товарищем. Он поджидал в монастыре спасающегося Мерино, но услышав страшные крики, прибежал на помощь, не думая, что найдет Мерино с петлей на шее.

— Мерино! — чуть слышно произнес он, и на лице его ясно отпечатались изумление и страх. — Поистине, это Мерино. Он убит — беда! Патера Мерино из Санта Мадре убили! Мщение злодеям!

Престарелый Антонио еще раз нагнулся над мертвецом — на шее был виден синий, кровавый след петли. Антонио приподнялся, страшная злость исказила его всегда добродушное лицо.

— Беда! — закричал он дрожащим голосом. — Беда Летучей петле! Проклятие убийце, проклятие королеве, действующей заодно с заговорщиками!

— С этим негодяем поступили по его заслугам! — строгим сильным голосом сказал предводитель общества.

Антонио только теперь заметил его. В эту же минуту послышались мерные шаги приближавшегося караула, явившегося на смену.

— Унесите великого патера с этого места ужаса и стыда! — приказал великий инквизитор.

Монахи нагнулись и хотели уже исполнить приказание своего повелителя.

— Ни с места! — воскликнул дон Рамиро. — Королевский убийца Мерино принадлежит не вам, а самой королеве и испанскому народу!

Антонио со смертельной злостью поглядел на предводителя тайного общества, осмелившегося гордым взглядом и повелительным голосом помешать ему похитить от народного гнева и судейского приговора тело великого инквизитора.

— Слышите ли, я приказываю вам! — закричал он монахам. — Несчастный патер Мерино принадлежит нам и церкви!

Караул приближался.

— Солдаты! — закричал дон Рамиро. — Подберите королевского убийцу и отнесите его опять в тюрьму, он убежал из своей камеры, но по дороге его поймали; он должен подвергнуться наказанию за совершенное им неслыханное преступление.

Затем он отошел в сторону, солдаты же, узнав Мерино, потащили его обратно в тюрьму. Монахи, чтобы не быть обвиненными в содействии бегству Мерино, без сопротивления отдали тело, а сами поспешно скрылись.

Когда глубокой ночью принесли в тюрьму мертвого Мерино, сторожей и надсмотрщиков объял панический страх. Всякий старался скрыть от других, что не живого, а мертвого приволокли монаха обратно в тюрьму. Сторож вошел в камеру и с изумлением увидел разбросанные цепи и распиленную решетку.

Исповедник же государственных преступников божился и клялся, что он был тут ни при чем. Судьи сначала хотели притянуть его, но он уверил их в своей невиновности. Вероятно, преступник, утверждал он, заранее уже все приготовил и убежал немедленно после его ухода.

Между тем Рамиро сошелся со своими приверженцами и скрылся с ними в темных улицах. Гвардейцы же преследовали гондолу. В ней сидел последний фами-лиар, который, выпустив Мерино на берег и видя его в неминуемой опасности, оттолкнул лодку от берега, надеясь незаметно спастись от преследователей.

Но и этот лазутчик Санта Мадре не ушел от своей судьбы, так что ни один из фамилиаров, явившихся спасать Мерино, несмотря на силу и ловкость, не вернулся на улицу Фобурго.

Были приняты самые строгие меры, чтобы народ не узнал о бегстве и взятии Мерино, жители Мадрида и не подозревали об этом небывалом происшествии, когда же, узнав об этом, государственные сановники потребовали положительного объяснения, то им сообщили, что королевский убийца лежит мертвый в своей камере, что в высших кругах вызвало сильное волнение и недоумение. Серрано же и Прим, услыхав от таинственного дона Рамиро, как трагически кончилось их ночное похождение, без свидетелей доложили обо всем удивленной королеве.

Браво Мурильо еще заранее хитро и ловко сообщил королеве, что приключилось несчастье с монахом Мерино и что Санта Мадре отблагодарит ее и забудет многое, если она согласится отдать преступника в их полное распоряжение.

Изабелла, зная нерасположение народа к иезуитам, не обратила на его слова никакого внимания, но приказала, напротив, вторично предать Мерино суду и поступить по закону.

Но вдруг маршалы Серрано и Прим доложили испуганной королеве, что Мерино убитый лежит в своей камере, в государственной тюрьме.

— Значит, он осужден прежде времени! — сердито воскликнула Изабелла. — Кто осмелился это совершить?

— Летучая петля, ваше величество, с внушительным спокойствием отвечал Серрано, — с нашим содействием.

Королева удивленно взглянула на маршала.

— Монах бежал, — продолжал Серрано, — а мы хотели остановить его. Он ускользнул из наших рук, иначе мы вернули бы его в тюрьму живым. Если вашему величеству приятнее было бы, чтобы эта проклятая тварь живьем убежала от суда, в таком случае благородный дон Рамиро кругом виноват!

— Этот дерзкий незнакомец, о тайных мщениях которого нам не раз докладывали, не имел никакого права распоряжаться этим монахом! — сказала взволнованная Изабелла. — Благодаря его новому вмешательству, он поставил меня в самое затруднительное положение, из которого я не знаю как выпутаться! Он своей поспешностью отнимает у народа жертву, которую требует справедливость! Нам остается только одно — мирно похоронить убийцу и тем покончить дело!

— Ни в коем случае не допускайте этого, ваше величество! — испуганно воскликнули Прим и Серрано.

— Так скажите же, как мне поправить этот дерзкий поступок Летучей петли? Я не могу оставить его без последствий!

— Мерино надо казнить! Королева в ужасе отшатнулась назад.

— Ваше величество вправе выбирать между кровавым восстанием и излишней снисходительностью к королевскому убийце, который сам же виноват в своей преждевременной смерти! — сказал Прим.

Он был убежден в неизбежном восстании, если бы вздумали щадить монаха.

— Мерино даже мертвый должен подвергнуться наказанию! — подтвердил Серрано,

— Тогда мы навеки навлечем на себя гнев инквизиции! — пробормотала бледная королева.

— Народ и мы на вашей стороне, королева.

— Во мне происходит страшная борьба! — простонала Изабелла.

— Народ ни под каким видом не должен подозревать, что Мерино удалось убежать, а не то он набросится на тюрьму и, пожалуй, разорвет в клочки чиновников вашего величества. Вы не можете себе представить, до какой степени народ озлоблен против монаха, осмелившегося поднять руку на ваше величество в церкви святого Антиоха.

— Если это так, то быть посему! — прошептала Изабелла.

— Ваше величество все еще жалеет мошенника, но вы забываете, что приговоренных к виселице почти всегда прежде душат, а потом уже передают палачу и казнят, даже им самим легче от этого, — напомнил Серрано, который нисколько не жалел мерзавца Мерино и старался убедить взволнованную королеву, — кто мог решиться на то, что совершил этот осквернитель короны и церкви, тот может дважды умереть!

— Пусть этот случай предостережет Санта Мадре, оно должно понять, что с ним не шутят! — с достоинством сказал Прим.

Несмотря на увещания Браво Мурильо, королева, по окончании судопроизводства, подписала строжайший приговор. Монаха Мерино приговорили к казни на плахе.

Казнь была назначена на седьмое февраля 1852 года. Народ с радостью принял это известие.

Вермудес получил приказание к этому дню воздвигнуть эшафот на площади Педро, куда в восемь часов утра должно было прибыть на колеснице тело осужденного преступника.

Королева была взволнована не менее своего народа, только мысль, что если она не допустит монаха до публичной казни, народ непременно взволнуется и восстанет, заставляла ее не отменять своего решения. Но тем не менее она сильно страдала в ожидании казни.

Рано поутру назначенного для казни дня беспорядочные толпы мужчин, женщин, стариков и детей со страшным шумом направлялись по улицам к месту казни. Никогда еще такое несметное количество народа не помещалось на обширной площади Педро. Огромная овальная площадь была битком набита, а народ все еще валил со всех сторон. Старый и малый хотел поглядеть

на казнь королевского убийцы, принадлежавшего к ненавистным, алчным монахам Санта Мадре.

Женщины с грудными детьми пробирались до самых алебардистов, образовавших цепь вокруг воздвигнутого за ночь черного огромного эшафота и вдоль улиц, по которым должно было пройти шествие. Окна и крыши отдавались за неимоверные цены, так как всякий богатый и бедный хотел поглядеть на казнь знаменитого преступника.

Порожденные ненавистью к инквизиции в народе ходили самые фантастические толки. Говорили, например, что монах Мерино во время казни превращается в дьявола, который потащит с собой в ад старого Вермудеса, другие рассказывали, что он будто бы вылетел из тюрьмы, оставив после себя только свое платье.

Наконец, глухой бой часов возвестил, что настал роковой час. Восемь ударов мерно раздались на колокольне, шепот нетерпения пробежал в толпе, нервы были лихорадочно напряжены, всякий, тяжело вздыхая, поглядывал на пустое пространство, по которому должно было приблизиться шествие.

— Еще ничего не слышно и не видно, — воскликнул длинный оборванный человек, который, казалось, сам только что сбежал с каторги, он головою был выше всех окружающих его, — казнь еще успеют отменить!

— Что, что ты говоришь? Этого не посмеют! — закричало несколько сердитых голосов.

— Кровь должна быть пролита — мы требуем казни! — кричали другие…

— Где же гул колокола? — спросил долговязый. — Отчего же не слышно сегодня колокольного звона?

— Дурак, потому что королевский убийца не заслуживает даже этой чести, до которой мне, впрочем, все равно! — отвечал какой-то солдат.

— Вы, может быть, правы, господин улан, — воскликнул оборванный работник, на бледном, больном лице которого голод оставил глубокие следы, — мне же кажется, что патеры и монахи неохотно бы принялись за колокол в такую неприятную для них минуту!

— Тише — вот он едет! — пронеслось в толпе.

Кто был поменьше встал на цыпочки и вытянул шею, толпа подалась вперед, некоторых притиснули, и они страшно завизжали, шепот одобрения пробежал по толпе.

Глухой барабанный грохот приближался все ближе и ближе. Все глаза были устремлены на улицу, из которой должны были явиться солдаты. Наконец, подвигаясь ровным тихим шагом, барабанщики показались между двойными рядами алебардистов.

Посмотрим и мы на страшное шествие, на которое с лихорадочным любопытством и со сверкающими глазами глядели тысячи глаз.

Впереди шли человек двадцать барабанщиков, мерно ударяя в свои глухие инструменты, за ними следовали трое судей, потом отряд стрелков, назначенных для присутствия на казни. Место, занимаемое в подобных процессиях священником, на этот раз пустовало — никто из патеров не пожелал напутствовать перед смертью преступного своего собрата! Возглас ужаса раздался при виде поезда и сидевших в нем. Никто не мог вообразить себе подобного зрелища, превзошедшего все ожидания.

К низкой черной колеснице были приделаны две скамейки. Стенки с трех сторон возвышались фута на два, сзади же было оставлено отверстие для входа.

На передней скамейке сидел помощник палача, держа в руках вожжи и управляя ослами, на другой сидели два помощника Вермудеса. Их видно было только по пояс — головы были не покрыты, а рукава красных рубашек засучены выше локтей. Между ними поддерживаемый с обеих сторон качался Мерино, королевский убийца. Его обнаженная бритая голова повисла на груди, но ни один мускул не шевелился, разве только когда ухабы потрясали колесницу.

— С ним дурно, — раздался говор в толпе, — он не перенес пытки!

Старый Вермудес со строгим видом и достоинством выступал за колесницей. По наружности он был так же прям и силен, как и в То время, когда сопровождал генералов Леона и Борзо, только борода его и жидкие волосы, падающие из-под шапки, сделались еще серебристее. Взвод кирасиров замыкал шествие. Когда барабанщики полукругом разместились перед местом казни, то замолк зловещий раскат их барабанов. Стрелки сформировали с обеих сторон тесные ряды. Трое судей со свертком пергамента в руках, следуя за глашатаем, поднялись по широким черным ступеням эшафота и встали у завешенной плахи. Помощники палача стащили осужденного с позорной колесницы. Его ослабевшие члены без сопротивления предались в руки палачей. В это время Вермудес, облеченный в свой длинный черный плащ, подымался по ступеням эшафота. Сколько раз приходилось ему выполнять эту страшную работу, сколько раз без волнения и содрогания исполнял он свою ужасную обязанность!

Престарелый Вермудес и не подозревал, что его помощники волокли к нему мертвеца, он думал, что преступник, подобно многим другим, от страха и волнения лишился чувств.

Все глаза были устремлены на эшафот, мрачно выделявшийся в сером тумане пасмурного утра. Помощники Вермудеса, не показывая виду, что влачат безжизненный труп, опустили Мерино перед гильотиной — он как будто стоял на коленях.

Судья развернул сверток и громким голосом прочел:

«Мы, Изабелла, королева Испанская, признали за нужное и повелеваем, 7-го числа второго месяца 1852 года, в 8 часов утра, лишить жизни на плахе покусившегося на жизнь нашей августейшей особы Мартинеца Мерино, монаха доминиканского ордена в Мадриде. Решено в нашем престольном граде, Мадриде, 5-го числа второго месяца 1852 года, с приложением нашей подписи и королевской печати».

Судья передал приговор палачу. Вермудес только для формы взглянул на подпись и печать.

— Исполняй свою обязанность, палач! — сказал судья.

Вермудес сбросил свою черную мантию и отдал ее одному из помощников, но вдруг внизу у ступенек послышался зловещий шум и говор — другой помощник сорвал покрывало с плахи. Мерино, безгласная жертва палача, был обнажен до самых плеч.

Когда уже Вермудес выхватил секиру из футляра и уже замахнулся ею, монах в полном облачении, протискавшись через толпу, порывался вбежать по траурным ступеням эшафота.

Ропот удивления пронесся в безмолвной тишине — это Антонио, великий инквизитор, старец из Сайта Мадре, он подымается на эшафот. Во дворце на улице Фобурго, верно, решились на что-нибудь отчаянное!

С поднятыми к небу руками и исступленным, повелевающим взором, он обратился к бесчисленной толпе — казнь была прервана.

— Остановитесь — не призывайте гнева Божия на главы свои — палач казнит мертвеца! — воскликнул великий инквизитор…

. Ужас выразился на всех лицах. Вермудес посмотрел на свою жертву, которую палачи уже привязывали к плахе. В разъяренной толпе раздались крики:

— Смерть лицемерному монаху! Мерино должен быть казнен!

Страшное проклятие фанатика-инквизитора было заглушено криком ненависти рассвирепевшего народа.

— Делай свое дело, палач! — сказал судья. Вермудес снова подымает сверкающую секиру, которую перед тем опустил перед собой.

Антонио со злостью и ненавистью увидал, что народ не слушается его и что он не в состоянии вырвать Мерино из рук палача. Со страшным проклятием, шатаясь, спустился он по ступеням. Толпа, торжествуя, закричала ему вслед.

Вермудес взглянул на свою неподвижную, безгласную жертву, но ведь ему нельзя рассуждать или колебаться, он обязан исполнить приговор, который предъявили ему за подписью и печатью. На его строгом, холодном лице не видно сострадания.

— Смерть лицемерному монаху! Мерино должен быть казнен! — гудело в толпе, а великий инквизитор, удаляясь между двумя рядами алебардистов, подвергался опасности быть схваченным и убитым угрожающей толпой, простиравшей уже к нему свои тяжеловесные кулаки.

Вермудес еще раз обвел вокруг себя глазами, он все выжидал, не произнесет ли какой-нибудь священник напутственного, утешительного слова умирающему грешнику. Никто не шевельнулся. Тогда громким и строгим голосом он произнес:

— Господи помилуй и спаси его!

Палач поднял секиру — она блеснула в воздухе, почти беззвучно отделив голову от туловища, и застряла в своей жертве. Не показалось ни капли крови, теперь только Вермудес убедился, что казнил мертвеца.

Но мадридский палач привык к подобным зрелищам, ведь недаром отец учил сына своему страшному ремеслу.

Голова Мерино далеко покатилась по черному сукну. Вермудес, как всегда, обтер свою секиру и, нашептывая короткую молитву, спрятал в красный футляр. Барабанный бой раздался снова; судьи, присутствовавшие при этой потрясающей казни, сошли опять по ступеням, палач последовал за ними, а помощники его отвязали от плахи тело Мерино. Когда же, при барабанном бое, войска удалились с площади, помощники потащили тело умершего к своей колеснице.

Народ как вкопанный все еще стоял на обширной площади и прилегающих к ней улицах. Помощники палача положили голову Мерино к его ногам и повезли казненного на кладбище святого Антиоха, где у наружной стены бросают в общую яму всех проклятых преступников. Эшафот же, чего никогда еще не было, должен был стоять на площади Педро три дня и три ночи для назидания народу.

Когда колесница, запряженная двумя ослами, за которой следовали помощники палача, пробиралась сквозь толпу, всякий желал бросить взгляд на мертвого монаха. Долго еще стоял народ на обширной площади и рассуждал о страшнейшей казни, когда-либо совершенной на земле.

 


Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 77 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: СИРЕНЫ ГОСПОЖИ ДЕЛАКУР | ТАЙНЫ МОНАХИНИ | ДИТЯ В ЯМЕ ВАМПИРА | АРЕСТ КОРОЛЯ | ПРЕКРАСНЫЕ ДНИ В АРАНХУЕСЕ | ОТШЕЛЬНИК | ПРИЗНАНИЕ | БУКЕТ ИЗ РОЗ | КИНЖАЛ МОНАХА | ДОН РАМИРО |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
БЕГСТВО МЕРИНО| КЛАДБИЩЕ ЦЕРКВИ СВЯТОГО АНТИОХА

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.026 сек.)