Защитные действия в условиях маннпулятнвного воздействия

Данное исследование проведено в жанре стандартного пси­хологического эксперимента. В его ходе решались такие ис­следовательские задачи:

1. Показать принципиальную возможность аналитического
(количественного) выделения феноменов как манипуляции,
так и защит от нее.

2. Проверить, насколько эффективны заложенные в опре­деление признаки манипуляции и психологических защит,
то есть действительно ли внешний наблюдатель (эксперт)
способен по ним обнаружить указанные феномены.

3. Проверить, в какой степени защиты от манипуляции об­ладают особенностями, отмеченными в теоретических главах:

■ наличие неспецифических защитных реакций: уход, изгна­ние, блокировка, управление, замирание и игнорирование;

• специфические защиты от манипуляции характеризу­ются: непосредственной защитой личностных структур, повышением непредсказуемости поведения, задержками автоматических реакций, стремлением тайное сделать явным, противодействием силовому давлению, стремле­нием преобразовать манипулятивное воздействие в со­ответствии со своими интересами;

■ психологические защиты появляются в поведении даже
тогда, когда наличие угрозы манипуляции не осознается.

Планирование

В ходе организации исследования необходимо было решить нескодько проблем.

1. Экологнчность. Во-первых, как манипулятивное воздей­ствие, так и психологические защиты относятся к процессам,

которые невозможно вызвать, не затронув важных для чело­века личностных слоев. Требовалось найти приемлемую по последствиям «упаковку» для процедур по получению эмпи­рического материала. Приемлемых в первую очередь для испытуемых, чтобы не оставлять отрицательного эмоциональ­ного осадка. В известных мне работах такая возможность не всегда была исключена [Brok с соавт. 1966; Christie с соавт. 1970; O'Connor с соавт. 1990; Pandey с соавт. 1988]. Во-вто­рых, требовалось соблюсти этические нормы, связанные с необходимостью, с одной стороны, намеренно подвергать людей манипул яти вному воздействию, а с другой — попыткой «подсматривания» за их поведением.

Выход был найден в организации обучения. Тема тренин­говых занятий определялась как «Защита от психологичес­кого нападения*. Следовательно, участники знали, что каж­дый из них может оказаться объектом психологического на­падения: принуждения, уничижения или манипуляции, но шли на некоторый риск в надежде научиться быть более защищенными. Таким образом, обеспечивалась, с одной сто­роны, добровольность участия в занятиях, благодаря чему снимались этические затруднения, а с другой,— участники получали компенсацию за риск в виде приобретенных умений.

Характер занятий был весьма щадящим. Мотивационный накал межличностной борьбы возникал в основном в рамках игровых ситуаций и не превышал обычного для тренинговых групп уровня. Достаточно сказать, что ни в одной из четырех групп, отработавших по 20—30 часов каждая, не было по­кинувших ее членов.

2. Воспроизводимость. Необходимо было обеспечить мно­гократное воспроизведение одних и тех же контролируемых ситуаций, содержащих изучаемые феномены. Эта проблема была решена путем использования в качестве «сырого мате­риала» видеозаписей, сделанных во время тренинговых за­нятий. Участники занятий были извещены о том, что ви­деозаписи будут использованы в учебных или исследователь­ских целях. Поэтому сюжеты, которые слушатели просили не показывать, не вошли в анализируемый материал и были стерты.

3. Контроль переменных. Для выделения собственно ма-
нипулятивных феноменов необходимо было сравнить репер­туар поведенческих проявлений, который обнаруживают ис­пытуемые в условиях наличия манипулятивной угрозы, с
условиями, когда ее нет. Одновременно требовалось избежать
смешения двух аспектов манипуляции: собственно угрозы
психологического вторжения и ее сокрытия. Поэтому для
сравнения требовалось проконтролировать еще одно условие,
в котором угроза психологического вторжения присутствовала
бы в явном виде. Выбирать приходилось из двух тактик
воздействия: уничижения (ущемление, осуждение, осмеяние,
унижение) и принуждения (навязывание, давление, требова­ние, приказ, угрозы). Выбор пал на вторую, во-первых, как
менее болезненную для адресата и поэтому более приемлемую
с этической точки зрения, а во-вторых, более подходящую
для игрового моделирования.

Таким образом, контролировались три условия:

1) манипулятивное воздействие со стороны одного из участ­ников диады;

2) открытое (явное) психологическое давление одного парт­нера по взаимодействию на другого;

3) взаимодействие, не содержащее угрозу какого-либо пси­хологического нападения.

4. Сохранненне контекста. Процесс общения разворачи­вается внутри множества контекстуальных рамок: физическая
ситуация взаимодействия, социальная ситуация [Gahagan
1984; Cody 1985], психологическая ситуация. Любой элемент
взаимодействия может быть понят лишь только в связи с
контекстом.

Например, движение руки на уровне пояса в сторону партнера невозможно воспринять как ход — элемент взаимо­действия в процессе общения,— если не установлены содер­жательные связи со всей ситуацией, с контекстом. Для дея­теля это движение как-то означено — прикоснуться к руке партнера, подергать за пуговицу, обнять за талию. Но в сис­теме взаимодействия, пока движение руки не доопределено, оно не является еще элементом общения. Ни прикосновение к руке, ни обнимание талии не может быть названо ходом, пока нам неизвестны важные детали контекста: пол партне­ров, физическое окружение (место, интерьер и т. п.)» соци-

I-i,

альная ситуация (в лифте, на работе, на прогулке по парку, на званом обеде), содержание разговора — и многие другие детали. Изменение малейшей из них мгновенно переозначи­вает производимый жест, придавая ему ситуативный смысл в зависимости от того, в составе какой сцены он производится. С другой стороны, чтобы понять детали, приходится за­ниматься вычленением отдельных элементов для ближайшего их рассмотрения [Raad 1985; Vocten 1985]. В первой из указанных работ, представляющей собой коллективный труд, вводятся специальные средства расшифровки (фиксации на бумаге) видеозаписей. Авторами создан особый язык знаков, которые проставляются в тексте, отражающем звуковой ряд. Их цель — передать паралингвистические компоненты речи: интонацию, темп, атаку звука, паузы, различные призвуки, наложения высказываний партнеров одно на другое и т. п. Таким образом исследователи стремятся зафиксировать эле­менты общения в их взаимосвязи, сохраняя ближайший кон­текст.

Решая проблему сохранения контекста, мы пошли по пути соотнесения структурных элементов различного уровня. Пред­ложены такие элементы: шаг (ход) — наиболее мелкая еди­ница процесса общения и сцена — период взаимодействия» на протяжении которого события развиваются относительно стабильно и предсказуемо. Выделяемое измерение — деятель-ностные характеристики, фиксирующие направленность ак­тивности, а не его качества,— по-видимому, более адекватно отражает сущность общения как процесса взаимодействия. В одной из работ Ч. Осгуда показано, что исследование гла­голов дает результаты, сопоставимые с исследованиями фе­номенов общения, этими глаголами описываемыми [Osgood 1970]. В другом исследовании [Raad 1985] выявлено, что личностные дескриптивные прилагательные в описаниях дру­гих людей употреблялись заметно реже (лишь в 11 случаях из 113), чем характерные для них поведенческие проявления. ^ь Важное различие между ходом и сценой состоит в том, что ход — это одностороннее действие (воздействие), тогда как сцена — это такой фрагмент взаимодействия, когда на­мерения партнеров пришли во временный баланс и ситуативно дополняют друг друга. Например, уговаривает — отказыва-

ется, шутит — поддерживает шутку, борется за право ре­шать — борется за право решать и т. п.

Предлагая экспертам выделять сцены, мы надеялись, с одной стороны, более строго структурировать их работу, на­кладывая влияние теоретического конструкта, а с другой — получить экспликацию контекста, ориентируясь на который эксперты производят оценку шагов, совершаемых партнерами по общению.

5. Язык описания. Количество признаков, которыми мо­жет быть описан процесс общения, практически необозримо, особенно если обратиться к фундаментальным обзорам [Ga-hagan 1984]. Правда, иногда авторы обходятся и небольшим набором. Так, М. Аргайл [Argile 1973] обсуждает лишь две переменные: доминирование/подчинение и эгоизм/альтруизм. Эти же переменные Руденко И. Л. использовала в своем эм­пирическом исследовании [Руденко 1988]. М. Мэтьё в ориги­нальной модели процесса «взаимодействия лицом к лицу» выделяет: а) структуры активности (собственно совершаемые действия), б) климат взаимодействия и в) средства коммуни­кации, выполняющие задачи: референтную, экспрессивную, регулирующую и соприсутствия (отражающую совместный продукт взаимодействия: согласие, любезность, активность участия в общении) [Mathiot 1983].

Наиболее удачный перечень переменных общения был дан Ч. Осгудом [Osgood 1970]. В четырех сериях экспериментов (теоретическое моделирование и три — эмпирические иссле­дования) над глаголами, обозначающими процесс межлич­ностного взаимодействия, он стабильно получал переменные объединение/разъединение, эго-ориентация/альтер-ориента-ция, динамика (сила и активность), инициатива/реактив­ность, конечный /бесконечный (указаны усредненно в порядке убывания объяснительной силы факторов) и др.

В списке переменных, использованных в данной работе, часть критериев прямо соотносится с указанными перемен­ными: дистанция, характер пристройки, в чью пользу воз­действие, темп, инициатива. Эти по преимуществу процессу­альные измерения были дополнены двумя содержательными (действия и намерения партнеров), еще три критерия отра­жают эмоциональную составляющую общения (см. приложе-

ние 2). Таким образом, в предложенном списке нет совер­шенно новых переменных, требующих подробного описания.

Вместе с тем пришлось произвести отбор минимально до­статочного их количества. В первом варианте полное отра­жение нашли переменные пространства взаимодействия (при­стройка, дистанция, территория), динамики (инициатива, темп, паузы), эмоционального тона (знак, теплота), баланса интересов и содержательные переменные. Однако после пер­вых проб первоначальный набор критериев пришлось заметно сократить как чрезмерно трудоемкий (даже в урезанном виде он требует от экспертов работы в течение 5—8 часов). В окон­чательном варианте сохранены те критерии, которые пред­ставлялись более информативными. При этом были сохранены основные группы: пространство, динамика, эмоциональный тон, баланс интересов и содержание.

Осталось объяснить, для каких целей предназначаются отобранные критерии.

Пристройка. По ее характеру можно судить о наличии или отсутствии борьбы. Например, доминирование одного партнера над другим чаще всего (если исходить из здравого смысла и практического опыта) провоцирует сопротивление у другого — следовательно, и возникновение борьбы, возмож­но редуцированной. (Тем более это так, если наблюдается смена пристроек.) Там же, где есть борьба, есть и защиты. Поэтому о наличии или отсутствии психологических защит можно судить по характеру пристроек и их динамике.

Дистанция напрямую корреспондирует с одной из пар базовых защитных установок — увеличением дистанции (бег­ство или изгнание). Информацию к размышлению может дать и динамика ее смены: сокращение или увеличение.

Темп семантически более близок борьбе и также может стать косвенным ее признаком. Эскалация борьбы чаще всего коррелирует с ускорением процесса взаимодействия.

Инициатива — важное средство управления процессом об­щения. Из восьми вариантов, предложенных экспертам для анализа, три пункта (борьба за..., перехват и потеря) прямо отражают накал борьбы, а другие три (взятие, использование, передача или отказ от инициативы) адресуются скорее к безопасным отношениям. Однако отказ от инициативы, на­пример, в сочетании с признаками борьбы по другим пере-

менным может свидетельствовать о защитной позиции — уход или отрицание.

Особое значение занимают пункты «владение» и «распо­ряжение» [Ершов 1972], введенные для того, чтобы можно было уловить наличие двойной позиции, часто возникающей в условиях манипул я тивного взаимодействия. Вообще же, подробное членение инициативы на виды сделано с целью детальнее рассмотреть динамические оттенки взаимодействия.

Эмоциональный тон в вариантах отношения к партнеру и атмосферы взаимодействия служит хорошим индикатором наличия защитных процессов. Разведение указанных вари­антов может дать дополнительную информацию, на основе которой легче будет судить о механизмах взаимодействия.

Польза и вред непосредственно отражают свойства мани­пуляции, и введены, чтобы зафиксировать динамику баланса интересов партнеров.

Качественную информацию о содержании общения предпо­лагалось получить в рубриках намерения, действия и эмоции.

Таким образом, под конкретные задачи из общего списка средств была отобрана лишь часть для составления специфи­ческого набора единиц наблюдения [Никифоров 1985].

Дата добавления: 2015-08-05