Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Тетрадь четвёртая

Читайте также:
  1. Важная тетрадь
  2. ВСТРЕЧА ЧЕТВЁРТАЯ . Двухголосие
  3. Вторая зрелость и третья, и четвёртая... Жизнь может продолжаться вечно
  4. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
  5. ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
  6. История четвёртая ВЕРА И АНФИСА ИДУТ В ШКОЛУ
  7. Картинка 61. «Иоанн». Четвёртая редакция благой вести или как слово было само у себя

Найти работу оказалось не так-то просто. У меня было высшее образование и ни дня рабочего опыта. А перерыв между получением диплома и поиском первого места применения знаний многих настораживал. Кроме того, в городе я всегда был личностью известной, хоть и ничего для этого специально не делал. Мне кажется, людям просто нравится перемывать мне косточки, а я для этого оказался очень подходящим. Вот и понесли длинные языки весть о моем московском рандеву из уст в уста, добавляя нереально красочные пошлые подробности. Не везде, конечно, меня узнавали, как демона-Артура – сына своих несчастных родителей, не настолько мал наш городок, но случалось и такое.
Пришлось звонить отцу и просить поспособствовать. Тот немного помялся, видимо, переживая, что придётся признавать, что он на деле вовсе не отказался от такого непутёвого дитятка, и выдерживать из-за меня новые селевые потоки обсуждений, но через два дня перезвонил и назвал адрес конторы знакомого своих знакомых и время, когда нужно явиться для собеседования.
Офис оказался довольно уютным с простенькой лаконичной обстановкой и без провинциальной необустроенной помпезности. Его директор производил такое же впечатление, никаких лишних загибов и распальцовки. Обаятельнейший мужик с очень умными глазами и премилой улыбкой. Он с первого взгляда казался надёжным и очень ответственным, но не слишком строгим. Мы разговорились, я, как мог, обходил тему своей ориентации и бесконечных похождений, он охотно не замечал моих виражей и скрипа тормозов. Напоследок немного посетовал на полное отсутствие у меня опыта какой-либо работы вообще и выразил надежду, что это не помешает мне поскорее втянуться, потому что специалист такого профиля ему нужен именно сейчас и позарез, а брать совсем уж со стороны для него не слишком комфортно. Посмеялся, что у него весь офис знакомые знакомых и их знакомые, что обеспечивает хоть в какой-то мере круговую поруку.
Я понимающе улыбнулся и пообещал быстро войти в курс дела и всему научиться на практике. И не обманул. Работа захватила меня целиком, как всегда захватывали новые увлекательные занятия. Мне всё было интересно, я вникал во все тонкости, раздербанивая до последней нити каждый канатик взаимосвязей, чтобы понять их основу и отпечатать в мозгу.
Скрыть свою ориентацию мне, конечно, не удалось, но хватало гибкости, чтобы не нарываться на гомофобные выпады и огибать острые углы. Вскоре наш небольшой сплочённый коллектив принял меня внутрь тесного мирка и сомкнул вокруг меня свои ряды, принимая под негласную опеку и потакая в некоторых слабостях. Даже изначально агрессивно настроенные по отношению к геям мужики сделали для меня маленькое исключение, отступление от правил поведения, и снисходительно превратили во что-то вроде милого талисмана от сглаза и гомосексуальной порчи. То, что в чужом исполнении вызывало у них вполне серьёзное желание «съездить по ебалу», в моём принималось за милое чудачество.
Некоторые даже позволяли себе отпускать в мой адрес весьма рискованные для репутации натурала шуточки, и их с готовностью подхватывали на лету или просто принимали с улыбкой. Случались и шлепки по заднице, но их я пресекал, дабы удержать хрупкий баланс взаимоотношений на невидимом глазу уровне взаимоуважения, не позволяющем либерализму зайти слишком далеко. Ничто так не провоцирует «охоту на ведьм», как стыд за собственную распущенность, внезапно ставшую достоянием общественности.
Немалую роль сыграла моя безобидная ангельская внешность. Даже странно, я так ненавидел её в подростковом возрасте, мечтая превратиться в жгучего опасного брюнета с хищными чертами лица, мне казалось, что такой образ будет больше соответствовать моему характеру рокового героя, а эта самая внешность так часто выручала меня, что просто грех жаловаться. Случаев, когда было обидно, что из-за нежного облика меня не воспринимали всерьёз, ничуть не больше чем тех, когда этот светлый образ помогал избежать неприятностей, опять-таки именно потому, что всерьёз не воспринимали. И со временем я стал активно поддерживать амплуа «блондинка из анекдота», меня это забавляло и давало массу преимуществ. А главное, вполне оправдывало передо мной же ту детскую жестокость, что мучила меня эхом принятых решений.
Конечно же, вся эта мнимая идиллия воцарилась не сразу и потребовала от меня вложения немалых сил с мобилизацией всего отпущенного мне природой остроумия. Да и творческая направленность профессии оставляла мне некоторый зазор допустимых странностей в шаблоне восприятия.
Вот только с директором ситуация складывалась всё более неоднозначная и грозила перелиться в менее безопасное русло. Наш «главарь» на глазах у всего коллектива отчаянно боролся со своими желаниями, и не замечал этого только ленивый. В конце концов, шутки на эту тему, если и не кончились, то поднялись выше безобидного уровня.


- Арчи, хорош уже главаря мучить, дай ему разок, пусть уймётся. Я этот проект уже в сотый раз переделываю, задолбало, - Андрей с чувством швырнул на стол стопку бумаг и с размаху плюхнул свою немаленькую тушу в жалобно скрипнувшее кресло.
- Ты его переделываешь, потому что он хреновый, а ты ленивый. И нечего на Артура валить, - проворчала со своего места Никитична, многозначительно потрясая припухшими мешками век.
- Ну, конечно! А то, что шеф всю неделю к нам бегает каждый час, это издержки производства, - аргументировал похмельный Бобриков.
- У нас вообще-то важный клиент. С его помощью мы можем выйти… - начала было всезнающая Анечка, но её прервал стук распахнувшейся двери о неудачно установленную вешалку для верхней одежды.
- Артур, зайди ко мне через десять минут, - бросил директор и вышел, оставив дверь открытой.
Анечка поёжилась на сквозняке и плотнее закуталась в объёмную шаль.
- Серёженька сегодня не в духе… - протянула Инга в своей извечно фамильярно-панибратской манере. – Спасайся, кто может. А кто не может, несёт свою попку в пасть тигра. Пукни там в неё, что ли, Арти. Правда же, задрал уже этот упырь злюкать. А ведь какой раньше хороший был начальник…
- Да всегда он такой был, если заказ напряжный. Вам лишь бы виноватого найти, - буркнула Никитична, утыкаясь в свои бумаги и давая понять, что пора бы всем поработать.
- Иди, ангелок, иди. И ублажи там его, как следует, а то я за себя не ручаюсь, - скрипнул зубами Андрей.
- И что ты сделаешь? – хмыкнула Инга.
- Уволюсь, - тяжело вздохнул тот.


Сергей. Незавершённая пьеса о несбывшемся. Сладкий дурман надежды на стабильность. Как я мог позволить тебе сплести наши жизни прокипевшим сплавом эпизода о счастье. Как я допустил, чтобы ты сделал шаг в мою сторону и едва не потерял себя. Наверное, я слишком хотел, чтобы сказки про принцев хоть иногда сбывались. Хотел простых незамысловатых обыденных радостей. Покоя или хотя бы передышки. Хотел коснуться другой, чужой стороны жизни, где всё просто и чисто, где запретность плодов сменяется их избавленными от шкурки и красиво нарезанными аналогами на блюде повседневности. Я сдался своим глупым мечтаниям.


- Спишь? – тихий шелест голоса в телефонной трубке.
- Пытаюсь, - короткий взгляд на электронные часы.
Полпервого ночи, а сна до сих пор ни в одном глазу, только сумеречная муть в мозгу.
- Я возле твоего дома… - громкий вдох и выстрел слов на выдохе: – Можно, я поднимусь сейчас?
- Поднимайся, - к чертям официальное «Вы».

Сергей стоял на пороге, прислонившись к откосу дверного проёма, и жадно всматривался в глаза Артура, будто надеясь отыскать в них ответ на какой-то предельно важный вопрос.
- Входи уже, - парень отступил, пропуская гостя в резкий голубоватый свет прихожей, такой неуместный сейчас своей яркостью.
- Смешная у тебя пижама, - расщедрился комплиментом мужчина, стянув ботинки и повесив на крючок слишком легкий, не по погоде, плащ.
Артур скомкал в руках край облегающей курточки и смущённо натянул его пониже на бледно-розовые брючки в элегантную вертикальную полоску, попытался спрятать под штанинами тёплые домашние сапожки с длинными ярко-розовыми заячьими ушками на голенищах. Вот и опровергай после этого стереотипы…
- Мне просто покрой понравился, - промямлил он.
Сергей шагнул к нему каким-то чрезмерно широким шагом, разом преодолев все препятствия и разделительные полосы между ними. Сжал в объятиях, обдал уличным холодом тёплое от дрёмы тело. Зашарил по скользкой ткани пижамы жадными руками. Стиснул, вжимая в себя, давая почувствовать, как нервно колотится его сердце.
- Артур, - слабый алкогольный выдох в приоткрытые губы. – Ну почему ты такой? – щекотка ресниц на лице и ледышка носа расчерчивали ночь в калейдоскоп реального и мнимого.
- Какой? – парень осторожно сглотнул, боясь спугнуть сон.
- Тебя просто невозможно не хотеть, - по лицу и шее крадутся короткие вороватые поцелуи. – Мне кажется, я теперь знаю, откуда геи берутся.
Артур вырвался и резко отстранился, больно впечатываясь в стену плечом.
- То есть это не твои желания, это я такой, что пиздец, не удержаться? Оправдания себе пришёл искать? Сейчас трахнешь меня, а потом обвинишь в том, что это я тебя совратил, так? – безудержные струи безнадёжности обтекают изнутри горячим дождём, внутренним плачем.
- Нет… Прости, - Сергей вдруг медленно опустился на колени и прижался лицом к животу парня, сжал в тисках рук узкие бёдра. - Не гони меня…
Артура обожгло горячим дыханием, и сдерживать собственную блажь стало труднее, почти невозможно. Он вынужденно опёрся о крепкие плечи, чтоб удержать равновесие в бессистемно раскачивающемся, предающем его, отнимающем опору мире.
- Серёж… Да что ж ты творишь то? – захлебывающийся неотвратимостью стон.


Я утонул в нём, впервые по-настоящему доверившись кому-то. Его воплощённая в каждом жесте надёжность отнимала у меня желание сопротивляться. Я принял его решение и не стал спорить. Это его выбор. Главное, чтобы он сам помнил об этом. Все эти разумные рассуждения не мешали мне иррационально ощущать себя злодеем и душегубцем. Я всё время чувствовал себя вором, крадущим чужое, не предназначенное мне, незаслуженное счастье. Но та нежность, забота и защита от любой непогоды, которой он всесторонне окружал меня, была слишком сладка и желанна и окупала сторицей возможную когда-то в будущем расплату. Слишком тепло было рядом с ним, чтобы я мог отказаться от этого.
Сергей наполнил собой опустевшее после московского периода пространство вокруг меня. Я почти ни с кем не общался, избегая прежних приятелей и не давая им шанса самим отвернуться от меня. Я сосредоточился на нём одном, находя в одном человеке всё, чего мне так долго не хватало.


- Как ты посмотришь на то, чтобы отметить твой день рождения в клубе? – хитрый прищур тёплых глаз и нежные бережные объятия на мгновенно сомлевших от ласки плечах.
- Мне всё равно. Как хочешь. У меня не было никаких планов, - показное безразличие прикрывает непривычный щенячий восторг и предвкушение праздника.
- Так и решим, - радостный чмок в кончик носа, и вот уже Сергей ускользнул полный организаторских планов, оставив после себя шлейф ощущений и запахов.
Артур улыбнулся сам себе и принялся мысленно перебирать припрятанные в шкафу наряды, купленные ещё в той роскошной, полузабытой сейчас жизни, подбирая что-нибудь, что могло бы сделать его ещё привлекательнее, не опускаясь до пошлого разврата. Не слишком простая задача, учитывая ушедшую в недра закромов смелость гардероба.


Праздник получился невозможно приятным, несмотря на то, что пригласил я всего несколько человек, только самых нераздражающих людей из тронутого дымкой прошлого. Мы искренне весело проводили время. Сергей засыпал меня подарками, всё время придумывал какие-то незатейливые смешные игры, и мы на кураже подхватывали их, распространяя своё веселье на окружающих.
Конечно, выбранный моим мужчиной клуб сильно уступал привычным мне московским пафосным заведениям. Но в нем царил особый стиль и некоторая скрытая недоговорённость. Мой гей-радар привычно выцепил довольно много потенциальных объектов внимания среди обычных сограждан, и это добавило мне расслабленности и ощущения внутренней свободы.
Катастрофа случилась, когда в толпе мелькнула знакомая гибкая фигура. Олег. У меня чуть не выпрыгнуло сердце от неожиданности. Я так старательно забывал его всё это время, что почти перестал верить в его реальное существование.


- Полагаете, в тот вечер в Ваших силах было предотвратить надвигающиеся события? – Георгий Карлович очень серьёзен и непривычно напряжен, как взведённый курок.
- Да, я мог бы уйти сразу и увести Сергея. Мог просто не вступать с Олегом в диалог. Мог удержать их… Я не знаю, - растерянность липко льнет к коже.
- Действительно могли бы, Артур? – глухое сопереживание впервые откликается незнакомой ноткой в струнах беседы.
- Хотел бы…


Если бы можно было вернуться и хоть что-то изменить. Хоть как-то предотвратить этот неожиданный предательский удар от почти наладившейся жизни. Если бы было можно просто не ходить в этот клуб. Или иметь смелость найти Олега раньше и завершить эту бесконечную гонку друг за другом. Как бы я этого хотел…


Олег выловил Артура в коридоре у туалетов, схватил за руку, дернул на себя в отчаянном жесте утратившего надежду. Парень растерялся и долго не мог решить, как реагировать.
- Я слышал, что ты вернулся, и всё ждал, когда ты навестишь меня. Не нагулялся?
- Олег…
- Что это за тип там с тобой? – болезненная лихорадка в голосе пугает и обволакивает влажными присосками щупалец.
- Ты пьян, - Артур рванулся было к выходу в зал, но цепкие руки удержали его.
- Мы же оба знаем, что ты вернёшься ко мне. Рано или поздно, так или иначе. Зачем тянуть? – опасная близость горячечного дыхания, тонкий знакомый аромат не табачного дыма.
- Нет. Всё кончено, Олег. Пусти меня, - как можно больше внушительной твёрдости в голосе и лёгкое сожаление, что нельзя вбить эту мысль телепатически прямо в мозг собеседника.
Олег прижал Артура к прохладной стене, навалился всей своей безнадёжностью.
- Не могу без тебя, - жаркий шёпот у самых губ. – Не могу. Всё, что хочешь. Всё. Стареть вместе, дети-внуки, тихий садик. Всё. Только хватит уже бегать. Слышишь?
- Артур! – голос Сергея вонзился в мозг, разрывая невидимые путы ещё не вполне забытых сожалений, ещё не до конца отвергнутого несбыточного. – Что тут происходит?
Самоуверенная усмешка скользит по губам Олега, оплавляется печально опущенными уголками-стрелками.
- Оба-на! Голубки! Какого хуя дорогу перегородили нормальным людям, пидарасы? – насмешливый голос, провоцирующий агрессию, ищущий её как разрядку собственному пьяному удальству.
Стоящего чуть в стороне Сергея попросту не заметили или проигнорировали.
- Это ещё кто тут пидарас, быдло?! Пошел на хуй, мы разговариваем!
- Иди разговаривай свою подружку в другое место! Совсем охуели, пидоры, скоро будут прямо на улице трахаться, - смачный плевок под ноги.
- А ты за свою жопу, что ли, переживаешь? Так не переживай, такой отсиженный свиной окорок только пинка и просит.
- Олег, не надо, - тревожный шепот Артура, уже оценившего ситуацию, перевес противника в численности и в массе.
Было слишком поздно, мужчина завёлся не на шутку, словесная перепалка всё больше переходила на язык мата, теряя даже приличные предлоги. Совсем уж неожиданным стало вмешательство окружающих. Теперь перевеса в численности у противника не было, только в массе. Гомофобов откровенно давили, в то же время не давая покинуть коридор, назревало побоище. Артуру хотелось выть от отчаяния, от обиды за безвозвратно испорченный праздник.


В тот раз вмешалась охрана, зачинщиков быстро вычислили, и лояльные к секс-меньшинствам хозяева клуба попросили задир покинуть территорию. Впрочем, как и некоторых особенно агрессивных защитников своих прав. Скандал продолжился при выходе, но быстро стих. Мы с Сергеем успели проскользнуть в двери мужского туалета, дабы избежать разборок, и затащить следом плюющего ядом Олега. То есть тащил его я, а Сергей вынужден был помочь мне в этом нелегком деле, видя, что я всё равно не отцеплюсь. Меня мучила необъяснимая вина. Мой мужчина устроил мне такой праздник, а я так бездарно разочаровал его. Зашвырнул с размаху в другую, перепачканную чужими слюнями и непотребной взвесью похабщины, сторону таких отношений. Сам сломал сказочный домик, так любовно им выстраиваемый для нас.
А потом кошмарные объяснения, мои крики и острое чувство дежавю. Олег быстро сник, будто почувствовав несвоевременность своего вмешательства. Сергей мрачнел на глазах, глядя в меня двумя безднами опрокинутого представления обо мне же. Я не знаю, что он думал тогда, но меня пробирало до костей его сожалением о том, что я не в силах был вернуть ему.


- Артур, прости, я всё испортил. Прости, - сумбурные движения рук отвлекали от отчаяния в глазах Олега.
Он выскочил в коридор, замелькала открывающаяся в обе стороны дверь, прощально помахивая оставшимся в плену постепенно затухающей амплитуды.
- Ты любишь его? – неловкость вопроса, неловкость короткого кивка в сторону выхода.
Артур никогда не знал ответа на этот вопрос, просто потому что никогда не задавал его себе. Его секундного замешательства хватило, чтобы потерять и Сергея.
- Я пойду, пожалуй, - резкий взмах дверью, и обрушившееся одиночество ватной тяжестью обложило со всех сторон.


Я выскочил на улицу, ещё не понимая, за кем из них кинулся, не в силах выбрать направление. Просто побежал вперёд, в темноту ночи. Повинуясь какому-то атавистическому инстинкту. Бежал, не разбирая дороги, не замечая ничего перед собой. И этот сумасшедший гон был блаженным побегом от реальности, однако она меня слишком быстро настигла. Кто-то дёрнул стоп-кран на повороте и мой поезд уже летел с рельс в пустоту, визжа металлом о металл и скрежеща стонущими вагонами.


Подножка из темноты опрокинула Артура навзничь, впечатывая подбородком в ещё теплый асфальт. Громко щёлкнули челюсти, зазвенело в ушах. Оглушило болью.
- Оба-на! Привет, малышка, а ты не нас ищешь часом? – знакомый голос проскрёб глубокие борозды внезапным ужасом по внутренностям. – Это правильно, мы парни хоть куда и справимся получше твоих сладких пидорков. Чего разлёгся, ждёшь, когда тебе вставят?
Глумливое ржание над головой перекрывается собственным оглушительным дыханием. Чей-то подбитый железом каблук резко, с противным хрустом, дробит пальцы. Крик, переходящий в протяжный вой, порождает ещё большее веселье.


Я не знаю, сколько их было. Пять или шесть человек, если судить по субъективным ощущениям. Меня били долго и со вкусом. Почти бесконечно. Пинали с оттяжкой. Ломали рёбра. Не жалели. Чтобы я перестал вырываться и не пробовал больше встать, мне сломали ногу. Насиловать меня остались только трое, остальные брезгливо отказались и ушли. И то один остался только посмотреть. Вряд ли мне удалось бы выжить, если бы все они соблазнились таким противоречивым способом наказания за гомосексуализм.
На меня обрушили волну чужого грязного вожделения, изгаженного их собственными комплексами и мерзкой постыдностью табу. Отвратительно пахнущую торопливость неумелого вторжения, разрывающего внутрь створки горячего кровотечения. Вонзаясь в захлёбывающийся паникой мозг. Вминая в неумолимую твердость асфальта хрусткие рёбра.
Я не мог уже оказать никакого сопротивления, тело перестало меня слушаться. Сознание будто отделилось, мечась в истерических воплях, не в силах ни покинуть разломанную оболочку, ни подчинить её своим приказам. Я всё время был в сознании, спасительная тьма отторгала меня. В какой-то момент боль и всё происходящее стало восприниматься мной отстранённо, превысив лимит выдержки нервных окончаний и разбитой в труху психики. Видимо, наступил шок, потому что я перестал метаться и просто ждал, когда всё закончится. Но вот тут-то и навалилась настоящая бесконечность.
В мой мозг врезались странные детали, не имеющие никакого отношения к происходящему. Коричневый камень с белой прожилкой. Мятый зелёный фантик от конфеты. Мигающие блики фар в отдалении. Оброненный кем-то блестящий брелок в виде черепа. Покачивающийся свет фонаря за деревьями. Эти непонятные мелочи навсегда отпечатались в моей памяти.
После того как меня попинали напоследок, уже без особого энтузиазма, сплюнули на саднящую кожу спины, и наконец оставили в покое, я ещё пролежал какое-то время без движения, возможно, даже умудряясь проваливаться в бездну бессознательного. А потом долго полз, прорываясь сквозь липкое облако застилающей глаза и впивающейся в сердце боли, сквозь красную пелену безотчётного желания выжить. Пользуясь только левой рукой и правой ногой, и даже бордюр тротуара был для меня непреодолимым препятствием.
Отец потом ходил на тот пустырь, где меня нашли, сказал, что я прополз не больше полуметра, судя по размазанному кровавому следу. А мне казалось, что я преодолел километры.


- Вам повезло, молодой человек, внутренние органы в относительном порядке, повреждения не такие сильные, как могли бы быть. Это исключительное везение, уверяю Вас. После таких побоев мало что остается в целости. Отёки спадут. Разрыв прямой кишки, в сущности, совсем маленький. Кровотечение мы остановили. Некоторое время придётся провести в полной неподвижности и на диетическом питании. Меня гораздо больше беспокоит Ваша рука. Возможно, подвижность никогда не восстановится полностью, - молодой врач, словно увлечённый сложной теоремой сумасшедший математик, с трудом прячет блеск глаз за модными очками. – Вы правша?
- Да… - хриплое дыхание на замену полноценному голосу. – Был.
Сочувственный кивок деловитого цинизма.
- Не волнуйтесь, поставим Вас на ноги за пару месяцев. Будете лучше прежнего.


Лучше прежнего или хуже, уже не важно. Меня прежнего больше нет. Он остался там, на мокром асфальте, излился вовне с вытекшей кровью. А новый я так и не появился на свет. Мне приходится заново учиться жить. Так же, как и заново учиться пользоваться левой рукой. Вот только всё потеряло смысл. Хотя я уже вовсе не уверен, что этот смысл был раньше. Во всяком случае, мне этот смысл кажется пустым и безнадёжным. Я хотел уйти, но мамин крик напомнил мне о том, что таким образом я не просто сбегу, а накажу близких, ни в чём неповинных людей. Это не они сделали меня и мою жизнь такой. Это я сделал.
Меня тогда долго мучали и врачи и милиция.
Молодой подвижный парень, снимавший у меня показания, смотрел одновременно насмешливо, с лабораторным интересом, нескрываемым превосходством и каким-то неприятным пониманием. А перед уходом неожиданно доверительно склонился ко мне и зачем-то пообещал, что этим, когда их поймают, в тюрьме несладко придётся. А ещё попробовал внушить мне, что я легко отделался, если бы меня насиловали посторонними предметами, как чаще всего и бывает в таких случаях, шансов выжить было бы значительно меньше. Всё-таки на пустыре я провалялся довольно долго, при больших разрывах, скорая бы уже не понадобилась.
Почему-то эта то ли страшилка, то ли попытка снисходительной поддержки окончательно выбила меня из мира живущих. После бессонной ночи в горячечных болезненно-липких осколках мыслей я вскрыл себе вены, разорвав их вдоль иглой от капельницы. Мне не позволили умереть. Родители перевели меня в частную клинику с более тщательным присмотром. Эти долги я выплачивал по выписке сам, пытаясь хоть чем-то усмирить омерзение по отношению к собственной никчемности. Мне казалось, что я по большей части сам виноват в произошедшем. Что всего этого можно было бы избежать, будь я хоть чуточку другим.
Тех парней нашли быстро. Мои показания просто записали, в зал суда я явиться не мог по состоянию здоровья. Опознать я их тоже не мог, лиц я почти не видел, только тёмные силуэты и частично одежду. Меня не интересовало, сколько им дадут, меня вообще ничего не интересовало.
Мама тогда сходила ко мне на работу, чтобы конфиденциально всё объяснить начальнику. К Сергею её не пропустили, выдали мою трудовую книжку, зарплату без премии в тощем конверте и проводили на выход. Какая-то сердобольная девушка, судя по описанию Инга, вышла следом и, поминутно оглядываясь, поведала, что начальник пришёл в понедельник злой, как голодный вурдалак. Выяснив, что меня всё ещё нет на рабочем месте, распорядился уволить по статье, если я до конца рабочего дня не соизволю явиться. Разумеется, я не явился ни в тот день, ни на следующий. Я не стал судиться с ним и попросил маму не ходить туда больше.
Олег предсказуемо не объявлялся, и я был благодарен ему за это. Я никого не хотел видеть.


- Вы не пытались встретиться с Сергеем, как-то объясниться? – предельное внимание во взгляде пришпиливает к месту.
- Нет, не вижу смысла, - опустошённость внутри ворчливо отбрыкнулась от необходимости что-то анализировать, думать. - Для меня всё закончилось. Для него, думаю, тоже, - сегодня Артур не поднимает глаз от серо-зелёных узоров на серо-зелёном ковре.
Настораживающая пауза. Вползает назойливый шум улицы сквозь приоткрытое окно.
- Вас всё ещё мучают кошмары? – привычное поскрипывание неудобного кресла.
- Да, но я почти перестал их бояться. Иногда мне удаётся уснуть снова.
Пауза. Сегодня их так много, что кажется, будто из них и состоит беседа, а короткие реплики лишь разбавляют тишину.
- Я полагаю, можно начинать уменьшать дозы основных препаратов. Однако, я всё ещё настаиваю на поддерживающих добавках и витаминах. Вы очень плохо питаетесь, - огорчение сквозит сквозь так небрежно накинутую сегодня благосклонность. – Будет очень раздражающей просьба записывать в дневнике некую хронику суток? Вам бы тоже было полезно увидеть со стороны, во что превратился Ваш режим.
Лишь обречённый взмах рукой в ответ.


Интересно, почему в какой-то момент я начал думать, будто Карлович меня уже не раздражает? Ладно, сутки, так сутки.
Лёг в два часа ночи. Проснулся в четыре утра. Попил воды. Пописал. Лёг спать.
Так и хочется пририсовать дурацкий смайлик.

Лежал до шести. Так и не смог уснуть. Сварил себе кофе. Попробовал читать книгу. Не получилось. И дело не в содержании, я вообще не понял, что это было и о чём.

Хоть убейте, не знаю, что делал до обеда. Время просто выпало в никуда. Очнулся сидя на стуле в кухне, у окна, и пялясь в серое небо между домами. Есть не хочется.

Ещё один провал. Сейчас 1:45. Меня привычно шатает. И всё-таки непонятно, куда исчезает время. Видимо, даже оно не в силах меня выносить.

В очередной раз поймал себя на провале во времени. Я не помню, не понимаю что делал. Возникла дикая мысль установить в квартире камеры. Но, судя по ощущениям, всё время я был по большей части неподвижен. Тот ещё интерес – наблюдать, как я не двигаюсь часами. Сейчас 3:12, я собираюсь поесть.

Увидел на полу протоптанную в пыли дорожку. Она никуда не ведёт, просто от дивана и обратно к нему. Не помню, как я её протоптал. Удалось съесть что-то из холодильника. Надеюсь, это было съедобно.

Больше не буду записывать эту хроническую хрень про сутки, она меня пугает. Не хочу думать. Установил планировщик в телефоне, он будет напоминать мне о сне, питании и таблетках.


Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Тетрадь третья| Тетрадь пятая. Последняя

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.012 сек.)