Квартира Успенского. Наше время

Ночь Василиса и Андрей снова провели в его квартире. За завтраком обсуждали насущные проблемы.

– Кому же мы все-таки понадобились? – рассуждал за обоих Успенский. – Во–первых, это может быть ультиматум Гудмена. Поскольку мы ничего о нем не знаем, то лучше считать, что намерения у него самые серьезные. Дальше.

– Рыжая ведьма Гелла, – напомнила Василиса. – Вчера ее поведение напоминало истерику. А в таком состоянии человек на все способен.

Успенский полез в карман – у него зазвонил мобильник.

– Алло. Кто? Маргарита? Какая Маргарита?

Он все еще не научился нейтрально реагировать на это имя.

Астролог прикрыл трубку и шепотом сообщил Василисе:

– Она, рыжая Гелла. Которая Марина, она же Маргарита. Легка на помине.

Чтобы не мешать, Василиса вышла. Зачем мешать человеку разговаривать? Если захочет, сам все расскажет.

Говорил он недолго. Убрав трубку, вышел к Василисе сильно озадаченный.

– Она извинилась за вчерашнее и попросила составить гороскоп для нее и ее жениха. Данные, вот, передала

Он заглянул в распечатку и с некоторым удивлением заметил:

– Знаешь, когда она родилась? Двадцать первого ноября. Двадцать первого ноября умерла твоя подруга Ада Винтер. И жена наркома Ежова, Евгения, тоже умерла двадцать первого ноября.

Василиса также не смогла скрыть удивления. Но по другой причине.

– Она извинилась? Просила? Это ты про рыжую ведьму, которая устраивает истерики по любому поводу и без него? Наверно, тебя разыграли.

Успенский согласился.

– Да, будто не она. Знаешь, по–моему, Черчилль сказал, что легко быть вежливым с тем, кого собираешься убить. Тогда ее вежливость понятна. Ладно, отнесем в загадки. Третий соискатель наших скальпов – господин Бекерман.

– И пара его балбесов.

– Или бесов, что точнее. Я отношу их к категории людей, инфицированных вирусом зла. Кажется, все?

Василиса задумалась, прикрыв глаза.

– Возможно, все. Если только нет еще кого-то, кого мы пока не знаем.

Теперь разговор прервала трель мобильника Василисы. Очередь проявлять деликатность наступила для Успенского.

* * *

Господин Бекерман был в ярости. Не успел он кое-как навести глянец на свой помятый «Мерседес», как получил удар в спину. И от кого? От собственных помощничков, мать их дери!

Тот, которому толстяк из лаборатории дал меткое прозвище Колобок–Носорог, вяло оправдывался.

– Шеф, ну, кто мог подумать.

– А думать надо! Хотя бы иногда, для разнообразия, – орал господин Бекерман.

– Кто мог подумать, что вы нам подвернетесь.

Тут господин Бекерман пришел просто в неописуемую ярость.

– Так это, значит, я виноват?

Бесы–балбесы переминались с ноги на ногу. Виноватыми они себя вовсе не считали. Наоборот, про себя материли этого идиота, который влез на своей тачке прямо под их таранный удар. Ну и стерву–журналистку крыли, ясное дело. Тоже мне, понимаешь, каскадерша драная. В общем, недооценили бабу. А она такой фортель выкинула. Больше всего они боялись, что шеф накажет их рублем. Навесит ремонт своего «Мерседеса». Но у того были другие планы.

– Сегодня у вас будет шанс реабилитироваться. И, если опять получится облом, я с вас спрошу по полной! А теперь валите. У меня сегодня и без вас забот полон рот.

Он вышел, сел в свой полуразбитый, но все еще на ходу «Мерседес» и уехал.

* * *

Василисе звонил Лелик.

– Сегодня похороны рабовладыни, – сообщил он. – Сбор возле редакции. – Он назвал время.

Она убрала трубку и сообщила о звонке Андрею.

– У нас еще два часа.

Но, когда они подъехали к редакции, перед зданием никого не было.

– Полчаса, как уехали, – сообщил охранник на проходной.

– Догоним?

Охранник покашлял, прочищая горло.

– Лучше вам прямо на кладбище ехать. Только не на машине. Это же под Москвой, там дорога местами жуткая. Такси возьмите. К тому же, наверняка пить придется.

С такими аргументами трудно было не согласиться. В ближайшем магазине Успенский купил бутылку водки, чтобы не выглядеть халявщиком. Василиса несколько раз пыталась дозвониться до Лелика, но безуспешно. Его телефон не отвечал.

Такси поймали сразу, словно машина только их и ждала. Водитель скривился, когда узнал, куда надо ехать, но возражать не стал. О причине такой покладистости он рассказал по дороге.

– Конкуренты из «шахид–такси» достали. Цены сбивают – спасу нет. Но и вам, клиентам, это тоже не на пользу. Машины у них старые. Дрова, а не машины. Того гляди, на ходу развалятся. Водилы дороги не знают, хорошо, если сам клиент покажет. Зато у каждого кинжал или травматический пистолет под сиденьем.

Водитель был словоохотлив. Всю дорогу занимал пассажиров жуткими рассказами.

– Вы там, на кладбище, будьте поосторожнее. Далеко в сторону не отходите. Почти сразу за кладбищем свалка начинается. Там кругом бомжи обитают. Пока все нормально было, они жили – не тужили. А тут кризис, продукты на свалку никто не везет, даже просроченные. Сейчас торгаши ничего не выбрасывают. Даты перепишут – и снова в продажу. Ну, бомжи поголодали, а потом на подножный корм перешли.

– Это как? – не понял Успенский.

– А так, прохожих грабят. А некоторых убивают. А некоторых и едят. Настоящие дикари. Стрелы пускают, головы режут.

Василиса не удержалась от восклицания:

– Быть не может!

– Я за базар отвечаю, – отозвался водитель.

У Василисы в сумке снова заверещал мобильник. Номер был ей незнаком. Она взяла трубку и тут же изменилась в лице.

– Гудмен, – еле слышно произнесла она.

Андрей кивнул и прислушался. Низкий мужской голос в трубке звучал зловеще.

– Прими добрый совет от доброго человека. От тебя требовалось всего–навсего кое-что забыть, кое-что вернуть и долго жить. Если не поняла, то тем хуже для тебя.

Успенский не удержался, забрал у Василисы трубку и выругался:

– Слушай, а не пошел бы ты со своими угрозами?

Голос в трубке ответил смехом:

– Ай, как невежливо, а я-то о них беспокоюсь! Но я зла не помню. И вот вам еще один добрый совет. Передайте вашему водителю, что у него правый задний поворотник не работает. Это может привести к аварии. Да, и предупредите его, что сейчас он пробьет переднее правое колесо.

– Тормози! – рявкнул Андрей, но было поздно.

С громким хлопком лопнуло переднее колесо машины. Водитель остановился, выругался и вылез из машины. На земле валялись гвозди, заточенные с обеих сторон и спаянные по три, как маленькие противотанковые ежи.

– Вот зараза! – пришел в бешенство водитель. – Ну, паразиты! Мы такие штуки на трассе в аэропорт устраивали. Автобус скаты пробьет, все пассажиры наши. Им же на регистрацию надо, все торопятся. Водиле автобуса, понятно, долю отстегивали.

Василиса и Андрей не слушали его возмущенной брани.

– Откуда Гудмен мог следить за нами? Машин кругом нет, вертолетов не видно.

– Может, он свою машину где-то за поворотом оставил и следит за нами в бинокль?

Они вышли на проезжую часть в надежде поймать если не такси, то хотя бы, попутку. Но дорога была словно вымершей, мимо них не проехал даже велосипедист.

– Нет, ребята, тут тачку ловить бесполезно, – разочаровал их водитель.

– Все, что мы сможем поймать – это Гудмена, – тихо сказал Успенский.

– А вы напрямик. Тут до кладбища тропинка идет, пройти можно, сейчас не очень грязно, – посоветовал водитель и напомнил: – Только влево не ходите, там людоеды.

Василису передернуло от такого замечания. Но Андрей уже топал по тропинке, и она последовала за ним. Под ногами похрустывала твердая каменистая поверхность, путь лежал вверх, на невысокий пригорок. Астролог надеялся, что оттуда, с высоты, он сумеет определиться на местности и выбрать правильное направление. Поднявшись на хребет, Успенский оглянулся. И замер в удивлении.

Внизу на дороге, рядом с машиной такси, остановился «Мерседес» с разбитым багажником. Господин Бекерман, собственной персоной, что-то оживленно обсуждал с водителем, привезшим их сюда.

Василиса также посмотрела в ту сторону и присвистнула:

– Вот тебе и Гудмен! Вот уж развели, так развели. А я и правда решила, что Гудмен за нами следит. Ловко они нам этого таксиста подсунули.

– Да, подставили в лучшем виде, – согласился Андрей. – Что будем делать? Вернемся и набьем морду?

– Пока будем спускаться, они успеют свалить, – рассудила Василиса. – Зато вызовут своих шестерок и те возьмут нас тепленькими. Интересно, что они с нами сделают?

– Не имею ни малейшего желания это выяснять, – сказал Андрей. – Пошли быстрее, лучший выход для нас – затеряться в этих безлюдных пространствах. К тому же, я слышал вон оттуда стук колес. Где-то там проходит железная дорога.

Впереди раскинулась живописная, но на редкость мрачная и унылая картина. До самого горизонта – на сколько хватало глаз – расстилался пустырь. Не поле и не лес, а именно пустырь, заросший высокими, в рост человека, хвощами. Отдельные деревья, кусты, небольшие рощицы и даже живописные кирпичные руины не могли исправить гнетущего впечатления. Справа виднелся серый бетонный забор кладбища, слева панораму ограничивали отроги мусорных хребтов.

– По–моему, кладбище в той стороне, но если Бекерман не полный дурак, то там нас должны ждать, – проговорил Успенский. – И возвращаться нельзя. Пойдем левее.

– Но водитель сказал, что там людоеды, – возразила Василиса.

– Да слушай ты его больше. Он нам лапшу навешивал, а мы уши подставляли.

И они начали спускаться с пригорка.

* * *

Вдоль ограды кладбища медленно шли двое. И не просто шли, а крались. Первым шел–катился здоровяк, к которому как нельзя лучше подходило определение Колобок–Носорог. Следом, спотыкаясь, тащился длинный унылый тип. Оружия у них видно не было, хотя под грубыми брезентовыми плащами, в которые они были облачены, можно было спрятать не только пистолеты, но и кое-что покрупнее.

Они шли след в след, подобно стае волков. Головы их были скрыты капюшонами.

Колобок–Носорог озирался, словно кого-то искал.

– Шеф сказал, что они должны быть где-то здесь, – прохрипел он.

– Возьмем суку, уж я не ней отыграюсь! – пообещал Длинный.

– А я этого козла убью! Но сначала рога поотшибаю! – мечтательно проговорил Носорог. – Он меня давеча в подвале.

– Разберемся, – оборвал его Длинный. – Ты их найди сперва. Тут копытами шевелить надо, а не языком.

Они пошли быстрее. Впереди и немного в стороне виднелся пригорок, с которого недавно спустились Василиса и Андрей.

* * *

Было очень холодно. Низкое солнце показывалось на мгновение, чтобы снова исчезнуть за тучами. Налетел порыв ледяного ветра, потом снова зарядил дождь.

Шедший впереди Успенский оглянулся на спутницу и обеспокоенно спросил:

– Ты что приуныла? Замерзла?

Василиса остановилась.

– Не очень. Просто меня угнетает мысль, что я так и не смогла проститься с Адой. Наверно, ее уже похоронили.

Андрей тоже замер.

– Но ты же понимаешь, что на кладбище устроена ловушка. Скажи спасибо своему Лелику. Если бы он не наврал насчет времени сбора, мы бы попали как куры в ощип. На кладбище нас встретили бы как родных, взяли тепленькими и, возможно, там и оставили. Слушай, как ты думаешь, почему он так поступил?

Василиса отвечала вяло:

– Думаю, наши гении из редколлегии таким образом решили сразу дать мне понять, что мои дни в журнале сочтены. Наверняка они попробуют договориться с преемником Ады. И это будет конец журнала. Мои «Секретные материалы» – единственная рубрика, имеющая более или менее высокий рейтинг. Все остальное – перепечатки из Интернета. Вряд ли найдется идиот, который захочет разместить там свою рекламу.

Они двинулись дальше. Но не прошли они и сотни метров, как справа, из-за редких зарослей березняка, показалась пара в брезентовых комбинезонах.

– Прячемся!

Успенский ухватил Василису за локоть и утащил в кусты. Остатки листвы позволили им остаться незамеченными.

Прямо перед кустами пара остановилась. Василисе был виден только Длинный. Причиной остановки оказался именно он.

– Все! – гнусаво заорал он. – Я дальше не пойду. Там бомжи–убийцы.

– Ты что-то перепутал. Это мы убийцы, а не они.

– Они людей жрут.

– А ты разве человек? Нелюдь ты. Так что, по любому бояться тебе нечего, – прорычал Носорог.

– Все равно не пойду, – стоял на своем Длинный. – Им по херу, кого на шашлык пускать, человека или не человека. А я жить хочу.

Носорог попытался все же его переубедить:

– Ерунда это, бабьи сказки.

Но не тут-то было.

– Ни фига не сказки! – заорал вдруг Длинный, будто его уже собираются пускать на шашлык. – Каждую неделю по пять–шесть человек пропадает. Ушел – и с концами. Хочешь – иди. А я перебьюсь.

– Но шеф сказал.

– Плевал я на шефа. Если меня грохнут, он и задницу не почешет. Так с какого бодуна я должен из-за него свою бестолковку подставлять?

Длинный испытующе уставился на сообщника.

– А тебе-то самому что, жить надоело? Да шеф, сука, об нас ноги вытирает. Была охота ради него горбатиться!

Здоровяк даже зарычал от ярости.

– Ну ты и ур–р-род! Как с шефом толковать, так ты язык в задницу и за меня прячешься. А тут оборзел: «Пойду – не пойду!»

Длинный плюнул, пожал плечами и двинулся перпендикулярно предыдущему направлению. Не то чтобы обратно, но все-таки в направлении, близком тому, откуда они пришли. Здоровяк Носорог виртуозно выругался и в одиночестве продолжил прерванный путь.

С губ Успенского тоже едва не сорвалась грубая брань. Это никуда не годилось. Теперь риск быть обнаруженными возрастал вдвое. И путь им оставался один – от убийц–преследователей прямиком в объятья местных убийц–людоедов. Но выбирать не приходилось. Дождавшись, пока преследователи отойдут подальше, Василиса и Андрей осторожно двинулись от куста к кусту, от дерева к дереву.

Но больше, чем преследователей и людоедов, Василиса боялась того, что Андрей не выдержит и сорвется. В конце концов, для него участие в этой истории было сугубо добровольным. Но он как ни в чем не бывало продолжал идти. И единственное беспокойство, которое он иногда выражал, было вызвано состоянием самой Василисы.

* * *

Они шли уже довольно долго, когда шедшая впереди Василиса вдруг замерла и оглянулась на Успенского. В ее глазах застыл страх. Он тоже испугался. Не за себя, за нее.

– Что-то не так?

Она молча указала под ноги. Он наклонился и поднял обломок стрелы. Ее довольно толстое, грубо обработанное древко заканчивалось остроконечной винтовочной пулей. Свинцовое содержимое пули, видимо, выплавили и надели оболочку на древко, как колпачок на авторучку. Попади такая стрела в голову – пробьет навылет.

Василиса внимательно разглядывала грозное орудие. С таким же ужасом Робинзон Крузо разглядывал отпечаток босой человеческой ноги на прибрежном песке своего острова.

– Значит, все не так просто? – спросила она. – И дикари–людоеды все-таки существуют?

Успенский был по–настоящему озадачен.

– Честно говоря, я сам уже ничему не удивлюсь. Я готов встретить тут дикарей, индейцев, папуасов–людоедов, охотников за человеческими черепами или за скальпами. Жалко, оружия не взяли.

– Почему нет?

Она полезла в сумку, висевшую у нее через плечо, и вынула из нее пистолет.

Успенский изумился.

– О–о-о! Боевой?

– Газовый.

– А–а-а. И все-таки это лучше, чем ничего.

Андрей был разочарован, но справился с эмоциями. Он взял пистолет и взвесил его в руке. В этот момент из-за полуразрушенной кирпичной стены появился Длинный. Дуло пистолета было направлено ему в лоб. Он замер. Похоже, в роли мишени он оказался первый раз в жизни.

Василиса тоже была потрясена его внезапным появлением. Когда она оказалась чуть ли не носом к носу с Длинным, ее посетила крайне несвоевременная мысль. Неподвижность оцепеневшего бандита невольно вызвала сравнение с телеграфным столбом.

Каким ветром его сюда занесло, можно было только догадываться. Говорят, что человек, заблудившийся в незнакомой местности, начинает ходить кругами. Это многое объясняло.

Немая сцена продлилась недолго. Длинный шарахнулся к кустам, махнув полами своего брезентового плаща. Андрей для острастки выстрелил два раза. Главное, чтобы беглец не понял, что оружие газовое. Тот скрылся в обширных кустах. Даром времени он не терял, поскольку уже через секунду его силуэт замелькал гораздо правее того места, где он исчез. Андрей даже подумал, что врагов двое. К тому же, кусты и хвощи трещали так, будто в зарослях резвился молодой слон. Нет, определенно, один человек не мог создавать столько шума.

Но раздумывать было некогда, так как из кустов в ответ грохнули выстрелы. Возле головы астролога просвистела пуля. Шутки кончились. Он схватил за локоть Василису и пригнул к земле.

– Помнишь, Васька, Филатов двух омоновцев с автоматами обещал к тебе приставить? Я бы сейчас и от одного не отказался. Хотя бы с луком и стрелами.

И тут за спиной беглецов негромко хрустнула ветка. Они не успели оглянуться, как над их головами просвистели тяжелые стрелы. Одна за другой стрелы ушли в гущу кустарника, где укрывался стрелок. Оттуда послышались крики, матерная брань и, ломая заросли, силуэт в брезентовом плаще обратился в бегство. Чуть ниже поясницы сзади у него торчало древко с ярким оперением. Похоже, оно не мешало ему бежать и даже пришпоривало.

– Атас! Дикари! Людоеды! – орал он.

Забыв, что в руках у него только газовый пистолет, Андрей рванулся сквозь сухую растительность. Но догнать беглеца, снабженного оперением, было невозможно. К тому же, Успенскому на миг показалось, что у него двоится в глазах. Крик Василисы заставил его прекратить преследование. И тут на земле что-то блеснуло.

Астролог наклонился. Среди пожухлой травы лежала знакомая ему вещь. Медальон, который он нашел в кабинете погибшей Ады Винтер. Тот медальон, который вызвал у него странное видение совершенного в древности преступления.

Осторожно подхватив находку за обрывок цепочки, Андрей убрал ее в карман. Впадать сейчас в транс было бы крайне неразумно. В два прыжка он вернулся обратно. И остановился в недоумении. Рядом с Василисой стоял их спаситель. Тот, кого они меньше всего хотели бы увидеть. Бомж–людоед, дикарь, коллекционер скальпов и черепов. Впрочем, выглядел он как пожилой интеллигентный физкультурник – в спортивной куртке, штанах «Адидас» и кроссовках. О принадлежности его к породе охотников на людей говорила лишь одна деталь – арбалет.

Арбалет был самодельный. Закрепленный на прикладе лук был изготовлен из обрезка пластиковой лыжи и, видимо, отличался прекрасной упругостью. Наконечник на стреле был такой же, как они видели на найденной стреле, – из остроконечной пули.

Абориген внимательно осмотрел обоих спасенных, потом молча, кивком головы велел беглецам следовать за ним. Им ничего не оставалось, как подчиниться. Идти пришлось недолго. В неглубоком распадке укрытый от посторонних взглядов, закопанный по самую крышу в землю стоял вагончик–бытовка. По–научному – кунг. К нему, видимо, на случай зимних холодов был пристроен тамбур, играющий роль деревенских сеней.

Хозяин так же молча предложил гостям войти. Внутри было уютно. Стояли двухэтажные солдатские койки, диван, стол. Имелись холодильник, телевизор и кран с умывальником. Под потолком болталась лампочка. Стены покрывали яркие пластиковые панели.

– Присаживайтесь, располагайтесь, – предложил хозяин. – Я тут вроде старосты. Зовут меня Николаем Христофоровичем. Я не спрашиваю, кто те люди, которые за вами гнались, и что они от вас хотели. Просто, если я смогу чем-то помочь вам, то буду рад.

– Почему? – вырвалось против воли у Василисы. – Вы их знаете?

– Нет, но на моей территории никому не позволено охотиться на людей. Таким отморозкам только дай волю, они тут сафари откроют. И на меня самого тоже. А через неделю сюда не только ментов, но и армию пригонят. И куда нам тогда отсюда деваться? Поэтому приходится поддерживать порядок самыми жесткими способами. Другого языка отморозки не понимают.

Андрей кивком указал на грозное оружие.

– С помощью арбалета?

Старик усмехнулся.

– Да, это надежное оружие, бесшумное и простое в изготовлении. Апробированное веками. Я ведь историк по специальности, в таких вещах разбираюсь неплохо.

Василиса осторожно потрогала наконечник стрелы.

– А пули где берете?

Старик постучал ногой по полу.

– Отсюда. Из земли. Тут когда-то армейское стрельбище было, электричество и вода с тех времен остались. И пули. Много их тут, прямо под ногами.

– А не опасно одному воевать? – поинтересовалась Василиса?

Хозяин хитро прищурился.

– Зачем же одному? Там за нами еще трое наблюдали. Да и сейчас без надзора не оставляют. Нет, гостей мы не боимся. Наоборот, охраняем от неприятностей. По возможности незаметно. Мы тут как партизаны, а партизанам без необходимости лучше не светиться. Не артисты и не политики. Живем тихо, никого не трогаем, пока к нам не суются.

Он с гордостью оглядел свою обитель.

– Все бы ничего, только пластика, синтетики много. Все собираюсь их природными материалами заменить, да руки не доходят.

Василиса помялась.

– Простите, мы тут всякое слышали. Про убийц, людоедов. Это правда?

Хозяин неожиданно обрадовался.

– И вы уже знаете? Это хорошо. Я сам эти слухи распускаю, чтобы поменьше сюда шастали. Значит, работает. Так чем могу помочь?

Андрей потер подбородок.

– Нам бы передохнуть, обсохнуть и на трассу выбраться.

– Нет проблем, – развел руками Николай Христофорович. – Раздевайтесь, у меня сушилка мощная. Электричество экономить не надо. А пока вещи сохнут, мы с вами перекусим. Не возражаете?

Василиса и Андрей, не сговариваясь, переглянулись и громко проглотили слюну. Они только сейчас заметили, что безумно хотят есть.

Николай Христофорович между тем, продолжал:

– Вот только с выпивкой проблема. Вчера у меня небольшой праздник был, так мы с друзьями все приговорили. Но я могу позвонить.

Он вынул из кармана трубку мобильника, но Андрей остановил его.

– Не надо, у меня есть. Мы вообще-то на похороны собирались, да не попали.

И достал из-под куртки литровую бутылку водки.

Василиса вздохнула.

– На свои похороны чуть не попали. Вам спасибо.

– За это не благодарят. Дело случая.

Николай Христофорович извлек из холодильника сыр, колбасу, сало, соленые огурцы. Кроме того, на столе в глубокой тарелке лежал десяток вареных картофелин и несколько свареных вкрутую яиц.

– Не побрезгуете?

– С какой стати?

– Ну, знаете, мы же на свалке, – признался Николай Христофорович. – Но должен вам сказать, что в магазине вы можете купить куда более просроченные продукты. Мы тут тоже не все подряд в рот тащим, разбираемся. Вот, нашлись умники, вывезли на свалку целую машину сыра. Говорят – заплесневел.

Николай Христофорович развернул сверток с сыром – не то «Рокфором», не то «Дор–блю».

– Прошу!

Хозяин разлил водку. Себе в старинную антикварную рюмку зеленого стекла, для гостей вскрыл упаковку разовых стаканчиков.

Извинился.

– Я из таких не пью, говорят – вредно. Но, думаю, за один раз с вами ничего плохого не случится.

Когда Успенский доставал водку, из его кармана выпала находка, обнаруженная им в кустах.

Василиса сразу обратила на нее внимание.

– Это же медальон Ады. Откуда он у тебя?

– Выпал у того типа, которого Николай Христофорович подстрелил, – пояснил Андрей. – А вот как он к нему попал – вопрос непростой. После смерти Ады я нашел этот медальон на полу в ее кабинете, рядом с диваном, на котором она лежала. И отдал его следователю Доронину. Ну что, и его запишем в преступники?

Василиса наморщила лоб

– Помнишь момент, когда его вырубили возле кабинета Ады, чтобы украсть ее ноутбук? Тогда же похитители запросто могли и медальон прихватить.

Астролог согласился.

Хозяин с интересом рассматривал лежавший на столе медальон.

– Любопытная у вас штучка. Разрешите поближе взглянуть?

Успенский насторожился.

– А что, вам уже приходилось видеть что-то подобное?

Старик ответил неохотно и непонятно:

– Я знал, что рано или поздно они здесь появятся. А насчет того, где я такое видел это долгая история.

Но Василиса уже почувствовала горячий след.

– А мы никуда не торопимся. Но сначала выпьем. За ваше чудесное появление!

Они выпили и принялись закусывать. Прожевав кусок колбасы, Николай Христофорович приступил к рассказу.

– Ну, хорошо, слушайте. Как я уже сказал, по профессии я историк. Когда-то я был археологом.

Глаза Василисы загорелись.

– Это же очень интересно!

Николай Христофорович невесело вздохнул.

– Интересно, но не прибыльно. Ни денег, ни чинов. За двадцать лет раскопок с трудом кандидатскую защитил и приобрел два инфаркта. Думал, на этом моя ученая карьера и закончится. Но тут случайно встретил старого институтского приятеля. Он, в отличие от меня–дурака, искал не где интересно, а где выгодно. И пока я с горем пополам ковырялся со своей кандидатской, он успел защитить докторскую и стать профессором. Работал он в Институте кризисных проблем. Тогда таких лавочек развелось – как собак нерезаных. Для начала приятель помог мне докторскую защитить. Потом я и сам профессором стал. Тема, над которой я работал в последнее время, оказалась очень интересная: «германия с момента прихода к власти национал–социалистов и до начала Великой Отечественной войны».

– А почему не Второй мировой? – поинтересовался Успенский.

Профессор отправил в рот кусок черного хлеба с лежавшей поверх него половинкой маринованного огурца и шпротой. Прожевал.

– Я считаю, что Мировая война была одна, а не две. Началась она в тысяча девятьсот четырнадцатом году, а закончилась в тысяча девятьсот сорок пятом. А внутри этих циклов были и войны, и перемирия. Столетняя война ведь тоже не сто лет подряд длилась, а с перерывами. И вот что интересно. Перед тем как это началось, все политические силы вдруг, как по заказу, резко принялись раскачивать лодку.

– Вы имеете в виду элиту?

– А что такое элита? – с жаром воскликнул профессор. – Если разобраться, это понятие прямо противоположно таким понятиям, как эволюция или естественный отбор.

– Почему? – не поняла Василиса.

– Ну, посудите сами. Сорняки – результат естественного отбора, а элитные сорта пшеницы требуют кропотливого труда по их выведению. То же касается, скажем, и пород собак или скота. Беспородные выживают и пробиваются сами, а элитные без заботы и опеки недели не протянут. А теперь обратимся к политической элите. Кто ее выводит и для чего? По каким параметрам? И, самое главное, почему любая политическая элита, в конце концов, вырождается в стадо зажравшихся скотов, оторванных от реальной жизни и выполняющих функцию, прямо противоположную первоначальной своей задаче – укреплять и сплачивать общество? Напротив, эта публика начинает жрать, как свиньи перед забоем. Они гребут под себя все, до чего могут дотянуться. Они меняют под себя законы и в итоге совершенно теряют голову. А в качестве выхода из тупика, куда загнали страну, как правило, выбирают войну. Ведь она все спишет. В нормальном обществе этого не происходит, потому что элита находится под строгим контролем народа. Там же, где народ представляет собой стадо одурманенных рабов, последствия бывают катастрофическими. И первыми в группе риска всегда оказываются правители. Тайные и, безусловно, темные закулисные силы сначала помогают им прийти к власти, потом помогают сохранить власть. И незаметно, искушая всевластием и бессмысленной роскошью, доводят до безумия. А в самый неподходящий момент предают и начинают поддерживать другую, более удобную для себя силу. Судите сами. С чего началась Первая мировая?

– С провокации, – ответил Успенский. – С убийства эрцгерцога Фердинанда.

– Именно с провокации! – поддержал его профессор. – Сколько до него было убито венценосных особ, и что? А тут пожалуйте – ультиматум и война. Да еще какая! И как результат – развал четырех империй, приход к власти большевиков. И в это же самое время побежденная Германия подвергается неслыханному разграблению и национальному унижению. Выбор у немцев простой – нацисты или коммунисты. Они выбирают нацизм. Эту жуткую химеру имперской цели и популистских, революционных средств ее осуществления. Противоестественный сплав крайне правых идей и крайне левых методов.

Василиса так и сидела с недопитым стаканчиком. Ей было не до водки.

– Вы считаете, что и большевиками, и Гитлером двигали какие-то темные силы? – спросила она.

Профессор усмехнулся:

– С большевиками все гораздо сложнее, тут просто не ответишь. А Гитлер точно все время находился под плотным контролем темных сил. Все эти «Аненербе», игры с мистикой, тайные рыцарские ордена и маги. И не надо забывать, что за спиной всей этой готической мистики маячит тень Туманного Альбиона.

– И тут «англичанка нагадила»? – припомнил астролог расхожий некогда термин.

Профессор усмехнулся:

– А как же без этого? Был в Англии в конце девятнадцатого – в начале двадцатого века тайный орден под названием «Золотая заря».

– И чем он занимался? – заинтересовалась Василиса.

– Магией, алхимией, астральными путешествиями. Из наиболее известных членов ордена я могу назвать вам писателей Брэма Стокера и нобелевского лауреата Уильяма Йетса. Их другом и сподвижником был знаменитый оккультист и сатанист Алистер Кроули. Но на самом деле орден боролся за власть над миром. Его руководители искали для этого бешеную собаку, которую можно натравить на своих соперников.

– И самым подходящим кандидатом на эту роль оказался, конечно, Гитлер?

– Да, именно так. Принято считать, что в тридцатые годы двадцатого века орден «Золотая заря» вроде бы распался. Но на самом деле он перешел на нелегальное положение и оказался под контролем английской разведки МИ-6.

– А как насчет «нашего ответа Чемберлену»? Я имею в виду «Атон», – возразил Успенский. – Тоже ведь мистическая организация.

Василиса бросила быстрый взгляд на профессора, но тот и глазом не моргнул.

– «Атон» назывался тайной школой. Но никакой мистики в его деятельности замечено не было. По крайней мере, вслух это не декларировалось. Марксистское учение не позволяло говорить о магии. Здесь, в Советском Союзе, «Атон» возглавлял итальянец Бартини. Его главной работой было конструирование и создание самолетов. Его учениками считались Королев и Туполев. Также членами сообщества были писатели, причем самого разного толка – от сатириков и реалистов до романтиков и фантастов. От признанных классиков до начинающих и никому не известных графоманов. Но истинные цели организации остались неясны и по сей день. Но, повторяю, в отличие от «Аненербе» или «Золотой зари», руководители «Атона» не декларировали никакой мистической программы. На словах. На деле же все обстояло далеко не так однозначно.

Профессор выпил и продолжал:

– Так вот, при изучении документов «Аненербе», «Атона», «Золотой зари» и других тайных организаций мне не раз приходилось встречать такой знак – кольцо змея, кусающего себя за хвост. Только в центре кольца помещалась свастика, глаз в треугольнике или другой символ. И вот в результате их деятельности мир оказался на краю пропасти.

– Но все-таки что-то помешало миру рухнуть в эту пропасть?

Николай Христофорович кивнул.

– Помешала спешка. Кукловоды из «Золотой зари» поторопились подтолкнуть Гитлера к нападению на Советский Союз, чтобы спасти гибнувшую Британию. А к такой войне Гитлер не был не готов.

Василиса удивилась:

– Разве это он не был готов? Нам все время рассказывали, что Советский Союз не успел подготовиться к войне. Еще бы пару лет.

Тут профессор разразился прямо-таки гомерическим хохотом.

– А кто вам сказал, что мы были не готовы к войне? Возможно, в тридцать седьмом, при Тухачевском, так и было. Но к сорок первому году Красная армия по количеству и качеству вооружения превосходила не только Германию и ее сателлитов, но и будущих своих союзников. Правда, у нас почти до самого начала войны споры шли о том, какие танки строить – с одной башней или с несколькими. И автоматическое оружие долго не внедряли только потому, что боялись – солдаты зря патроны расходовать будут. А вот немцы зря времени не теряли. После прихода Гитлера к власти Германия с дьявольской скоростью стала наращивать свою военную мощь, а заодно и агрессивный аппетит. Когда в тысяча девятьсот тридцать четвертом немцы попытались совершить первый аншлюс Австрии, Муссолини двинул к австрийской границе всего–навсего четыре дивизии, и Гитлер его испугался. Слабоват он еще был. А когда через год, в тридцать пятом, Гитлер ввел три немецких батальона на демилитаризованный левый берег Рейна, тогда французы легко могли бы его раздавить. Но они этого не сделали. В тридцать восьмом году Англия и Франция имели возможность легко приструнить фюрера, но предпочли отдать ему Чехословакию. В тридцать девятом, если бы Советский Союз вступил в войну вместе с Англией и Францией, немцы не продержались бы и месяца. Но к сорок первому году на Германию работала промышленность всей континентальной Европы. Она превратилась в мощное государство, способное успешно воевать на два фронта. Но, если бы война началась не в сорок первом, а еще позже, скажем, в тысяча девятьсот сорок третьем году, у немцев, очень вероятно, на вооружении были бы реактивная авиация, ракеты, атомная бомба и, возможно, летающие тарелки. И это точно был бы конец света.

Тогда Андрей задал вопрос, который беспокоил его больше всего:

– А от кого зависело начало войны? Только ли от Гитлера?

– Нет. Гитлер лишь пытался завладеть инициативой. Но он постоянно находился в цейтноте, ему хронически не хватало времени. По этой причине он и отправил в Англию Гесса, который, даже став вторым человеком в партии после Гитлера, продолжал оставаться его личным секретарем. Тайну его миссии англичане обещают раскрыть только после две тысячи семнадцатого года. Но и Гесс не помог. А с его потерей Гитлер инициативу утратил окончательно. Дальше он совершал только вынужденные ходы. Говоря шахматным языком, «играл черными». При этом ему приходилось полагаться на советы самых разных людей. Это были соратники, такие как Гиммлер или Геббельс. Были и астрологи, но их Гитлер не любил, поскольку их прогнозы далеко не всегда совпадали с его замыслами. Он держал их в своей свите по ведомству Гиммлера. Таким был рано и таинственно погибший Эрих Ян Гануссен, затем Карл Крафт, который сначала убедил Гитлера в грядущей победе, а потом оказался в опале и кончил жизнь в концлагере. Наибольшего успеха добился добился Карл Виллигут. Он не только занимался астрологией, но и был одним из теоретиков, идеологов и ведущих сотрудников пресловутой организации «Аненербе».

Кто-то из этих соратников убедил Гитлера, что тот смертельно болен. Поэтому Гитлер и начал войну в сорок первом, а не позднее. Кто? К сорок первому году Гануссена давно уже не было в живых. Виллигут перебрался в Австрию, а Крафт погорел гораздо позже, когда заявил, что союзники высадятся на Балканах, а не в Нормандии.

Была в окружении Гитлера еще одна интересная персона – русская актриса Ольга Чехова. Считается, что она была советской разведчицей. Гитлер очень внимательно прислушивался к ее словам. Кто-то из этих людей подтолкнул Гитлера к нападению на Советский Союз именно в сорок первом году.

– А по вашему мнению – кто?

Профессор замялся, словно думая – отвечать или нет.

– В итоге я пришел к выводу, что это была Ольга Чехова. Работая в наших архивах, я нашел интересные материалы. Например, доклад начальника разведуправления Гендина, который лично курировал агента Чайку – таков был ее псевдоним.

– Я слышал историю о том, как Гиммлер попытался ее арестовать, но оказалось, что она в этот момент пьет кофе с Гитлером, – вспомнил Успенский. – Это правда?

Профессор кивнул.

– Было такое дело. Ее несколько раз спасала от провала только личная дружба с Гитлером. И задание ей было дано именно такое – оттянуть начало войны Германии с Советским Союзом до сорок третьего года. Эта ключевая цифра – сорок третий год – не давала мне покоя. Выходило, что она не справилась с заданием. Но в другом документе, датированном сорок пятым годом, за выполнение этого самого задания ее решено было наградить орденом Ленина и Звездой Героя Советского Союза.

– Вы смогли найти ответ на эту загадку?

– Нет. Когда до разгадки оставался буквально один шаг, в наш институт пришли люди из «Офис–банка». И тут на их печати я снова увидел кольцо змея, кусающего собственный хвост. Только теперь без свастики. Моему институтскому приятелю, который был тогда директором института, предложили место заместителя управляющего банком. Остальных просто вышвырнули на улицу. Помните анекдот про Красную Шапочку? Пришла она к бабушке, а дверь открывает волк и говорит: «Твоя бабушка здесь больше не живет. Теперь тут офис».

– Вот тебе, бабушка, и «Офис–банк», – вполголоса заметила Василиса.

А профессор уже заканчивал свою историю:

– Я долго болтался без работы, потом не выдержал и сорвался в запой. А когда увидел, как от этого страдают жена и дети, то сбежал. И оказался здесь. Здесь мой последний рубеж, и я буду защищать его до последней возможности.

Он налил всем водки.

– Давайте выпьем за победу обреченных. Не чокаясь, как на поминках.

Они выпили. Потом надели просохшие куртки и стали собираться. Профессор тоже поднялся.

– Пойдемте, я вас провожу. Так мне спокойнее будет. К тому же, после обеда моцион полезен.

Когда они вышли на улицу, дождь уже прекратился. Профессор проводил их до бетонного забора свалки. Выкатившийся из ворот огромный мусоровоз затормозил в ответ на едва заметный взмах руки старика. Видимо, староста пользовался здесь непререкаемым авторитетом.

– Саня, ты сейчас в Москву? – спросил он водителя, когда тот высунулся из окна.

– Никак нет, Николай Христофорыч, в гараж еду.

– Ну, тогда хоть до трассы ребят захвати. А там они что-нибудь поймают.

Они простились. В кабине мусоровоза системы «Мерседес» было тепло и просторно. Василиса пожалела, что на нем нельзя доехать до дома. Но, увы, вырулив на шоссе, водитель высадил их и повернул в противоположную от Москвы сторону. Оставалось ловить такси или попутку.

Машину долго ловить не пришлось. Легковушка лихо затормозила рядом с ними.

Андрей наклонился к приоткрытому окну.

– До Москвы подбросите?

И онемел. За рулем сидел тот же таксист, который привез их сюда.

Успенский пропустил вперед Василису. Она ждала, что водитель испугается. Впрочем, он мог и не знать, что они видели, как он разговаривал с Бекерманом. Во всяком случае, вел он себя так, как будто ужасно рад новой встрече. И молотил языком, не переставая.

– Блин! Вот это встреча! Каким ветром вас сюда надуло? Я за вас беспокоился – добрались или нет. А вы только ушли, тут и мужик подъехал. Тоже на кладбище дорогу искал. На «Мерседесе». Тачка, правда, битая была, но вам-то не один хрен, на чем ехать. Там езды десять минут от силы.

Под его болтовню они задремали и проснулись только при въезде в столицу. И снова ночевать решили у Андрея. Не успели они раздеться, как ожил мобильник Василисы. Звонил Лелик.

– Привет, старуха! А ты что не приехала? – как ни в чем не бывало поинтересовался он.

У Василисы даже дух захватило от такой его наглости.

– Я не приехала, потому что один паразит сообщил мне неправильное время. Ты, случайно, не знаешь, почему он это сделал?

Лелик невразумительно замычал.

– Что мычишь? Телись! – предложила Василиса.

– Ну, понимаешь, старуха, наша редколлегия решила договориться с наследником рабовладыни, чтобы выкупить у него журнал. Ну, а тебя решили бортануть.

Он помолчал. Потом оживился.

– Слушай, старуха, вас там, на кладбище, двое мордоворотов искали. Жуткие уголовные рожи. У меня создалось впечатление, что они делали это с недобрыми намерениями. Они вас не нашли?

Она оставила его вопрос без ответа. И сама спросила:

– А как наследник? Договорились с ним?

– Почти.

Несмотря на неоднократные попытки, врать Лелик так и не научился.

– Нормальный мужик, – мямлил он. – На «Мерседесе» ездит…

Василиса отключила телефон. Из всех желаний ею сейчас владело только одно – уснуть и видеть сны.

* * *

В ночь перед премьерой режиссер Артур Покровский не ложился спать. Он сидел в своем темном кабинете перед включенной настольной лампой и тупо вчитывался в статьи договора, предложенного Бекерманом. Он ничего не понимал.

Получалось, что он, Покровский, получал в долгосрочную аренду помещение кинотеатра с символической оплатой в одну условную единицу за год. Со своей стороны режиссер Покровский обязался внести в текст пьесы следующие правки. Ниже приводился перечень правок. Разумеется, про обещанные связи и влияние ни слова упомянуто не было. Такие вещи всегда остаются между строк.

Нет, конечно, если бы Бекерману и тем, кто стоял за ним, понадобилось бы вписать в текст договора какие-то формальные, первые пришедшие на ум пункты, то правка классического текста – идея не хуже любой другой. В такой ситуации и Святое Писание подредактировать дозволительно, не то что Булгакова. Так что поначалу у Покровского ни вопросов, ни сомнений не возникло. Но чем глубже он вникал в текст правок, тем тревожнее ему становилось.

Вроде бы ничего серьезного, изменения не касались ни фабулы, ни мизансцен, только реплик персонажей. И то незначительно. Но от этих незначительных изменений вдруг неожиданно радикально менялся не только смысл сказанного, но и всего происходящего на сцене. И чем дольше он думал над этим, тем страшнее ему становилось.

На миг он подумал – а что будет, если он не станет исполнять эти пункты договора. Заглянул в конец. Никаких санкций за нарушение прописано не было. Такая небрежность к деталям испугала его сильнее угроз. Те, кто стоял за Бекерманом, наверняка не были наивными лопухами, которых можно безбоязненно и безнаказанно водить за нос.

Покровский посмотрел на часы. Наступало утро, а ни к какому определенному решению он пока так и не пришел. Наконец, он встал с кресла и перевернул его. Снизу к сиденью скотчем был приклеен толстый пакет. Режиссер отодрал его и вернул кресло в первоначальное положение. Теперь он знал, что ему делать.

Дата добавления: 2015-08-05