Мамин урок

Лето 1946 года не оправдало наших надежд на ранний урожай некоторых съедобных растений. С начала весны не выпало ни одной капли дождя. И поэтому голод всё больше вступал в свои права.

Раньше в парке, в лесу, в котлованах можно было обнаружить много всякой съедобной зелени и кореньев: конский щавель, молодую крапиву, кусты кислицы, листочками которой мы объедались даже в лучшие времена, сочные гроздья белой акации, которые казались нам слаще мёда...

Сейчас практически ничего этого не было. Найти несколько десятков колосков убранного ячменя или озимой пшеницы тоже стало большой удачей. А в прежние годы, собирая колоски от школы, мы за несколько часов набирали по полному мешку.

Особенно было трудно, когда мама уезжала. В эти дни я на рыбалку не ходил, потому что с добытой рыбьей мелочью некому было возиться. И в эти дни было особенно голодно.

И вот как-то, когда мама ещё не вернулась, а отцу надо было ехать в госпиталь, мы на несколько дней остались одни: малышня в круглосуточном садике, Лизка, я и Ленка. Но Ленке было не до нас. Она недавно устроилась учеником на машзавод и нередко не справлялась с заданиями, брала работу домой и занималась только этим. Да ещё готовилась к поступлению в медучилище.

В один далеко не прекрасный день мне так невыносимо захотелось наесться, что я не выдержал, занял у бабы Перчихи десять рублей, купил большой пирог с мясом и умолотил его за несколько минут. Долг пообещал отдать по приезду матери.

Но мама, как на беду, приехала в этот раз с пустыми руками и, видя, как мы оголодали, послала меня к бабе Перчихе занять двадцать рублей.

Понятно, вернулся я, как говорится, несолоно хлебавши, и пришлось признаться, почему. Раньше мама, не церемонясь, воздавала каждому по заслугам всем, что попадало под руку.

На этот раз она отправила Лизку гулять, а Лена ещё не пришла с завода. Закрыла на крючок двери и скомандовала:

- Раздевайся!

Я снял рубашку, майку.

- Штаны тоже снимай.

Пришлось и штаны снять. Мама осмотрела меня спокойным взглядом и в раздумье сказала:

- Снимай, пожалуй, и трусы.

Я уже считал себя взрослым мальчиком и мне стыдно было раздеваться догола перед мамой, тем более, что почти года три я и на речке купался в трусах. Повернувшись к маме спиной, преодолевая внутреннее сопротивление и стыд, стянул и трусики.

Мама взяла ременной кнут, который без кнутовища висел над дверью в бездействии вот уже года два. И начала меня «учить». Как я ни извивался, что ни обещал, она к моим словам оставалась глуха. И так продолжалась около часа.

Никогда не был я свидетелем такой жестокости со стороны мамы к кому-нибудь из нашей детворы. Тогда-то я и понял, что страх старших перед широким офицерским ремнём отца был показным. Потому что, сколько помню, он ни разу не воспользовался этим средством родительского наказания.

Было больно, очень больно, но ещё сильнее меня мучила обида. Мне казалось, да так оно и было, что мама меня любила, наверное, больше других детей и всегда хвалила за то, что я, кроме Ленки, единственный, кто старался хоть немного облегчить жизнь семьи.

И ещё мне было обидно, что наказание считал справедливым хотя бы потому, что я на этот раз совсем забыл о Лизке и не принёс ей даже маленького кусочка пирога. А ведь это действительно был не пирожок, а пирог, по меньшей мере, в две моих ладошки.

Вот такой урок я получил от мамы. И, как оказалось, на всю жизнь. Потому что больше никогда не забывал о нуждах и интересах своих близких.

Дата добавления: 2015-08-05