Предуведомление от автора

Нет числа письмам, которые приходили и приходят после того, как книга"Три кита здоровья" была опубликована сначала в журнале "Урал", а затемнапечатана несколькими разными издательствами. Но большой отдельный поток,можно сказать, целый Гольфстрим, мощное - глубокое и широкое - непрерывноетечение составляют письма, порожденные тем разделом "Трех китов", которыйбыл назван не без лукавства и горечи "Что такое есть любовь? Это чувствонеземное, что волнует нашу кровь". О самых сокровенных вопросах интимнойжизни я предпочел тогда отмолчаться, сославшись на то, что читательскойаудиторией могу быть превратно понят и злонамеренно перетолкован. Напор читательских писем - столь разных, столь искренних, стольтребовательных и настойчивых! - ежедневно доказывает, что в этомпредположении я заблуждался. Умен, как известно, не тот, кто не делаетошибок, но тот, кто способен их исправлять. Что ж, буду в этом отношениисовершенствоваться, откорректирую свою недооценку общественного внимания к"чувству неземному" в его "земных" аспектах. С другой стороны, хорошо, однако, что само время доказало необходимостьизложения этой великой извечной темы в виде отдельной книги. Не как части,хоть и более пространной, чем прежде, в тексте "Трех китов здоровья" (ееприсутствие там было необходимо для гармонического построения книги), но вкачестве особой проблемы, выделяющейся среди других тем, задач и загадокнашего бытия. И не просто особой, но стержневой, вокруг которой вращаются,тяготея к ней, все остальные. Поэтому я и решил ввести в качестве одного изэпиграфов слова великого естествоиспытателя Гумбольдта (а мог представить ииных мыслителей из иных стран и эпох). И более того: такая категория, каклюбовь, оказывается центром не столько разномасштабных тем, сколько центромсамого мироздания. Потому-то пристально, внимательно следует всмотреться вовсе, что к ней относится. И поэтому ее значимость побуждает нас видеть все,относящееся к ней, в таком-то именно масштабе: в ней нет мелочей, в конечномсчете, все здесь соотносится с вселенским контекстом за тысячи лет. Так что,повторяю, справедливым оказалось посвятить теме "М-Ж" особую книгу. И вот тут-то встал предо мной не вопрос, а вопросище: какой должнаявиться эта книга, чтобы была от нее максимальная польза для людей (а безтакового замаха зачем же и за дело браться)? Дело в том, что очень и оченьмного хороших, и философических, и практичных трудов типа "Мужчина иженщина" создано в подлунном мире за тысячи лет. Это и добросовестныеэнциклопедии, и наставления, отличающиеся техницизмом ("Двадцать... Тридцатьдве... Сто одна... Шестьсот девятнадцать... Три тысячи четыреста семнадцатьпоз любви"), и учебные пособия для молодой семьи по принципу "Делай так, неделай этак". В общем, их следует изучать с карандашом в руках, что, конечноже, полезно, ибо интеллект они обогащают. Но вот беда: душу они не волнуют,чувства наши не заставляют бурлить-клокотать и на наши сердца невоздействуют, ибо не через кровоточащие сердца создателей своих они былипропущены, а только через их разум. И я подумал: а почему бы мне не отправиться вослед благороднымпредшественникам-просветителям, но прихватив с собою в отличие от них такиемеханизмы эмоционального общения с читателем, которые дарует нам толькохудожественная литература в непосредственности своей?.. Короче говоря, ярешил представить на общественный суд две достаточно типические в своемдраматизме многострадальные и счастливые судьбы: Его и Ее. Людей этих, Иванада Марью (либо Егора и Анастасию, либо Игоря и Елену и т.д.) я хорошо знаю(как достоверно знаю и людей, которые в "Трех китах здоровья" явилисьпрототипами Анатолия Федоровича). Если же кто-либо усумнится в том, что моигерои осмелились поведать автору столь безмерно откровенные эпизоды и деталисвоей интимной жизни, то я буду готов неверующим показать (разумеется,сокрыв подписи) такие исповедальные читательские письма, перед которымиспособна поблекнуть даже откровенность моих Ивана и Марьи (Антона и Иоганны,Александра и Ирины и т.д.) "Пусть они сами говорят", - так подумал я о своих Александре и Ирине(Владимире и Лидии, Сергее и Галине и т.д.). Это не значит, однако, что я небуду вмешиваться в повествование. Авторские комментарии или дополнения нужныпо целому ряду причин, ибо разнесение базы различных взглядов на один и тотже предмет позволяет увидеть его рельефней и объемней и определить, как встереотрубе, подлинное расстояние до него. Но и этих повествователей оказалось мало: поразмыслив, я безусловнопонял, что в книге активную роль должен сыграть еще один персонаж: моянезабываемая Нина Андреевна Т. (или Нонна Самойловна В., или Адель БорисовнаИ. и т.д.) - заслуженный врач Республики, которая, будучи одинокой, уже впенсионном возрасте, пошла по объявлению в мою семью экономкой исключительноради общения. И, боже ж ты мой, чего только уникального и бесценного неуслыхал я от этого великого врача-гинеколога с пятидесятилетним стажем ифеерической судьбой! Воистину, это была Академия. И я попрошу ЕвгениюИосифовну К. (или Тамару Павловну П., или Ольгу Романовну Ч. и т.д.) в этойкниге объяснять героям повествования то, чего из пособий узнать, пожалуй,нельзя, но что способно украсить и облегчить многосложную интимную жизньмужчины и женщины (тут мне показались уместны эротические танки Рубоко Шо вкачестве поэтического эпиграфа). Вот такой квартет исполнителей задумал я предложить читателям, а ужкакую пьесу эти музыканты сыграют, из скольких частей, в какойкомпозиционной и тональной, последовательности - поживем-увидим. Акцентирующим словосочетанием в анекдоте, который я привел в качествеэпиграфа, является связка "на халяву" (не знаю, переводима ли она на другиеязыки). К чему это я? К тому, что в силу системы нашего воспитания иобразования мы тратим немалые усилия - и длительные года-десятилетия - нато, чтобы стать более-менее сносными профессионалами по своей специальности,на своей работе. И это прекрасно. Ужасно то, что практически во всехостальных сферах действительности мы вольно или невольно норовим проехаться- в течение всей жизни! - на халяву, то есть без каких-либо особых затратэнергии, денег и времени!.. Примеры? Да сколько угодно! Как мы общаемся с окружающими? Да как бог на душу положит! Захотим -приголубим, взбредет - пнем побольнее, не сдерживая ядовитого и крикливогосвоего языка, и пинаем-то чаще, чем голубим! А ведь общение - этомогущественная, разветвленная система этики ("этикет" - от этого корня!),истоки которой уходят в древние, еще мифологические времена ("Чти отцасвоего, и продлятся дни твои" - когда, и где, и кем это было сказано?..).Когда одного стодвадцатилетнего пастуха-горца спросили, как и почему удалосьему до таких немалых лет сохранить крепость мышц и зоркость глаз, онответил: "Да потому, что ни один баран за все это время не поднял на менясвой голос..." Господи милостивый, сколько баранов поднимает на нас голос втечение одного только дня и, подумаем по чести: да хоть чем-либо добрымвыделяется наш собственный голос в этом дурном бараньем стаде?.. Много чудесных книг написал Д. Карнеги о том, как сохранить друзей идобиться успеха в жизни, но мне кажется, общей формулой для всех нихявляется один-единственный пример (пересказываю его по памяти). Конечно,если водопроводчик напортачил, можно его вызвать и, чередуя в американскомварианте "мать-перемать", искостерить в хлам и после этого выставить изкабинета с угрозой, дескать, в следующий раз по стене размажу, с сумойпойдешь и т.п. Выйдя после такой "беседы" от вас, он запорет следующуюработу, сам сорвет свой психоз на встречных и поперечных, и все они тоженапортачат по делу и в свою очередь психически изуродуют встречных ипоперечных. Но можно и по-другому: "Слушай, Джон, ведь я всегда держал тебяза мастера-золотые руки. Честное слово, не мог поверить, что ты нарезал насоединительной муфте не тот винтовой ход, из-за чего случилась протечка всемнадцатом цехе. Давай сделаем так: ты сам все исправишь без всякого шума,и на этом разговоры закончим. О'кей?.." И Джон, чтобы оправдать лестныеслова о его репутации и доброе отношение к себе, из кожи вылезет, всеисправит в злосчастной муфте, сам заштукатурит протечку и, уж будьтеуверены, ни в этот раз, ни в остальные невротически не искусает никого изокружающих... Спрашивается: а кто и где у нас учит нормам человеческого поведения?Может быть, по телевизору объясняют, что надо придержать за собой дверь вметрополитене, а не бить ею по лбу женщину, которая идет вслед за тобой сруками, занятыми поклажей для того, чтобы накормить такого же, как ты,героя? Может быть, в школе в сетке уроков имеется предмет "Основычеловеческого поведения"? Может быть, вы хоть раз хоть где-нибудь слышали,что коллектив проводит собрание с подобной повесткой дня?.. Нет, так икатимся весь отпущенный нам срок на халяву, авось проскочим, авось поднесетжизнь нам лично дармовой стакашок доброго настроения, хотя мы ни копейкисвоих усилий не внесли в копилку доброго общественного настроения!.. А разве не на халяву норовим мы проскользнуть в такой удивительнойсфере бытия, как собственное здоровье? Разве не тот же хищнический принцип:вложить поменьше, урвать побольше, - господствует и здесь? Впрочем, не будуна этом вопросе останавливаться сейчас: достаточно определенно я высказалсяоб этом уже в "Трех китах здоровья". И все же, если можно понять дремучихстарушек, которые по вековечной традиции травят больных детей куринымбульоном, то как простить вполне современных, начитанных, "поперек себяширше" брюхатых коблов, готовых непрерывно жрать, простите, и пить все, чтони попадется, в расчете на неизбывную доброту и обходительность семьи игосударства, которые будут впоследствии волочить на себе бремя их инсультов,параличей и выведенных наружу мочевых путей?.. Чистейшее на халяву - вмасштабах жизни, хотя пьют и без конца гуляют они, конечно, "на свои". А разве не на халяву живем мы там, где прежде всего и требуетсямаксимум знаний, умения и непрестанного труда, - я имею в виду воспитаниедетей? У кошки, которая вылизывает своих котят и заботится о них первыедва-три месяца, хоть навыки есть вековечные, но чем обладают те наши юныеродители, которые росли не в многодетной семье и которым надлежит своихнаследников вести мало не до призыва в армию или до свадебной фаты? Не будураспространяться об этой болезненной теме, задам лишь один вопрос: что стоитчеловечеству (и каждому из нас отдельно) та ситуация при которой практическикаждый малыш изначально гениален, но уже через какой-то десяток лет почтилюбой из детей - хронически отстающий ученик, ленивый и нелюбознательный,заряженный программами многих будущих болезней? Это снижение КПД в тысячи итысячи раз - чья вина? Да наша же! И тут хотели проехать "на халяву" - безособых хлопот и забот, а оборачивается сплошь да рядом это уже не бедками, абедами и бедищами... И вот сейчас возвращаюсь к теме данной книги, ибо уж здесь-то цариттакой мрак невежества, такой неприкрытый цинизм в стремлении жить на халяву,что с этим положением вряд ли что-нибудь другое сравнится! Особую досадупорождает то, что удачный брак- именно то всемогущественнейшее средство,которое качественно меняет жизнь и мужчины и женщины, - как раз подавляющемубольшинству мужчин и женщин неведом! Иначе говоря, он способен перевести Ихв категорию тех людей, которые способны познать максимально доступноечеловеку счастье, придать ему ту полноту человеческого бытия, о которойчеловек одинокий или несчастный в браке даже предположить не может, и вот -жизнь проходит, а подобного наивысшего взлета, такого благорастворения вином, сверхчеловеческом качестве так и не было. Но ведь это не просто несчастье, это - несчастье! С чем можно сравнить подобное несостоявшееся посвоему максимуму бытие? С отсутствием зрения? Да нет, слепой, хоть и неимеет одного чудесного чувства, лишен все же частного чувства, но способенжить на оптимальном человеческом накале, и я таких замечательных счастливцевзнаю. Нет, не реализовавший себя в любви - в семейной любви - человек так иуходит в небытие, не узнав и крохотной части тех возможностей, которые былив нем заложены. Не узнав и не познав их только потому, что в силу дикой итупой традиции свою семейную жизнь он строил "на халяву". Точнее говоря, онне строил, а принес в свой дом нечто вроде шкафа или телевизора, установил -раз и навсегда, на том свою миссию и счел завершенной. А на деле только тугона и должна начаться!.. Короче, для тех, кто хочет сэкономить свое время, сразу сообщаю: даннаякнига, пронизанная неприятием и даже ненавистью к халяве, будетповествованием о необходимой, всегда новой, всегда другой супружескойработе, требующей сил, времени, вдохновения для того, чтобы брак удался.Чтобы и сам человек становился все лучше, и чтобы другому человеку было сним жить все лучше. Чтобы познал он то счастье, которого действительнодостоин. Чтобы его жизнь была прожита с реализацией всех его потенциальныхвозможностей. Конечно, если взять кусок угля-антрацита, то на его огне можно было бывскипятить чайник воды. Однако если высвободить ту внутриатомную энергию,что заложена в этом же куске угля, то на ней заклокотала бы гигантскаядоменная печь! Но для этого потрудиться надо, высвободить ее надо! В "Трехкитах здоровья" я неоднократно приговаривал: "Вольному воля, спасенномурай". Да, каждый - большой и самодостаточный, каждый может прожить как личноему нравится: кто-то - на халяву, а кто - и в заслуженной радости. Часть первая ПРЕДИСТОРИЯ ГОВОРИТ ЕГОР КАК ПРОТИВ СВОЕГО ИЗНАЧАЛЬНОГО ЖЕЛАНИЯ Я МНОГО РАЗ ЖЕНИЛСЯ, НО,НАКОНЕЦ, ОБРЕЛ СВОЕ СЧАСТЬЕ И СТАЛ СЕКСУАЛЬНЫМ ГИГАНТОМ (Авторская редакцияпоследней части заголовка:...и как после пятидесяти лет в счастливом бракезаметно возросла моя сексуальная потенция, хотя до этого у меня ужеслучались поводы усумниться в своих мужских возможностях) Эпиграфы к главе Идеал мужчины у незамужней девицы: чтобы был опытный и никого до нее незнал. - Если бы ты поторопилась, - говорит муж, - мы не опоздали бы к поезду.- Если бы ты не торопился так, - отвечает жена, - нам не пришлось бы стольдолго ждать следующий поезд. "Выходя замуж, - писала одна из девушек, - я не собираюсь повторятьошибку моей мамы. Они с отцом совершенно не подходят друг к другу. Непонимаю, что их объединяет. Может быть, любовь?" Из анкет, опубликованных журналом "Нью сосайетч". Незамужняя девушка жадно спрашивает у подруги, вернувшейся из свадебнойпоездки: - Расскажи о своей первой ночи! - Ладно, слушай. Так вот, на третьюночь... - Да нет, я о первой! - Я и говорю: а на третью ночь... - Да нет, яо первой! - Да будешь ты наконец слушать или нет? Я и говорю: а на третьюночь он отпустил меня пописать... Сегодня ночью произошло то, о чем я не только ни разу ни от кого неслыхал, но даже и не читал ни в одном из пособий, которых немало перелисталя сам и которых много исподволь подсовывала мне мудрая Нина Терентьевна. Иименно этот сегодняшний факт, в который раньше я никогда сам не поверил бы,побуждает меня обнародовать нелегкую, но в общем-то обычную историю своейжизни: чтобы поддержать приунывших мужиков, которые смирились с тем, чтосилы их пошли под горку. Короче говоря: сегодня ночью эрекция у меня, тоесть крутое напряжение члена, длилась непрерывно четыре часа. В одиннадцатьвечера мы легли и на сон грядущий славно наигрались. В конце концов черезчас она устала и сладко уснула на спине, а я в положении наперекрест сбоку сее благословления ("Может, ты сам потешишься?") еще достаточно долгонаслаждался ее прекрасным телом, пока сам не устал и не заснул прямо в ней.В провальном этом сне наши отношения все-таки продолжались: то Настя изглубины забвения легкими нежными пожатиями внутренних мышц посылала сигнал:"Я с тобой", то я в полном провале сознания изредка все же подкачивал ее. Итолько когда затекло до бесчувствия правое бедро, на котором я лежал, яочнулся и, поворачиваясь на другой бок, извлек из лона супруги свой член,все столь же напряженный, возбужденный до железного звона. Я глянул на будильник: было три часа ночи. Прошло четыре часа! Онаповернулась вослед, прижалась на мгновение грудью к моей спине, как быпослав привет, и продолжала каменно спать, а я, скажу прямо, заснул послеэтого открытия очень даже не сразу... Как же "дошел я до жизни такой"? Кто я вообще таков? Родился пятьдесят четыре года тому назад в Ленинграде на Васильевском,там же окончил десятилетку, там же по суровому конкурсу поступил в Горныйинститут, откуда уже через год, со второго курса был призван в армию. Такполучилось, что прямо из линейной части вскоре отправили меня учиться наВысшие курсы военных картографов, по окончании которых выпустили в светлейтенантом со всеми возможными и невозможными секретными допусками иприпусками. Служить ввиду острой нехватки кадров моей специализации оставилипри Ленинградском военном округе, где я (не считая дальних и ближнихкомандировок) и протрубил без малого тридцать лет. Сколько, где и каких картя составил и под какими открытыми и закрытыми грифами их издал - одномуВсевышнему известно. И думалось мне, что эта колея будет длиться до концадней моих: полное армейское обеспечение, возможность на казенных коштах незаботиться о "прикиде", и что всегда будет выше головы работы - интересной,срочной, крайне необходимой для могущества моей великой державы. За труды мои шли мне поощрения, зарплата, медали и даже три боевыхордена. Шли также очередные и внеочередные звания. И вдруг - не буду говорить, хорошо это для всемирного человечества илиплохо, потому что не моему уму-разуму понять этот вопрос - началасьперестройка, а за ней - массовая демобилизация офицеров, а за ней конверсияи полное отсутствие заказов у моего -ведомства: капут! Опять-таки, не станураспространяться насчет глупости или целесообразности массового разгромаквалифицированнейших, даже уникальных кадров - от моего изложения ничего неизменится. Выдали мне три оклада на обустройство и - живи ЕгорийПобедоносец, как знаешь-можешь: дальнейшее обеспечение - дело твоейсобственной поворотливости. То есть после полной беззаботности испытал япереход к полной безработности. А жизнь-то уже, как я полагал, двинулась сгорки, с ярмарки, к пенсии. Теперь насчет других пунктов анкеты: еще в старших классах школысошлись мы с моей однокласницей Томилой. Яркая была девушка, инициативная,везде хотела быть первой. Одним словом: "И жить торопится, и чувствоватьспешит" - это было про нее сказано. Весьма неумело опробывали мы друг другапосле бешеных ласк - семнадцати лет отроду. В институт поступили вместе, этоеще больше сблизило нас, и когда взяли меня в армию, ни для кого не былосекретом, что мы жених и невеста. Свадьбу сыграли, когда я кончал своиКурсы, а в двадцать два года отроду она уже принесла мне сына-первенца, истали мы жить-поживать вчетвером в небольшой комнатке. Почему вчетвером? Дапотому, что решили ни в коем случае окончания ею института не откладывать ивзяли к себе молодую няньку-девчонку. Комната была петровской постройки,пять метров высоты, соорудили над входом второй этаж на высоте трех метров -собственно говоря, нары. Там Зинка и спала над нами. Ясно, что надо былоподрабатывать, и начальство разрешило мне вечерами работать у нас же в частитренером по дзюдо, а потом и карате и рукопашного боя, так как отмечались уменя немалые успехи в этих делах. Да заодно пришлось еще вечерние курсытренеров при институте физкультуры имени Лесгафта заканчивать, да ведь еще идействующим спортсменом я был - то соревнования на выезде, то сборы окружныеили даже всеармейские. Одним словом, плотная жизнь была. И веселая!Частенько в крошечной комнатке нашей на Съездовской линии собирались молодыепарни и ребята, и пить почти не пили, но смех тогда взрывался все время. Потом остепенились мы немного, стали дипломированными специалистами,получили две комнаты в трехкомнатной квартире. Что я могу сказать о Томиле?Сил в ней было много: и институт с отличием закончила, и в полевыеэкспедиции удачно ездила, и в аспирантуру была своей кафедрой рекомендована,и поступила в нее, и защитилась с успехом в определенное время, и в партиювступила еще в аспирантские годы. И еще хочу об ее активности сказать: онапрямо, без обиняков, заявила мне, что обязательно хочет второго ребенка ичто лучше всего, с бытовой точки зрения, рожать его летом. Жена хочет,значит, дело святое: в определенный ею для зачатия срок десять ночей подрядмы усердно, я сказал бы, по-деловому, зачинали своего второго и с задачейсправились успешно - через девять месяцев Томила родила дочку. Проживали мытогда уже в отдельной двухкомнатной квартире, держали почтенную нянькуЭмилию Иосифовну, жена была преуспевающим кандидатом наук, я молодымперспективным руководителем престижного подразделения, жить бы дарадоваться. Но исподволь нечто стало отравлять эту радость. Уже много позже,-размышляя над катастрофой, начало которой проглядел, я вспомнилмалозначительный, как тогда показалось мне эпизод: играя на вечеринке смоими друзьями, молодыми капитанами-красавцами в очко по-тюремному (сосниманием какого-либо предмета - одежды или украшения - после проигрыша),она со смехом обронила: "Я-то и рада бы изменить-сгулять, но только чтобыЕгорка при этом верным мне оставался..." Все засмеялись и я тоже, потому чтопринял эти слова за шутку, потому что воспитан был в таком убеждении: людиженятся или замуж выходят один раз и навсегда. Еще что мне вспомнилось, когда стал свою жизнь раскручивать, как пришеля к ним на кафедру, приглашенный на семейный праздник сотрудников 8 Марта, исидели мы с нею рядом, и поднимали бокалы, и шутили вместе со всеми, идурачились. Да вдруг она меня, законного мужа, ударом своего тазобедренногосустава чуть со скамьи не сшибла, чтобы я незамедлительно очистил месторядом с нею: как же, появился сам сиятельный ректор и очень внимательнопоглядел в ее сторону!.. И еще что вспомнилось: как встретились мы с нею после очередной еепоездки в поле, и когда легли ночью в постель, вдруг она ноги таким образомкверху задрала, какого в нашей с нею долгой практике не бывало. Я потомпонял; научили, хороший семинар она прошла... И еще вступило в память, как Эмилия Иосифовна неодобрительно сказаламне: "Мое дело, конечно, сторона, но мне очень не нравится, что в вашеотсутствие мадам Томила надевает свое самое лучшее узорное белье, душитсясамыми дорогими духами и уходит из дома надолго". И опять я отмахнулся отвсего: раз я был воспитан на мысли о единобрачии, значит, и она, думал, также мыслит... Не буду дальше тянуть эту резину; короче говоря, заняла она важный,пост заведующего кафедрой в свои-то молодые годы и ушла после рядахитроумных маневров в жены к самому парторгу всего Института. И дочку ссобой забрала, и остались мы вдвоем со старшим сыном. Не стану рассказывать,как хитроумно в мое отсутствие устроила она развод, чтобы я узнал о нем лишьмесяц спустя, не буду говорить и о том, как вынудила она меня разменятьквартиру и оплатить этот обмен (хотя ушла в большое, благоустроенное жилье). Таким вот оказался итог моих первых пятнадцати семейных лет. Я дал себеслово никогда больше не встречаться с этой женщиной и сдержал его. Правда,недавно я увидел ее случайно, на поминках общего давнего знакомого, иужаснулся. С трудом узнал я в безмерно толстой обрюзгшей старой даме еклочками ярко крашенных хною волос на голове и с вытаращенными базедовымиглазами ту молодую и энергичную Томилу, которая была первой моей любовью иматерью моих любимых детей. И подумал я: да, трудно, тяжко достался мне этотразвод, будто жилы мне тогда перервали, но, значит, так было надо, чтобысудьба увела меня от чудища, внешний облик которого сравнялся, наконец, сего внутренней сущностью!.. Так впоследствии я произнес хвалу своей горькойсемейной участи. Что же было после того? Я дал себе зарок - больше сердца своего ни вчьи женские руки не отдавать! И снял я тормоза со своей машины, и понесся сгорочки без оглядки. Посудите сами: холостой, физически крепкий, материальнобезбедный мужчина, непьющий, специалист-военный в возрасте до сорока - и этопри изобилии-то незамужних женщин и девушек вокруг. Но ведь и замужних,недовольных своим положением хватало. Что тут началось, какое колесозавертелось! Да ведь завращались вокруг меня действительно хорошие женщины,в самом деле достойные любви, жаждущие нормального человеческого счастья. Ая никаких различий между ними не делал, может быть, по-своему мстил всемуженскому роду за Томилу и, образно говоря, поехал на упряжке сразу изшестерых лошадей, да еще нередко менял по дороге коней одного на другого, аточнее - одну на другую. И сплошь да рядом бывало тогда, что за одни суткивстречался с двумя-тремя разными красавицами. Я был как оголтелый! Продолжалось так месяц-два-три, полгода, и начал я чувствовать глубокоевнутреннее беспокойство. Нет, дело заключалось не в физической усталости -достаточно было отоспаться или оказаться в дальней командировке (где,впрочем, я тоже охулки на руку не клал), как спортивная форма, извините завыражение, полностью восстанавливалась. Неудобство носило внутреннийхарактер: добрый человек, не желавший никому зла, я оказался источником игенератором жестоких бед. Вокруг меня хлестала кровища, происходили аборты,когда я хладнокровно заявлял трепещущей в ожидании своей судьбы женщине, чтомне ребенок не нужен, а она, впрочем, пусть поступает сама как ейвздумается. Рушились чужие семьи, творились трагедии, и бывало, что гордыедотоле женщины зимними морозными ночами сидели неподвижно на скамейке подокнами моей квартиры или маялись на батарее в подъезде, но я не выходил и непускал их к себе, потому что они были в каком-то пустяке виноваты. Однамолодая, прекрасная в первом чувстве женщина, двадцатипятилетняя машинисткаиз моей же конторы, убежала от мучений безнадежной любви, когда поняла, чтоя не женюсь на ней, в Норильск, но затем разорвала тамошний контракт ивозвратилась - на новые свидания и на новые муки. И т.д., и т.п. Отчего усугублялось ощущение серьезного внутреннего неуюта? Отвозрастающей тоски из-за тягостного внутреннего сходства всех этих стольразных, внешне столь непохожих женщин - из-за их сходства в практическинескрываемом эгоизме. Эгоизм этот, по-разному проявляемый, выражался в том,чтобы заставить меня служить их интересам, их целям, чтобы впрячь меня в туупряжку, которая повлечет каждую из них к ее цели. Я нужен был лишь каксредство. О том, что у меня есть свои цели, свои задачи, свои планы, свояжизнь, свои вкусы, наконец, своя индивидуальность, об этом не думала ни однаиз них: нет, если любишь, то делай и поступай так, как ей требуется, как ейудобно... Я не мог не задуматься о том, что и для Томилы был лишь конем,который, покладисто помахивая хвостом, волочил воз с семейной кладью туда,куда ей было угодно. И все отпуска, и все культпоходы, и все гулеванияустраивались тогда, когда ей это казалось удобным. Практически всегда всеизначальные планы вынужден был перекраивать я. По доброте душевной яполагал, что долг любящего мужчины в том и состоит, чтобы потакать желаниямсвоей женщины, чтобы баловать ее. Да я и сейчас Так думаю. Но с однимуточнением: настоящие супруги или подлинно увлеченные друг другом мужчина иженщина должны взаимно потакать желаниям друг друга. Игра в одни ворота -теперь-то я это знаю достоверно - точный признак душевной неразвитости иэгоцентризма. Короче говоря, именно те смутные чувства, о которых я сказал, и целыйворох других причин, о которых, может быть, еще скажу, привели к тому, чтооднажды, когда я, услыхал от очередной женщины нечто совсем непохожее наречения остальных, я будто с налету о бетонный столб стукнулся и понял, чтовот, наконец- то, мне встретилась она. Дарья была старше тех красавиц, что вращались вокруг меня, мы былиоднолетки, но ее спортивная стать (альпинистки, скалолазки, горнолыжницы)позволяла ей выглядеть моложе своих юных соперниц. Мы сошлись с нею быстро -после соревнований по ночному ориентированию. В постели она была изастенчива, и жадна одновременно - очень долго жила без мужчины. И вотоднажды, когда мы после жаркой ночи проснулись в ее маленькой ведомственнойкомнатке, я услыхал то, что поразило меня, как гром небесный. Она спросиласвоим низким, прекрасным голосом: "Ну, что ты тут с бабой развозжался? Дел утебя что ли нет? Сам ведь плакался, сколько еще не выполнил - накрутит тебеначальство уши, смотри!" И это - вместо столь обычного и привычного:"Миленький, ну, не уходи, ну, останься. Работа не волк... Ну, если ты меняхоть чуточку любишь..." Так впервые встретился с женщиной, которая поставиламои интересы вперед своих! И это решило мою судьбу, хотя Дарья была, повторяю, старше всех другихпретенденток, хотя у нее была - в отличие от других - дочка, хотя мастер-технолог на аккумуляторном заводе она была, что называется, из иного круга,хотя у нее не было своего жилья, а мы с сыном жили в однокомнатной квартире.Зато у нее было понятие о том, что я - человек со своими делами иобязанностями, которому надо помочь. Да, эта "малость" плюс душевноеугнетение от того зла, которое я творил вопреки своей натуре, решило нашусудьбу. Никакого особого объяснения у нас не было. Когда очередной раз они сдочкой приехали к нам, чтобы всем вместе и с моим сыном ехать на выходныедни на скалы, и Дарья разложила в кухне свою выпечку, я спросил у ее дочки: - Светочка, пойдешь ко мне в дочки? - Пойду, - ответила она, потупясь ижуя пирожок. - А вы меня возьмете в сынки, Дарья Антоновна? - спросил ее мойсын. - А ты и так уже давно мой сынок, - мимоходом, между делами сказалаона, подталкивая ему через стол по-особому, как шестеренка, нарезанноеяблоко. - В общем, засиделись мы, поторапливайтесь, электричка ждать небудет. Назавтра они перевезли к нам пестрое свое женское барахлишко, ипослезавтра мы отправились в ближайшую школу записывать в шестой классСветлану, что было непросто без штампа о прописке. Но мы этого добились. И Светочка спросила меня: - Дядя Егор, а почему Димка называет вас папаи на ты, а мама говорит, что мне нельзя? - Почему нельзя? - возразил я, -Только так и можно. Так я обрел не только жену, но и дочку. И потекла наша жизнь как вНоевом ковчеге: двое взрослых в одной постели, подросток-сын на кровати вдругом углу и дочка с ушами-звукоуловителями на раздвижном кресле междуними. И Боже ж ты мой праведный, сколько проблем - бытовых и бытийных - сразувозникло, и все их надо было решать! Иные из них не могли не насмешить: вотСветочка заспорила с названным братом о том, что стульчак в уборной надодержать опущенным, потому что женщинам так удобней, на что Дима резонноотвечал, что в поднятом состоянии он удобнее для мужчин, и многое-многоепритиралось, шлифовалось и утрясалось. Весело мы жили. Как-то Дарья, не щадя себя, приволокла арбуз величинойс земной шар и весом в двенадцать килограммов. Одним махом мы сладили с нимза ужином и на двери туалета прикололи бумагу и карандаш, чтобы каждый, ктоночью встанет, расписывался. Каково же было возмущение Светочки, котораяспала всю ночь, как сурок, когда утром она обнаружила на бумаге четыре своиросписи! - Это Димка подделал, это Димка! - шумела она. - Сам чуть в постельне напрудил, а на меня свалил! Димка, довольный, хохотал... А когда однажды со школьной вечеринки онявился под хмельком, с каким удовольствием все члены семейства рисовалиобличительные дацзыбао, а потом развесили эти едкие карикатуры на стенах и вкоридоре! Но когда в другой раз он явился из школы с хорошим фингалом подглазом и с грозным вызовом родителей в дневнике к директору, мы решительновстали на его защиту. Дело в том, что, гордясь своей новой матерью, он отнесв класс ее удивительное фото, где она, распластавшись подобно ящерице, гибкодвижется вверх по вертикальной стене. Некий шутник из тех жлобов, что готовывсе осмеивать, положил фото на бок и заржал над разоблаченной, по егомнению, фальсификацией: дескать, баба корячится на ровной площадке, ползетслева направо. Дима сначала пытался объяснить, что вот внизу видно озеро,которое не может стоять вертикально. Шутник, у которого мускулов было явнобольше, чем мозгов, ответил ему так гадко, что Дима врезал ему по зубамраньше, чем успел что-либо осмыслить. Правда, и получил в ответ, но совестьего была чиста, что я директору и попытался объяснить, причем успешно. Детям мы выделили рабочие места для уроков, распределили свои домашниеобязанности, и во время веселых застолий шуточными репликами решались всеназревшие проблемы, высмеивались и снимались конфликты, и дети чувствовалисебя счастливыми в любящей полнокровной семье, где каждый из них имел изаботливую мать, и справедливого отца. Об этом можно долго и увлекательнорассказывать, вспоминая все новые подробности, но я сейчас пойду в инуюсторону: двинусь в страну по-настоящему драматическую. И страна эта, думаю,имеет самое прямое отношение к преждевременной кончине Дарьи. Она была веселой и прямой в отношениях с людьми на любом уровне. Так,например, своим остроумием и чувством независимости она просто поразила унас на банкете нашего многодумного генерала, а уж тот умел разбираться влюдях!.. И при всей своей гордости и чувстве собственного достоинства она сприсущей ей добросовестностью отнеслась к счастливому изменению в ее женскойсудьбе, к переходу из неопределенного состояния матери-одиночки в статуссиятельной офицерской жены и матери немалого семейства. Не склонная квыспренным словам, она лишь однажды прошептала, цепко прижимаясь ко мне всемсвоим худеньким крепким телом и глядя в мои глаза горящими очами: "Ты - мойидеал! Неужели это не сказка, что я - твоя супруга?" Десятый ребенок в бедной восточно-сибирской семье, единственнаяоставшаяся живой у матери, пережившая феерическую биографию, в которой былои заведывание пушной факторией у самой кромки Ледовитого океана, и занятиястатистикой в Бурятии, и судоремонтные мастерские во Владивостоке, ирыбоконсервный завод на острове Шикотан, и бесконечно многое другое было вее жизни. И при всем этом Дарью отмечала неукротимая тяга к культуре,которая привела ее через всю страну в Питер и вопреки всем законодательнымпрепонам позволила закрепиться в нашем великом городе на Неве. На несколькоголов выше моих были ее познания в оперном искусстве и в серьезной музыке,безупречным был слух и удивительным исполнение туристских и альпинистскихпесен, которые так самозабвенно любила она распевать в компаниях своихединоверцев по горным видам спорта. Не высказываемая прежде даже самой себе, ее затаенная мечта об образежизни, наиболее соответствующем ее натуре, волею небес осуществилась. Общимрешением семейства она ушла из своего гальванического цеха -высокооплачиваемого, но вредного для легких, и перешла на инструкторскуюработу в школу олимпийского резерва: и к дому ближе, и дело по душе, ивременем для семьи стало легче распоряжаться. Она очень серьезно приняласьобустраивать мой быт согласно своим представлениям о светской жизни: такнапример, она завела в секретере зеркальный бар, куда стала раздобыватьразного рода бутылки - до сорока штук стояло их там (а с отражением взеркале - кошмар! - вдвое больше), и предметом ее высокого тщеславия былопоразить моих или своих сослуживцев удивительными напитками или коктейлями.Я только посмеивался, понимая, из каких пластов предыдущей нищеты взрасталиподобные представления о "красивой" жизни. Она была очень сдержана на высокие слова, но я знаю, что любовь ко мнеи преданность семье составляли суть ее существа. Через год совместной жизни,когда она была в положении, случилась беда: ей сообщили, что со мной вдальней командировке (она сразу поняла, что в Афганистане) случилосьнесчастье, но сейчас уже все в порядке, самое главное - жив и можно небеспокоиться... Когда я приехал, то застал ее в больнице: от нервногопотрясения случился выкидыш, двойню не сохранили. Я так и не узнал, ктопроявил подобную "заботу" обо мне. Говорю об этом для того, чтобы еще и еще раз сказать: Дарья любила менясамозабвенно, всей сильной и одинокой женской натурой, изжаждавшейся посчастливой жизни. Она стремилась по необоримому чувству долга полностьюсоответствовать представлениям об этой счастливой жизни. И вот тут-то нас ожидал конфликт. Конфликт, который рос, усугублялся истал, в конце концов, непреодолимым. Счастье любви, полноты бытия, радостиобретенной семьи, чудесной женщины - верного спутника, безусловно, требоваловыхода, реализации накопившейся страсти. Не мог не стремиться к такой жереализации и я: Но - в силу гордой скрытности своей души - Дарья не моглабеззаветно мне отдаваться в неспящей тишине, где двое чутких детей ловиливсе ночные звуки, либо даже спали, но она боялась разбудить их - звономпружины в матрасе, стоном любви, криком страсти. Мы ложились, я начинал ее ласкать, а она своими маленькими сильнымипальцами сжимала и блокировала мои руки. И еженощный возможный рай двухобретших друг друга любящих людей оборачивался адом. В конце концов, язасыпал, а она заснуть не могла, и глубокий внутренний невроз все сильнееразрушал ее душу. И дело было, конечно же, как я понимаю сейчас, задним умомкрепок, не столько даже в физиологических стрессах, сколько вкатастрофическом столкновении психологического представления о долгесчастливой женщины, обязанной удоволить любимого мужа (не говоря уж о своеместественном удовлетворении) в столкновении с невозможностью переступитьчерез нерушимое внутреннее табу женской и материнской стыдливости. Потрясение это, ежесуточно повторяющееся, зашло так далеко, чтосломались какие-то тонкие механизмы ее радостной и активной до тогосексуальности. Дошло до того, что она все менее и менее могла ужеэмоционально раскрываться даже в самых удобных обстоятельствах, даже когдамы оставались одни, даже в отдельном санаторном номере, где мы поселились впервый же из совместных отпусков. Что-то сломалось в ее психологии или впсихике, и конфликт этот внутри ее сознания творил свое ужасающее,разрушительное черное дело, проявляясь, конечно, и в конфликтах внешних. Не стану развивать далее эту ситуацию во всех подробностях; детивыросли, мы оставили Дмитрию свою однокомнатную квартиру, когда он женился.Скажу здесь, что в свой срок устроил жилье Леночке, своей дочке от Томилы,когда пришел ей срок выходить замуж, и первого внука принесла мне она. Якупил нам двухкомнатную кооперативную квартиру (благо доходы тогдапозволяли), а затем к замужеству Светочки построили квартиру и ей. И вот,два любящих друг друга человека, мы остались вдвоем, но спали уже в разныхкомнатах, на разных кроватях и встречались на одной постели все реже и реже,пока встречи эти не прекратились совсем. Дарья, целостная натура, по-прежнему любила меня искренне, жила моейработой и моими интересами, она неколебимо стояла на моей стороне во всехслужебных коллизиях, но уже не могла исправить случившегося с нею сбоя. Онабыла очень умна, и как-то рассказала мне будто бы стороннюю историю о некихзнакомых ей супругах, которые в силу трудных обстоятельств не могли житьсовместно половой жизнью из-за болезни жены. Но ценя и уважая ее кактоварища, муж был настолько тактичен, что ни разу ни намеком, ни оговоркойне показал жене, что у него кто-то есть на стороне... Притчу эту я с благодарностью принял - тем более, что к этому времениуже много лет вынужден был жить нелегкой двойной жизнью, честно говоря,противной и разрушительной для моей души и для тела. Тем не менее в Москве,куда довольно часто выезжал я в командировки, была у меня сначала одна, азатем и другая жена, то есть были женщины, которые любили меня, ждали иискренне хранили мне верность от праздника встречи до другого праздника.Была у меня и сибирская жена, и киевская. Нет, я не был блудником, и здесь яупоминаю об этих женщинах, а не о многотрудных своих производственныхзаданиях, которые. отнимали главные силы и время, только для того, чтобысказать: во всех этих ситуациях я стремился отнюдь не к тому, чтобыпоматросить да и бросить, но именно к семейным отношениям, кдоверительности, к взаимной заботе. Привязанности мои были крепкими ипостоянными. Самое главное, больше пяти лет в Ленинграде была у меня втораяжена - та самая машинистка, которая тихим голосом, покрывшись вся краснымипятнами, заявила после моей женитьбы, что покончит с собой, если я не буду снею встречаться. И мы жили с ней - много, радостно, с полнокровным чувствомлюдей, которые вопреки драматическим обстоятельствам близки душой и телом.Был, правда, момент, когда она потребовала, чтобы я ушел к ней от Дарьи -ведь я люблю ее. Я сказал, что люблю ее несомненно, но Дарью люблю всемисилами души. "Так не бывает" жалобно заплакала она. "Возможно, в книгах и небывает, - возразил я, - но в жизни ведь так..." Со временем эти женщиныпознакомились и стали дружны, но Дарья так и не узнала об этой темнойстороне моей Луны. О Господи, как я хотел бы, чтобы мне ничего не приходилось скрывать отбогоданной и родной своей жены, но шли годы и двойственность усугублялась,ибо не мог ее бросить, я все больше ценил ее острый ум, искренне любилмногообразие ее талантов, неуходящую красоту стати, обходительность, веселыйкомпанейский задор, и я перестал бы уважать себя, если бы бросил женщину ввозрасте, отдавшую мне все тепло своей души и силу разума, да вот беда -замкнувшую свое тело. Поскольку в своем развитии ситуация не удерживала меня от случайныхвстреч, постольку начались сексуальные неудачи: в напряженныхобстоятельствах уже не редкость было столкнуться с осечкой. Да, по-прежнемувсе хорошо и даже все лучше и богаче получалось у нас с Региной -машинисткой, но годы шли, и я сам первый содействовал тому, чтобы она, вконце концов, устроила с другим свою женскую судьбу, получила хотя бывнешнюю видимость замужества. Мы перестали с нею встречаться, и я полагалуже, что моя мужская биография, в общем, близка к унылому завершению: знать,не судьба мне была найти такую свою половину, с которой я мог бы постоянноиспытывать радость действительно полного сближения. И тут настигло меня страшное горе, которое буквально раздавило меня: всоставе женской команды ветеранок-альпинисток Дарья пошла на не оченьсложное восхождение в Заилийском Алатау, и их лагерь тридцатого марта, когдаснега подтаяли, был накрыт снежной лавиной. Их палатки стояли там, гденикогда, ни разу лавины не сходили: уж эти ветераны, мастера спорта зналивсе тонкости коварных гор. Но, значит, не все... Когда мне сообщили об этой беде, я побежал в лесопарк - я бежал икричал, и плакал, и выл, как дикий зверь. Я падал на землю, катался по ней иснова кричал и плакал. Так закончились вторые пятнадцать лет моей семейнойжизни. Наверно, этот эмоциональный выброс в парке спас мою душу от разрыва.Мы, родственники, вылетели в район катастрофы: команды спасателей нигденичего не нашли, ни палатки, ни рюкзака... Так и закончилась ее незауряднаяжизнь, в которой были, надеюсь, и моменты счастья. Но я-то знал, что ни вкакие горы она тогда не пошла бы, если бы дома все было отлично. А отличноне было из-за того, что я - мужчина - когда-то не смог понять тонкость исложность женской психологии, не было из-за того, что не сумел привестимолодую любимую жену в отдельную комнату. Нужно ли мне на хищницу Томилупенять, которая от жадности отняла у меня тогда квартиру? Бог ее покарал,изуродовал, она свое возмездие и за это, и за многое другое получила. Но и яполучил! Только я был виновата том, что Дарья, уникальная, но хрупкаяженщина тогда сломалась навеки. И вот - мне перевалило за полвека, дети разлетелись, жена погибластрашной смертью, а я, старый осколок, демобилизованный из армии, удаленныйот профессии, которой отдал всю сознательную жизнь, остался один одинешенек,пень пнем. Вот с таким-то жизненным и мужским опытом я оказался не у дел. Втаком вот душевном состоянии я и встретил Анастасию.

Дата добавления: 2015-08-05