И удача чернокнижника-недоучки

Если бывают на свете неслыханные удачи, перед которыми все остальные бледнеют и меркнут, как луны перед солнцем, то это был как раз такой случай. Фолькет не глядя, пятясь словно рак-отшельник, вышел из комнаты, нашарил ногой дверь и захлопнул ее за собою. По-прежнему держа ладонь лодочкой, он поднялся по узкой винтовой лестничке к себе в комнату, по дороге столкнувшись с женой мастера, больно приложился плечом о косяк, нашарил рукою в воздухе небольшой ларь, стоявший рядом с оконцем, рывком раскрыл его и выхватил давным-давно приготовленный сверток. Цверг встал на колени возле кровати, расстегнул висящую на шее цепочку, продел ее сквозь кольцо Амариллис и снова застегнул, спрятав добычу за пазуху. После этого он развернул кусок темной кожи и разложил на покрывале несколько мало согласующихся между собою предметов: высушенная птичья лапка, пучок какой-то травы с довольно скверным запахом, изрядно поистлевший лоскут материи, обрывок веревки... все это Фолькет сгруппировал (очень быстро, а значит, не в первый раз), капнул на траву маслянистой жидкостью из карманного флакончика (в таких ювелиры обычно носят несильную кислоту для проб) и с видимым наслаждением вдохнул поднявшийся над кроватью едкий пар. Еще несколько вдохов, произнесенные на выдохе слова, прозвучавшие некрасиво, словно по стеклу железкой скребли, еще вдох... Фолькет опустил лицо в самую середину уже внушительного столба пара, закашлялся - и исчез. И в доме мастера Рилло (к счастью для ювелира) больше никогда не появлялся.

...Он пришел в себя, обливаясь холодным потом, отчетливо слыша мелкий перестук собственных зубов, и ощущая во рту вкус крови из прокушенной губы. Фолькет приподнялся на локтях, изо всех сил вглядываясь в полумрак пещеры и, сам того не осознавая, отползая назад. Прикосновение чужой ладони к затылку заставило его содрогнуться всем телом и истошно взвизгнуть.

-Ну-ну, все уже, все... успокойся, сыночек. Я предупреждал, что этот ритуал не из приятных... что делать, надо, надо. Все, все... будет плакать, сейчас домой пойдем, вот только приберемся тут, а то, неровен час, набредет кто, слухи пойдут.

-Оте-те-те-тец...ка-как-ка... ды-ды-ды-ды....

-Помолчи, малыш, не спеши. Я в твои годы трое суток после такого отходил... но нет у нас столько времени, да и ты покрепче будешь, да, что ль?! - с этими словами и ободряющим похлопыванием по спине приемный отец Фолькета прислонил его к стене, а сам, сделав несколько шагов вперед, будто рассыпал что-то невидимое из горстей и в тот же момент пещера осветилась ярким мертвенно-синеватым светом. Цверг поднял глаза и поспешно опустил их.

-Э-э-э, так не пойдет, - на сей раз голос отца звучал отнюдь не так сердечно, он говорил, словно кладбищенский ворон каркал, - а ну, подними глаза, я кому сказал! Смотри, смотри... сделано неплохо, можешь любоваться, не стыдясь!

Фолькет, повинуясь, вновь попытался оглядеть пещеру, но его хватило ненадолго; буквально через полминуты он согнулся в поясе в жестоком приступе рвоты.

-Да ты что, никак блевать собрался?! да я тебя... я тебя весь пол вылизать заставлю, если посмеешь! ах ты рабская душонка... - с этими словами старый гном подошел к Фолькету, рывком поднял его за шиворот, потряс, и, ухватив жесткими пальцами за подбородок, заставил поднять голову. Цверг пару раз содрогнулся в подавляемых судорогах, с натугой сглатывая и поскуливая; он шарил по пещере полубезумными глазами крысы, нажравшейся отравы, а его пальцы шевелились и дрожали.

-Ну, как?! неплохо ведь, правда? всего одна грубая ошибка...

-Ка-ка-каккая а-а-а-шшибка?.. - Фолькет с трудом узнал свой голос в этом крысячьем писке.

-А, интересно? быстро же ты... молодец, - и гном отпустил сыновние подбородок и ворот, - а вот где. Этот тип, ага... этот... он из тех, кому боль доставляет истинное наслаждение, а значит, тебе в его боли никакого проку. Какой смысл на него силы тратить, отдачи-то никакой... с таким же успехом можешь нетопыря доить. Это, конечно, редкий экземпляр, даже мне не так легко было такой раздобыть, и встречаются они нечасто... но бывают. В другой раз не оплошай. Ну, нагляделся? давай прибираться.

Гном и цверг встали плечом к плечу (Фолькет уже вполне оправился и твердо стоял на ногах), вскинули руки в заклинающем жесте, гном все тем же каркающим голосом выкрикнул слова силы. Несколько секунд ничего не происходило, затем в полу пещеры с противным хлюпающим звуком стали раскрываться небольшие дыры, похожие на голодные зевы, из них потянулись черные, поблескивающие ленты языков, которые усердно принялись слизывать с пола и стен все следы фолькетовых упражнений. Пять минут - и все было кончено. Обычная пещера, каких под Безымянным Кряжем - пруд пруди.

-Хватит на сегодня, - отцовский голос вновь потеплел, - пойдем-ка домой. Мать небось уже вся извелась, не уморил ли я ее подарочка. Кстати, а с чего это ты под конец затрепыхался? все вроде получалось...

-Я понял, что это не фантомы, отец. Устал немного, внимание переключил... и заметил тень.

-Понятно... Ох, да что ж это я... чуть не забыл, - старик гном поспешно вытащил из заплечного мешка сверток и протянул его цвергу, - ну-ка, живенько!.. что, опять мне отворачиваться? экий стыдливый...

Пока отец, стоя к сыну спиной, потешался над его деликатностью, Фолькет переодел штаны; брезгливо, стараясь не смотреть на липкое пятно аккурат на гульфике, сложил грязные и сунул их в свой мешок.

-Все, что ли? эх ты, принц заморский... пойдем.

Уже перед домом отец дернул Фолькета за рукав.

-Сынок, пойди-ка, умойся в ручье, негоже перед матерью кровавой рожей щеголять, не любит она этого.

Фолькет подошел к ручью, протекавшему рядом с пещерой приемных родителей (вернее сказать, перед их пещерными хоромами), сбросил на каменный пол мешок, присел на корточки и наклонился над черной гладью воды. И тут же холодный подземный воздух огласил захлебывающийся, истошный визг и цверг, отпрянув от ручья, плюхнулся без чувств наземь.

Из парадного входа, обрамленного светящимися сталактитами, выбежала приземистая, коренастая гнома, одетая в богатое домашнее платье. Она опустилась на колени рядом с сыном, приподняла его, крепко прижимая к себе, и повернулась к мужу:

-Опять ты за свои шуточки дурацкие! Прибереги их лучше для своей родни, олух! Мальчику и так сегодня досталось, устал, бедняжка... ну что ты гогочешь, пиявка ты эдакая, помоги лучше! Кэдмон, последний раз прошу - не торопись! - и она выразительно нахмурилась.

Гном прекратил заливаться мелким, рассыпчатым смехом и подошел к жене; поводил перед лицом Фолькета ладонью и тот пришел в себя. Цверг судорожно схватился руками за щеки, ощупал нос, рот - ибо в черном зеркале ручья он слишком ясно увидел жестко топорщившиеся усы-вибриссы, наглые бусины глаз, подвижный шмыгающий нос, серую лоснящуюся шерстку и острые зубы грызуна, зубы, между которыми застряли волоконца парного мяса.

-Сыночек, ну не переживай ты так... Отец пошутил. Давай, вставай, да пойдем домой... вы как раз к ужину поспели, сегодня твой любимый ягодный пирог и моему умнице достанется серединка! А если ты ее всю скушаешь, то я покажу тебе, что припасла сыночку его мамочка... - и она расцеловала Подарочка в обе щеки.

... Кэдмон умирал. Грудь, перебитая какой-то железкой, выглядела так, словно по ней прошлись плугом. Фолькет в полном одиночестве сидел возле отцовского смертного ложа, в злобном бессилии сжимая кулаки и нехорошо поминая имя матери: ну куда эта старая ведьма запропастилась, скажите на милость?! Гном захрипел, задергался... и открыл глаза.

-Сынок... я... не успел... ха-а-аххх, - и Кэдмон страшно закашлялся, с уголков его рта стекали струйки отвратительно пахнущей крови.

-Отец, молчи... я что-нибудь придумаю, мать поможет, - Фолькет не знал, что еще сказать.

-Мать осталась там... мы не забираем трупы, даже самые любимые... запомни это...

-Осталась где?!

-В крысоловке... нас все-таки перехитрили... Заплатили, последние деньги отдали... не забыли своих... кха-аахх... Сын, возьми желтую склянку, там, в глубине... дай мне!..

Фолькет послушно исполнил отцово распоряжение; гном глотнул пахнущей цветами жидкости, сморщился и сказал уже более спокойно и разборчиво:

-А теперь слушай меня, Подарочек. Жить мне осталось не больше десяти минут, эта дрянь убивает нас наверняка... но напоследок дает силы. Ты не родной наш сын, это мы от тебя никогда не скрывали. Я долго искал тебя... среди гномов, цвергов, даже людей. По крови ты обычный цверг, сын раба и рабыни, ничего особенного... но в остальном - редкая удача для нас. Время появления на свет, врожденные способности, изумительная обучаемость Ремеслу... ты был всем хорош, мой мальчик.

Фолькет, мы были последним выводком подгорных крыс. Теперь ты остаешься в одиночестве. Запоминай: оба состояния, и гномово, и крысиное - для нас привычны, тебя перекинули еще в младенчестве... помнишь, я тебя все пугал отражением в ручье?.. Это было тоже твое лицо. Я не многому успел научить тебя, сынок, а книг у нас нет... так что придется тебе самому... Ты сможешь. Может быть, даже лучше, чем под моим руководством. Ты жесток, амбициозен, ты мнительный и злопамятный, и ты никогда не пытался подавить свою крысиную половину, позволил ей расцвести, набраться сил...

На мою родню не рассчитывай. Скорее всего, они выкинут тебя из дома еще до похорон. Так что собирайся сейчас; возьми мои инструменты - те, что сделаны под ювелирные, пояс с травами... больше ничего не бери, отнимут. Прими последний совет: ищи истинные вместилища силы, ради них не жалей ничего... даже себя; если встретишь Черного Магистра - не ярмарочного шарлатана и не побирушку... как проверить, сам знаешь... попытайся добраться до его книг... в ученики не набивайся, лучше в слуги. Не забывай...

Тут Кэдмон содрогнулся, глаза его выпучились, в горле забулькало... и старый гном начал оплывать, таять, перетекая в иную телесную форму, форму огромной крысы, не меньше гнома. Фолькет стоял рядом и смотрел. Крыса пару раз взвизгнула и вновь на ее месте оказался Кэдмон, но на этот раз в нем было поровну - и от гнома, и от крысы. Грудная клетка слабо вздымалась, дыхания почти не было слышно; жизнь спешила покинуть это неприглядное вместилище. Фолькет подошел поближе и грубо потряс приемного отца за плечо.

-Эй, вы! Прежде чем сдохнуть, скажите, у кого это нашлись деньжонки на зачарованную крысоловку! Ну!

Кэдмон дернулся, попытался что-то сказать... из ощеренной пасти вылетало невнятное шипение... ничего похожего на имя. Еще пара содроганий - и последняя в Обитаемом Мире чистокровная подгорная крыса сдохла - и в кои-то веки смерть сделала этот мир лучше и чище.

Фолькет пришел в себя, лежа в канаве, на обочине какой-то дороги, судя по всему, ведущей в контадо. Тело болело, жалобно ныла каждая косточка, а в голове кто-то любознательный ковырялся пальцем. И это было не самым худшим вариантом, неумело выполненные заклинания переноса могли разделить объект приложения силы на части и работать с каждой по отдельности. Цверг застонал, переворачиваясь на спину, с кряхтеньем поднялся и обозрел окрестности. Обычное южное редколесье, дорога, явно не из главных, но и не заброшенная, солнце уже клонится к западу... интересно, где это его промотало столько времени? Фолькет вынул из-за пазухи кольцо с темным алмазом на цепочке, подышал на него, зачем-то засунул в рот, вынул, вытер о рукав легкой рубахи, полюбовался на свет и почувствовал, как и смертельная усталость, и тупая боль отпускают его, отступая перед абсолютным ликованием. Спрятав камень на прежнее место, цверг решительно направился по дороге на север - подальше от города.

Он прошагал не многим более часа, когда увидел невдалеке недавно обкошенное поле и на краю его - неуклюжее строение, похожее на старый овин. Впрочем, овин обрадовал Фолькета сильнее, чем герцогский дворец. Он с трудом открыл рассохшуюся дверь, вошел внутрь: пыльная темнота, пронизанная лучиками заходящего солнца, утоптанный земляной пол, сваленные у стены жерди для стогов, а в глубине несколько охапок прошлогоднего сена, на которых явно ночевал какой-нибудь бродячий школяр или жонглер из тех, что не привязываются к одному трубадуру, предпочитая разнообразить своих господ (причем ночевал совсем недавно, потому что на дощатой стене чуть повыше сена белели свежепроцарапанные слова "Вирена шлюха" и "Посетите дом потаскушки Вирены - самый дешевый бордель в Ньерде" и другие, уже совершенно непристойные свидетельства размолвки между неизвестным грамотеем и Виреной). Фолькет присел на высохшую траву, потянулся и лег, закинув руки за голову. Он был доволен собой: чуть ли наугад совершенное заклинание переноса сработало, он оказался неподалеку от Ньерда - самого отдаленного контадо, последнего предместья, подчинявшегося Эригону; планировал, правда, поближе к Гридду... но спасибо и на этом. Цверг полежал немного, и сон начал одолевать его; свернувшись калачиком, подложив ладонь под шеку, Фолькет закрыл глаза и, уже засыпая, мысленно поблагодарил Амариллис. Спасибо, дуреха, избавила от хлопотного дела, сама отдала камешек... а то поди, отыщи тебя в дурной толпе вечером седьмого дня, еще обознаешься, пырнешь кого-нибудь не того... Хотя, конечно, заманчиво было снять колечко с трупа... и не только колечко... Фолькет омерзительно ухмыльнулся и облизал языком распухшие губы. Через минуту он спал, сном невинным и крепким, как молодой орех.

Деньги у него были, поэтому поселиться на одном из постоялых дворов Ньерда не составило труда. Заняв вполне приличную комнату во втором этаже, в самом конце коридора (подальше от любопытных глаз и ушей) и договорившись с тощим унылым хозяином о молочной похлебке на завтрак и мясной запеканке на обед, а также оговорив свое нежелание выходить из комнаты по пустякам, цверг запер дверь на задвижку, прикрыл ставни и поудобнее уселся на скамью-ларь в нише. Фолькет вытянул цепочку из-за ворота, снял кольцо и поднес его поближе к глазам. И зашипел. Его нос быстро задвигался, усишки зашевелились, зубы ощерились... черты лица цверга стали расплываться, удлиняясь и заостряясь. Он был очень зол и растерян. И было из-за чего: алмаз темной крови, прозрачный и глубокий, похожий на осколок черного льда, куда-то бесследно исчез. На его месте в оправе сидел невзрачный камешек, тусклый, непрозрачный, пыльно-серого цвета, затрапезный, как тряпка для стирания пыли. Ослепший, оглохший, беспробудно спящий камень.

Дата добавления: 2015-08-05