Дух» разговора

Философская рефлексия о разговоре как особом коммуника­тивном жанре единодушно подчеркивает его спонтанность. Как изящно выражается К. Штирле, «моменты разговора так же взаимно проникают друг в друга, как и руки, обращенные к ра­боте в их элементарном, бессознательном взаимопонимании»⁴. У Гегеля во Введении к «Феноменологии духа» есть превосходное сравнение истины с вакхическим восторгом, все участники ко­торого упоены. Нечто аналогичное мы имеем в любом успешном разговоре. Специфическое состояние «захваченности» атмосфе­рой разговора дало повод немецкому философу В. Панненбергу

¹ См. обзор этих подходов в статье: Демьянков В. 3. Тайна диалога. (Введе-­
ние) // Диалог: теоретические проблемы и методы исследования. М.: ИНИ-
ОН РАН, 1992. С. 10-44.

² Luckmann Th. Das Gespräch // Das Gespräch. München: Wilhelm Fink. 1984.
S. 55.

³ Ibid. S. 56.

⁴ Stierle K. Gespäch und Diskurs - Ein Versuch im Blick auf Montaigne, Descartes
und Pascal // Das Gespräch. München: Wilhelm Fink. 1984. S. 301.

вновь заговорить о «духе (Geist)» разговора и тем самым - о частичной реабилитации категории Geist, скомпрометирован­ной философско-религиозной мистикой¹.

К мистике «дух разговора», действительно, прямого отноше­ния не имеет; скорее, мистические переживания в чем-то ана­логичны спонтанной и творческой атмосфере непринужденного разговора. Именно это имел в виду И. Гофман, когда помимо языковых компетенций указывал на «спонтанные коммуни­кативные обязательства» (engagement)² участников разговора. Каждый из них должен взять на себя уместное для данного разговора обязательство и одновременно своими действиями обеспечить выполнение своего обязательства другими собесед­никами. Это «общее спонтанное обязательство, - пишет Гоф­ман, - есть unio mystica, социализированное состояние транса. К этому добавляется и то, что у разговора есть своя собственная жизнь, и он следует своим законам. Он есть маленькая социаль­ная система, стремящаяся к сохранению своих границ; он есть структура, состоящая из обязанности и лояльности, со своими героями и негодяями»³. Вот почему не так просто организовать удачный разговор, тем более, «полноценный диалог». На удачу в разговоре можно только «настроиться», но ее нельзя вынудить строгим соблюдением каких-то формальных правил. Более того, при таком нормативном поведении участников разговора ждет разочарование: вопреки следованию всем правилам их речевое взаимодействие может оказаться вялым и непродуктивным⁴.

Живое присутствие партнера придает разговорному диа­логу совершенно особые качества, которых нет у письменного диалога и, тем более, в монологической речи. Т. Лукман видит в факторе «живого присутствия» основу того, что он вслед за Альфредом Шютцем называет «синхронизацией двух потоков сознания». Разговор, по его словам, может состояться только в том случае, когда имеет место знаковая коммуникация между такого рода «синхронизированными потоками сознания»⁵.

¹ Pannenberg W. Sprechakt und Gespräch // Das Gespräch. München: Wilhelm Fink.

₂ 1984. S. 72-73.

В русском языке нет точного эквивалента этому англ. слову, выражающему особый род обязательств, который налагается на человека, коль скоро он вступает с кем-то в прямой контакт. Мы будем здесь говорить просто о (коммуникативном) «обязательстве».

з Goffman E. Interaktionsrituale. Über Verhalten in direkter Kommunikation.

Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1978. S. 124-125.

Ibid. S. 143.

Luckmann Th. Das Gespräch... S. 52.

Т. Лукман и И. Гофман едины в признании особой роли не­вербальных компонентов диалогового языка (языка в смысле соссюровского la langue). Эти компоненты образуют не внеш­ний, пассивный фон речевой коммуникации, но буквально вплетены в знаковую ткань разговора, более того, находятся в режиме игры с речевыми символами (как замечает Лукман, они то сливаются с речью, то образуют с ней контрапункт, а то и за­меняют, отрицают ее)¹. Поэтому-то существенным оказывается искажение смыслового содержания разговорного дискурса при его переходе в слово, тем более, печатное слово. В этом случае после беседы остается не драма воплощенного в ней смысла, а лишь ее вербально-смысловой «пепел».

В терминах П. Вацлавика это можно выразить так: богатую семантику аналоговых сообщений живого диалога можно пере­дать в цифровую информацию слова и буквы только с потерями в исходном смысловом содержании². Что неизбежно теряется при такой передаче? - Лингвисты называют такие потери «ко­дификационным мусором» или «hesitation phenomena», относя к ним незавершенные предложения, анаколуфы, стилистические погрешности и пр. Однако этот «мусор» становится чем-то нега­тивным только с точки зрения структурных требований речево­го или печатного дискурса, а не с точки зрения живой текстуры разговора, где он вполне может иметь позитивный смысл. Что это так, говорит нам опыт рекламы, которая специально симу­лирует огрехи непринужденной речи, чтобы внушить слушате­лям ощущение естественности (непродажности) коммерческого предложения³.

Разговор предполагает - в той или иной мере - захвачен-ность его участников общим чувствами и мыслями, и в этом смысле и на это время - их равноправие. Равным их делает только диалог, его специфическая эстетика. Стихия настоящего разговора (отличного от его симуляций в коммерческой или по­литической рекламе) ставит его участников в равноправное по­ложение. Но смысл этого «равноправия» требует концептуаль­ного прояснения. Совершенно очевидно, что речь здесь не идет

¹ Ibid. S. 54.

² Вацлавик П., Бивин Д., Джексон Д. Прагматика человеческих коммуника­-
ций: Изучение паттернов, патологий и парадоксов взаимодействия. М: Ап­
рель-Пресс, Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. С. 56 и далее.

³ Stempel W.-D. Bemerkungen zur Kommunikation im Alltagsgespräch // Das
Gespräch. München: Wilhelm Fink, 1984. S. 155.

о равноправии в каком-то этическом или (тем более) социально-политическом смысле. Это именно равенство только на время и только в пространстве разговора. Можем ли мы сказать, что это равенство выражается во временном подчинении особым пра­вилам и нормам диалога, взаимно признаваемым, пусть даже неявно, всеми его участниками?

Насколько это нетривиальный вопрос, показывает теория коммуникативных постулатов Г. П. Грайса, а также ее критика. К ней мы обратимся чуть позже, а сейчас зафиксируем общее определение разговора, которое мы с небольшими вариациями заимствуем у Т. Лукмана¹.

Мы будем понимать под разговором дискурсивно-игровой комплекс вербальных и невербальных компонентов общения двух или более участников, характеризующийся спонтанно­стью, многофункциональностью, слабой институционализаци-ей, а также коммуникативным равноправием и дискурсивной синхронизацией собеседников, их эмоциональной вовлеченно­стью и ролевым сотрудничеством.

Дата добавления: 2015-08-03