Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Песнь первая

Читайте также:
  1. Глава 2. Первая революция.
  2. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
  3. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
  4. Глава двадцать первая БОЛЕЗНЬ ДЯДИ ФЕДОРА
  5. ГЛАВА ПЕРВАЯ
  6. Глава первая
  7. ГЛАВА ПЕРВАЯ

 

Былина начинается с описания государственных богатырских дел - богатыри разъезжаются в полюдье дань собирать, покорять "языки неверные", "прибавлять земельки святорусской". Русь, со столицей Киевом показана как христианская земля, окруженная языческими племенами. Рассылает богатырей не всегда князь Владимир; вариант, отобранный М. H. Сперанским, не знает такого устойчивого эпического начала, как встреча всех богатырей во дворце Солнышка Владимира - здесь Владимира нет, а распоряжается всем старший из богатырей Илья Муромец. Сам он едет в степные края (на юго-восток от Киева), Добрыню посылает "за сине море" (в Лукоморье, к Уличай и Тиверцам?), а Михаила посылает покорять "корбу темную y грязи y черной" (Кривичи? "Черны-то грязи смоленские"… Или Вятичи с городом Корьдной?). Если полагать, что действие должно происходить в конце IX - начале X в., когда имя Михаила многократно связывалось с эпизодом первого крещения русов, то все в запеве былины вполне исторично: киевская дружина крещена, Уличей, Кривичей или Вятичей еще нужно "корить" - покорять, они действительно еще не входили в состав державы Руси и все они были еще язычниками. Вполне объяснимо и отсутствие Владимира.(Иногда причиной выезда Михаила из Киева является приказ князя настрелять белых лебедей на "вешних заводях".)

В поездке Михайло Поток встречает красавицу тоже с птичьим именем Марью Лебедь Белую. Марья - дочь местного царя; она - язычница, "поганая" и, более того, - колдунья-оборотень, умеющая превращаться то в птицу, то в девушку. Иногда героиня названа Авдотьей с многозначительным отчеством: Лиходеевна. Марья соглашается стать женой Михаила Потока, но с двумя условиями; первое связано с крещением:

 

А есть-то ведь yж веры я не вашия,

Hе вашей-то ведь веры есть - поганая…

А ты вези меня да во Киев-град,

А проведи во веру во крещеную.

 

(Былины. М., 1916, с. 293.)

В ранней записи (Кирша Данилов) жених и невеста разными способами добираются до Киева. Православный Михайло Поток уговаривает Авдотью:

 

Будем в городе Киеве,

В соборе ударят к вечерне в колокол,

И ты втапоры будь готовая,

Приходи к церкви соборныя…

И скоро он поехал к городу Киеву.

А его нареченная красавица-язычница

Полетела она белой лебедушкой в Киев-град…

И (опередив богатыря) сидит она под окошечком косящатым

Сама усмехается…

 

(Древние российские стихотворения…, с. 147.)

Второе условие говорит о продуманном коварстве языческой чародейки:

 

Только с тем обвенчаемся -

Сделаем записи крепкие

И положим мы за престол господень:

Который из нас впереди помрет,

А другому живому в гроб легчи.

 

(Песни, собранные Рыбниковым П. H. М., 1910, № 196.)

Этот уговор был как бы расширением языческого обряда, при котором только жены следовали за умершими мужьями на тот свет; мужчины же никогда не погребались заживо при смерти жен. По уговору получалось равенство полов, невыгодное для богатыря.

Спустя некоторое время после того, как Михаиле и Марья повенчались, "приняли златы венцы" и стали "жить-то быть да семью сводить", Михаиле снова отослан князем за данью. Находясь в отлучке, за три месяца пути от Киева, Михаиле вдруг получает известие от птиц, что "Марья Лебедь Белая преставилась". Михаиле просит своего коня домчать его домой за три часа, так как он хочет честно выполнить уговор:

Пошол он, поскакал его добрый конь Реки-ты, озера перескакиват, А темыой-от лес промеж ног пустил, Пришол он, прискакал да во Киев град (Былины, с. 300.)

Михаиле созвал друзей-богатырей и упросил их собрать запасов на три года и изготовить для него и умершей жены глубокую и просторную могилу с колодой-домовиной. Спустили их во матушку во сыру-землю Зарыли-то их в желты пески.

Былинная могила, как мы видели, была устроена в точном соответствии с реальными срубными гробницами и курганами над ними, появившимися одновременно с первыми сведениями о христианстве русов. После завершения всех погребальных дел, когда живой Михайло с конем и сбруей ратной и мертвая Лиходеевна оказываются в подземной камере, выявляется колдовская сущность недавней поганой язычницы. В. Я. Пропп прав, говоря, что "её смерть оказывается мнимой. Неоднократно она в былинах прямо названа бессмертной, как бессмертным в сказке именуется Кощей. Она, - продолжает Пропп, - не боится смерти потому, что она живой мертвец, она выходец из царства смерти и туда же тянет Потыка". (Пропп В. Я. Русский героический эпос, с. 111.)

Пропп был очень далек от каких бы то ни было исторических или мифологических сопоставлений: он все время стремился ограничить смысл былины идущим из первобытности сюжетом добывания жены и его трансформацией в условиях государственности.(Пропп В. Я. Русский героический эпос, с. 121.) Но его слова о представительнице царства смерти хорошо вписываются в изложенную выше схему древнего мифа о Морене-Персефоне, одну треть года (превращенную в устах сказителей в "три года") проводящей именно в этом подземном царстве.

В том участке царства мертвых, какой представляла собою киевская могила Михаила и Марьи, вскоре после их погребения началась борьба Жизни и Смерти: появилась "змея подземельная", с которой начал биться Михайло, победил её, заставил принести живую воду и оживил Марью Лиходеевну. Нередко в могилу "приплывает" не реальная змея подземельная, а мифический Змей о двенадцати хоботах.(Онежские былины, т. I, с. 167.) По другим вариантам, распространенным в Беломорье, в змею превращается сама Марья-колдунья, и Михайло рубит Марью на мелкие кусочки, как раздирают на части чучело Морены во время весеннего обряда, символизирующего конец мертвящей зимы и начало весеннего расцвета.

В тех вариантах, где подземельная змея угрожает обоим супругам и где Марья оживает от живой воды, выход Потока и Марьи происходит весною, в день пасхи, в день "святого воскресения".

 

А закричал Михаила во всю голову,

Как этое дело-то ведь деется,

Выходит народ тут от заутренки христовские

На тую на буевку (кладбище) да на ту сыру землю…

А что это за чудо за диво есть -

Мертвые в земле закричали все?

Потока и Лиходеевну выкопали из могилы.

 

Как тут выходил Михайло из матушки сырой земли Скоро он тут с братцами христоскался… Иногда в былину вводится не только пасхальная заутреня, но и такая деталь, как церковный колокол: Михайло заранее берет с собою в могилу веревку от колокола и в "велик-день", в пасхальное воскресение начинает из своей гробницы-клети звонить в колокол. Кончается такой вариант славой бессмертной Марье Лебеди Белой

 

Тут пошла ведь славушка великая

По всей земле, по всей да вселенный,

Как есть-то есте Марья Лебедь Белая,

Лебедушка там белая, дочь царская,

А царская там дочка мудреная,

Мудрена она дочка бессмертная.

 

(Былины, с. 307.)

Особенно подчеркнут христианский элемент в наиболее ранней записи Кирши Данилова, где "еретице" Лиходеевне противопоставлен православный мир с соборной церковью, колокольным звоном, спасовым образом, соборными попами, церковным причтом. Шесть раз в этой записи упоминается соборная церковь и соборные попы, как бы напоминая о "соборной церкви" договора 944 г.

Два варианта развязки событий в этой части былины на первый взгляд диаметрально противоположны: в одном случае Марью-змею богатырь разрубает на части, а в другом она воскресает под звон пасхальных колоколов. И все же оба варианта восходят к одному древнему мифу о Персефоне-Морене. Беломорский вариант, более языческий, чем другие, описывает первый этап перехода от смерти к жизни, от зимы к весне - этап конца пребывания Морены в подземном царстве (зимняя треть года); Морена-Марья как представительница мертвящего могильного начала уничтожается во имя жизни. Это хорошо отражено в весенней обрядности всех славянских народов. Для очень давнего "сколотского" времени празднества у весенних костров зафиксированы археологически. Они сопровождались изображением на земле (до разведения костра) огромных фигур лебедей. Весенний отлет лебедей на север, в страну холода и мрака, повлиял, очевидно, на имя того мифологического персонажа, который в славянских краях соответствовал Персефоне, и Марья-Морена получила еще дополнительное обозначение - Лебедь Белая. (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981, с.308-314; 376-377.)

Связь образа лебеди с весной существует и в нашей былине: Михаиле Поток едет из Киева стрелять "гусей, белых лебедей, перелетных малых уточек" и оказывается на "вешних заводях". Вариант с оживлением Марьи (на предстоящие две трети года, на весну и лето) отражает второй этап весенних празднеств - встречу весны, Лады, радость воскресения природы. Этот вариант, такое избирательное изображение одного и того же явления - начала нового вегетативного периода - был значительно ближе к христианству, выражавшему эту же самую идею воскресающего божества своим главнейшим годовым праздником - пасхой, символическим изображением воскресающей природы. "Днесь весна красуется …"

Сочетание языческих и христианских черт, так явно ощущаемое в погребальном обряде IX - X вв. и так красочно отраженное в былине, очень надежно синхронизирует былину и археологические реалии, а это в свою очередь вводит нас в эпоху Осколда - Игоря - Святослава. Недаром в некоторых записях былины нет традиционного эпического Владимира стольнокиевского, хотя действие происходит в Киеве. Иногда упоминается безликий князь, иногда же дела вершат богатыри-сотоварищи. Владимира еще нет. Для этого раннего времени характерна и географическая разграниченность язычества и христианства: богатыри Киева - крещеные люди, а окружают Киевскую "святорусскую землю" языческие племена поганой веры. Языческий миф наполняет всю былину, язычница Марья Лебедь Белая является главной героиней песни, но языческому мертвящему началу здесь противопоставлен не простой богатырь вроде удачливого Ивана Годиновича, а богатырь совершенно нового образца, богатырь-птица, одноименный крылатому архангелу Михаилу, христосующийся со своими крестовыми братьями.

Первая песня былины о Михаиле Потоке - это новая обработка древних языческих "кощун" на главную тему дуалистического мировоззрения - о борьбе жизненного начала с мертвящим - это обработка, произведенная с целью показа того, что новая вера тоже может преодолевать исконное, заложенное в основе мира, зло. Пожалуй, в былине о Потоке есть еще одна более конкретная идея, неразрывно связанная с исторической жизнью тех крещеных русов, которые составляли в то время меньшинство киевской дружины - это идея примирения русского общественного мнения с таким небывалым новшеством, как отказ от погребальных костров и замена их захоронением в ямах-клетях с домовинами-гробами.

Тысячу лет славяне сжигали умерших, исходя из твердого убеждения, что огонь очищает все; что погребальный огонь уничтожает (во славу оставшихся в живых) самое мертвенное начало подобно ежегодному весеннему костру у околицы. С новым обрядом, являвшимся обязательным требованием новой веры, исчезал один из важнейших способов борьбы с опасностью новой смерти - священный огонь. Поэтому в первой песне былины центральное место занимает описание нового типа погребального сооружения, настолько точное и подробное, что его можно сопоставлять с отчетом об археологических раскопках. Несожженным телам погребенных (а в былине - живому мужу и трупу жены) грозит опасность: в деревянную клеть пробирается "змея подземельная", "змея подколодная", но богатырь готов к этому, он заранее знал о змее и еще до своего погребения заготовил эпическое оружие - кузнечные клещи.

 

Как строили колоду белодубову,

Как тот Михаила, сын Иванов, был

Как скоро сам бежал во кузницу,

Сковал там он трои-то клещи-ты.

 

(Былины, с. 302.)

 

Ходил же он было ко кузнецам,

Велел ковать же клещи да железные.

 

(Онежские былины, т. I, с. 167.)

По легенде, записанной в XII в., бог Сварог послал людям на землю клещи, "и нача ковати оружие, преже бо того палицами и камением бивахуся". (Шахматов А. А. Повесть временных лет, с. 350.)

Клещи как изначальный инструмент изготовления орудий и оружия вошли в "кощуны" с незапамятных времен. Легенды о змиевых валах и божественном кузнеце, датируемые, примерно, предскифским периодом, повествуют о победе кузнеца над кровожадным змеем-людоедом; единственным оружием кузнеца были кузнечные клещи. Главное оружие киевского богатыря в его подземном бою со змеей - кузнечные клещи. Вот из каких глубин народной памяти было извлечено действенное оружие против "кощного" начала. Богатырь-христианин побивает ворога не силой православной молитвы, что было бы непонятно слушателям-язычникам, а древним средством, давным-давно вошедшим в славянский эпос. Во многих записях есть очень интересная деталь, которая наталкивает на рискованное, но соблазнительное предположение: Михаиле берет с собой, кроме клещей, еще и три прута, изготовленных из трех разных металлов: меди, олова и железа. Не отражает ли это представлений о медном веке (когда впервые применялись клещи), о бронзовом веке (олово - составная часть бронзы) и о железном веке? Быть может, здесь отразилась древняя идея о значении металла в борьбе со злом в разных его видах? Первые клещи и медные пруты синхронны.

Осторожно, без резкого обличения составители былины выступают против языческого обычая хоронить со знатным русом его жену, убивая её на похоронах мужа. Здесь язычница Лиходеевна переворачивает этот обычай, доводя его до абсурда с точки зрения богатырей-мужчин. Первым христианам Киевской Руси нужно было устранить не только трупосожжение, но и варварский обычай насильственных захоронений. В былине парное захоронение показано как настоятельная коварная просьба поганой "волшебницы" Марьи "роду змеиного", и тем самым сама идея совместных захоронений поставлена под сомнение. Следует отметить, что в срубных гробницах Среднего Поднепровья далеко не всегда наличествуют парные захоронения. Быть может, это в отдельных случаях свидетельствует об отходе от старого языческого обычая? Для более определенного ответа необходим учет относительной хронологии и социального веса погребенных.

Всей первой песне былины придана структура годичного цикла, благодаря чему в нее введен элемент динамичности, обусловленной смены в настоящем и будущем мертвой поры года другой, жизненной порой.

1. Полюдье Михаила Потока. Полюдье начиналось в ноябре, шло всю зиму и завершалось весной, когда вскрывались реки.

2. Встреча Михаила с Марьей Белой Лебедью. Весна; "весенние заводи". Отлет лебедей. Имя Марьи иногда заменено на Авдотью. День Евдокии - "когда курочка талой воды напьется" (начало марта).

3. Женитьба Михаила. Вторая (прерванная) поездка в полюдье. Лето, начало осени.

4. Смерть Марьи и вынужденное погребение Михаила. Зима. Змеи зимой зарываются в землю. "Змея подземельная" - так сказать "зимняя" змея.

5. Победа над змеей. Воскрешение Марьи, выход из могилы - пасхальное воскресенье. Весна, март - апрель, начало мая. По своему стилю, по силе мифологического элемента, по обилию сказочных эпизодов и гипербол былина о Михаиле Потоке неразрывно связана с тем, что должно быть расценено как творчество волхвов-кощунников (см. ниже), но конечная направленность здесь иная, христианская. Христианство понималось упрощенно, без церковной фразеологии (часть таких элементов могла наслоиться позднее) - так, как его понимали русские соратники Осколда и Игоря, Былина о Михаиле и Марье Лебеди Белой не опровергает языческого взгляда на годичный круговорот сезонов и на временное влияние темных подземных сил, но находит иные, недостаточно ясные для нас (а может быть, и для современников былины?) средства противостояния им.

Символами двух разных вер (не мировоззрений) являются два олицетворения побеждающего жизненного начала: символом древнего язычества был крылатый Див (см. выше), руководивший поиском кощеевой смерти, а символом новой, только что воспринятой веры стал Михаил-Птица ("Михаил-Сирин"), воспринявший свой облик от крылатого архистратига, небесных сил воеводы. Оба они - и Див и Михаил Поток - не были божествами; они были выполнителями воли высшего небесного бога: Рода-Стрибога в первом случае и христианского бога во втором.(Вполне возможно, что первая песнь некоторое время существовала самостоятельно, без продолжения, которое по некоторым признакам было сочинено несколько позднее. Об этом отчасти позволяет судить болгарское житие Михаила Воина из Потуки, время действия которого отнесено к 866 г. Житие, по-видимому, является отголоском первой песни былины, соединенным со змееборческой легендой о св. Георгии: Михаил Воин из города Потуки служил в византийском войске, возвращаясь из похода, он на берегу озера встретил Змея, собиравшегося сожрать девушку, обреченную ему в качестве дани. Михаил отрубил Змею все три головы и вернулся в свой родной город. В житии нет основного сюжета былины - совместного захоронения Михаила и девушки. Город Потука при описании крещения Болгарии в 860-е годы не упоминается. Житие составлено в XIII - XIV вв. в эпоху второго Болгарского царства. Местоположение городка Потука (впервые упоминается в 1323 г.) исследователям, как уже говорилось, неизвестно. Наиболее вероятно, что русская былина IX - X вв. была известна в Болгарии, откуда, очевидно, и происходит тот митрополит Михаил, который крестил часть русов в 866 г. Спустя три - четыре столетия, в пору национального подъема, в Болгарии на основе былины была составлена житийная легенда.)

 


Дата добавления: 2015-08-03; просмотров: 113 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Храмы - "Хоромы | Збручский род-святовит | Глава 6. Язычество северных окраин | Глава 7. Жреческое сословие древней Руси | Княжеская погребальная обрядность | Волхвы и мифы 1 страница | Волхвы и мифы 2 страница | Волхвы и мифы 3 страница | Волхвы и мифы 4 страница | Языческое летописание Руси |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 8. Противоборство язычества и христианства в X в.| Песнь вторая

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.011 сек.)