ГЛАВА 36

Изба кузнеца, должно быть, была самая богатая, хотя в других путникам пока побывать не удалось. Кузнеца звали Челобан, был он столь здоров, что в иное время Лука охотно бы вступил с ним в борьбу на поясах или на руках. Только глаз у него был один — обычное дело для кузнецов: не уберёгся от искры.

По обилию выставленных на стол угощений Лука понял, что даже Большой Змей для поселян предпочтительнее любого, хотя бы самого доброго, барина.

О нём, о благодетеле, только и было разговоров.

— Прадед мой, — указал кузнец на печку, на которой, должно быть, и прозябал упомянутый прадед, — сказывал, что прежний барин держал нас в чёрном теле, оставлял ровно столько, чтобы не околели с голоду. Ну, мы‑то знаем, что Змея положено бороть. Дед мой ходил — не вернулся, отец тоже за общество пострадал... Ну, Змей нам и говорит...

— Так он у вас ещё и говорит? — вскинулся Лука.

— Говорит, когда нужда в том появится. Ну, голос, конечно, страшный... А слова ласковые. Не надо мне, сказывает, никаких красных девиц, а вот приносите мне овцу там, козу, сыр тащите, зелень всякую... Поленья берёзовые, уголь древесный... И ещё он нас научил для себя из муки делать такие тоненькие палочки... Паста, что ли? Бабы наловчились их варить. И всё оставляем у входа в пещеру, но сами туда не заходим... Ни‑ни... Он не велел, да и сами мы убедились... На горьком опыте...

Брат Амвоний отчего‑то насторожился, но никто не обратил на это внимания. Лука и арап слишком были увлечены разговором и едой.

— Что же ты, красавица, ни к мёду, ни к бражке не прикоснёшься? — заботливо спросил Челобан.

— Невместно мне, — зарделся атаман.

Тиритомба, набив пузо, стал перемигиваться с сестрой бедного Ничевока, которая подавала на стол. Мамаша её, Челобаниха, заметила это и погрозила чёрному искусителю кулаком. А Лука даже не грозил — попросту заехал в бок локтем. Утихомирив сладострастника, он спросил:

— А что же змееборцы? Часто ли приходят? Кузнец засмеялся.

— Часто не часто, а нам хватает. Мы их по‑честному уговариваем, предостерегаем, показываем, что от прежних героев осталось... Да сама‑то глянь! Красота какая!

С этими словами он протянул Луке солонку.

Солонка была серебряная, тяжёлая, по её краям сидели искусно выполненные морские твари — тритоны и нереиды, определил атаман.

— Уж на что я умелец, — продолжал кузнец, — а такой красоты мне нипочём не сделать.

— Её герой принёс? — спросил Радищев.

— Эх, всё бы вам, девки, героев! Это мастер был, настоящий. Из самого Рима. И не собирался он вовсе нашего Змеюшку губить, а хотел только поглядеть. Чтобы потом его образ в серебре или золоте отлить...

— Как звали мастера? — вскинулся богодул. «Что в имени мастера монаху?» — лениво помыслил атаман.

— Звали его, вестимо, не по‑нашему, — сказал кузнец. — Бен... Бенуто...

— Бенвенуто Челлини, — уверенно сказал брат Амвоний. — Так вот где окончил дни свои великий ювелир...

— А говорил, что борзостей римских не текох! — сказал Лука.

— Да я так... — потупился явно спохватившийся богодул. — Мало ли чего в странствиях нахватаешься...

— Я бы тоже посмотрел... — мечтательно молвил Тиритомба. — И поэму написал... Терцинами, — уточнил он,

— Не ходи! — строго сказал кузнец. — Ты хоть и чёрный, а нашенский. Пусть он иноземных героев губит — те всё своё добро нам завещают на всякий случай. Чай, не краденым живём! Ну, всякий случай с ними.всегда и случается. Не любит Змеюшка героев! Сердце на них держит! Видно, крепко они его обидели! А какие были молодцы! Орландо, Баярд, принц Арагонский! Нет, всех приел...

— Сколько у вашего Змея голов? — спросил Радищев.

— Эх, барышня! — сказал Челобан. — Тех, которые головы считали, теперь уж нет. Может, три. Может, девяносто девять. А может, и всего‑то одна. Но соображает!

Ушастый Ничевок подбежал к отцу и что‑то прошептал.

Челобан мигом переменился и в лице, и во мнениях.

— А с другой стороны, — лениво зевнул он, — отчего бы вам и не сходить. Попытка не пытка. Я тебя, барышня, не имею в виду. А чёрненький... Может, как раз чёрненьких Змей и боится! Вдруг у них мясо ядовитое? Да и монах смиренный, глядишь, его молитовкой огреет! Ведь никто же ещё не пробовал! А ты, красавица, выходи‑ка лучше замуж! Ничевок сейчас подрастёт!

Ушастый малец и Лука поглядели друг на дружку с нескрываемой ненавистью.

— У нас часто бывает, что невеста много старше жениха, — сказал кузнец. — Но никто от этого ещё не помер...

— В бороде седина, а на уме — птичий грех! — впервые подала голос Челобаниха. — Знаю я тебя!

Лука тяжело вздохнул. Внешностью кузнечиха вполне могла бы посоперничать с фрау Карлой, так что понять Челобана он понимал.

— Нет уж, хозяин, — решительно сказал он и встал из‑за стола. — Спасибо за хлеб‑соль, но мы пойдём другим путём — тем, что наметили. Мы не герои, почестей нам не надо. То ли мы змеев не видали! Обойдемся и без терцин!

— Да кто ж вас теперь из деревни‑то выпустит? — ласково сказал кузнец. — С вашим‑то мешком?

Атаман поглядел на предполагаемого малолетнего супруга с ещё большей ненавистью.

— Тебе бы мытарем служить, — только и сказал он, добывая из‑за пазухи пистоль.

Но Челобан был твёрд. Он нисколько не испугался.

— Допустим, попадёшь ты в меня, дура. А пробьёт ли твой свинец толедский доспех?

И чисто по‑еруслански рванул рубаху на груди. Оттуда и впрямь блеснула вороненая сталь, изукрашенная золотым узором.

— Да и порох по такой погоде наверняка отсырел, — продолжал сельский циклоп. — Так что прибереги выстрел для Змея. Может, у него шкура тонкая...

— Сам ты шкура тонкая, — процедил сквозь зубы Лука и вернул пистоль на место. Кузнец Челобан всё‑таки не разбойник — он хуже разбойника...

— Какое низкое коварство! — вскричал Тиритомба. — Стервятники! Я... я про вас поэму напишу, на весь мир ославлю!

— Напиши‑напиши, — сказал кузнец. — Только прямо сейчас. Может, тогда к нам отважные дураки вообще косяками пойдут... Да ты‑то, девка, сиди, тебе‑то к чему туда ходить? Эй, зачем ты мешок трогаешь? Оставь! Все герои своё добро нам оставляют для присмотру! Монаше, скажи ей, чтобы осталась!

— Нет, — ответил богодул. — Пойдём — так уж все вместе. Мне вот тоже интересно посмотреть на такого дракона, который итальянскую пасту любит...

— Нет, — сказал Радищев. — Боюсь, вы царские печати на мешке сдуру повредите, а мне потом отвечать...

— Нет, — сказал арап. — Я девушек в беде не бросаю.

Челобан покачал головой.

— Идите. Мне такая сношенька, что многопудовые мешки ворочает, ни к чему. Ещё сыночка забьет по нечаянности. Тебя бы, барышня, в кузню... По пути зайдите в сарай, оружие себе подберите, доспехи... Всё в исправности, в масляной ветоши. Я обычно продаю броню героям, а вам за так отдам — всё равно же ко мне же и вернется... Сыночек, проводи бесстрашных! Вы уж приглядите там за ним, чтобы в пещеру не совался. Прямо пинками назад в деревню гоните!

— А вот пинки точно обещаю, — сказал Радищев.

Дата добавления: 2015-08-03