Убийство прародителя

С присущей ему позитивистской осторожностью Фрейд представляет свою гипотезу убийства прародителя как эпистемологический «научный миф»¹. Речь идет о «хорошо сконструированном бреде», подчиняющемся критерию, позво­ляющему оценить интерпретацию не в категориях истинного и ложного, а с точ­ки зрения символической эффективности, проявляющейся при лечении нега­тивными или позитивными терапевтическими реакциями, в перерождении, в появлении новых симптомов или нового материала².

Для объяснения причин запрета кровосмешения Фрейд исходит из гипоте­зы Дарвина: изучая поведение высших обезьян, Дарвин пришел к выводу, что первоначально люди жили небольшими стаями, где ревность самого старшего и самого сильного самца служила препятствием повальному сексуальному сбли­жению. Этот матерый самец был единственным хозяином самок, и, чтобы со­хранить свою монополию, он, по мере взросления своих сыновей, изгонял их из семьи. Никакие наблюдения над этой первоначальной стадией жизни об­щества не проводились, но данное описание соответствует наблюдениям и кон­цепциям психоанализа и антропологии. В антропологии хорошо известны то­темные застолья, когда клан пожирает свое тотемное животное. В индивиду­альной форме это действо запрещено, и, когда животное съедено, его начина­ют жалеть и оплакивать. Сценарий в первобытном племени каннибалов мог быть таким: «В один прекрасный день изгнанные братья соединились, убили и съели отца и положили таким образом конец существованию отцовской орде. Они осмелились сообща и совершили то, что было невозможно каждому в от­дельности. Может быть, культурный прогресс, умение владеть новым оружием дали им чувство превосходства... Тотемическая трапеза, может быть, была пер­вым празднеством человечества, была повторением и вспоминанием этого за­мечательного преступного деяния, от которого многое взяло свое начало: со­циальные организации, нравственные ограничения и религия» (Фрейд 3. То­тем и табу. М.: Госиздат, 1923, с. 151).

Таким образом, люди объединились не ради выживания, а ради того, чтобы положить конец некоей монополии на наслаждение, из которой они были ис­ключены. Убив самца-монополиста, они открыли для себя эффективность коо­перации: теории общественного договора выдвигают гипотезу общественной жизни как фактора прироста силы, однако у Фрейда, в отличие от Гоббса, люди объединяются не по рациональному расчету, а убеждаются в эффективности объ­единения, когда сообща совершают преступление.

Убийство отца открывает им доступ к наслаждению, все они любили его и coBNfecTHo пожирают его, тем самым как бы идентифицируются с ним, получив каждый какую-то долю сил жертвы — людоедская нежность убийцы к своей жерт­ве, наиболее разработанная версия которой воплощена в христианстве. Но силу

¹ Эта гипотеза была впервые выдвинута в книге «Тотем и табу» в 1911 г. См.: Фрейд 3. Тотем и табу. М.: Госиздат, 1923.

^: Freud S. Constructions dans 1'analyse (1937).

ЧАСТЬ I. Институт политики

убитого превосходит еще большая сила — сила чувства собственной вины. Мерт­вый становится могущественнее, чем он был при жизни, и то, что им было за­прещено самим фактом существования отца (свободный доступ к самкам), те­перь сыновья-убийцы сами запрещают себе под воздействием «позднего послу­шания», подчинившись Закону мертвого отца, того самого отца, который был любим и убит ими. Поэтому виновность порождает сразу два табу: запрет на убий­ство тотема (эквивалент отца) и запрет на сексуальные отношения с женами пра­родителя после их освобождения от его власти (что приводит к экзогамии). Ком­бинируясь друг с другом в структуре бессознательного, эти табу создают эдипов комплекс: запрет на половые отношения с матерью и убийство отца, чтобы за­владеть матерью. Запрет кровосмешения, родственной сексуальной близости принуждает к экзогамии, предотвращающей воспроизводство структуры обла­дания, которая привела молодых самцов к объединению: «Половая потребность не объединяет мужчин, а разделяет их. Если братья заключили союз для того, чтобы одолеть отца, то по отношению к женщинам каждый оставался соперни­ком другого, каждый, как отец, хотел овладеть ими для себя, и в борьбе всех против всех погибла бы новая организация. Но самых сильных, кто мог бы с успехом взять на себя роль отца — было несколько. Таким образом, братьям, если они хотели жить вместе, не оставалось ничего другого, как, быть может, преодолев серьезные разногласия, установить запрёт на инцест, благодаря которому все они одновременно отказались от желанных женщин, ради которых они прежде все­го и устранили отца. Они спасли таким образом организацию, сделавшую их сильными и основанную на гомосексуальных чувствах и проявлениях, которые могли развиться у них во время изгнания». (Там же, с. 165.)

Первоначальная типичная форма человечества, возникшая вслед за убийст­вом тирана-прародителя (Urvater), характеризуется тем, что люди живут в рам­ках ограничений, связанных с тотемной системой, и представляют собой ассо­циацию, в которой все пользуются равными правами. Братство и равенство дей­ствительно являются двумя столпами общества, но это братство в преступлении и равенство в запрете кровосмешения¹.

Тезис о том, что человечество как таковое возникло в результате объединения людей, связанных виной за совместно совершенное преступление, настолько важен для Фрейда, что он не колеблясь объявляет его «наследственным ядром» бессознательного. Формулируя это по-другому, т. е. не отрицая существования и полезности подавления стремлений, Фрейд отдает структурный приоритет по­нятию «сдерживание в себе», что соответствует не экзогенному механизму, а ме­ханизму, связанному с самой динамикой стремлений и желания: как пишет Ла-* кан в своем «Телевидении», семья и общество зарождаются из этого сдержива­ния, а не наоборот. И именно в этом состоит расхождение между фрейдовскими теориями и «психоаналитическими» теориями, пронизанными социологизмом Н. Элиаса, Г. Маркузе, Бурдье и т. д.

' Теория убийства прародителя позволяет понять механизм функционирования организован­ных масс: Государства, Церкви, Партии; см. гл. VI. С. 183—190.

Человек — политическое животное

В мире североамериканской преступности контрактом называется заказное убийство. Фрейдистский общественный договор ближе к этой модели, чем к модели передачи индивидуальной воли всемогущему вождю, который принесет мир, порядок и процветание. Если группа юнцов — убийц своего отца, которые отныне подчинены его неоспоримому авторитету, поскольку это авторитет того, кто мертв и любим, воплощает изначальную форму общественной жизни, то она показывает также всю хрупкость этой формы, поскольку братство и равенство субъектов в общественной жизни (Gesellschaft) появились в результате совмест­ного (gemein) убийства, от которого они унаследовали чувство общей вины.

Дата добавления: 2015-08-03