Дереве жизни.

На краю их большой улицы гробниц сидел я вместе с падалью

И ястребами -- и я смеялся над всем прошлым их и гнилым,

Развалившимся блеском его.

Поистине, подобно проповедникам покаяния и безумцам, изрек

Я свой гнев на все их великое и малое -- что все лучшее их так

ничтожно, что все худшее их так ничтожно! -- так смеялся я.

Мое стремление к мудрости так кричало и смеялось во мне,

поистине, она рождена на горах, моя дикая мудрость! -- моя

Великая, шумящая крыльями тоска.

И часто уносило оно меня вдаль, в высоту, среди смеха;

Тогда летел я, содрогаясь, как стрела, чрез опьяненный солнцем

восторг:

-- туда, в далекое будущее, которого не видала еще ни одна

мечта, на юг более жаркий, чем когда-либо мечтали художники:

Туда, где боги, танцуя, стыдятся всяких одежд, --

-- так говорю я в символах и, подобно поэтам, запинаюсь и

бормочу: и поистине, я стыжусь, что еще должен быть поэтом! --

Туда, где всякое становление мнилось мне божественной

Пляской и шалостью, а мир -- выпущенным на свободу,

Невзнузданным, убегающим обратно к самому себе, --

-- как вечное бегство многих богов от себя самих и опять

Новое искание себя, как блаженное противоречие себе, новое

Внимание к себе и возвращение к себе многих богов. --

Где всякое время мнилось мне блаженной насмешкой над

Мгновениями, где необходимостью была сама свобода, блаженно

Игравшая с жалом свободы. --

Где снова нашел я своего старого демона и заклятого врага,

духа тяжести, и все, что создал он: насилие, устав,

Необходимость, следствие, цель, волю, добро и зло. --

Разве не должны существовать вещи, над которыми

можно было бы танцевать? Разве из-за того, что есть легкое и

Самое легкое, -- не должны существовать кроты и тяжелые

карлики?

-- Там же поднял я на дороге слово "сверхчеловек" и что

Человек есть нечто, что должно преодолеть,

-- что человек есть мост, а не цель; что он радуется

Своему полдню и вечеру как пути, ведущему к новым утренним

зорям:

Слово Заратустры о великом полдне, и что еще навесил я на

Человека как на вторую пурпурную вечернюю зарю.

Поистине, я дал им увидеть даже новые звезды и новые ночи;

И над тучами и днем и ночью раскинул я смех, как пестрый шатер.

Я научил их всем моим думам и всем чаяниям

моим: собрать воедино и вместе нести все, что есть в

Человеке отрывочного, загадочного и ужасно случайного, --

-- как поэт, отгадчик и избавитель от случая, я научил их

Быть созидателями будущего и все, что было, -- спасти,

Созидая.

Спасти прошлое в человеке и преобразовать все, что "было",

пока воля не скажет: "Но так хотела я! Так захочу я". --

Это назвал я им избавлением, одно лишь это учил я их

Дата добавления: 2015-07-24