Вниманию оптовых покупателей! 1 страница

ЗАГАДКИ

омвянокой пиошеннооти

В.А. ЧУДИНОВ

Москва

«ВЕЧЕ»

ББК 88.5 Ч 84

Вниманию оптовых покупателей!

Книги различных жанров

можно приобрести по адресу:

129348, Москва, ул. Красной сосны, 24,

издательство «Вече».

Телефоны: 188-88-02,188-16-50,182-40-74;

т/факс: [phone].

E-mail: [e-mail]

http: //www.veche.ru

С лучшими книгами

издательства «Вече»

можно познакомиться на сайте

www.100top.ru

ISBN 5-7838-1173-4 © Чудинов В.А., 2002.

© Издательство «Вече», 2002.

Как ни странно, почти все, что мы знаем о славянах и об их письменности, крайне загадочно. Например, каждый русский зна­ет, что мы пишем письмом, которое в древности называлось кирил­лицей. Это значит, что данный тип письма создал Кирилл, святой, которого православная церковь вместе с его братом Мефодием при­числила к лику святых, и не просто святых, но равноапостольных. Так в чем же тут загадка? А в том, что, по мнению лингвистов, «азбукой, которую создали Кирилл и Мефодий в 863 (или 855) году, была глаголица. Создание кириллицы датируют эпохой болгар­ского царя Симеона (893-927), вероятно, она была составлена уче­никами и последователями Кирилла и Мефодия (Климентом Ох-ридским?) на основе греческого (византийского) торжественного унциального письма»¹. Так что Кирилл создал вовсе не кириллицу, славянская древность оказалась на поверку Средневековьем, кирил­лицу создали ученики Кирилла, но представлены они одним Кли­ментом Охридским, азбука которого почему-то не названа «клемен-тицей». Короче говоря, сплошные чудеса, да и только!

Почему же Кирилл создал такое странное письмо, как глаголи­ца? На это определенных и доказательных ответов до сих пор нет. Это загадка. А почему вместо этого письма Кирилла утвердилось письмо Климента? Тоже загадка. Существовало ли какое-либо письмо у славян до кириллицы и глаголицы? Об этом утвердительно выс­казывались многие выдающиеся представители предшествующих эпох, включая М.В. Ломоносова и Екатерину Великую, однако где его следы? Где оно само? И это загадка. В XX веке были найдены десятки образцов неизвестных видов письма, которые были назва­ны «загадочными», но неужели их нельзя прочитать? Какие-то из них пока не читаются, но огромное большинство вполне возможно прочитать. Как прочитать? На сегодня это тоже загадка. Но неко­торым исследователям удалось ее решить. Так почему же академи­ческая наука не пропагандирует результаты таких дешифровок?

Опять загадка. Загадки сопровождают славянскую письменность на всех зигзагах ее развития. «С историей ее возникновения связа­но много загадок и тайн, — отмечает историк славянской письмен­ности Е.В. Уханова. — Некоторые из них мы, наверное, никогда не узнаем. Однако о многом сведения сохранились»².

Задача данной книги — снять покров тайны с загадок славянс­кой письменности. Вообще говоря, за выполнение такой задачи бра­лись многие исследователи, но они просто тонули в ворохе фактов, которые, с одной стороны, подтверждали определенные гипотезы, с другой стороны, их опровергали и, потолковав на протяжении кни­ги о том, какие аргументы можно выдвинуть «за», а какие «про­тив», они с удовольствием писали в заключении, что хотя и не ре­шили проблемы, но все же продвинулись в определенном направлении, чаще всего неизвестно в каком. Что же меня отличает от них? Вовсе не эрудиция или, напротив, безапелляционный тон, с которым можно отвергать любые построения оппонентов. Просто я исхожу из существования докирилловской письменности как данно­сти, причем не одной системы письма славян, а многих, из которых одна, а именно слоговая руница, мне не только известна фактом своего существования, но, после ее дешифровки, дала мне возмож­ность читать и понимать множество текстов. Сегодня я их прочитал более полутора тысяч и каждый месяц читаю по десятку новых. То, что для подавляющего числа моих предшественников было сладкой надеждой или даже проверяемой гипотезой, для меня стало ежед­невной работой последнего десятилетия. И с этой высоты совершен­но иначе выглядят как раз те проблемы, которые прежде казались непреодолимыми. И теперь стала выявляться логика исторического развития славянского письма.

Главная загадка, рассматриваемая в данной работе, — это нали­чие у славян в течение всего времени их существования особой, весьма оригинальной письменности, благодаря которой они записы­вали практически все события своей общественной и личной жизни. На существование этой письменности, как я уже отмечал выше, ука­зывали многие замечательные личности прошлого, но надо было найти источники, а это, пожалуй, самая большая трудность; надо было найти и исследователей, которые пытались ее прочитать, но не смогли, и загадкой стало — почему не смогли; надо было разга­дать загадку способа кодирования этой письменности, то есть про­извести ее дешифровку; наконец, каждый новый текст представляет собой маленькую загадку, головоломку, которую я буду решать вме­сте с читателем. И тогда за мозаикой прочитанных текстов откроет­ся жизнь наших далеких предков, их повседневные интересы и за-

боты, их огорчения и радости, их ушедший в прошлое быт. С дру­гой стороны, мы порадуемся воскрешению хорошо забытых слов, например таких, которыми славяне обозначали предметы на кото­рые наносились письменные знаки — печать, пломбу, браслет, пин­цет, пассатижи, иголку, ювелирные изделия и многих других. Уз­наем мы и то, как сами славяне называли свои письменные знаки. Среди этих забытых слов — и первоначальные названия ряда рус­ских городов, которые назывались не так, как сейчас. Так что по­мимо загадок древнего быта будут решены и некоторые тайны древ­него языка.

Можно будет практически ответить и на вопрос, зачем нужно изучать письменность. Хотя ее исследование представляет и само­стоятельный интерес, но основное тут заключается в том, что с по­мощью письменных знаков можно зафиксировать человеческую речь далеких исторических эпох, а сама эта речь сообщит нам ряд таких подробностей, которые вряд ли передадут любые «немые» памятни­ки археологии. Поэтому наличие письменности переводит тот или другой этнос из «дикого» в разряд «культурного», а наличие неза­имствованной, оригинальной системы письменных знаков позволит поднять его статус до уровня «цивилизации». Я считаю себя славя­нином и горжусь тем, что мои предки в течение многих тысячелетий обладали традициями письма, весьма продуманного и по-своему со­вершенного — и это в то время, когда большинство европейских народов писать и читать не умели. Так что славяне были не только культурными, но и весьма цивилизованными. Другой вопрос — были ли это славяне? На эту загадку в книге тоже дается ответ.

Эта книга не могла появиться в советское время, потому что многое в ней тогда прозвучало бы как крамола. В самом деле: здесь доказывается, что у славян вообще и у русских в частности задолго до создания святыми Кириллом и Мефодием кириллицы (или гла­голицы) существовал свой собственный вид письма. Только это пись­мо было не буквенным, а слоговым, то есть каждый слог изобра­жался отдельным знаком, например БА, BE, ВИ, ГО и т.д. И это письмо было широко распространено не только в быту, но и в госу­дарственном делопроизводстве: эти знаки стояли на печатях госу­дарственных деятелей, они чеканились на монетах, ими писались книги. Короче говоря, такое письмо обслуживало все сферы жизни, в которых была необходимость письменного общения.

Первая реакция, которая обычно возникает по прочтении этих строк: не может быть! Ведь если бы такое письмо существовало, его бы давно заметили ученые! Но они ничего не сообщают о подобном открытии! Верно. Ученые о нем ничего не говорят, потому что это им

невыгодно. Это ломает множество устоявшихся взглядов и стереоти­пов и не слишком радует маститых исследователей, которые и до сих пор говорят о том, что самобытного письма у славян до кириллицы не было. Потому и сама проблема докирилловского письма оказыва­ется чуть ли не научной ересью, а защитник подобных взглядов пред­ставляется ученым дерзким самозванцем.

«Пусть так, — скажет знающий читатель, — но даже если та­кое письмо существовало, да еще в крупных масштабах, то ученые должны были с ним сталкиваться. Ведь не может же быть, чтобы они ни говорили, что им не попадались в руки многочисленные па­мятники с таким письмом!» Все верно. Через руки археологов и эпиграфистов прошли тысячи явно не кирилловских надписей на памятниках Руси и других славянских стран. И что же? А ничего! Одни надписи были не замечены, приняты за случайные царапины или штрихи; другие замечены, но не опознаны «из-за неясного на­чертания», третьи признаны за письменность других народов, чет­вертые сочтены за «пробы пера», не имеющие никакого смысла, пятые — за «знаки собственности», имеющие тайный смысл толь­ко для того, кто их изобрел. Вот так оказалось возможным не уви­деть целый пласт славянской культуры.

Однако дотошный читатель на этом не успокоится и возразит, что в таком случае кто-то из исторических деятелей непременно упоминал бы наличие письменности у славян до Кирилла — и бу­дет абсолютно прав. Такие упоминания действительно были, одна­ко они, как правило, не удостаивались внимания ученых. К сожале­нию, либо авторы таких высказываний не считались достаточно авторитетными, либо сами высказывания допускали различные трак­товки. Кроме того, черноризец Храбр, монах X века, вроде бы од­нозначно заявил, что до крещения у славян книг не было, а потому письменность началась только с Кирилла.

И опять проницательный читатель возразит, что даже несмотря на все это наверняка существовали исследователи, которые пыта­лись прочитать докирилловские тексты и тем самым имели возмож­ность показать не только внешний вид самих текстов, но и раскрыть их содержание. И опять возражение оказывается верным: и энтузи­асты не переводились, и их дешифровки публиковались (хотя и не слишком широко, но вполне доступно для интересующихся). Что же из этого? Опять ничего: брались читать тексты, как правило, неспециалисты (да и откуда им взяться, ведь эпиграфистов никто не готовит!), фоновых знаний для чтения имелось слишком мало, и потому результаты дешифровок оказывались не только фантасти­ческими, но и подчас просто анекдотичными. Так что ученые, по-

улыбавшись над надписями вроде СВЧЖЕНЬ на грузике для пря­дения, или НАРАМ НЯМ на сосуде с берегов Днепра, или УМ. МАЛУ СТАВИХ, НУЖАЯ на кувшине из-под Рязани, лишний раз убеждались в том, что такая письменность существовать не могла.

«Но неужели нельзя создать добротные дешифровки, основан­ные на достижениях современной науки?» — будет недоумевать читатель и опять окажется прав. Можно. Только кто этим будет заниматься? Энтузиасты, которые бывают благодарны только за сам факт обнародования их усилий, не требуя ничего взамен? Но уровень их компетенции этого не позволяет. Для того чтобы делать дешифровки профессионально, мало одного горячего желания про­читать надписи, мало даже наличия некоторого эпиграфического опыта. Необходимо быть в курсе чтения в области смежных систем письма, нужно знание иностранных языков и работ иностранных коллег в этом направлении, нужен выход на конференции и семина­ры научной общественности, а главное — нужен систематический, многолетний опыт чтения, который требует не только усидчивости, но и весьма обширных познаний. Иными словами, требования к исследователю предъявляются предельно жесткие, которым может удовлетворить только крупный специалист. Но специалиста эта об­ласть привлечь никак не может, уж больно это рискованно. Ведь многие энтузиасты не заслужили ничего большего, кроме насме­шек. Стоит ли ставить на карту свою репутацию ученого, связыва­ясь с такой неблагодарной проблемой? Это как в медицине при оперировании аппендикса: лавров стяжать нельзя, а больной уме­реть вполне может. Никто не гарантирован от того, что в результате многих лет эпиграфических усилий будет получен очередной анек­дотический результат. И крупные исследователи от решения этой проблемы уклонились.

Я тоже не сразу решился на публикацию данной работы, хотя она была начерно готова еще в 1993 году. Прошло несколько лет публикаций отдельных заметок и коротких статей, затем — обзоров и сводок по этим статьям, наконец, монографий, и теперь я чув­ствую себя и морально, и по фактическому материалу вполне гото­вым к выполнению очень непростого задания — демонстрации при­меров славянского слогового письма.

Хотя книга предназначена для массового читателя, она затраги­вает массу научных проблем, решаемых на требуемом научном уров­не. Поэтому каждое высказывание анализируемых в ней исследова­телей имеет сноску на литературу, список которой помещен в конце работы. Терминология разъясняется, но ее использование автор стре­мился свести к минимуму. Здесь встречается несколько терминов,

которые мне бы хотелось пояснить с самого начала, чтобы они не пугали читателя. Прежде всего, наука, которой посвящена книга, называется грамматология, то есть буквально — учение о букве. Вообще говоря, грамматология понимается как наука о знаках са­мой разной природы. В ее состав входят, в частности, палеогра­фия — наука о древних письменных текстах (как правило, про­странных, в виде книги или рукописи) с целью определения места и времени их создания и эпиграфика — наука о таких же текстах на иных носителях (на глине, металле, дереве и т.д., где помещаются обычно очень краткие тексты, но в весьма необычном начертании) ставящая целью их прочтение и истолкование содержания, которое часто гораздо менее понятно, чем в книгах или рукописях.

Говоря о письме, следует вспомнить пиктографию, то есть рису­нок, который можно понимать как письмо (например, очень услов­ное изображение человека, спускающегося по лестнице, в смысле ПОДЗЕМНЫЙ ПЕРЕХОД); логографию — словесное письмо, где каждому слову соответствует свой знак (часто возникающий из кар­тинки); силлабографию — слоговое письмо, где знак обозначает уже только слог; консонантное письмо — тут пишутся только со­гласные, например, КНЗ СВТСЛВ; наконец, буквенное письмо — привычное нам всем письмо русских, англичан, греков и римлян. Остальные понятия я поясняю по ходу повествования.

Надеюсь, что книга сможет продемонстрировать новые, до сих пор не проявлявшиеся грани и глубины русской и славянской куль­туры.

Загадка тут небольшая, и если она имеется, то вовсе не для профессионалов, а для самых обычных людей.

Общепринятый ответ на данный вопрос — мы пишем кирилли­цей — оказывается и верным, и неверным. Вообще говоря, мы пи­шем современным русским письмом, которое действительно восхо­дит к кириллице, но уже ею не является. Отличается современное письмо как по начертанию букв, так и по их количеству и последо­вательности, а также по их названию. Так, первую букву мы просто называем «а», тогда как в кириллице она называлась «аз»; вторая буква у нас «бэ», а в кириллице она называлась «буки», отчего наш алфавит получил название азбуки. То же самое бывает и с другими алфавитами; например, германский рунический алфавит получил название «футарк», по первым буквам, расположенным в соответ­ствующем порядке. Следующие буквы, «вэ», «гэ», «дэ» и т.д. име­ли в кириллице названия «веди», «глаголь», «добро», «есть», «жи­вете», — как видим, буква «ё» в кириллице отсутствовала, ее изобрел Н.М. Карамзин в XVIII веке. Не было в кириллице и буквы «я», зато присутствовали удивительные с нашей точки зрения буквы «ять» {%>), «юс большой» (Ж), «юс малый» (А). Эти буквы нам будут часто встречаться в дальнейшем. Существовали в кириллице и ред­ко используемые буквы из греческого алфавита, например фита, ижица, кси. О них мы тоже еще поговорим.

«Новые названия букв, — отмечают исследователи, — значи­тельно облегчили процесс первоначального обучения грамоте, осо­бенно чтению. В старину при обучении грамоте в период усвоения правил чтения сначала называли буквы, затем из них образовыва­ли склады (слоги) и только потом — слова. Слово «базаръ», напри­мер, читалось так: «6уки-азз> — <?ба», «земля-аз-рцы-ер» — «зар», — «ба-зар»¹. Сложность тут состояла в том, что длинные названия букв мало помогали выяснению смысла читаемых слов, которое конструировалось по частям несколько раз. Сейчас при обучении рекомендуется сокращать названия букв до звуков, произнося вме-

сто «бэ» просто «б», вместо «вэ» — «в» и т.д. Так что теперь то же слово по буквам выглядит уже как «б-а-з-а-р», что гораздо ближе к искомому слову «базар».

Конечно, в самой кириллице буквы графически выглядели ина­че, например, А вместо А, К вместо Б, 6 вместо Е, Ж вместо Ж. Хотя разница не очень велика, тем не менее она весьма ощутима, когда речь идет о сплошных текстах. А старые книги, как известно, писали часто без пробела между словами, бели говорить Более точно, то надпись, сделанная кириллицей, читается нами съ большимъ тру-домт», мы к ней пока не привыкли.

В чем же состоит отличие в буквенном составе современного русского письма от кириллицы? Из греческого алфавита в него вошло через кириллицу всего 18 букв: а, в, г, д, е, з, и, к, л, м, н, о, п, р, с, т, ф, х; только из кириллицы — 11 букв: б, ж, ч, ш, щ, ц, у, ю, ъ, ы, ь; собственно русских — 4 буквы: э, й, ё, я. Итого 33 буквы вместо 38-43 букв кириллицы. А вот украинцы сохранили букву i, но исключили бук­ву ы; они также добавили буквы г, й и е, белорусы добавили букву у. Все эти алфавиты вышли из кириллицы. Наименьшие преобразо­вания — в алфавите болгар. Хотя там тоже добавились й я я, но у них нет э, ё и ы; исключили они и г. У сербов появились дополни­тельные буквы;', л, Н), Й, Т) и и, но у них также нет i, ы и э. У македонцев появились буквы/, s, r, к, л>, н>, у. при отсутствии i, ы и э. Так что все без исключения современные славянские азбуки беднее кириллицы по числу букв, но содержат свои знаки, причем разли­чий внутри восточнославянских (между русской, белорусской и ук­раинской) или внутри южнославянских (между сербской и маке­донской) меньше, чем между восточно- и южнославянскими. И все современные славянские алфавиты на базе кириллицы имеют сло­говое название согласных (типа «бэ», «ка», «эль»), а в русском — и для йотованных гласных (типа «йа» для «я» или «йо» для «ё») и название, совпадающее со звуком, для остальных гласных (напри­мер, «а» для а и «о» для о).

Можно задать и самый трудный вопрос — почему так случи­лось? Почему при единой кириллице современное письмо многих славянских народов нетождественно? Ответ будет очень простым: потому, что в результате языкового развития одни звуки исчезли, другие появились. Но у каждого из народов развитие фонетики шло в свою сторону. Скажем, в русском языке буква «щ» означает долгое и мягкое «ш», что-то вроде «шьшь», тогда как в болгарском языке та же буква читается как «шт», и мне забавно было видеть в Софии надпись «щори» в смысле «шторы», надпись «Будапещ» в смысле «Будапешт» или «Айнщайн» вместо «Эйнштейн». В данном

случае языковое развитие изменило созвук и обусловило употреб­ление буквы. В другом случае можно говорить о таком развитии звука, когда два разных звука сливаются; так было в болгарском, в котором слились звуки «и» и «ы». Теперь во всех словах, где когда-то был звук «ы», читается и пишется «и», например, «бил» в смыс­ле «был», «дим» в смысл «дым» и т.д. В украинском языке проти­вопоставление «и» и «ы» сохранилось, но за звуком «и» утвердилась буква «i», тогда как звук «ы» стал обозначаться как «и». Так по­явились надписи, которые удивляют русский глаз, например «риба», когда имеется в виду и произносится «рыба».

В русском языке любопытна судьба звука «ъ», который когда-то был гласным и произносился примерно так, как мы сейчас про­износим первый неударный слог в слове «молоко». У нас он либо утратился, либо перешел в обозначение «о», тогда как в болгарском он сохранился и в звучании, и в написании. И теперь мы несколько недоумеваем, как нам произносить слово «България», которое пи­шется в названии этой страны (а оно произносится точно так же, как и по-русски, и это не они произносят «о», а мы, русские, произ­носим «ъ», хотя пишем «о»). Но в болгарском этот же звук сохра­няется и в двусложных, и даже в односложных словах, что неудоб­но произносить русским, поскольку у нас таких ситуаций уже не бывает, — например, есть слова «пък» или «съд». Но забавнее все­го выглядит слово «ъгьл», то есть «угол», где гласные представле­ны только этим звуком, повторенным дважды.

Но сложнее всего фонетическое развитие было в тех случаях, когда какие-то звуки просто взламывали фонетический строй язы­ка. Например, почти во всех славянских языках звук «е» произно­сится как «э», так что отрицание «не» звучит как «нэ». Когда-то так было и в русском языке. Позже, однако, под влиянием звука «е», обозначаемого буквой «ять», в одном только русском языке звук «е» стал произноситься так, как мы его произносим сейчас. Но тогда потребовалась новая буква для обозначения прежнего звука, и она нашлась — это буква «э». Скажем, один из любимых стиш­ков моего детства: «Где тут Петя, где Серёжа» на украинском языке пишется: «Де тут Петрик, де Серьожа», а произносится: «Дэ тут Пэтрик, дэ Серёжа», причем для передачи звука «ё» используется сочетание букв «ьо». Но звук, обозначаемый буквой «ять», взломал не только русский, но и другие славянские языки. Если раньше русские произносили слова «вера» как «вэра», то теперь они произ­носят «вера», украинцы произносят «вира», поляки и болгары — «вяра». Мне было очень странно слышать окончание христианской молитвы у болгар, которые, произнеся очень знакомую концовку

«...и ныне, и присно», вдруг закончили «и во вэки вэков! Аминь!» Мне, современному русскому, было странно услышать те звуки, которые характерны для большинства славян, и в частности для моих же русских предков.

Мы, русские, по традиции пишем «ешь, мышь, жир, живот», хотя произносим «еш, мыш, жыр, жывот», потому что шипящие «ш» и «ж» в русском языке давно стали твердыми. Но зато когда эти звуки произносят мягко представители других народов, мы сра­зу чувствуем нерусскую речь. Так, например, чеченец Радуев твер­дил: «Жив Дудаев, жив», произнося очень мягкий звук «жь», и это звучало совсем не по-русски. И, напротив, звуки «ч» и «щ» мы произносим мягко, но пишем их так, будто бы они твердые, ска­жем, «чаща», хотя в реальности произносим «чящя». Есть славян­ские языки, которые различают твердое и мягкое «ч», например польский или сербский; в последнем есть буквы «ч» и «h», так что у сербов надписи «ча» и «ha» буду произноситься различно, первая твердо, как «тша», вторая мягко, как «чя». Развились у сербов и соответствующие звонкие звуки, «дж», обозначаемое «ц», и «дьжь», обозначаемое «И». Так что русское фамильярное отчество «Геор-гич» по-сербски будет обозначать фамилию, произносимую как «Дьжёрдьжичь», но жутковатую для русского глаза в ее сербском написании, «Тюр1)ип». Если учесть, что одна из двух правящих сер­бских династий состояла из Кара-Георгиевичей, можно представить себе, как часто попадается эта надпись «Тюр!}ип» на глаза (в Бел­граде она попадалась мне на каждой этикетке минеральной воды). Так небольшое различие в произношении потянуло за собой разли­чие в написании.

Проницательный читатель скажет, что многие различия в напи­сании носят искусственный характер, и будет совершенно прав. Дей­ствительно, средств русского письма хватило бы, чтобы различать «ча» и «чя», «джа» и «дьжя», «и» и «ы», «не» и «нэ». Средств сербского письма хватит на то, чтобы различать два первых проти­вопоставления, но у них нет буквы «ы», и они не смогут на письме отличить слова «бил» и «был». С последним противопоставлением они справятся, ибо «не» будет выглядеть по-сербски как «н>е», тог­да как «нэ» будет записано как «не». Но уже «ме» и «мэ» по-сербски различить на письме невозможно, поскольку лигатуры из «м» и «ь» в сербском языке нет. Впрочем, таких проблем там не возникает, ибо мягкого звука «мь» в сербском языке нет. Иными словами, если бы можно было взять наиболее продвинутое в смысле различения звуков письмо на основе кириллицы, скажем современ-

ное русское, то на нем можно было бы записывать тексты на любом из славянских языков.

Это действительно так, но тут вмешивается совершенно нефило­логический фактор: выделение языка его графикой. Каждый этнос хочет хоть чуть-чуть отличаться от другого, в том числе и на пись­ме. Скажем, русские и болгары пишут «Югославия», а сербы и македонцы - «JyrocnaBHja», произнося при этом совершенно оди­наковые звуки. Вторую надпись мы никогда не примем за русскую. Но и болгары напишут «България» не так, как пишут русские, «Болгария»; македонцы по-другому напишут слово «Ъор1)ип» — как «fopraic». Так что даже при одинаковом чтении надписи будут графически различаться, чтобы обозначать иную нацию.

Прежде языки подчеркивали свою конфессиональную принад­лежность, теперь же больше государственную. Это отмечают совре­менные исследователи, например профессор Белорусского государ­ственного университета Н.Б. Мечковская: «В новое время конфессиональная маркированность письма постепенно меняет свою социальную значимость: графико-орфографические инновации со­держательно (идеологически) становятся знаками не столько ре­лигиозной, сколько национально-языковой и культурной ориента­ции или принадлежности. В XX веке, в особенности в СССР и СФРЮ, а затем в новых независимых государствах, в социальном содержании графико-орфографических изменений выходит на пер­вый план их государственно-политическая значимость...»². При этом исследовательница отмечает одновременное наличие как арис-тократизации письма в виде более строгой его регламентации, так и присутствие архаизации. «В истории новоболгарского письма, — пишет она, — тенденции, характерные для национального воз­рождения (приоритет этнического языка, стремление к демокра­тизации его норм, в том числе орфографии), парадоксальным об­разом сочетались с архаизирующими тенденциями. По мере ослабления и затем освобождения от Османского ига болгарская интеллигенция открывала для себя величие древней болгарской письменной культуры. Стремление понять первоистоки, восста­новить утраты, заявить о новой болгарской культуре как о под­линной наследнице древнейшей славянской книжности вошло в иде­ологию национального возрождения болгар. В сфере графики и орфографии письма это сказалось в «патриотической» рестав­рации или консервации многих церковно-славянских особенностей письма»³. В результате таких не языковых, но чисто этнических особенностей азбуки славян постепенно стали чуть-чуть различны-

Дата добавления: 2015-07-24