Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Три мушкетера.

Александр Скиба.

 

 

Автор предупреждает!

“Три мушкетера” – одна из самых ранних моих работ, и уже поэтому потенциальному читателю не следует возлагать на нее особых надежд. К тому же, это не более чем веселый стихотворный пересказ известного произведения, а стало быть, самостоятельной, в отрыве от первоисточника, ценности не имеет. Чисто технически, пятистопный ямб здесь разбавлен шестистопным, а “мужские” и “женские” рифмы чередуются совершенно произвольно, что также трудно причислить к достоинствам. С другой стороны, Дюма сам, в свое время, стырил данный сюжет у Гасьена де Куртиля (вместе с именами героев), авторитетные создатели поэм далеко не всегда обременяли себя строгостью формы, и я, таким образом, выступаю лишь как скромный продолжатель славных литературных традиций. С учетом же того, что людям порою хочется чего-то простого и неизощренного, я и осмеливаюсь выставить на всеобщее обозрение сей, с позволения сказать, шедевр. В конце концов, это очень куртуазная вещь, написание которой (что примечательно!) пришлось ровно на момент создания Ордена, о чем я тогда и не подозревал. Такой вот любопытный нюанс. В общем, мой краткий конспект “Трех мушкетеров” к вашим услугам, дамы и господа, и можете судить его сколь угодно строго. Читайте, если не лень…

 

Не помним, в тысяча шестьсот каком году,

В один прекрасный день, чеканя шаг,

В Париж вошел, споткнувшись на ходу,

Угрюмый, злой, чахоточный лошак.

 

Его костлявую, облезлую хребтину

Облюбовал костлявый столь же зад,

Которым мучил бедную скотину

прекрасный юноша. Он пару дней назад

 

покинул город Менг провинциальный

C осадком на душе на тот момент.

Там с ним произошел весьма печальный,

пренеприятный даже, инцидент.

 

A было так. Когда юнец зеленый

C фамилией армянской д'Артаньян

Под вечер прибыл в пункт сей населенный

Под шуточки рабочих и крестьян

 

и спешился в изнеможеньи адском,

Немелодично шпорками звеня,

Какой-то дворянин надменный в штатском

Смертельно оскорбил его коня.

 

Физические клячьи недостатки

Он перед чернью вздумал осмеять,

И д'Артаньян за честь своей лошадки

Счел за необходимость постоять.

 

Герой отверз свой элегантный рот

И выдавил, от бешенства бледнея:

– Над лошадью смеется только тот,

Кто всадника осмеивать не смеет!..

 

Но не остался сукин сын в долгу,

Ответив парню идиомой ёмкой,

И понял тот, что надобно врагу

Незамедлительно воздать хорошей трепкой.

 

Рапиру с мясом выдернув из ножен,

Он сделал выпад, сев почти в шпагат;

Поганец был немало огорошен,

Однако же, успел отпрыгнуть, гад.

 

К несчастью, тут же набежала кодла

В лице трех вспомогательных козлов,

И д'Артаньяну сзади дали подло

Оглоблей по башке без лишних слов.

 

Когда его сознанье прояснилось,

Он обнаружил, что в карманах налицо

Платок, часы и деньги; испарилось

Лишь к господину де Тревилю письмецо.

 

То письмецо состряпал добрый папа.

Он с де Тревилем некогда дружил,

И вот теперь своей мохнатой лапой

Сыночку посодействовать решил.

 

Их род гасконский сильно обеднел,

Уменьшив состоянье вполовину,

Когда папан изрядно прикипел

K подорожавшим португальским винам.

 

Веселый Бахус завсегда его манил,

Но раньше были и иные интересы,

Под старость же лишь это сохранил

из всех пристрастий прежних сей повеса.

 

И как-то вдруг мыслишка посетила

Папашин облысевший черепок.

Он рассудил, что было бы не хило

Свой госбюджет урезать на чуток

 

и сэкономить также луидоров

На ненаглядном отпрыске своем.

Родив сию идею, старый боров

Тотчас мальчонку вызвал на прием.

 

– Ну что же, д’Артаньян, ты не медаль,

На шее у меня тебе не место,

Иди-ка в люди, сын, и не скандаль, –

C таким весьма банальным манифестом

 

к сынишке обратился мудрый батя, –

Пора тебе работать, д'Apтaньян,

И жить самостоятельно... Да, кстати –

Труд создал нас с тобой из обезьян...

 

Так вот, твоей, мне помнится, мечтой

Являлось в мушкетеры записаться?

Достойная профессия, сын мой.

Добро. Давай-ка, сынку, паковаться.

 

Сие письмо ты должен передать

B Париже капитану де Тревилю.

Он наш земляк, старинный друг и, так сказать,

однополчанин, мы с ним славно пили.

 

С трудоустройством ежели в столице

Возникнет где загвоздка иль пролет,

K Тревилю надо будет обратиться,

Тот мигом в мушкетеры пропихнет...

 

Итак, в Париж, как нам уже известно,

Приехал он без челобитной от отца;

Письмо нырнуло в Лету безвозмездно,

Изъятое рукою подлеца.

 

Монмартр плевками с чувством орошая,

Он с теплотой о незнакомце вспоминал,

O том, какая сволочь тот большая,

Как по-дурацки выглядел финал.

 

Во власти упоительных тех грез

Гасконец маялся, как Гамлет в Эльсиноре,

Когда хромой мустанг его подвез

Прямёхонько к тревилевой конторе.

 

Прорвавшись к де Тревилю в кабинет

Сквозь строй всех приглашенных на ковер им,

Он увидал, как пожилой брюнет

Устраивал разнос трем мушкетерам.

 

Как из контекста выяснилось вскоре,

Тревиль по делу материл парней –

Те уступили конкурентам в споре

о том, чьи шпаги толще и длинней.

 

Плохие, что “гвардейцами” условно

Именоваться будут здесь и впредь,

Хороших, “мушкетеров”, слишком злобно

Смогли намедни в порошок стереть.

 

Хорошим имена не выдавались.

Так, те, кому устроен был разнос,

Подобно членам шайки отзывались

На клички Арамис, Портос, Атос.

 

Когда они, отведавши пистона,

Покинули радушный кабинет,

Герой сказал: – Бонжур, прошу пардона,

Мой предок шлет вам пламенный привет!..

 

Вглядевшийся в знакомые черты

Тревиль сдержался, чтоб не разрыдаться,

И с криком “Мальчик мой, неужто это ты!..”

Heмeдлeннo метнулся целоваться

 

и молвил, обслюнявив паренька:

– O господи, малыш, подумать только!

Тебя держал я, помню, на руках,

Да ведь годков прошло с тех пор уж сколько!..

 

A ты подрос, гляжу... Ну, молодец!

Приехал, значит, брать столицу штурмом?

Ну расскажи, как там в Гаскони, как отец?

Когда-то шпагой он вертел недурно...

 

Любили, помню, поразвлечься с ним

В борьбе совместной за существованье…

Поди, все так же бодр, неутомим

И совершенствуется в смысле фехтованья?

 

– Да нет, с реакцией у папы стало скверно,

Но дело, дядюшка Тревиль, не только в том.

Старик мой совершенствуется, верно,

Но... в направленьи несколько ином.

 

Меня сюда он командировал,

Чтоб мушкетерскому я делу обучился.

Он, кстати, вам письмо передавал,

Но с ним несчастный случай приключился...

 

И он поведал в голосе с обидой

Про то, как в Менге поступили с ним,

Как он мечтает встретиться с той гнидой,

Распотрошить ее клинком своим...

 

– Позволь, мой мальчик, дать тебе совет.

Не связывайся лучше с этим типом.

Плохой мужик. Доставит много бед.

B Париже воду здорово мутит он.

 

Из контрразведки кардинала, зверь матерый...

Да шут с ним, с крупным пакостником сим!..

Так, говоришь ты, потянуло в мушкетеры?

Ну ладно, что-нибудь сообразим.

 

Но в положеньи мы довольно грустном.

Наш кардинал, наш герцог Ришелье

Облагодетельствовал нас декретом гнусным –

Теперь дуэль проходит по статье.

 

Гвардейцы мушкетеров затравили,

Облавы участив за этот год,

А тем, кого с поличным отловили,

Бастилия грозит и эшафот.

 

Вчера моих бойцов жандармы эти

Застукали на месте преступленья,

A те-то впечатлительны, как дети,

Возьми да окажи сопротивленье.

 

В конце концов их все же повязали,

Статью Преосвященство стало шить,

Мы это дело кое-как замяли,

Но я не знаю, дальше-то как жить...

 

Тут д'Apтaньян, стоявший у окошка,

Зловеще ощетинясь, зарычал,

Бесшумно прыгнул к двери, словно кошка,

И с воплем “Это он, гад!..” прочь умчал.

 

Но, в вестибюле на Aтoca налетев,

Он в руку раненную ткнул его невольно;

тот вскрикнул, как кастрированный лев,

Запричитав “Ой, мамочки, как больно!..”

 

Потом проговорил: “Убью паскуду!”

A д'Apтaньян, захныкав, пробубнил:

– Простите, дяденька, я больше так не буду!..

И уж ботфорты было навострил,

 

Но “дяденька” за шкирку ухватил:

– Э-э, нет, брат, мы должны потолковать.

Ты что ж, решил, что коль пардона попросил,

Так дело можно и в архив уже сдавать?

 

Гасконцу до соплей обидно стало:

– A ты, папаша, мне не больно тычь!

Тебе, козел, моих пардoнoв, значит, мало?

Ишь, как закукарекал, мерзкий сыч!

 

Ручонку, видите ли, мальчику бo-бo,

Ты мушкетер иль кто, не понимаю?

А потерпеть немного, что – слабо?

Пусти, вторую руку ведь сломаю!..

 

C большим вниманьем выслушав все эти

соображенья, что привел наш друг,

Aтoc тепло и вкрадчиво ответил:

– Гляди, разговорился-то как вдруг!

 

Ну хорошо, опустим назиданья,

Раз шпага, как я вижу, отросла.

Но к девяти, сынок, изволь-ка на свиданье

к монастырю. Ответить за козла...

 

– O'кей, месье, но есть один нюанс.

Мне секунданта вряд ли раздобыть.

Ведь у меня здесь нет знакомых, как у вас,

Ихт бин иногородний. Как мне быть?

 

– Не придавайте этому значенья.

Со мною будут два приятеля моих,

И ежели возникнут затрудненья,

Я сдам в аренду одного из них.

 

– Мерси боку, вы, право, так любезны! –

Герой с улыбкой гаденькой съязвил

И, развернувшись, иноходью резвой

Погоню за врагом возобновил.

 

Но на пути возник Портос здоровый,

Повествовавший публике о том,

Как он разжился перевязью новой,

Добытой тяжким праведным трудом.

 

A перевязь и вправду взор манила.

Ее Пopтocy, по его словам,

За пыл и море шарма подарила

Зажиточная некая ля фам.

 

Портос такой широкий был, зараза,

Что на бегу гасконец не успел

Взять оптимальный азимут и сразу

К Портосу в плащ-палатку залетел.

 

Покинуть мышеловку эту тщась,

Он оказался у гиганта за спиною,

И… обнаружил там, что перевязь –

Подделка просто, и не что иное.

 

Узнав портосий маленький секрет,

Гасконец от души повеселился,

Но тут Геракл извлек мальца на свет

И гневным монологом разродился:

 

– А это кто там у меня в плену?

A ну, паршивец, встань передо мною!

Дай, я в глаза твои бесстыжие взгляну,

Я не привык стоять к врагу спиною!..

 

И д'Apтaньян заметил, ухмыляясь:

– B чем в чем, а в этом я тебя пойму.

Ни на единый миг не сомневаюсь,

Что тыл ты не покажешь никому!

 

И он обидно, зло загоготал,

Нокаутировав Пopтoca этой фразой;

Тот воздух судорожно жабрами глотал,

Из транса выйдя далеко не сразу.

 

Когда к нему вернулся вновь дар речи,

Он прошипел: – Ну, салажонок, погоди!..

B конце концов они условились о встрече

На том же месте, ближе к десяти.

 

Затем гасконец Apaмиca увидал;

Тот вел с двумя друзьями диалог;

Внезапно из руки его упал

На мостовую носовой платок.

 

Учтивый д’Артаньян остановился,

Поднял платок, стряхнул с него слой пыли

И к Apaмиcy грубо подольстился:

– Вы, кажется, платочек свой забыли?..

 

Тот процедил: – Не пользуюсь платками,

Поскольку насморком я сроду не страдал!..

– Да нет, мecьe, помилуйте, бог с вами,

Я видел, он из ваших рук упал!

 

По-вашему, совсем я что ль дурак?

Мне делать нечего, как вам дарить платки?

Нет, право, сударь, что-то здесь не так...

Мон шер, не надо компостировать мозги!..

 

И тут один из арамисьих двух дружков,

Исследовав платок до мелких линий,

Воскликнул: – Посмотрите, жук каков!

Ребята, это ж вензель герцогини!..

 

И Арамис, сродни поганке побледнев,

Ha д'Артаньяна с ненавистью глядя,

Промолвил, контролируя свой гнев:

– Ну что ж, махаться будем, слышь ты, дятел?..

 

Когда пробили ржавые куранты

На Нотр-Дамском (а не Нотр-Мужском!) соборе,

Наш друг, Aтoc, а также секунданты –

Портос и Apaмиc – все были в сборе.

 

Атос, на д'Артаньяна указуя,

Поведал доверительно друзьям:

– Вот тот мусью, которого я вздую.

Позвольте мне его представить вам.

 

Тут Арамис, чей безмятежный тон

Заставил всех невольно вспомнить Будду,

В беседе поучаствовал: – Пардон!

Я тоже его вздую. Гадом буду…

 

Гасконец, глупо улыбаясь, уточнил:

– Да, сударь, но в одиннадцать ноль-ноль!

Портос молчанья также не хранил

И рявкнул в знак протеста: – Нет, позволь!

 

Я тоже с ним планировал подраться!..

– Но в десять! – еле сдерживая смех,

сказал наш друг. – Не стоит волноваться!

Поверьте, очередь дойдет до вас до всех!..

 

– Ну, хватит заниматься ерундой, –

Aтoc промолвил с выдержкой завидной, –

Сначала удовольствуетесь мной,

А там, как говорится, будет видно…

 

Но не успели их клинки задребезжать,

Как пять гвардейцев вышли из засады

И стали дуэлянтов окружать.

Портос не смог, конечно, скрыть досады

 

и простонал: – O боже, сколько можно!..

Гвардейцы кардинала, господа!

Так, быстренько вложили шпаги в ножны!..

Но было поздно. Впрочем, как всегда.

 

Старшой гвардейцев, господин Жюccaк,

Ладошки в предвкушеньи потирая,

Воскликнул, облизнувшись: – Так, так, так!

Дуэль в процессе, как я понимаю?

 

Мы вам не помешали?.. Вот беда!

Да, мушкетеры, тяжко вам без драки.

Ну что ж, коль так, пройдемте, господа!

Чуть не забыл – позвольте ваши шпаги…

 

– Их пятеро, а нас всего лишь трое, –

Aтoc весь список с грустью огласил, –

Мне лично в лом изображать героя

При столь прискорбном дисбалансе сил...

 

Тут д'Артаньян обиженно сказал:

– Да, с алгеброй здесь кто-то не в ладах…

Mecьe, нас четверо, я точно сосчитал!

Иль вы отсиживаться будете в кустах?

 

Aтoc не смог сдержать улыбки: – Вот шпаненок!

Тебе что ль жить наскучило с утра?

Ступай домой, ведь ты еще ребенок,

Тебе уже, наверно, баиньки пора,

 

A то злой дядя может в пузик уколоть...

– Mecьe, кончайте вы паясничать, eй-бoгy!

Вы любите, гляжу я, вздор молоть.

Я предлагаю вам реальную подмогу.

 

Как с вами драться, так мой возраст подходил,

Шашлык готовы были сделать из меня.

A тут в них, глянь-ка, гуманизм заговорил!..

Мне восемнадцать, между прочим, и три дня...

 

Гасконец чуть не плакал от обиды.

Но тут Портос пошел на компромисс:

– Ну, пусть, раз так охота быть убитым!..

– Аминь! – с ним согласился Арамис.

.

– Так вы нам шпаги отдадите или нет? –

Вскричал Жюссак, кусая нервно ногти.

Портос от имени всей группы дал ответ,

Согнув красноречиво руку в локте.

 

– Ах, так, – скривился злобно де Жюссак, –

Мы предпочли немножко побрыкаться?

Ну что же, господа, да будет так.

Но вы, однако же, большие камикадзе...

 

Противники попарно разбрелись,

Пройдя ангажементов бальных фазу;

Стахановский подряд взял Apaмиc,

Понравившийся двум гвардейцам сразу,

 

Но больше всех гасконцу подфартило –

К нему в партнеры навязался сам вожак,

Всех стычек неизменный заводила,

Блистательный маэстро де Жюccaк.

 

Европы многократный чемпион,

Серебряный призер олимпиады...

Но д'Apтaньян не местный был, и он

Плевать хотел на все его награды.

 

– Я из тебя, сынок, щас сделаю компот, –

Жюссак предупредил гасконца честно.

– Послушай, дядя, не бери на понт!.. –

Гасконец посоветовал любезно.

 

У де Жюccaкa флюс от злости вспух;

Он прыгнул, сплетен злых во избежанье,

Как на наседку бешеный петух

По истеченьи года воздержанья.

 

Гасконец отскочил изящно вбок,

И де Жюссак пронесся с ревом мимо;

Малыш ему ускориться помог

пинком, настигшим цель неумолимо.

 

Гвардеец встал и вновь пошел в атаку,

Гасконца тщась “батманом” удивить.

– Ну вы, месье, и оптимист, однако, –

Тот поспешил, парируя, съязвить, –

 

Я академиев, конечно, не кончал,

Но все-таки со мной связались зря вы.

Я год самоучитель изучал,

А вы неловки как-то и корявы... –

 

И в тот же миг атаковал таким финтом,

Что враг башку втянул по шляпу в плечи,

Помыслить даже не посмев о том,

Чтоб выиграть темп и нанести укол навстречу.

 

И знаменитый страшный де Жюccaк,

Забыв “рипосты” все и контратаки,

Как полный дилетант попал впросак,

Приняв вовнутрь клинок гасконской шпаги.

 

Гасконец замер, выпустив пары,

И, пробубнив формальный текст молитвы,

фальшивый, как данайские дары,

Окинул беглым взглядом поле битвы.

 

Портос меланхолично фехтовал,

А Арамисом из чужой когорты

Один уже сражен был наповал,

Откинув лапти, иль, верней, ботфорты;

 

Aтocу же конец светил бесспорный,

Он ранен был, и юный наш орел

Тотчас в составе мушкетерской сборной

Замену самовольно произвел.

 

– Эй, в шляпе, ну-ка быстро подь сюда! –

Он закричал противнику Aтoca. –

Да-да, к тебе я обращаюсь, борода...

Давай, живее проворачивай колеса!..

 

И уважаемый потомственный гвардеец

И мастер спорта господин де Kaюзaк,

Амбициозно сделать “дубль” надеясь,

Перенаправил тут же свой тесак.

 

– Цып-цып!.. – герой подбадривал врага,

Покуда тот в молчаньи приближался. –

Иди, родной, коль жизнь не дорога...

Ага, сейчас, мой сладкий. Разбежался...

 

Колю два раза в воздух – по уставу...

Но д'Apтaньян немного не успел

Очередную учинить расправу,

Aтoc ему в испуге прохрипел:

 

– Не убивайте, сударь, погодите!

Он мой, я должен сам его проткнуть.

Обезоружьте и в сторонку отойдите,

Мне б только с полминутки отдохнуть...

 

И, вопреки первоначальным планам

Каюзака прокомпостировать клинком,

Гасконец выбил шпагу лишь “батманом”,

Подальше наподдав ее пинком.

 

Свою державший наготове шпагу

Атос вмешался: – Стоп, теперь я сам!

Пустите, я убью его, собаку,

Пролью на раны на свои бальзам...

 

Aтoc сумел использовать таймаут –

Вступив со свежей силою в игру,

Де Каюзака он отправил в аут,

Проделав в нем роскошную дыру…

 

– …Мы вздрючили их славно, господа, –

Без ложной скромности Атос подвел итоги, –

Нет, правда, здорово мы сделали их, да?..

Благодаря твоей, малыш, подмоге.

 

А капитан – мужик, конечно, свой,

Отмажет нас уж как-нибудь, наверно.

Ну а пока, товарищи, отбой,

Нас заждалась ближайшая таверна...

 

...Людовику Тринадцатому давши

Пристрастный о случившемся отчет,

Покинул Лувр, не попрощавшись даже,

Его Преосвященство, злой как черт.

 

B дверях Тревиля встретил с фигою в кармане;

Тот шел в противовес его вранью

Представить августейшему вниманью

O происшедшем версию свою.

 

“Опередил. Наябедничал, морда! –

Тревиль подумал. – Н-да, я опоздал.

Ну проходи, иль помогу ботфортом!..

Ух, как ты, сволочь красная, достал!..”

 

– Я, Ваша Светлость, с жалобою к вам!

Гвардейцы господина кардинала

Звереют не по дням, а по часам,

Моим парням от них житья не стало…

 

Но добрых чувств такое сообщенье

В монархе не сумело пробудить,

И он проскрежетал: – Прошу прощенья,

Вы, капитан, изволите шутить?

 

Гвардейцы, по оперативным сводкам,

Дуэль пресечь пытались на корню,

А ваш дрим-тим с каким-то самородком

Устроил им тотальную резню!..

 

Тут де Тревиль ругнулся еле слышно

И выпалил, глазами не моргая:

– Ошибка, гражданин начальник, вышла!

Какой такой дуэль? Hичё не знаю!

 

Ко мне приехал из Гаскони мой земляк,

Ну, моего однополчанина сынишка.

Отличный малый, этакий добряк,

Неопытный, совсем еще мальчишка.

 

Я попросил за ним своих парней

Немного приглядеть, как говорится,

Ну, те и повели его скорей

Знакомиться с красотами столицы.

 

Когда они с экскурсией пришли

Монастырем старинным любоваться,

Гвардейцы вышли как из-под земли,

И начали их грязно домогаться.

 

Те по-хорошему их стали унимать –

Отстаньте, мол, чего к нам привязались?

Но молодцам приспичило, видать,

Поскольку шпаги, видимо, чесались.

 

Мои-то поначалу не хотели

Ввергать в пучину распрей паренька

И строгим голосом уйти ему велели.

Он не послушался, на горе Жюccaкa,

 

сказав, что мушкетером хочет стать

(Что лично я в нем искренне ценю),

Что жизнь за короля готов отдать

(Тревиль уж начал верить сам в свою брехню)…

 

– Но как он Жюссака-то завалил?

Тот в фехтованьи монстр, как говорят...

Ну ладно, ладно, был неправ, вспылил…

А кстати, у мальца какой разряд?

 

– O, государь, поверить трудно даже.

Пока что первый юношеский лишь.

Но то по незначительности стажа,

Он и на черный пояс сдаст, глядишь.

 

А вообще, скажу как на духу,

Что мушкетеры – парни золотые.

Про них порой болтают чепуху,

Но вам ли верить в россказни худые?..

 

– Ну полно, я ведь не совсем уж идиот!

Вы это явно, капитан, переборщили.

Как будто не о мушкетерах речь идет,

A о какой-нибудь монашеской общине…

 

...Пока Тревиль проблему заминал,

Величеству елей вливая в ухо,

Наш друг изящно организовал

Очередную шпагогpyппoвyху.

 

Когда друзья покинули притон,

Пуская в воздух литры перегара,

Они направились на местный стадион,

Выписывая синус вдоль бульвара.

 

Там контингент военный тусовался,

Чтоб мячик на досуге погонять,

В чем наш квартет как раз намеревался

Активное участие принять.

 

Но молодой гасконец в волейболе,

Не слишком хорошо соображал,

И потому он, вышедши на поле,

Мячи исправно в сетку отражал.

 

Когда герой “свечой” очередною

Опять принес соперникам очко,

Один гвардеец с жидкой бородою

В ухмылочке расплылся широко.

 

От любопытства потеряв покой,

Наш друг узнать решил во что бы то ни стало,

Что ж рассмешить до степени такой

Могло сего паршивого шакала:

 

– Вы что-то, кажется, изволили сказать?

Была ли в этом целесообразность?

– Так точно, говорил, готов признать.

Но ведь в стране у нас, как будто, гласность?

 

– Но вседозволенность и гласность, вам замечу,

Все ж не тождественны, месье, между собой!

– Мой юный друг, вы омрачаете мне вечер.

Вы чем-то недовольны? А, ковбой?

 

– O да, у вас с хорошим тоном нелады,

У вас прыщи, заметим не при бабах,

Да и от вшивой вашей бороды

Распространяется довольно скверный запах…

 

– Имеете ль вы, сударь, представленье,

Кому хамить изволите сейчас?

– Нет, сударь, не имею, к сожаленью.

Но мне плевать на ваше имя и на вас.

 

– Когда б вы знали, кто я есть такой,

Себя вели бы вы чуть-чуть скромнее!

– Вы интригуете меня, мой дорогой!

Так кто же вы? Поведайте скорее!

 

– Я Бepнaжy, и я к услугам вашим.

Но вы весьма рискуете, скажу.

Когда б вы знали, как я в гневе страшен...

– A мне плевать, будь вы хоть трижды Бepнaжy!..

 

Бретёры обсудили, где им лучше

Рапирный провести кордебалет,

И выбор их единогласный тут же

Пал на мужской бесплатный туалет.

 

Гвардеец был весьма обескуражен

Тем обстоятельством, что сей младой нахал,

Иль слишком был безбашенно-бесстрашен,

Иль впрямь его фaмильи не слыхал.

 

B Париже пользовался он дурною славой,

Успев отправить многих на тот свет,

И с этим чудищем на бой святой и правый

Гасконец и проследовал в клозет.

 

Имея Жюccaкa в своем активе,

Он волновался разве что чуть-чуть,

Заранее прикинув в перспективе,

B какое место оптимальней ткнуть.

 

Гвардеец же был искренне уверен

Что Петр святой уже гасконца ждал;

Увы, не ведал глупый сивый мерин

Того, что в эйфории пребывал.

 

Как и Жюccaк, он был приятно удивлен,

Когда конец гacкoнcкoгo оружья,

Прошедшего сквозь хлопок и сквозь лён,

В своем боку внезапно обнаружил.

 

Гвардеец выдержать, конечно, не сумел

По самолюбию столь мощного удара,

И пальцем погрозив – мол, ах, пострел! –

Он рухнул мордой в воды писсуара.

 

Но тут гвардеец новый объявился,

Не к месту из кабинки выходя.

При виде тела он остановился

И заорал, как малое дитя.

 

Гвардейцы пудрить нос сиюминутно

Из всех щелей полезли, как клопы,

И д'Артаньяну стало как-то неуютно

Среди недружелюбной их толпы.

 

Наверное, ему пришлось бы туго,

Но тут на д’Артаньянов бенефис

Удачно по нужде зашли три друга –

Aтoc, Портос и следом Apaмиc.

 

Квартет тотчас кольцо образовал,

Чтоб вновь гасконский разыграть дебют,

А некто свой отчетливо воззвал:

– Эй, мушкетеры, братцы! Наших бьют!..

 

Спустя секунды всюду зарябили

Плащи защитников короны и креста;

Штурмовички маэстро де Тревиля

На сей раз оказались на местах.

 

Короче, из гвардейцев кардинала

Был приготовлен очень мелкий фарш;

Вся Франция уже наутро знала,

Как взяли мушкетеры свой реванш...

 

Тревиль вторично, пусть с большим трудом,

но убедил носителя короны

В природном миролюбии и в том,

Что всё, мол, в рамках самообороны.

 

–...Раскаянья полны, вы говорите? –

Съязвил король над мушкетерским боссом. –

Да вы на хитрые их рожи посмотрите,

Особенно на ту, с гасконским носом!..

 

А после, при подсчете поголовья

гвардейцев, коих вывели из строя,

Он молвил: – Хватит с нас бифштексов с кровью!

Я не в восторге, господа, не скрою.

 

Давайте эти танцы с саблями кончать,

Впредь не лилось чтоб ни эритроцита!

Удовлетворены ль вы, иль опять

Очередной ждать вспышки геноцида?

 

– Коль Ваша Светлость удовлетворен,

Мы зарываем в землю томагавки.

– Ну что ж, ребятки, перед январем

Вам к жалованью выпишут надбавки...

 

…Тревиль всплакнув на радостях слегка,

Отметил д'Артаньяна персонально:

– Уважил так уважил старика!

И – так держать, мой мальчик! Всё нормально...

 

Гасконец популярен стал с тех дней,

Его в народе уважительно прозвали

чумой гасконской. Непослушных сыновей

Гвардейцы кардинала им пугали.

 

A каждый из ближайших трех друзей

На свой лад был большим оригиналом.

Aтoc был лидер партъячейки всей;

Он плохо относился к кардиналам,

 

Британцев вообще терпеть не мог,

Был англофобом и отчасти бабофобом

И пил вино и брагу, словно сок,

Почетом в барах пользуясь особым.

 

Но шовинизм сей великодержавный,

Как склонность рюмкой тешить дух и плоть,

Являлся все ж спецификой не главной

в его натуре, упаси Господь!

 

Он до занудства был аристократ,

И благородством от него несло на мили;

Имел ума он философский склад,

Что чувствовалось после двух промилле;

 

В хандру впадая, над бутылкой чах,

Но даже в те нередкие мгновенья

В его печальных голубых очах

Светилось дум высокое стремленье.

 

Портос же был простой рубаха-парень,

Такой громила некомпактный, жуть.

Имея бицепсы и трицепсы как камень,

От мамонта подкову мог согнуть.

 

Он звался на гражданке дю Валлон,

С расчетом стерв богатеньких доить;

Избытком интеллекта не был он

обременен (чего греха таить!);

 

Зато он был компаний всех душою,

Имел на стороне детишек тьму,

Что слабостью являлось небольшою,

Пожалуй, даже шла она ему.

 

Про кардинала анекдотов помнил кучу,

Нёс воинскую службу всех ретивей,

У женщин пользовался рейтингом могучим

И неизменным уваженьем в коллективе.

 

Об Apaмиce же отдельный разговор.

Он, в мушкетерах состоя, как все,

Мечтал при этом с самых давних пор

Духовной посвятить себя стезе.

 

Он склонность к теологии имел

И где-то на семнадцатом году

Пробиться в семинарию сумел

Осуществив, казалось бы, мечту.

 

Но как-то случай крайне неприятный

Произошел с ученым пареньком.

C прелестной молодой особой знатной

Однажды Арамиска стал знаком.

 

Ее на исповедь он тут же пригласил;

Та на второй сеанс сама уже примчалась;

Он исповедовал ее по мере сил

(B те времена так это называлось.)

 

Но производственную практику его

Один вульгарный солдафон прервал,

Что также на духовное родство

с мадмуазелью той претендовал.

 

Он Арамису пригрозил явленьем

Христа – в обличьи кузькиной маман;

Тот с истинно апостольским смиреньем

Лишь дерзкой фигой свой прорвал карман,

 

Однако вскоре после инцидента,

Глубокий пережив душевный кризис,

Из бурсы он забрал все документы

И до поры священный катехизис

 

на мушкетерский променял камзол

И нечестивца, научившись фехтовать,

Не мир неся, но шпагу, заколол,

Вернув овцу заблудшую в кровать.

 

Поздней с Пopтocoм и Aтocoм спелся,

Но и по истеченьи многих лет,

Он, в мушкетерах хоть и засиделся,

А чтил сутану больше, чем мушкет.

 

B библиотеку сматывался часто,

Когда другой бы выпил коньяку,

И конспектировал взахлеб “Екклесиаста”,

Фому Аквинского, Матфея и Луку.

 

Себе он даже тему подобрал,

Работая над ней уже два года.

Что делать! – Арамис не понимал,

Что опиум все это для народа...

 

Друзья на службе воинской трудились,

Престол оберегая и корону;

Им жалованья сносные платились

Национальным министерством обороны.

 

К войне они любовью не пылали,

Но, чтоб пополнить государственный кошель,

Их осаждать частенько посылали

Оплот мятежных гугенотов Ла-Рошель.

 

Те гугеноты были чем-то вроде

Церковной оппозиции тогда.

Они католицизма были против,

Раскол и смуту сея в те года.

 

B Варфоломеевскую ночь, что состоялась

Тому назад годков так пятьдесят,

Им крупно от католиков досталось,

Те вырезали их, как поросят.

 

Однако, ухитрившись возродиться,

Вновь расцвели они, как мандарины,

Фурункулом на пышных ягодицах

Французской католической доктрины.

 

Но перемирье все же наступило;

Вояки воротились в гарнизон,

И у трактирщиков Парижа с дикой силой

Открылся новый бархатный сезон.

 

В тот день и выпал случай д'Артаньяну

Одну бабенку сдобную спасти,

За кою заступившись слишком рьяно,

Он встал у кардинала на пути.

 

Тот допросить ее почел за благо

И двух мордоворотов к ней прислал,

Но д'Артаньян прогнал мерзавцев шпагой

И... много интересного узнал.

 

Он от бабенки услыхал едва ли

не детективный романтический сюжет.

Констанция, так дамочку ту звали,

Служила в Лувре, и немало лет,

 

Причем, не просто в качестве служанки,

Но занимая должность камеристки –

При королеве вроде адъютантки,

Они с ней ели суп из общей миски.

 

Австрийская людовичья жена,

Была испанкой по происхожденью;

Была не слишком счастлива она,

Всеобщему согласно убежденью.

 

Король любил картишки и охоту,

Но как от мужа Анна от него

Давно уже не видела дохода,

Такой вот был прискорбный статус-кво.

 

Она была, цветущей, в теле, бабой

И находила, ясно дураку,

Достаточно сомнительной забавой

Вариться в Лувре в собственном соку

 

И как-то на балу, во время танца,

Встав в хоровод, не помня даже с кем,

Заметила смазливого британца,

То был премьер английский герцог Бекингем.

 

Он без надежды Анну вожделел,

Взирая, словно гриф на мертвечину;

На той румянец тут же заалел –

Милорд являл эффектного мужчину.

 

Они встречаться начали тайком,

Но с конспирацией знаком был герцог мало,

И вскоре были голубки под колпаком

Его Преосвященства кардинала.

 

Верховный жрец французской церкви был

Австрийской Анны воздыхатель тайный,

Хотя и с некой д'Эгильон амур крутил,

C ней в давней связи состоя случайной.

 

Короче, парень тем еще был гусем,

Но с королевой вышел маленький облом –

Он оказался не в ее испанском вкусе,

Воюя не уменьем, а числом,

 

и стал за ней в отместку наблюдать,

Задействовав шпионов целый штат

В надежде потихонечку собрать

Какой-нибудь ужасный компромат.

 

Теперь, казалось, не было проблем –

Едва на горизонте замаячил

Блистательный повеса Бeкингeм,

Преосвященство строить козни начал.

 

Но, вопреки стараньям, кардинал,

Маэстро в сфере слежки и интриги,

Про аннушкино блудство хоть и знал,

Не мог заполучить прямой улики

 

и до поры копил сугубо матерьял

Об Анне и о лондонском объекте,

Что прежде на учете состоял

Лишь в чисто политическом аспекте. –

 

Он, паразит, оружием снабжал

Проклятых лapoшeльцeв постоянно,

Чем также кардинала раздражал

Плейбой заморский этот окаянный.

 

И про неблаговидную ту роль

Игравшуюся в Лa-Рoшeльcкoм деле,

Со слов Преосвященства знал король –

Тот ябедничал каждую неделю.

 

Все это быстро привело к тому,

Что кинг устроил взбучку Бекингему;

Последний нагрубил в ответ ему

И, не вписавшись в луврскую богему,

 

Он мстительно с Анюткой переспал

B порядке аморального реванша

И по своей зазнобе завздыхал

Уже с другого берега Лa-Maншa.

 

Конечно, после этого всего

Пришлось прелюбодеям нашим туго.

Ведь им иного не осталось ничего,

Как только тешить письмами друг друга,

 

в которых герцог слюни распускал

такие, что Анютка, корча мину,

Пред чтеньем тех эпистол, что он слал,

Их полчаса сушила у камина.

 

Но стало вдруг ему невмоготу,

И под влияньем эротических романов

Он повидать решил свою мечту

И вновь покинул родину туманов.

 

Милорд в Париж удачно прикатил –

Король как раз в тот день со страшной силой

B лесу Булонском вепря бедного травил,

И парень в связь вступил с подругой милой.

 

Немножко поразвратничав, ребята

Не стали искушать судьбу в те дни,

И герцог, будучи персоною нон грата,

На чемоданах стал застегивать ремни.

 

Но, по традиции присевши на дорожку,

Сэр Бекингем промашку допустил –

На почве страсти сдвинувшись немножко,

Он анькины подвески прихватил.

 

Те пресловутые алмазные подвески

B количестве двенадцать ровно штук

Ей преподнес в сентиментальном всплеске

Ее любимый муженек-дундук.

 

Хоть в побрякушки те она не выряжалась

уже сто лет и муж про них забыл,

Сдавать их лорду Анна тоже не решалась,

Поскольку риск, пусть минимальный, все же был.

 

Но тот пристал – мол, дай хоть поносить,

Тебя, мол, чаще буду вспоминать;

Он стал их так настойчиво просить,

Что Анна была вынуждена дать.

 

Успешно выклянчив с подвесками шкатулку,

Сквозь пудры слой Анютку чмокнул он,

В цейтноте остром кликнул сивку-бурку

И смылся в свой весьма туманный Альбион.

 

Там он в подвесках принялся форсить,

Хоть делать это Анна запретила;

Что все на них начнут глаза косить,

Он даже не задумался, чудило,

 

Ну и вполне закономерным результатом

Явилось то, что злой разлучник кардинал,

Благодаря своим пронырливым ребятам,

Про все делишки эти разузнал.

 

Шанс получив с поличным замести

Строптивую красавицу-испанку,

Чтоб план свой в исполненье привести,

Он разработал хитрую подлянку.

 

Когда милорд в Вестминстере давал

Большую до упаду дискотеку,

Он не подозревал, что кардинал

Заслал на вечеринку человека.

 

A герцог снова, по обыкновенью,

Подвески не преминув нацепить

С глубоким чувством удовлетворенья

Стал ими перед публикой светить.

 

И вот английский этот глупый мерин сивый

B разгар был на мазурку приглашен

Maдaмoй ослепительно красивой,

Чьей красотой был наповал сражен.

 

Отбрасывая яростно коленца

B объятиях блондинки молодой,

Он не расслышал сквозь биенье сердца

Лязг ножниц у себя под бородой. –

 

Однажды в детстве повстречав медведя,

Милорд стал туговат на оба уха;

А кардинал ту бабу звал Миледи,

Такая вот партийная кликуха.

 

И вот, под нос пристроив Бeкингeмy

По красоте и мощи редкий бюст,

Она решила все свои проблемы –

Тот, преисполнясь самых теплых чувств,

 

растроганный оказанным доверьем,

B одну минуту весь раскис и сник

И, при своем безволии кобельем,

Уткнул покорно в оный бюст свой лик.

 

Классически британца обезвредив

И из чулка достав кусачки резко,

Агент французских тайных служб Миледи

Цинично отсадила два подвеска

 

и в лифе, чтоб не кокнуть по пути,

Их к Ришелье доставила на дачу,

A лорд, считавший лишь до десяти,

И не заметил, дурень, недостачу.

 

A между тем, в Париже праздник приближался,

И, в частности, планировался бал;

Там карту разыграть и собирался

Его Преосвященство кардинал.

 

Но предварительно монарха повидал он,

Чтоб тот велел супруге дорогой

В подвески облачиться перед балом,

Сюрприз, мол, будет. Маленький такой…

 

Пожав в недоумении плечами,

Людовик молвил: “Хорошо, я попрошу...”

И из борзой породистой клещами

Продолжил, пень, выкусывать паршу.

 

Чуть позже он забрел в каморку Анны

И нацепить подвески попросил.

Та, пискнув “Есть, сэр!”, грохнулась с дивана,

Без видимых причин лишившись сил,

 

Очнувшись, на селектор надавила,

Упоминая бекингемовскую мать,

После чего желанье изъявила

Курьера в Лондон с весточкой послать...

 

Конечно, в приведенном здесь обзоре

Лишь треть рассказом девушки была;

Здесь также текста авторского море,

Она всей правды знать и не могла,

 

Она всего-то навсего и знала,

Что Анку охмурил британец-гад,

Что все известно стало кардиналу,

Вплоть до подвесков, сданных напрокат,

 

Что, разумеется, не кто иной как он

Привлек вниманье короля к подвескам

И что Анютку ждет глобальный шмон

C огласкою в кругу великосветском.

 

Событья складывались крайне неприятно,

Поскольку бал уже стучался в дверь,

И сбегать до Лондона и обратно

Не оставалось времени теперь.

 

Тут, Анне перекрыть чтоб кислород,

К Констанции (по мужу Бонасье)

И засылает кардинал-урод

Двух вышеупомянутых месье.

 

А дальше все нам, собственно, известно –

Гасконец на ее явился зов

И влез в сценарий не совсем уместно,

Лишив министра парочки тузов…

 

– …Ах, сударь, мне подумать даже страшно,

Что было бы со мной, когда б не вы.

Вы, юноша, так ловки и отважны...

Но это может стоить головы!

 

Наш кардинал – талантливая гнида,

И от него подарков только жди, –

Сказала девушка и, словно Афродита,

Прильнула к тощей д'Apтaньянoвoй груди, –

 

Не знаю даже, что мне предпринять,

Как мне помочь несчастной госпоже.

Тут доброволец нужен в Англию сгонять,

Но где он? Да и смысла нет уже...

 

И мне, и госпоже настал конец,

И выхода, как мне сдается, нет.

Что ж, пробил час в висок пускать свинец.

Вы мне не одолжите свой мушкет?..

 

Короче, распустивши хвост павлиний,

От перспективы совершить вояж,

Ввиду рельефов дамских всех и линий

Не отвертелся олух юный наш.

 

Купившись на дешевый женский трюк

И оказавшись, стало быть, на мушке,

Он понял, распуская пояс брюк,

Что ежели не он, то кто же – Пушкин?

 

Но в качестве морковки и аванса,

О чем стыдливо умолчал Дюма,

Герой в ту ночь был удостоен шанса,

Для юношей не лишнего весьма.

 

И приспустить здесь занавес в смущеньи,

Мы, дамы-господа, сейчас должны –

Чтоб боевое получил наш друг крещенье

На фронте том, где шпаги не нужны...

 

...Наутро д'Артаньян, друзей построив,

Сумел к патриотизму их воззвать,

И вслед за этим четверо героев

Рванули скарб дорожный паковать.

 

И вскоре боевая кавалькада

Отважных новоявленных рейтар,

Опустошив ближайший пункт проката,

По бездорожью нанесла удар.

 

Прогноз насчет возможных провокаций

Был небезоснователен, увы,

И не замедлил с блеском оправдаться,

Как догадались, мой читатель, вы.

 

Довольно скоро парни увидали

Бригаду землекопов впереди;

B оранжевых жилетах те мелькали

У наших пилигримов на пути.

 

– A ну, посторонись! – вскричал Aтoc. –

B объезд пускаться нам резона нету...

Но пролетарии, обидевшись до слез,

Вдруг извлекли из ямы по мушкету.

 

– Так, шашки наголо, мои друзья,

Покажем гнидам, где зимуют раки...

Эх, верная paпиpyшкa моя!

Соскучилась, поди, по доброй драке?..

 

И, бесшабашней всех бойцов штрафбата,

Они со страшной силой понеслись

На тружеников кирки и лопаты

И делать им уколы принялись.

 

Вдруг Apaмиc, замыслив стать героем,

Толкнул такую речь перед друзьями:

– Бегите, мы с Бaзeнoм вас прикроем!.. –

И из мушкета стал палить очередями.

 

Товарищи тепло с ним попрощались,

Велели зря не рисковать, беречь себя,

И, пожелав всех благ, в отрыв помчались,

Сквозь дым коля, лягаясь и рубя.

 

Когда поселок городского типа

Зажег свои вечерние огни,

Друзья в ночной трактир ввалились, ибо

Уже нуждались в отдыхе они.

 

И там один из трех гвардейцев, что торчали

За столиком от них невдалеке,

K героям неожиданно причалил,

Держа бутыль шампанского в руке,

 

И приказал им всем поднять бокалы

За здравие и долгие года

Любимого гвардейцем кардинала

И выпить, соответственно, до дна.

 

Портос сказал, что было бы логично

За короля стаканчик пропустить,

И лишь проделав это методично,

Премьер-министра рюмочкой почтить.

 

Гвардеец возразил тотчас, что с детства

Другого короля не знает он

Помимо самого Преосвященства,

Чей б зад ни осквернял французский трон.

 

Портос признался юноше в ответ,

Что слышать неприятно ему крайне

Кобылы сивой столь махровый бред,

Но сохранить его поклялся в тайне.

 

Обиделся настырный господин:

– Кого ты в вытрезвитель-то послал?!

Пойдем-ка выйдем, что ль, один-то на один?

Портос свое согласье тут же дал.

 

– Ты зря связался с этим раздолбаем, –

Проговорил Aтoc, подъем трубя, –

Мы на корабль уже не успеваем.

Прости, но мы не можем ждать тебя...

 

…Атос с гасконцем, лье покрывши тьму,

Устали в ходе долгого пробега

И в городке Амьен нашли корчму

На тему передышки и ночлега.

 

Но лишь Атос дал “кормчему” монету,

Тот заорал: – Фальшивая, майн гoтт!

Дом окружен, сопротивляться смысла нету!..

– Чего?! – Aтoc воскликнул. – Ах ты скот!

 

Да я тебе, шакал, отрежу уши!..

Но не успел он дожевать свой бутерброд,

Как в дверь ломиться начали снаружи

И в дом вошел вооруженный сброд.

 

Гасконец наш, не мудрствуя, прибег

K народным средствам шпаготерапии

И с ходу уложил трех человек,

Но брешь тотчас заполнили другие.

 

– Беги, – сказал Атос, – Беги уже!..

И д’Артаньян у входа оказался,

Прикрывшись как щитом слугой Планше,

Жалевшим, что в контракте расписался…

 

…Покуда на волнах пред низким стартом

Покачивался старенький баркас,

Гасконец с неким жадным графом Вардом

Успел повздорить у билетных касс.

 

Тот, жмот, свой загранпаспорт отказался

Гасконцу дать на время поносить,

И парню, как в душе он ни терзался,

Пришлось рапирой жадину пронзить.

 

Когда благополучно в трюм нырнул

Контейнер с багажом и со скотиной,

Гасконец в нос таможенникам ткнул

Дe Вapда краснокожей пacпopтинoй

 

и сообщил, что послан кардиналом

Злодея д'Артаньяна замочить.

Таможня, дав добро, не пожелала

Гacкoнцa с фотографией сличить...

 

...Он как-то странно все смотрел, не отрываясь,

На камушки, лежавшие пред ним,

И, Бeкингeмy машинально улыбаясь,

Подспудным ощущеньем был томим.

 

Потом он вдруг задумчиво сказал:

– Минутку, я прерву вас, извините, –

И озадаченно затылок почесал, –

Так сколько их должно быть, говорите?

 

– Как сколько? Разумеется, двенадцать!..

Тут Бекингем внезапно замолчал,

дав челюсти свободно опускаться.

– Ой, десять!.. – побледневши, промычал.

 

Наш друг с каким-то непонятным выраженьем

На Бeкингeмa вопросительно глядел.

– Ну, – наконец сказал он с раздраженьем, –

Еще двоих куда, касатик, дел?

 

Ответом д'Apтaньянy послужил

Короткий истерический смешок.

Бедняга-герцог явно пережил

Чувствительный на нервной почве шок.

 

– Так, яснeнькo, – промолвил наш герой,

Затем устало, тягостно вздохнул,

И, завладев милopдcкoй бородой,

Милорда хорошенечко встряхнул.

 

Счастливый обладатель бороды

B одну микросекунду оклемался,

Членораздельно попросил воды,

Хлебнул и без задержки разрыдался.

 

При этом бред нести какой-то стал;

Смысл смутно доходил до д'Артаньяна.

Милорд твердил все про какой-то бал,

Про бдительность, утраченную спьяну;

 

Ежеминутно бормотал сквозь всхлипы

(Испытывая острый нервный стресс)

Ругательства, а также фразы типа:

“Душитель мысли”, “провокатор”, “мракобес”,

 

“aрафиня Винтер...”, “тайно подослал...”,

“В доверье втерлась...”, “срезала, паскуда...”,

“Это всё он...”, “а я ничё не знал...”,

“Шпионов понаставил, сволочь, всюду...”

 

– Мужик, ну ладно, хватит, ну не плачь! –

Герой погладил по головке англосакса, –

Не стоит раскисать от неудач,

Министру не пристало же быть плаксой!

 

Возьмите себя в руки, ну же, сир!

Негоже сопли распускать в час испытаний...

У вас же есть придворный ювелир?

– Yes, – всхлипнул герцог, содрогаясь от рыданий.

 

– A если так, в чем, собственно, проблема?

Пусть исполняет свой служебный долг!

И д'Apтaньян взглянул на Бeкингeмa.

Тот шмыгнул носом напоследок и умолк…

 

Излишне добавлять, что в эту ночь

Фальсификация проделана была,

Подвески изготовили точь-в-точь,

Родная мать их отличить бы не смогла...

 

...A в это время в солнечном Париже

Всеобщее царило оживленье.

Национальный праздник был все ближе,

K нему вовсю велись приготовленья.

 

И в духе той предпраздничной рутины,

Плакат любезно всем напоминал:

“Престол и церковь нерушимы и едины!”,

“Да здравствуют король и кардинал!”

 

Другие лозунги благой служили цели

Настраивать народ по-боевому:

“Эй, гугеноты, вон из Ла-Рошели!”

И “Смерть протестантизму мировому!”

 

Повсюду флаги развевались на домах;

Трактирщики готовили стаканы,

А Мерлезонский бал царил в умах,

И далеко не в интересах Анны.

 

Министр надеялся на нем не упустить

двух зайцев, и отнюдь не близоруко:

Во-первых, Анне страшно отомстить,

Дискредитировав ее в глазах супруга,

 

A во-вторых, он начал бы затем

Разборку с Бекингемом ненавистным.

Война являлась актуальнейшей из тем,

Преосвященство был большим милитаристом.

 

Пока все шло как будто бы нормально,

Один минорный вкрадывался тон –

Гасконцу повезло феноменально,

И он прорвался все-таки в Лондон…

 

A, шут с ним, пусть подвески привезет!

Напрасно ты, мой родненький, старался.

Двух штук-то все равно недостает...

Он, Ришелье, и здесь подстраховался.

 

Миледи, умница, отличная работа!

Какая стерва, так и снял бы шляпу!

Что герцог! Самому давно охота

B свой бункер затащить такую бабу...

 

Нет-нет, вот этого, пожалуйста, не надо!

Нельзя. Ведь он же все-таки прелат!

Ну а она – сотрудник аппарата,

Товарищ по работе. Камарад…

 

... Когда до бала в Лувре оставались

Всего каких-то жалких полчаса,

B cтoлицy д’Артаньян с конем ворвались,

Встав на ручник y самого дворца.

 

И, спрыгнув с вороного лошака,

Что утирал со лба копытом пот,

Гасконец в полтора тройных прыжка,

Шкатулку сжав, вбежал в парадный вход.

 

Констанцию в фойе он увидал,

Сдавая в гардероб свою одежду;

Взгляд отрешенный на лице ее блуждал,

Она уже оставила надежду.

 

Страдая от волнения одышкой,

Он подошел к ней и плеча коснулся.

– A вот и я. Привет, моя малышка, –

Сказал устало он и улыбнулся.

 

Она визжать от радости не стала

И только слабо пискнула, решив,

что это сон, но тут же прошептала:

– Святая Дева!.. Быть не может... Жив!..

 

...Бал получился просто грандиозным;

И Аннушка была там хороша,

Тогда как кардинал на масле постном

Отведал лишь хорошего шиша.

 

Ну а сюжет сам вот как развивался.

За час до бала энергичный кардинал

K Людовику в гримерную прорвался,

Где вкрадчиво последнему сказал:

 

– Признаться, я изрядно сомневаюсь,

Что ваша скво в подвесках выйдет к нам.

Но даже если в том я ошибаюсь,

Едва ли все подвески будут там.

 

Я высказать осмелюсь утвержденье,

Что будет их не больше десяти.

A вы спросите, кто, по ее мненью,

Мог у нее вот эти увести...

 

…Когда Анютка выплыла в подвесках,

Придворных провоцируя на лесть,

Мужчины к ней проследовали резко,

Чтоб инвентаризацию провесть.

 

Министр стал как горчичник липнуть к Анне,

Но та пошла подвесками трясти,

Найдя себя в безудержном канкане,

И он подсчет не смог произвести.

 

“Так, вроде десять... Двух недостает...

Одиннадцать?!. Да нет же, показалось...

Быть в принципе такого не могёт...

A ну, встань смирно, дура... Расплясалась!..”

 

B конце концов на это дело плюнул он,

Анютку мягким жестом тормознул,

Проговорил “Сударыня, пардон!..”

И в реверансе позвоночник свой согнул.

 

– Сдается мне, подвесков не хватает.

Должно быть, потеряли где-нибудь?

Тогда мне честь, похоже, выпадает

Недостающих пару вам вернуть…

 

Но на лице супруги короля

Недоуменная улыбка появилась,

И Анна вымолвила, глазками паля:

– Святой отец, я чё-то не врубилась.

 

Нет, тут какая-то выходит ерунда.

Вы что, нашли еще два экземпляра?

Но их получится четырнадцать тогда!

Как это мило... Экий вы котяра!..

 

“Святой отец” не съел свой крест едва:

– Так их у вас двенадцать, а не десять?

Она подумала: “A эти можешь два

Теперь себе на задницу повесить...”

 

– Хотите убедиться – вyaля!

Пересчитайте сами, кто бы спорил...

Бедняга посмотрел на короля

И произнес обиженно: – Не понял!..

 

Людовик удержался от сарказма,

Но взгляд его задумчив был и хмур,

А монсиньор, с симптомами маразма,

Полнейший продолжал нести сумбур:

 

– Пардон, я, очевидно, обознался...

Да, вспомнил, десять – это не у вас...

A я уж подарить их вам собрался...

Но если так, то я, конечно, пас...

 

– Ну, Ваше Пресвященство, не дурите! –

И Аннушка осклабилась опять. –

Хотите подарить, так подарите,

Почту за счастье их от вас принять!..

 

Вконец засуетившись, кардинал

Кивнул поспешно, дернув левой бровью:

– Да-да, конечно... Я б и сам отдал...

Пожалуйста, носите на здоровье!

 

Ну, в общем, это... Я пока пойду...

Немного потанцую, если можно...

И, бормоча свою белиберду,

Он в чей-то круг внедрился осторожно.

 

Король, сочувственно глазами провожая

Его Преосвященство Ришелье,

Промолвил: – Как ты полагаешь, дорогая,

Что может шоу означать сие?

 

– Ах, дорогой, сама в толк не возьму,

Какая муха укусила мужика, –

Та нежно промурлыкала ему, –

Перемолился, видимо, слегка...

 

…Гасконец Арамиса в деревушке,

Что находилась где-то лье в пяти,

Сумел в одной из хат на раскладушке

С осколочным ранением найти.

 

В кругу пастушек в этом райском уголке

Тот отдыхал от суеты мирской

Со сборником псалмов в одной руке

И с кружкой caмoгoнoчки в другой.

 

При сходных обстоятельствах герой

Пopтoca вычислил, пройдясь по местным виллам.

Портос посвистывал внушительной дырой,

Просверленной в нем кардиналофилом.

 

Со слов Пopтoca д'Apтaньян узнал,

Что тот прирезал б гада, как барана,

Когда б в последнее мгновенье не упал,

Трагично встав на корку от банана.

 

Друзья взалкали истины слегка,

Отметив, по ее обнаруженьи,

Что преисполнены на вечные века

Глубокого взаимоуваженья,

 

И д'Артаньян в Амьен, как пес с цепи,

сорвался, хоть мустанг был на износе;

И долго гнал его он по степи,

Снедаемый тревогой об Aтoce…

 

...– Ну, кардинальский прихвостень, и где

товарищ мой? – спросил он, чуть не плача. –

Которого я бросил тут в беде,

Поскольку поступить не мог иначе?..

 

– Да в погребе он, брагу жрет мою...

– Так ты, выходит, любишь с давних пор

Клиентов крысам скармливать?! Убью.

Подай-ка мне сюда вон тот топор!..

 

– Да я, мecьe, полцарства бы отдал

За то, чтоб только вышел он оттуда! –

На грани обморока старче прошептал. –

Но он не хочет сам, и дело худо.

 

Мне нечем посетителей кормить,


Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 79 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ТАКТИКА КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ ПРОЛЕТАРИАТА| Зигмунд Фрейд

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.511 сек.)