Родиться, быть принятым

В высшей степени важно, в каких условиях происходит рождение, потому что мы знаем, что они оставляют следы длительного действия. Рождение и роды - события сопряженные, но разные. И они по-разному сказываются на чувстве базовой безопасности матери и ребенка.

Новорожденный - это тот, кто потерял свободу. In utero он двигал кистями рук и ступнями ног и не лишал себя возможности играть с ними. Он свободно перемещался в пространстве, не догадываясь, что оно закрыто. Когда звук или контакт его притягивал, он перемещался по направлению к нему. С рождением тяготение не дает ему такой подвижности. Он мог двигаться, сосать большой палец, играть с руками и ногами, а теперь пригвожден в постели, двигательно не скоординирован, что лишает его всех игр. Лишенный этой автономии, он весь в ожидании, в зависимости. Будучи человеком, он ищет смысл всему и, стало быть, находится в постоянном вопрошании.

С точки зрения гаптономии принятие ребенка имеет огромную важность. Нам представляется очень важным, чтобы этот переход от водного, почти симбиотического существования к воздушной жизни был признан основополагающим событием. Открытие пола ребенка в этот момент придает рождению его значение. Называние открывает ребенка целому символическому и воображаемому миру. Не впасть в идолопоклонничество плоду означает то, что ребенок не родившийся и ребенок родившийся - два разных существа. У них разные потребности. Если ребенок родился, значит, плод умер.

Для того, чтобы новорожденный мог войти в жизнь с присущей ему динамикой, нужно, чтобы он смог установить опоры, которые оценил бы как надежные, между прошлым и будущим. А это уже вопрос идентичности. In utero чувство «самобытия», как говорила Франсуаза Дольто, которое означает экзистенциальную непрерывность, происходило от полисенсорной созвучности, создаваемой родителями. Постоянное ощущение пульсации на уровне пупочного отверстия, пуповина, которую можно трогать, звучащая и пахнущая плацента, от постоянства и изменений всего этого зависело «самобытие».

Для того, чтобы ребенок мог в безопасности предаться «инвентаризации сенсорных ощущений», сортировке того, что он потерял и того, что осталось, мы просим, чтобы ребенок, поддерживаемый в своем базисе родителями, лежал на материнском лоне до тех пор, пока он не придет к необходимому заключению, что «это, конечно, они, а, значит, это, конечно, я», первый этап в усвоении базового чувства безопасности в этот новый период его жизни.

Он только что отделился от своей индивидуальной плаценты, чтобы подключиться, я снова цитирую Франсуазу Дольто, к большой коллективной плаценте, чем является воздух, которым мы дышим. Если ему дали время найти опоры, он может, получив сил от уверенности, данной в аффективном подтверждении, пойти вперед без ностальгии, оставив состояние плода в прошлом. Он несет с собой безопасность, которую приобрел в этом коротком прошлом, где прожил факт, что он деятель своей собственной жизни, способный завязать связи и сделать предложения, на которые даются удовлетворительные ответы.

Мы всегда настаиваем, если состояние здоровья и безопасность тех и других позволяет, после того как ребенок полежит на животе матери, чтобы отец первым взял ребенка на руки для представления его матери и бригаде родильного отделения, если тот это захочет, дать ему возможность испытать впервые свое вертикальное положение. Таким образом, триада оказывается вновь сформированной. Отец открывает ребенка миру и помогает ему понять, в положении аффективной безопасности, значение непрерывности в результате его рождения и его право войти в мир. Это разъединение составляет, как любая конфронтация, аффективное подтверждение для ребенка.

Оно способствует тому, чтобы придать смелости жить в этой новой для него ситуации, сильным от поддержки родителей. Так продолжается процесс раннего очеловечения, начатого в лоне матери. Этот очень важный момент мы называем первым отделением.

Превентивным в этот период будет создание благоприятных условий для непосредственного телесного контакта между матерью и ребенком, а при невозможности - с отцом ребенка. Ограничение разлуки только теми случаями, которые связаны с безопасностью. Надо хорошо помнить, что мать в контакте тело к телу при хороших теплых и мягких одеялах - идеальный кувёз для ребенка.

Когда расставание неизбежно, превентивная мера состоит в том, чтобы пойти поговорить с ребенком в отсутствие родителей, придавая, благодаря жесту и способу держать ребенка или вступать с ним в контакт, максимально возможную безопасность. Есть, как говорит Жоэль Клерже, слова, которые трогают, и жесты, которые говорят. Сказанные слова, когда человек чувствует себя в безопасности, хорошо чувствует себя в своем базисе, имеют гораздо более мощный эффект. Каждое слово, каждое чувство, которое оно вызывает, моментально отзывается на мышечном тонусе всей мускулатуры.

Рука, поддерживающая базис, несколько слов, нашептанных в ушко, - вот и вся программа превентивных мер, которая стоит не дорого и не представляет большого риска.

Благодаря гапто-психотерапевтической работе с совсем большими детьми и взрослыми, не вызывает сомнений, что всякое раннее разлучение проживается как отказ от ребенка. Если ему требуется медицинская помощь, которая причиняет боль, ребенок, по-видимому, верит не только в то, что его бросили, но и думает, что мать и отец отдали его людям, которые делают ему больно, чтобы он жил, и это оставляет значительные негативные анграммы.

Я убеждена, что некоторые сдвиги в построении идентичности закладываются в первые дни. В тот момент они не заметны, но позднее в подростковом или взрослом возрасте они могут повлиять на то, что человек внезапно совершенно теряет почву под ногами в колебании своей идентичности, которая поражает его окружение своей серьезностью и неожиданностью.

Незрелость малыша и его витальная потребность вступать в коммуникацию и обмен выводят его постоянно на перекресток, где скрещиваются удовлетворение потребностей - сфера материального - и удовлетворение потребности в аффектинных встречах, пространство желания, никогда не удовлетворяемое - регистр субтильного, как и в других случаях это формулирует Ф. Дольто. На этом перекрестке и располагаются недоразумения, иногда трагические, настоящие несчастья жизни, которые создают преграды для последующего развития, оставляя ингибирующие анграммы, тормоз для любой динамики эволюции. «Здесь все составляет послание, и любое волнение виртуально относится к отношениям между людьми и потенциально является речевым».

Драма часто случается от того, что взрослые заполняют сферу материального (пища, уход, туалет) и эффективны в этом, не учитывая желания общения такой же жизненной силы в сфере субтильного и аффективного (речи, нахождение рядом без функциональной необходимости, нежные и защищающие жесты).

Во внутриутробной жизни лишь сфера субтильного, удовольствия быть вместе задействована в обменах, предлагаемых родителями ребенку, субстанциональное обеспечивается само по себе во время т. н. нормальной беременности. Вот почему коммуникация и дородовые аффективные связи играют столь важную роль. После рождения регистр субстанционального выходит неожиданно на первый план и, по мере напоминания о себе, начинает беспокоить. Голод, боль в животе, желание быть сухим, потребность, чтобы взяли на руки, чтобы быть уверенным в своем существовании - все эти новые обстоятельства порождают беспокойство. Вероятно, ребенок ясно знает, что во всем этом по-настоящему речь идет о жизни и смерти. И в этом совсем новом контексте следует восстановить безопасность, которая бы сопротивлялась событиям, постоянно поднимающим навязчивые вопросы зависимости и смысла, следовательно, небезопасности, и в сердцевине чувство базовой безопасности.

Ношение ребенка - это своего рода язык, ребенок его очень хорошо декодирует и быстро подчиняется из любви и по необходимости тому, что ему предлагается. Мы используем определенное число жестов и позиций, в которых ребенок часто повернут вовне, когда он бодрствует чтобы дать ему знать, что это он входит в мир с нашей помощью. Мы никогда не берем ребенка под обе руки, его грудная клетка сплющивается между нашими руками, а низ тела оказывается в пустоте. Мы никогда не прикасаемся к вершине головы, он вызывает ответную реакцию: голова втягивается в плечи и давит на позвоночник, этот жест может быть пережит как очень доминирующий. Не только сами по себе жесты или положения кистей рук являются существенными, но, прежде всего, такой способ действия, который приглашает ребенка нести себя с нашей помощью.

Что в особенности важно, ребенка никогда не берут на руки и не носят, как сверток, его приглашают держаться и действовать, и чтобы он мог, когда его состояние ему позволяет, обнаружить для себя вертикальное положение, пусть хотя бы на несколько секунд поначалу. Как и Франс Вельдман, я считаю очень важным для малыша иметь очень рано чувство вертикальности, пусть даже на короткие мгновения. Когда ребенок обретает свою ось, его вид меняется мгновенно: кажется, что его взгляд «загорается», становится более осмысленным, что по всей вероятности связано с активацией его сетчатки. Ощущать, что именно он выбрал держаться вертикально своей оси или нет, также участвует в формировании чувства базовой безопасности, а значит и в опыте ранней автономии.

Обмен взглядами и жестами играет огромную роль.

Таким образом, постепенно ребенок «вывязывает» свое «иметь» и свое «быть». Франсуаза Дольто приписывает каждому человеческому существу с начала инкарнации до конца общения такой животрепещущий вопрос: Где то, через что я буду иметь бытие? [4]

И она добавляет, что любой «здоровый» человек ищет этот ответ в другом месте, а не в самом себе. И то, что он его себе задает, говорит о смелости жить в надежде на его разрешение. Гаптономия показывает, как аффективная безопасность ичувство базовой безопасности позволяют помочь тому, чтобы этот поиск был в большей степени структурирующим, чем обезнадеживающим.

С точки зрения гаптономии, мы говорим, что протокоммуникация - универсальный язык, который развивается между родителями и детьми до речи, и есть призыв к интенциональности и витальному либидо ребенка.

Выражение, открытие себя, представление себя, составляющие довербальный язык, затем вербальный, если они приняты и признаны в эффективности, развивают у ребенка способность решать за себя и выражать свои витальные желания.

С этой точки зрения язык ранних аффективных контактов подготавливает, несомненно, вхождение в устную речь. Все это поддерживает желание и отвагу жить.

Все это важно, на мой взгляд, потому что, я думаю, есть очень много детей, которые в возрасте от 3,5 до 9 месяцев уходят в себя, потому что у них нет желания искать общения в этом мире, где им очень скучно по сравнению с их внутриутробной жизнью.

Им ничего не предлагается, чтобы было соразмерно их любопытству ко всему, что несет для них смысл. С ними не считаются, не считаются с желанием общаться, не понимают их ритма и не считаются с огромными способностями к открытости и понимания. Первые три месяца их постнатальной жизни еще могут пройти кое-как в большой интимности диады/триады - мать, отец, ребенок.

В период от 3 до 4 месяцев происходит очень важное развитие кортикальных долей, которые отвечают за когнитивные функции. Этот период отмечен огромной открытостью миру. Ребенок еще не располагает двигательной способностью на уровне своего любопытства и требует, по всей видимости, между этим периодом и периодом уверенного сидения и ползания особенно внимательного присутствия и помощи. Тот, кто не был призван к аффективной коммуникации, адекватной его потребностям, замыкается в себе, полон разочарования, даже испытывает депрессию чаще, чем думают.

Я консультировала таких детей, когда занималась педиатрией. Мне их приносили и говорили: «он болен», но через несколько минут я могла утверждать, что этот ребенок 4-5 месяцев не болен, а скучает, потому что предлагаемые ему ритм жизни и стиль общения соответствовали тому, в чем он испытывал потребность до 3 месяцев. Он переступил важный рубеж в своей жизни, а родители и не заметили. Не умея сгармонизировать свое желание развиваться и способ обращения с ним, ребенок не имеет другого средства как затормозиться, что его помещает во внутреннюю дисгармонию, которая сразу же отражается на его отношениях с окружающими.

В лучшем случае эти малыши образуют когорту разочарованных коммуникацией, «гипожелающих», которые не только не осмеливаются выразить себя, но и потеряли вкус к этому. Без психотерапевтической помощи они станут такими же взрослыми, каких уже так много. Не настолько депрессивными, чтобы это было очевидно для всех, не признаваемыми таковыми ни ими самими, ни другими, они сжигают потихоньку собственную жизнь, портя в то же время жизнь окружающим в профессиональной или личной жизни.

К сожалению, в возрасте, о котором идет речь, это состояние трудно увидеть неспециалисту, ведь «жизнь хочет жить», если осмелиться так сказать. Они растут, становятся больше, они даже выражают себя, но во фрустрированной и обезличенной форме.

Много позже ущерб дает знать о себе, когда ребенок начинает ходить, учится читать и писать, например, или в том, что он не включается или мало включается спонтанно в деятельность, даже если ему интересно, или в его неспособности завязать длительные и прочные аффективные связи. В данном случае говорят о проблеме пассивности, сломанных порывов, которые свидетельствуют о базовой неуверенности и поддерживают ее.

В течение первого года следует быть внимательным к тому, как ребенок переживает вновь месяцы беременности и их травмы. Влияние аффективных возвратов к внутриутробному прошлому на развитие в данном возрасте требует очень тщательного наблюдения и анамнеза. Тревоги восьмого и девятого месяцев, что в слабой степени присутствует у детей, имевших хорошее сопровождение, если последняя треть беременности не была отмечена патологией, побуждают нас особенно деликатно отнестись к периоду конца беременности и рождения.

Так, под моим наблюдением с момента зачатия находилась девочка, в три месяца она чувствовала себя хорошо. Когда ей было 4 месяца, меня вызывает ее мать и говорит, что девочка по-прежнему себя чувствует хорошо, но через несколько недель после нашей встречи она начала не отпускать от себя мать очень настойчиво и необъяснимо. При посещении я убедилась, что эта девочка, у которой все в порядке, живой взгляд и улыбка ребенка, чувствующего себя в безопасности, не терпит более, чтобы я ее брала на руки, что раньше не вызывало никаких проблем. Любая попытка отдалить ее от матери на несколько сантиметров вызывает ее беспокойство и плач. Она потеряла автономное чувство базовой безопасности, соответствующее ее возрасту, и находит его лишь в состоянии маленькой массы, несомой большой массой в квазисимбиотическом состоянии, как будто возникла более архаичная форма бессознательного образа тела. Она была третьим ребенком, мать хорошо знала грудных детей, я хорошо была знакома с ней, и мы вместе попытались найти возможные объяснения. Не найдя ничего подходящего, я спросила у матери, что произошло в четыре месяца беременности. Абсолютно ничего, утверждала она, взволнованная моим вопросом. Несколько дней спустя она мне звонит, довольная, и говорит, что мой вопрос, показавшийся ей поначалу глупым, навел ее на размышления. В 4 месяца беременности она похоронила двух пожилых знакомых, отцов своих двух близких подруг, одна из которых уже умерла. Таким образом, для нее умерли «почти отцы», поскольку ее собственный отец умер много лет назад. Однако никто не смог разделить ее траур, не понимая значение, которое эти чужие по отношению к семье люди имели для нее. А она пережила горе.

После того, как она смогла рассказать об этом дочери, та обрела свою автономию, освободилась от зависимости. Кто дал сигнал к этой дате: мать или дочь? Я не знаю этого, но знаю, что им обеим нужно было найти друг друга для взаимной поддержки. Способ, каким дети чувствуют, что переживают их матери, это общение бессознательного с бессознательным или предсознания с предсознанием является тайной, которая возможно будет однажды раскрыта. Что касается меня, я верю, что самые маленькие дети обладают необычным даром наблюдения и используют для этого невероятно развитую сенсорику, которая потом атрофируется, подчиняясь рациональному и воспитанию, - и эта способность делает из них очень тонких клиницистов.

Предупредить - это значит внимательно отслеживать каждого ребенка в попытке ухватить, дает ли он себе всю автономию, на которую способен, в соответствии с его персоной, возрастом, родителями, семьей, предлагаемым ему уходом. Разный уход ставит разные проблемы в отношении небезопасности и зависимости.

Каждый ребенок - это загадка, гармония развития которого подчиняется очень индивидуальным правилам. И нам надо разгадать эту загадку и встать на службу каждого в любой ситуации в соответствии с его желаниями и потребностями, используя т. н. нормальные критерии развития лишь в качестве опорных точек. На каждом этапе необходимо определить, в каком состоянии находится его чувство базовой безопасности, и если он его потерял, попытаться понять, когда, как и почему. Но рефлексивный анализ проводится лишь тогда, когда мы смогли посредством ношения улучшить его ситуацию и, прежде всего, позаботиться о матери.

В момент, когда ребенок научился ходить, предупредить - это понять то, что эта революция означает для ребенка, и использовать границы аффективной безопасности, чтобы отделить аффекты от запретов и наказаний, не давая себя завлечь в ловушку проявлений самоутверждения, принимая за нечто, что направлено против взрослого опекуна и его авторитета, но стремясь поставить это на службу здорового развития ребенка. Для иных детей отмечается некоторое вопросительное раскачивание между уверенностью в том, что они ощущают справедливым для них, и в том, что всемогущие и любимые взрослые им дают знать об их действиях и отношении. Должны ли они доверять тому, что они чувствуют, или тому, что им представляют как хорошее, даже если они это не воспринимают как хорошее для себя?

Ребенок, которого ноги несут везде, где ему хочется быть и когда хочется, верит, что ему рады, где и когда он хочет быть. В этот момент воспитание понятия личного пространства играет большую роль. Стоит убрать закрытую кровать и положить матрац на пол или достаточно низко в угол, вместо того, чтобы поднять решетку кроватки, чтобы ребенок не мог сам покинуть кроватку. В случае детей, которые находятся в поле внимания гаптономического сопровождения, нельзя пропустить этот воспитательный момент, потому что груднички, такой благодарный народ, могут плохо переносить неадекватно поставленные границы для их автономии. Они перешли важный рубикон. Воспитательные рамки, предполагающие их чувство базовой безопасности, должны непременно эволюционировать вместе с ними. Недолжные ограничения их двигательной активности подрывают их безопасность. Аффективное подтверждение должно приспосабливаться к изменениям, и сегодняшним родителям в эпоху, когда считается нормальным сверхопека детей и их инфантилизация, не всегда удается благополучно пережить этот период.

Дата добавления: 2015-07-20