Часть вторая 6 страница. Гитлеровское командование разработало концентрический удар и начало быстро

Гитлеровское командование разработало концентрический удар и начало быстро стягивать петлю сразу со всех сторон. Бросило на блокировку подвижные части, и все устремилось к партизанскому штабу и партизанскому аэродрому. Немцы наступали и днем и ночью. Сабуровцы сражались как львы, но немцев было во много раз больше, и на третьи сутки они уже пробивались к аэродрому.

Аэродром пришлось оставить. Около полумесяца отбивались, маневрируя, сабуровцы. Немецкое командование, видимо, знало, что в соединении Сабурова действуют крупные советские руководители. Поэтому они стремились во что бы то ни стало разгромить отряды Сабурова. А до этого войскам была поставлена задача — не дать ни одному советскому самолету совершить посадку в Полесье.

Хитрыми уловками, мелкими, но неожиданными налетами, засадами сабуровцы измотали немецкие войска. Техника немцев рвалась на минах. Солдаты обессилели в погоне за неуловимым противником. Они так же, как солдаты Кригера в Карпатах, стали морально сдавать.

Тайком, тщательно маскируясь, удалось нащупать площадку для приема самолетов. Неудобную, на песке, — длинную поляну. С большим риском на ней можно было посадить машину. Дело осложнялось еще тем, что летом самолеты летали к партизанам "с подскоком" и в обратный рейс уходили на другую ночь. На партизанских аэродромах дневало иногда по нескольку самолетов. Короткой летней ночи хватало только на один конец. В самую рискованную ночь, когда уже немецкие автоматчики подошли к сабуровскому аэродрому и невдалеке от костров шлепались мины, за час до рассвета совершил посадку наш самолет. Один из лучших летчиков полка Гризодубовой — Феофан Родугин — привел машину по заданию товарища Хрущёва. Товарищам Демьяну и генералу Строкачу было приказано немедленно вылететь на Большую землю.

В том, что удастся удержать до следующего вечера аэродром в своих руках, а тем более сохранить машину Родугина способной для полета в далекий шестичасовой рейс, уверенности не было. Где-то в лесу ворчали моторы немецких танков. Минеры кидались им наперехват, но по лесу сплошными цепями шла немецкая пехота с собаками, миноискателями, минометами. Пьяная и нахальная. Было только два выхода из создавшегося положения. Либо сжечь самолет и пробиваться через немецкую облаву, либо поднять самолет в воздух с расчетом уйти от наземной облавы, но через полчаса-час попасть в облаву вражеских истребителей. Уже когда розовела утренняя заря, Феофан Родугин поднял с песчаного грунта самолет и повел его на бреющем над опешившими от неожиданности немецкими войсками.

— Прорвались! — сказал Родугин через десять минут, выходя из кабины летчика.

Наверху сразу посветлело, а через несколько минут лучи солнца позолотили крылья машины.

— Запрашиваю Москву, — доложил командир корабля генералу Строкачу.

— Что дает Москва?

Родугин виновато развел руками. Это означало — связи нет.

Да Строкач и сам знал: когда брезжит заря — утомленные почти суточной работой аэродромщики, офицеры штабов идут на отдых. Надо и им эти несколько часов поспать. В десять ноль-ноль начнется снова трудовой день, который окончится только завтра на рассвете. Только дежурный радист держит точную связь с самолетами, ночью перелетевшими через фронт и сейчас подходящими к своим аэродромам.

— Навряд ли сейчас кто-нибудь ожидает нас в воздухе за пять часов лету над немцами, — сказал Строкач командиру корабля.

— Попробую еще связаться, — словно провинившись в чем-то, ответил летчик.

— Попробуйте...

Товарищ Демьян сидел на жесткой скамье и сортировал какие-то заметки и бумаги. Видимо, смотрел, что нужно уничтожить в случае аварии, а что беречь до самого конца.

И вот тут-то и случилось то, о чем рассказывал мне начальник штаба Гризодубовой.

"Дежурила у нас в тот день радисточка одна. Все мы ее звали Наташа — "Золотые ушки".

Гризодубова отдала уже все приказания, села за руль своего "оппелька". А я остался в штабе. Прилег. Подремлю, думаю, пока. А там и экипажи соберутся. Тогда под душ и на отдых. Родугина мы всю ночь держали на особой связи: знали — обстановка напряженная, знали — Родугин повез приказ Хрущёва. Но раз нет его до зари... Значит, будем ждать завтра.

Вдруг в это время вбегает Наташа.

— Ты чего, Золотые ушки? — спрашиваю. А она какая-то вся растерянная. "Феофан в воздухе, товарищ начштаба!" — "Как в воздухе? Где?!" Беру радиограмму, глазам своим не верю. "Нахожусь в воздухе... На борту-ценные люди. Номер Родугина". Глянул я на его координаты — волосы у меня зашевелились. Ведь это ему, транспортнику, по вражескому тылу до полдня топать! Это все равно, что, извините, голяком через колючую проволоку в десять колов пролезть. "Когда приняла?" — спрашиваю. "Только что... Еще все спрашивал: дайте посадку! Дайте где сесть!" А тут уже Гризодубова, командир наш, вбежала. Мы к карте. Ну, где ты была, Золотые ушки, хоть на полчаса раньше? — упрекаем мы Наташу, а сами понимаем, что она тут ни при чем. Раз вылетел — значит другого выхода не было. Но и у нас выхода нет. Товарищи по краю гибели ходят, а чем мы отсюда помочь можем? В тылу врага партизанских площадок десятки. Но там тоже уже часа полтора как никто не только самолета, а и вороны не ждет. Костры разбросали, замаскировались и храпят себе хлопцы. Но другого выхода нет. Даем координаты на ближайший аэродром. Ближайшими к курсу Родугина были площадки белорусских партизан. Вот одна под Мозырем, другая — на реке Друть. "Давать?" — спрашиваю командира. "Давай, Наташа, стучи!" Сами пошли с ней в аппаратную. Тут она сразу его поймала. Ходит наш Феофан по немецкому тылу, между аэродромами немцев, пробирается чуть теплый. Но еще пока живой. Нас сразу услышал. "Давайте посадку!" — просит. Даем ему самую близкую. Через двадцать минут принимаем сигналы: "Сел на дневку. Маскируюсь. Все в порядке". Вот тебе и Феофан. Вот тебе и Наташа — Золотые ушки. Ага... А немцы уже "фоккеров" своих подняли. Гоняют, гоняют. Да нет, брат, близок локоть, да не укусишь. Уж наш "Ли-2" в кустиках сидит, на солнышко поглядывает.

На вторую ночь, поднявшись с аэродрома белорусских партизан, самолет доставил в Москву руководителей украинских партизан.

Карательная экспедиция немцев, начавшаяся через несколько дней после нашего ухода на Карпаты, окончилась безрезультатно. Немцы справедливо догадывались, что неспроста очутились в партизанском крае эти выдающиеся организаторы. Но — опоздали.

И вот сейчас навстречу мне, одному из многих исполнителей планов, разрабатывавшихся летом, поднялся генерал Строкач со словами:

— Слыхал, много слыхал...

Не помню, что сказал я в ответ... Но мог ответить теми же словами. Я много слыхал о Строкаче от Руднева и Ковпака. Слыхал о нем и от врага. Немцы, наладив свою карательную экспедицию, разбросали много листовок, именуя в них генерал-майора Строкача генерал-полковником. Знал я от побывавших на Большой земле раненых партизан о том, что каждого человека лично принимает начальник Украинского штаба, расспрашивает, узнает, дополняя личным общением тоненькую и не всегда ясную нить радиосвязи... Он защищал Киев и оставался там до последнего дня. Затем вывел из окружения большую группу офицеров Красной Армии. Уже осенью 1941 года Строкач организовал руководство партизанами. Сначала посылались через фронт небольшие самолеты, налаживалась связь с действующими отрядами, посылались ходоки, выбрасывались радисты, велась разведка... А к моменту, когда товарищ Сталин вызвал к себе на прием командиров наиболее известных соединений, уже действовали на Украине сотни отрядов... Ближайший помощник Хрущёва и Коротченко, Строкач управлял партизанами Украины.

Я хотел "по всей форме" начать доклад генералу. Он остановил меня.

— Давайте у меня на квартире поговорим...

И вот я на квартире у генерала Строкача. Солдатская койка, полевой телефон...

— Дни и ночи в штабе. А здесь только несколько часов сна и обед...

Несколько дней, в перерывах между работой, за обедом и ужином пытливо расспрашивал меня генерал о нашем Карпатском рейде... Я понял вскоре: не внешняя сторона событий, не путь движения, изображенный узенькой извивающейся полосой на карте, даже не словесное описание боев, уже известных ранее по донесениям, которые, видимо, тщательно изучал Строкач по ночам, — нет; присутствие живого человека, видевшего события во всей их противоречивой сущности — борьба ведения и неведения, работа разведки, привычки и шаблоны, повадки врага и наших командиров, уловки Ковпака, взлеты таланта Руднева и их просчеты, предательская роль бандитов и их шакалья тактика, давыдовский маневр и авторы его применения, выход из Карпат и борьба командирских честолюбий — все, все интересовало генерала...

Он по нескольку раз переспрашивал об одном и том же, улавливал оттенки, исправлял неточности, словно испытывая, выверяя сложный механизм, заведенный им самим и пущенный в самостоятельный полет.

— Давыдовским маневром, говорите? Это хорошо... Но ведь Давыдов пункт сбора назначал за 30-40 верст... А у вас — Полесье. От Карпат?.. Сколько? — он подошел к карте, — 600 километров по прямой? Это как понимать? Эпохи разные, говорите? И рейд ваш по километражу — один рейд отрядов Ковпака и Сабурова — перекроет все прошлые достижения наших прадедов разочков в пять-шесть. Правильно? А ведь после еще были рейды не меньше. На Карпаты какой? Третий? Это у вас — у Ковпака? А, кроме вас, еще — Федоров, Сабуров, Мельник рейдировали. А рейд Наумова? Зимой по степи... Знаете? Дерзкий, очень смелый рейд. Советую изучить его результаты и ходы. Там есть свой почерк... Конечно, Ковпак на этом деле собаку съел. Но и другие в партизанском деле смыслят... Вот, например, рейд Мельника под Винницу... Ему было передано на ходу задание Ковпака, когда вас перенацелили на Карпаты... Знаете? Очень хорошо... Разведчик должен много знать?.. Согласен с вами... Вы умеете водить врага за нос...

Генерал весело засмеялся.

Здесь-то я впервые и услышал слова Маркса о партизанах: "Они носят свою оперативную базу в самих себе, и каждая операция по их уничтожению кончается тем, что объект ее исчезает".

— Не знали? Но чувствовали то же? Правильно. Ведь марксизм, как учил Ленин, не "выдумывает" никаких доктринерских рецептов. Он изучает, объясняет и переделывает жизнь. Но если хотите знать наше мнение... Победа не в том, что вы сумели исчезнуть. Фокус не в том, что соединение разбрелось по частям. А в том фокус, что оно собралось обратно... За тысячу верст... И этот дед глухой?.. Ну да, Велас... через Румынию и Венгрию, говорите, прошел? Вот в чем победа. И эсэсовцы орденов ни один не заработал. Даже за глухого Веласа... А хвалились самого Ковпака поймать...

Генерал опять рассмеялся. Затем сразу стал серьезным.

— А теперь скажите, фокус-то фокус, но в чем он? И чья в нем главная заслуга? Сплоченности отряда? Традиции? Верно, конечно. И это качества немаловажные. А главное что? Вот тут позвольте вас поправить... Главное — существование партизанского края. Знаю, знаю, вы, рейдовики, всегда о нем несколько презрительно так... Сидуны, мол... Даже песню слыхал вашу: "Во селении Купели цело лето просидели, удивительно..." А когда туго пришлось, куда все отряды рвались? На север. А что на севере? Партизанский край! Верно? Верно! Верно и то, что кое-кто из местных командиров считает: вот, мол, пришли и немца к нам привели... Тоже ошибка, конечно. Не понимает, что он вроде базы для вас... Что без него вы рейдировать неспособны, а он без вас — не вояка. Взаимодействие. Народное движение — вот главное... А тактика может быть разная. В степи одно, в горах — другое... А в городах? А в Донбассе? Все по-разному... Советую вам немного опыт других перенять. Все может пригодиться. В рейдах вам, ученикам Ковпака и Руднева, — первое слово. А правильно применять разную тактику — это уже будет оперативное искусство партизанского дела. Тут уже крепко надо сочетать каждый шаг с действиями армии на фронтах. Не учтешь — такое можно напартизанить. Вот смотрите — карта фронтов. Рейдами партизаны постепенно продвигаются на запад и на юг — к западным границам нашей страны. А партизанские края, глядите, многие из них территорией в тысячи квадратных километров помогают наступающей Красной Армии с тыла.

В конце одной затянувшейся вечерней беседы, все более раскрывавшей мне глаза, генерал спросил в упор:

— Почему вы не воспользовались нашим разрешением действовать самостоятельно? А опять подчинились... Так... Слава ковпаковцев — это и ваша слава? Интересный ответ... Ковпак был ранен... Как, вы не знали?.. Неужели скрывал всех? Ах, старик... Какой старик! Кремень! Здорово... Да, вы правильно сделали, что опять пришли к нему. Он очень тепло отзывается о вас... Я обязательно расскажу об этом Никите Сергеевичу. Это новые отношения командиров...

Спустя несколько дней генерал Строкач повез меня к Никите Сергеевичу Хрущёву.

Это были дни деятельной подготовки штурма Киева. Штаб 1-го Украинского фронта работал уверенно и четко. Шла работа сложного механизма, осуществлявшего задание Ставки: взять Киев раньше, чем фашисты успеют опустошить его. Уже накапливались войска на плацдармах.

Генерал Армии Ватутин со своего командного пункта наблюдал видневшийся в дымке золотоглавый город.

Никита Сергеевич — член Военного совета важнейшего из Украинских фронтов — принял нас в сельской хате. К Военному совету тянулись многочисленные провода. На огороде трещали моторы радиостанций.

— Кроме дел по фронту, у Никиты Сергеевича еще заботы об освобожденной территории... Берегите его время, — сказал мне по дороге генерал Строкач.

В последний раз просматриваю "простыню", которую сунул мне на аэродроме Ковпак. Ее заботливо составляли в Глушкевичах Базыма и Вася Войцехович. Скрупулезно и внимательно суммировали они донесения командиров батальонов и рот.

Сводка говорит о том, что еще 4708 гитлеровцев нашли себе могилу на украинской земле; о 54 тысячах тонн нефти и бензина, которые пошли дымом; о сожженных танках и сбитых самолетах. Она говорит о том, что отрядами Ковпака уничтожено несколько железнодорожных станций и водокачек; пущено под откос 29 эшелонов, расстреляно 14 паровозов; разбито при крушениях 468 вагонов, платформ, цистерн с горючим на станциях, разъездах и в пути; что к гитлеровскому фронту не доходили вагоны с обмундированием, авиабомбами, снарядами, патронами и продовольствием; уничтожено сотни пулеметов и автоматов разных систем, тысячи винтовок и пистолетов, сотни тысяч патронов и ручных гранат, и раций, и ракетниц, и прочего военного имущества; о том, что нами взорвано 14 железнодорожных мостов и 2 бронепоезда; разгромлено 17 немецких гарнизонов и взято 5 райцентров; что взорвано 38 мостов на шоссейных дорогах; и о том, сколько уничтожено электростанций, лесопильных заводов, разных мастерских, хлебозаводов, автогаражей, кабеля, радиомаяков, полицейских участков, телефонных аппаратов, пивоваренных заводов, вальцовых мельниц, фольварков, молочарок, продовольственных баз; сколько захвачено на немецких складах сахара, масла сливочного, сыра, соли и табака.

Есть там и такая графа, из которой видно, что из числа трофеев, отбитых у немцев, населению Западной Украины, ограбленному немцами, партизанами были розданы: мануфактура, обувь, табак, сахар, масло сливочное, соль, зерно и мука, рогатый скот и многое другое.

В сводке еще сказано о том, что за период рейда в Карпатах ковпаковцы прошли 2500 километров боевого страдного пути, и еще о многом, многом другом.

— Вот из-за чего терпели мы лишения в Карпатах. Стоит ли докладывать ее всю? — спрашиваю я у генерала Строкача.

Он улыбается.

— Тогда у вас не останется времени своих двух слов сказать... Выберите наиболее показательные две-три цифры. Главное — расскажите о людях, об их подвигах...

Но я так и не успел выбрать "наиболее показательные" цифры. Помощник Хрущёва полковник Гапочка вышел к нам.

— Прошу. Никита Сергеевич ждет вас.

В дверях мы столкнулись с высоким озабоченным человеком.

— Петр Петрович, — улыбнулся он, — прибыли.

Это был Демьян Сергеевич Коротченко, второй секретарь ЦК КП(б)У.

— Зайдите ко мне после... Обязательно...

Хрущёв поднялся из-за стола.

Я впервые представлялся этому известному всей Советской стране человеку. Усталое, усталое лицо.

Я немного робел.

Мне хотелось подвергнуть критике нашу деятельность. Но я отчитывался не за себя...

— Мой командир поручил мне доложить вам...

Усталые глаза внимательно взглянули на меня.

— Я вас слушаю, — сказал Хрущёв задумчиво.

Строкач легко толкнул меня локтем. Я вспомнил его слова. Кроме дел по фронту за плечами этого человека тысячи километров украинской земли — все Левобережье уже было освобождено Красной Армией, — той самой земли, израненной бомбами и снарядами. Разрушенные колхозы, тысячи вдов, сирот, калек... И как-то вдруг побледнела вся наша четырехмесячная эпопея.

— Мой командир поручил мне доложить вам о ходе рейда на Карпаты.

И я стал торопливо, перескакивая через месяцы, опуская детали, рассказывать о ходе рейда на Карпаты.

Выручила карта рейда, нарисованная архитектором Тутученко.

Никита Сергеевич жестом остановил меня:

— Вы опускаете важное... Расскажите, как брали город Скалат. Подробно расскажите...

Я поднял глаза на Строкача. И вместо рассказа о бое за Скалат сказал, что не хотел отнимать время... Сказал, что знаю о том, что кроме дел по фронту у не спавшего многие ночи человека есть еще вторая забота — оставшаяся позади, постаревшая от траншей и окопов, залитая кровью отгремевших боев, обугленная земля Левобережья...

Хрущёв улыбнулся.

— Но у нас есть и третья забота... Это те люди, настоящие советские люди, там за фронтом, на правом берегу, помогающие и фронту и тылу... Вы, партизаны, тоже прямая забота ЦК. И пока враг топчет Украину — это одна из главных забот ЦК. Докладывайте подробно. Не экономьте, а только цените время.

Неловкость мою как рукой сняло. Ободренный, я докладывал... полтора часа. Почти не перебивая, Хрущёв внимательно слушал, вникая в самую суть, словно вместе с нами совершал этот страдный и славный путь... Радуясь нашим победам, печалясь нашими неудачами, он озабоченно хмурился и качал головой, когда я говорил об ошибках и промахах.

Несколько раз подходил к телефону, отдавал короткие приказания. И сразу возвращался к деревянному столу, покрытому вышитой украинской скатертью. Коротко бросив: "Продолжайте!" — он слушал внимательно и целеустремленно.

Когда Никита Сергеевич отошел от аппарата, мелькнула мысль:

"Часто недостаток вышестоящих военных командиров заключается в том, что они только сами говорят. Некоторые из них плохо умеют слушать..." А этот человек, несмотря на всю свою занятость, умел слушать.

Когда весь рейд, за ходом которого мы следили по карте, был мною доложен, Никита Сергеевич как бы стряхнул с лица печаль, навеянную рассказом о судьбе Руднева и других наших боевых товарищей.

— Хорошо... Я обязательно доложу об этом рейде товарищу Сталину. Он знает и следит по вашим радиограммам... Но важны и подробности... Это — выдающаяся страница в истории украинского народа. Безусловно, выдающаяся... Я уже показывал эту карту товарищу Ватутину. Сначала не поверил. "Группа в 15-20 человек тайком, конечно, может пройти глубоко в тыл врага. А чтобы отряд в полторы — две тысячи человек? С боями? Не может быть..." А затем командующий пообещал: "Ну, раз есть на свете такие вояки, надо им помочь. Пусть доложат, в чем нуждаются". Так что не зевайте, — засмеялся Хрущёв. Затем сразу посерьезнел: — Профессиональные военные — они ведь, знаете, требуют обеспечения флангов. А вот ваши — партизанские фланги — это народ... Как этот — Мыкола...

— Мыкола Струк из Белой Ославы.

— Да, я его знаю. В Яремче я бывал перед войной. Как-то на охоте встретил и беседовал с отцом сержанта, который служил в Гори. И профессор гимназиальный... и доктор Циммер, и Велас, и женщины. Вот они — фланги партизан. А сила — в народной вере в правоту нашего непобедимого дела. Сила в партийности наших идей... Я доложу товарищу Сталину о Карпатском рейде Ковпака.

Спустя несколько дней я получил из рук Строкача решение: "Принять командование над отрядами Ковпака". Правительство Украины, учитывая ранение, оставляет Ковпака на Большой земле...

— Хватит, повоевал, Сидор Артемьевич, — сказал опечаленному Ковпаку генерал Строкач.

На следующий день на рассвете моя команда отбывала в Овруч. А оттуда — через фронт, и мы дома. Но перед отбытием за несколько часов я был вызван к генералу Строкачу.

— Вас срочно вызывает Демьян Сергеевич, — сказал генерал.

— Товарищ Демьян?..

Ведь я так и не успел подробно рассказать ему о Карпатских делах. Было много нового. Он пробыл у нас в соединении более двух месяцев и многих наших, и живых, и оставшихся навеки в горах, знал лично... Конечно, интересуется их судьбой, делами...

Было и у меня новое. Перед Карпатами я был принят в кандидаты, а после Карпат — Ковпак, Базыма и Павловский рекомендовали меня в члены партии.

Прибыв к Демьяну Сергеевичу, я было пытался развернуть свою "простыню". Он улыбнулся.

— Я знал ее наизусть еще когда мы прилетели... Расскажите-ка своими словами о Карпатах... Как горы? На своем месте?

И когда я, увлекшись, рассказывал о боях, Коротченко слушал меня внимательно и устало. Изредка он подходил к карте. Вскоре я заметил, что думает он о чем-то своем, и остановился.

— Куда вы дошли дальше всего на запад?..

Я показал.

— Жаль...

Помолчали.

— Ну, а разведка ходила дальше?

— Ходила, конечно. В Венгрию... По Румынии дед Велас мотался немного.

Товарищ Демьян несколько укоризненно и разочарованно качнул головой и прикрыл глаза ладонью.

И я вспомнил первую встречу в лесу, возле белорусского села Аревичи... и этот самый жест ладонью, прикрывающий усталые или досадливо прищуренные глаза.

"Неужели опять про сельское хозяйство спросит? Да и какое там, у гуцулов, хозяйство — ни колхозов, ни МТС... Их самих кормить придется", — с досадой думаю я, кусая ус.

Но словно не теряя надежды на мою расторопность и догадливость, товарищ Демьян отнял от глаз ладонь, нашел на карте какой-то пункт. Я прочитал мелкий шрифт, обведенный почему-то желтым, зеленым и красным карандашами. Надпись гласила: "Дашава"...

— Сюда разведка ваша доходила?

— Кажется... Был Лисица, нефтепровод взрывал недалеко.

— Нефте— или газопровод... Точнее...

Но я не мог сказать точнее...

Он встал из-за стола и прошелся по кабинету, хмурясь все больше. Затем кашлянул и, потерев руки, повернулся ко мне на каблуках:

— Газопровод будем строить: "Дашава — Киев". Вы понимаете, что это такое?..

Глаза его горели так, словно уже не было немца ни в Житомире, ни в Ровно, ни во Львове, Станиславе, Дрогобыче... По блеску его глаз я понял, что в этом газопроводе есть что-то важное, увлекательное, чертовски трудное и нужное товарищу Демьяну.

Я думал еще о патронах, пулеметах и о том, как провезти их через фронт. А партия уже думает о мире. О том, как его отстоять. Как украсить нашу Родину дворцами, садами... — О счастье народа и его созидательной мирной жизни.

И в это время я подумал о будущем. Впервые о будущем не только как о взятии Берлина. А о будущем как о строительстве коммунизма на нашей израненной войной прекрасной земле. Как-то легко задышалось, словно из дыма пожарищ вырвался в степь на вольный воздух.

Видимо, Демьян Сергеевич заметил это и уже не хмурился, а весело смотрел на меня.

— Воюете хорошо... Вы молодцы. Но думайте, думайте уже и о завтрашнем дне. Вы боевая разведка. Запомните, нам нужно сразу, за авангардом, вслед за батальонами везти плуги, за танками — тракторы и нефть... И из ваших партизан уже сейчас ковать бригадиров для колхозов и прорабов строительств. Так помогайте нам и в этом, черт возьми... Народ наш заслужил, чтобы сразу после войны он имел и теплый кров и чистый угол, хлеб и культурную жизнь... Понятно? Ну, то-то же... Должно быть понятно. Вы уже теперь не тот беспартийный романтик, каким были когда-то, четыре-пять месяцев назад! Вы уже коммунист. Молодой, правда, но закаленный в боях. Помните и не забывайте Семена Васильевича. Он ведь давал вам рекомендацию в кандидаты. Ну да, ну да, по моей просьбе. Так что за вас и я в ответе. Буду рад не ошибиться... Живите сегодняшним, реальным днем. Но думайте, всегда думайте о завтрашнем. Тогда и сегодня будет казаться лучше и красивее...

— И легче... — вставил я.

— И труднее, — поправил он весело. — Почему? Да потому, что нагрузка больше. Но все же красивее. Ну, до встречи... Где? В Берлине? Нет, давайте-ка лучше в Киеве. Давайте в Киеве — на открытии газопровода "Дашава-Киев"... стадиона, Дворца пионеров, метро... Когда хотите... Но обязательно на мирном поприще, в мирной обстановке. Ну ее к богу — эту войну. Да и какой вы военный? Вы и козырнуть-то как следует не умеете! Вот тогда мы достойно помянем и тех, кто не дожил до наших триумфов, но завоевал право быть помянутым на любом из наших торжеств. Будем надеяться, что так и будет.

27 декабря 1943 года вместе с излечившимися в госпиталях бойцами нашего отряда мы выехали к отрядам через "партизанские ворота". До Овруча, по приказу Ватутина, ехали на 22 грузовиках. Туда я вызвал по радио сто подвод. Вася Войцехович выслал в Овруч сто пар быков. Там мы перегрузили боеприпасы, оружие, 6 новых пушек, снаряды...

Помогала 4-я гвардейская дивизия, стоявшая в Овруче...

Новый год встретили мы уже в отрядах... А 3 января тронулись в новый рейд. На Запад. В Польшу. Хлопцы давно мечтали добраться и до Германии. У нас было много забот. В рейде мы получили постановление правительства Украины о переименовании нашего соединения в 1-ю Украинскую партизанскую дивизию имени дважды Героя Советского Союза Ковпака.

Первому полку было присвоено имя Героя Советского Союза генерал-майора Руднева.

В Киевском театре оперы и балета собрались лучшие люди Украины. На трофейной машине, прямо через фронт, через "партизанские ворота" под Овручем, прикатили в Киев Ковпак и Сабуров.

Долгими, как-то по-особенному звучащими аплодисментами, трогающими сердце, встретил актив столицы Никиту Сергеевича.

Он поднялся на трибуну и впервые в освобожденном Киеве говорил о борьбе советского народа-победителя, о доблестной Красной Армии, теснящей врага на Запад. Вот что о нас, партизанах, сказал Никита Сергеевич:

"С начала войны до 15 февраля 1944 года партизаны Украины только по сведениям, которыми располагает Украинский партизанский штаб, истребили свыше 175 тыс. солдат и офицеров противника. Наши партизаны уничтожили и повредили: эшелонов — 2331, паровозов — 2230, бронепоездов — 21, вагонов — 24121, самолетов — 64, танков и бронемашин — 527, речных судов — 30. Взорвано 792 железнодорожных и шоссейных моста...

Украинские советские партизаны захватили и удержали до подхода частей Красной Армии 25 переправ через реки: Десна, Днепр, Припять, захватили 16 районных центров Житомирской, Ровенской, Волынской и Каменец-Подольской областей.

Мы гордимся борьбой наших славных партизан и партизанок, гордимся героическими походами и рейдами партизанских отрядов.

...Соединение дважды Героя Советского Союза тов. Ковпака прошло рейдом через 217 районов, 13 областей...

Партизаны этого соединения прошли свыше 10 000 километров и разгромили гарнизоны противника в 39 районных центрах. Наиболее выдающийся рейд товарищ Ковпак провел летом 1943 года из Киевской области в Карпаты. Во время этого рейда было разгромлено 13 крупных гарнизонов противника в районных центрах, взорвано 34 нефтяные вышки, два нефтеперегонных завода и уничтожено до 50 тыс. тонн нефти. Одно имя "Ковпак" наводило страх и трепет на немецких захватчиков.

...Они делали все для того, чтобы захватить и уничтожить этого выдающегося командира партизан. Они даже объявили большую награду за его голову. Но Сидор Артемьевич Ковпак живет и здравствует и продолжает замечательное дело, дело украинского народа, дело борьбы с немецкими оккупантами. Сидором Артемьевичем Ковпаком дорожат и гордятся украинцы, потому что это верный сын своего народа, он борется за дело своего народа, борется против врагов советского народа — немецких оккупантов.

...Здесь, на сессии Верховного Совета Украинской ССР, нужно сказать и о таких замечательных командирах и комиссарах украинско-советских партизан, как комиссар соединения, где командиром товарищ Ковпак, Герой Советского Союза генерал-майор Руднев, комиссар соединения, где командиром дважды Герой Советского Союза товарищ Федоров, Герой Советского Союза товарищ Дружинин, командир соединения украинских советских партизан Герои Советского Союза генерал-майор Сабуров, комиссар соединения товарищ Богатырь.

...Немцы страшились мести украинского народа, боялись советских партизан. Оккупанты построили на всем протяжении железных и шоссейных дорог, на своих главных коммуникациях укрепления, держали здесь крупные гарнизоны, которые несли охранную службу. Но это их не спасало. Народные мстители брали с боем эти укрепления, прорывались на дороги и пускали под откос эшелоны. Сами гитлеровцы вынуждены были признать грозную силу ударов, наносившихся украинскими советскими партизанами...

Дата добавления: 2015-07-26