А потом появился тот сон и его первый цвет – красный. Цвет роз рядом с черной рубашкой.

На палитру легли оттенки красного и бордового, а на работу – легкие очертания роз…

Вот желто-зеленый и буро-оранжевый – листья, которые Он собирал в парке…

А вот перламутрово-розовый и небесно-голубой, как утро и вечер на Его картинах с кувшинкой…

Темно-синий и лунно-желтый – цвет неба и звезд, которые они видели в телескоп…

Грязно-коричневый и нефтяной черный, как осенняя вода в пруду…

Лиловый, пурпурный и фиолетовый, как закат на маяке, и свинцово-серый, как волны ноябрьского моря…

Золотистый, как французское вино, нежный персиковый, как его румянец, и жгуче-кофейный, как его глаза…

Сколько красок, сколько событий, сколько чувств никогда бы не узнал без Него.

Солнце давно взошло и снова стало клониться к закату, а он продолжал рисовать… Все, что было, что чувствовал, что пережил и хотел пережить еще много раз. Пережить с Ним, и больше ни с кем. Больше ни с кем это не имело значения, больше ни с кем это не было нужно, больше ни с кем это не было важно.

Больше ни с кем не было так сладко. Больше ни за кого не было так больно.
Наконец, он смог что-то почувствовать…

Он не смог бы сказать, в какой момент рука сама опустила кисть, а он осел на пол, прислоняясь спиной к кровати. Не смог бы сказать, спал ли он, или просто сидел, закрыв глаза и откинув голову на матрас, и сколько времени он так провел.

Часы показывали одиннадцать, а слабый свет, пробивающийся сквозь шторы, говорил о том, что это день.

Он поднялся и шагнул к мольберту, поднимая глаза на свое творение. Дыхание перехватило, сердце застучало в висках и ухнуло вниз, разлетаясь на тысячи осколков.

Он стоял и смотрел, а по щекам катились слезы. Картина из гостиной смотрела на него другими глазами.

Только теперь он по-настоящему понял, что такое живопись. Только сейчас до него дошло, почему раньше его пятна оставались лишь пятнами, когда он когда-то он пытался повторить «Сегодня» Билла. Это было глупо. Он его не чувствовал. Нужно было переживать то, что рисуешь. Когда он пытался скопировать ее мазок к мазку, в его картинах не было ничего общего с оригиналом, сейчас же в двух этих работах не было ни одного общего штриха, но они были похожи, как две капли воды. Кто-то другой смотрел бы на картину со стороны и не увидел бы в них ничего общего, но для него это были две части одного целого. Как и глядя на ту, над камином, он чувствовал и радость, и грусть, и отчаяние, и надежду. Больше двух месяцев он пытался придумать сюжет, выдавить из себя что-то стоящее конкурсной работы, а сейчас почти за сутки создал то, о чем и не мечтал.

Только… Как теперь показать это кому-то? На этом полотне был он весь, он вытряхнул все, что было в душе, все, что было дорого и ценно, все, что было значимо и любимо. И теперь ему казалось, что он смотрит, на себя обнаженного. Как кто-то посмеет оценивать это? Присуждать баллы его жизни и критиковать его чувства?

Дата добавления: 2015-07-17