Горные байки

Вовремя не слукавишь – складного рассказа не получится.

Поэтому просьба относиться к этим байкам, как побывальщинам и ностальгическим россказням.

Начальником учебной части альплагеря был А.Ф. – известный альпинист, совершивший много красивых и сложных восхождений. А.Ф. был человек со связями. И на командные должности в альплагере он приглашал известных и опытных альпинистов (этим отчасти объясняется относительно малый травматизм в альплагерях, где А.Ф. бывал начальником учебной части).

В первую очередь альплагеря были учебно-спортивными учреждениями, где альпинисты разной степени подготовки проходили учебные занятия, а потом выходили на спортивные восхождения.

С другой стороны в альплагерях приходилось знакомиться с большими оригиналами. В советские времена альплагеря были сродни и монастырям, и подразделениям спецназа, и очагам свободы от идеологии, и оплотами бардовской песни… кого там только не встретишь… и диссиденты, и кгбшники…ну и конечно, много ученых и научных сотрудников…и академики приезжали.

Встречались люди с просто неустроенной судьбой. До сих пор помню вопль отчаяния одного парня-новичка, которого пытались обучить правильной страховке на горном рельефе: «Да что вы мне ерунду рассказываете? Я разведенный, у меня жизнь не сложилась!» Было довольно много людей не то чтобы с неустроенной судьбой, а не нашедших себя в обычной жизни. Для них нормой было то, что в обычной советской повседневной жизни у них было все относительно нормально, но все же истинная их натура проявлялась в горах. Что удивительно, они все находили общий язык, да и горы любили. О них и сказ.

А.Ф. – известный альпинист, человек старой закалки, из периода, когда альпинизм в Спорткомитете относился к оборонным видам спорта (по сути и по многим внешним признакам альпинизм и был полувоенным видом спорта – построения, отбои, утренние линейки…). Не то чтоб А.Ф. очень любил все эти построения, но считал, что все должно выполняться, как положено.

Надобно сказать, что в альплагерях всегда были 3 ключевых фигуры: начальник альплагеря – формально первый человек, но решающий в основном административные (и финансовые) вопросы; начальник учебной части – руководящей всей спортивной работой и определяющий лицо альплагеря; начальник спасательного отряда – начспас (до поры держащийся в тени).

Формально принимать утреннее построение должен был начальник лагеря. Реально начальники лагеря делали это редко. Но именно в тот день начальник лагеря решил выйти на утреннее построение и присутствовать при поднятии флага. А.Ф. стоял рядом с ним.

А вечером накануне одна девушка решила устроить постирушку – в числе прочего она постирала и лифчик. И повесила вечером же в незаметном (как ей казалось) месте за деревьями свое постиранное белье на сушку. Молодые балбесы ночью похитили лифчик и закрепили на тросе флагштока вместо флага. Утром все происходило быстро - дежурный инструктор ничего не заметил и отрапортовал начальнику лагеря о построении лагеря на линейку. Самое время поднимать флаг. Но на тросе флагштока вместо флага была закреплена та самая деталь женского туалета… Сильно недоволен был А.Ф.,… ногами топал, обещал никого на гору не пускать.

Посвящения в альпинисты до сих пор не утратили своей праздничности. С некоторыми вариантами сценарий посвящения выглядел следующим образом:

- - После совершения зачетного восхождения новичков вели в альплагерь.

- - В альплагере полным ходом шла подготовка к посвящению, в ней было задействовано до 50 человек.

- - Новичков заставляли надеть обвязки, прицепляли к веревке, которая была пропущена через бассейн с водой (через палатку).

- - На выходе из палатки или бассейна бедолагу хватали и ставили ему печать (полкартошины, окунутые в зеленку), на которой иногда можно было разглядеть надпись «Годен». Иногда это сопровождалось символическими ударами ледорубами плашмя по заду. Тех, кто оставался сухим, просто поливали водой.

- - Далее мокрых почти вновь испеченных альпинистов сгоняли в одно место, ставили на колени – на встречу горного короля.

- - Горного короля выносили на носилках, связанных из ледорубов 4 «туземца или горных духа» - полуголых, в обвязках и касках. До сих пор вспоминаю изображенную через всю спину одного «горного духа» трещину с подписью «жизнь дала трещину!». Как правило у горного короля был живот из подушки «под тельняшкой», кошки на босу ногу, ожерелье из карабинов.

- - Произносилась клятва верности горам «…вступая в ряды славного горного племени…», «… если работа или учеба мешает горам – брось работу или учебу!» и так далее. Клянемся, клянемся, клянемся!

- - После этого некоторых (а иногда и всех) заставляли целовать ледоруб (обильно смазанный горчицей).

Милая ерунда…Я участвовал в этих посвящениях много раз. Давно это было, а как тепло вспоминается…

С. М. Р. – мастер спорта по альпинизму, бывший офицер-артиллерист, высоченный и здоровенный старик, был назначен начспасом (начальником спасательного отряда) альплагеря. По должности он обязан был следить за каждой группой, находящейся на восхождении, и обеспечивать ее безопасность. Он и считал, что самое правильное – не выпускать группы на маршруты. Отговорки он придумывал различные и не стеснялся прибегать к уловкам. В маршрутных листах он намеренно путал даты, заставлял организовывать ненужные взаимодействия между группами… Не брезговал и психологической обработкой. Пристально глядя из под черных косматых бровей, он задушевно и строго спрашивал: «Ну зачем ты собрался на эту гору? А ты готов к ней? А ты хорошо подумал?». Руководитель с маршрутным листом до этой минуты ничуть не сомневался, что ему надо на эту гору – ведь все согласовывалось за несколько дней. Но цель бывала достигнута – и первый раз руководитель уходил, неловко улыбаясь, и размышляя... Ну зачем он потревожил покой столь почтенного старика…

С. М. Р. – мастер спорта по альпинизму, бывший офицер-артиллерист, высоченный и здоровенный старик, в должности начспаса, делал все, чтобы группы на маршруты ходили поменьше. Но все же выпускать людей на маршруты приходилось (а иначе альплагерь терял свой смысл). К тому же С. М. Р. был человек, и хороший человек. И он проникался симпатией к определенным людям. Вероятно вспоминал свою боевую и горную молодость, про которую он почти ничего не рассказывал (по косвенным признакам она была лихая).

Не найдя разумные аргументы, чтобы не пустить на восхождение группу и симпатизируя руководителю, он решился на своего рода должностное преступление. Он выпустил группу с район, с которым была неустойчивая радиосвязь. При этом он позвал руководителя в спасфонд (святая святых!!!, снаряжение из спасфонда выдавалось только на спасательные работы!), подвел руководителя к стойке, где в образцовом порядке стояло 12 револьверов-ракетниц (по числу членов первого и второго спасотряда) и тихо произнес: «Выбирай, Юрков! Если что – стреляй!»

Да простит мне С.М. – я не взял ту ракетницу на восхождение – она весила примерно 2 кг. Меня обучили, как запускать ракету из рукавицы, ударяя по капсюлю штычком ледоруба. Я спрятал ракетницу под подушку в альплагере и все время переживал, а что случится, если кто-то эту ракетницу найдет и украдет. Оправдаться перед С.М. было бы невозможно.

Скала на предвершинном гребне на жаргоне горовосходителей называется «жандарм» (вероятно, это наследие того времени, когда альпинизмом в 30-х годах 20-го века занималась, в основном, кремлевская элита. «Жандарм» преграждает путь к вершине. Как правило, его обходят снизу, реже – залезают на него и спускаются на гребень, чтобы продолжить восхождение наверх.

Разбираясь с описаниями маршрута восхождения, в одном из грузинских альплагерей встретили фразу: «… по крутым заснеженным полкам обходим Дружинника справа». Вероятно, грузин-восходитель владел русским языком не как родным, вот и перевел.

Так вот, выпуститься на маршрут у С.М. на жаргоне современных автору восходителей означало «пройти основной жандарм» (потому что дальше надо было выпускаться у одного из «выпускающих» альплагеря, но это было уже легче).

«Выпускающий» в альплагере или на сборах – человек, имеющий право выпуска групп на учебно-тренировочные и спортивные маршруты. Первым «выпускающим» был начальник учебной части, вторым и третьим – люди, в спортивном опыте которых начальник учебной части не сомневался.

В эпоху, когда импортного горного снаряжения в стране не существовало, а изготовленное на фабриках ВЦСПС перестало удовлетворять, было сильно развито изготовление самодельного снаряжения. Некоторые образцы (например титановые ледобурные крючья) во многом превосходили зарубежные образцы, но в целом самодельное снаряжение (особенно «самшитовые» обвязки, рюкзаки) сильно уступало по качеству зарубежному, а иногда было откровенно плохим.

Вася М., мастер спорта по альпинизму и беговым лыжам, а также великолепный скалолаз, выстроил своих альпинистов-разрядников в полном обмундировании для знакомства с ними лично и с их снаряжением в частности. Опытным взглядом он отметил, что на одной девушке беседка сшита неплохо, но грудной пояс сшит слабо и выглядит поистрепавшимся. Ни слова ни говоря, он подошел к девушке, взялся обеими руками за петли пояса и резко рванул в разные стороны. Одна из петель лопнула. Ужасу девушки, да и всего отряда, не было предела. По альплагерю поползли слухи, что ходит зверь-инструктор (Вася действительно отличался атлетическим телосложением) и рвет страховочные пояса на молодых альпинистках. Опомнившись, бедная девчонка пошла на склад альплагеря и взяла там фабрично изготовленный абалаковский пояс… Слава богу, несчастных случаев, связанных с использованием самодельного снаряжения, было немного.

Эх, отечественное горное снаряжение… Особенно веревки…рыболовный фал толщиной 9 и 11 мм, который альпинисты и горные туристы использовали в качестве веревок (другого-то не было) был очень жесткий, при нагрузке почти не удлинялся (то есть плохо компенсировал рывок при срыве вниз), когда по такой веревке спускались дюльфером, то образовывались плохо расправляемые барашки… Справедливости ради сказать, этот фал все же обеспечивал много восхождений и прохождений горных перевалов. Однако в ту эпоху бытовал очень короткий анекдот: подходит русский альпинист к горе, приставляет к ней веревку…

Однако те, кто сейчас идут в горы на перевал Бивачный или даже на гору аж второй категории сложности с веревками Эдерлид или в крайнем случае Ланекс, просто не представляют, что эпоху до появления синтетических веревок (хоть бы и жестких) многие называют Эпохой Героического Альпинизма. Веревка тогда служила, в основном, для подъема по ней участников группы. Для сорвавшегося лидера связки пеньковая веревка была весьма условным средством страховки.

Еще про горное снаряжение… и противостояние систем капитализма и социализма (которое ощущалось и в альпинизме). Горное снаряжение в Советском Союзе, конечно же, проигрывало западному горному снаряжению. Страшные веревки, деревянные ледорубы, а уж кто помнит трикони (отриконенные ботинки…о-о-о…Это ботинки с трезубыми плоскими шипами из мягкой стали – триконями - из страшной толщины кожи, на жуткой подметке – ноги стирались до кровавых мозолей за 2 часа). Но в то же время велась вялая пропаганда, что западный альпинизм индвидуалистичен и чреват опасностями, все западные альпинисты – потенциальные самоубийцы, которые ходят в горы, чтобы уйти от реальностей страшного капиталистического мира. А вот советский альпинизм безопасен и приникнут духом коллективизма (насчет коллективизма – так оно и было).

Те немногие потенциальные самоубийцы, проникавшие в горы СССР (горы то остаются сами собой вне зависимости от существующего строя), посмотрев на снаряжение, которое предлагали на складах альплагерей, не требуя ответа задавали вопрос: «Так это вы нас называете самоубийцами?»

Сэр Шекельтон – исследователь Арктики и Антарктики, неожиданно обрел звучание своей фамилии в СССР. По его имени были названы (хоть и в несколько искаженном звучании) горные ботинки-сапоги шекильтоны. Я застал то время, когда эти шекильтоны стояли на складах альплагерей (не никому не выдавались – на всякий случай). Весом под 4 кг каждый сапог представлял вершину технической мысли в ту пору. Там были и упомянутые трикони, и толстенная подметка, и страшной толщины и крепости кожа, которая не проминалась, когда колотили ступени в твердом фирне (техника передвижения по снегу и льду тогда была другая), войлок, манжеты на застежках... Во все этом великолепии забывали про ногу, на которую эта конструкция должна была надеваться.

А примуса… Одно время в СССР две разные организации выпускали 2 разных примуса – «Турист» (который очень быстро окрестили «Смерть туриста») и «Шмель». «Смерть туриста» выпускать перестали довольно быстро, а вот «Шмели» … Их сейчас ругают. А ведь сколько тепла они дали. На скольких восхождениях их ровное шипение распространяло уют. Мне кажется, что их пресловутая ненадежность – это скорее неумение с ними работать. Взрывались, конечно… так не надо было заливать авиационный керосин. Примус «Шмель» не был запроектирован под работу на авиационном керосине, тем более на октане и гептане, которые действительно быстро проедали прокладки в примусе. Впрочем, верно и то, что они требовали и определенного навыка, и технического обслуживания (а вот это делать было лень, отсюда и их ненадежность в работе).

В целом снаряжение известных западных фирм хорошее. А все же большие рюкзаки они шить не умеют…Причины очень просты – на Западе больших рюкзаков никто не носит. Если они и применяются где, так это в больших экспедициях, и служат больше как контейнеры для вещей, чем как рюкзаки для переноски личных вещей по сложному рельефу. Таких экспедиций мало. Испытывать – некому и негде. Но чтобы заполнить модельный ряд, некоторые фирмы все же в ограниченном количестве выпускают рюкзаки объемом до 110 литров. Как правило, это неудачные конструкции, не учитывающие много мелких и не очень мелких необходимостей. А ведь некоторые отечественные фирмочки специально покупали такие рюкзаки и начинали шить по образцу, поскольку в России народ в горы ходит с большими рюкзаками. Иногда эти фирмочки еще и увеличивали объем до 120 л и 130 л, все остальное оставляя без изменений. Обычно получалось плохо. Оригинальные русские конструкции больших рюкзаков – все-таки лучшие в мире.

Существовала целая каста полупрофессиональных альпинистов – благо советские законы это позволяли. Альпинизм был частью советской системы, а подчинялся двум ведомствам – Всесоюзному Совету Профсоюзов и Спорткомитету.

Начальник учебной части альплагеря приезжал в альплагерь в начале июня, а уезжал в конце сентября. Начальник учебной части старался, чтобы за все это время в роли начспаса сменилось максимум два человека, а лучше, чтоб только один человек весь сезон был начспасом. И чтобы старшие инструктора – командиры отрядов, работали подольше. Приветствовалось, чтобы рядовые инструктора – командиры отделений работали в альплагере по 3 смены, то есть по 2 месяца.

Организовывалось это следующим образом. Начальник учебной части подбирал инструкторский состав загодя и список представлял в Центральный Совет ДСО Профсоюзов. Оттуда шли на предприятия письма с просьбой предоставить неоплачиваемый отпуск дополнительно к оплачиваемому отпуску на 2 месяца, три месяца, 4 месяца. Естественно, так проходило не у всех. Кто на работе был нужен – тех не отпускали (хоть – честь и хвала советским законам!!! - в законах эти отпуска были прописаны – потому что альпинизм был государственным делом!). Но многих, особенно невысоко поднявшихся по служебной лестнице, отпускали. Преподаватели ВУЗов и так имели большие отпуска.

Альпинист Т.Д., человек довольно неприкаянный, где только не работал. Его трудовая книжка пестрела самыми неожиданными записями – от бригадира наладчиков до редактора заводской многотиражки. Как-то он уехал в горы, не получив отпуска. Вдогонку ему прислали уведомление об увольнении. Толик пошел к начальнику лагеря. И тот, чтобы у Толика не прерывался трудовой стаж, поставил в трудовой книжке печать альплагеря. По советским временам немаленькое нарушение.

А сколько таких было… которые, когда не давали отпуск – чтобы поехать в горы, просто клали заявление об увольнении и уезжали в горы.

Что представлял собой советский альпинизм? – да пожалуй больше всего сродни он был средневековому Ордену, рыцарскому и монашескому. Со своим уставом, и писанным, и неписаным, орден нестяжателей, которым было немного тесно в официальной системе. По законам большого коллектива в любом сообществе должны появиться и свои стяжатели, и свои официальные лидеры, свои идеологи (ох, немало их было), свои неофициальные лидеры, и даже свои стукачи – все это было и в системе советского альпинизма. Но во все века так было, что 5% людей должны уйти в пираты или разбойники – не от того, что им нечего есть. Просто кровь бурлит, и хочется чего-то чистого, хотя есть, бывало, и нечего. Мне представляется, что это состояние души - стремление уйти в пираты - продолжается недолго. Через 5 лет человек был в душе уже не пират, а просто служил ордену.

Так вот насколько же повезло этим пяти процентам, попавшим в систему советского альпинизма, по сравнению с последующими пятью процентами, которым повезло меньше и часть которых пошли в братки, а часть в военные контрактники.

Одно из определений альпинистов в советские времена: «Альпинисты – это обычные люди, только на 5% лучше других».

Во времена 2-ой мировой войны Франция и Италия оказались противниками. Дикость...но увы, время от времени появляются пассионарные личности, и под их влиянием все начинают потихоньку сходить с ума...Все, да все же не все. Французские и итальянские проводники прекрасно знали друг друга. Какое-то количество их попало в горные части Франции, какое-то – в горные части Италии. Естественно, они должны были контролировать горные перевалы, по которым проходили границы. Для отчета перед начальством они сходились наверху – у ледников и расстреливали в воздух весь боекомплект. Возвращались и докладывали начальству о стычках вблизи стратегических перевалов и позиционных боях. Даже немцы не смогли их поссорить.

Альпинист Т.Д., руководил спасательными работами. Правилами четко не определено, где находится руководитель спасательных работ: он может и возглавлять спасотряд, но чаще все же осуществляет координацию снизу из альплагеря. Кто-то – но не Толик. Естественно он пошел наверх. По правилам (и особенно на спасработах!!!) всегда надо пристегиваться к перилам. Надо, но не Толику. Он ловкий, сильный, координированный. На очередной перестежке (почти на выходе с предвершинного гребня) он поскользнулся, и сквозанул вниз – не по гребню, а на ледник. 900 м.

Тут и говорить нечего. Группа связалась по рации, сообщила о случившемся вниз. Было принято решение, что спасотряд идет к группе, терпящей бедствие (не такое уж и страшное), а другой поисково-спасательный отряд пойдет на ледник искать Толика (или то, что от него осталось). До ледника идти близко, наспех сформированный отряд (здесь не нужна была квалификация) вышел через 2 часа. В сгущающихся сумерках выперлись на ледник. Смысла искать – никакого, потому что не видно уже ничего. Реально искать что-то можно только утром. Стали думать, как переночевать (палаток не взяли – было по пуховке – собирались-то быстро). Тут к ним из темноты выходит, прихрамывая, человек и буднично спрашивает: «Привет! А что вы, ребята, тут делаете?». Вопрос был задан так спокойно, что один из парней стал объяснять, зачем они пришли на ледник. Подошедший был Толик. Он отделался сломанной лодыжкой. Ему фантастически повезло. После 30 м полета он угодил в очень крутой выполаживающийся книзу ледовый кулуар, снизу заснеженный и без камней. Его вынесло на конус. Он полежал-полежал, да и пошел вниз. Ссадины, царапины и ушибы, а также легкое сотрясение мозга не в счет.

Другой альпинист, Женя В., был профессиональным альпинистом (что в СССР было очень редко). Он тоже был из числа неприкаянных, которых Судьба бережет неизвестно для чего до определенного времени. Наиболее жутким и курьезным случаем его жизни было падение из окна собственного дома – в мусорный бак, заполненный относительно мягким мусором. Женя просто сидел на подоконнике открытого окна.

А.К, опытный альпинист, рассказывал случай про группу, которую он выпустил на маршрут. Маршрут был прямо над поляной, на которой базировался выездной лагерь. Маршрут несложный, часть его проходила по снежному кулуару, но вышла группа в этот кулуар, когда солнце уже освещало его часа три. Снег раскис, а был он довольно рыхлым (это был конец июня). Произошел срыв первого в группе. Первый перехлестнул веревку между второй связкой – покатились все, потихоьньку собираясь все ближе в ком, который обрастал снегом. Что-то типа громадного – до 3-4 м комка, из снега и двух связок альпинистов выкатилось к основанию кулуара – почти к ногам человека, выпустившего их на восхождение. Первая его мысль – ну все. Инструкторское звание отнимут, из к.м.с.-ов разденут… а с людьми-то что? Может кто-то все же жив, несмотря на все ледорубы и кошки, которые оставались при альпинистах… Однако в этом комке началось шевеление…тут уже народ набежал, стали их пытаться освобождать от веревок, снега. Движения у спасаемых были заторможенные и неадекватные (шок, естественно)… Однако бывает же везение – все живы, никаких переломов. Ссадины и ушибы в таких случаях считать не принято.

Еще один случай, уже более трагический. Группа из четырех альпинистов – 2 связки. Так же срыв с предвершинного гребня на ледник. Вскрытие показало, что у троих мужиков смерть наступила не от травм, а от разрыва сердца (страх от падения). А вот женщина, падая, умудрилась упасть в обморок. Что ее и спасло. Группу нашли, ее откачали, отходили. И в горах женщина умудряется оставаться женщиной.

Восхождение вдвоем обычно планируется, чтобы испытать более полно ощущения от гор. Это тяжелее физически, и требует не просто взаимозаменяемости партнеров по связке, а и примерно одинаковую работу. Это и более опасно. Если при восхождении вчетвером иногда возникают проблемы, кто пойдет лидером, то при восхождении вдвоем таких нет. Более того, по правилам советского альпинизма в зачет на первый разряд и выше необходимы были восхождения вдвоем, чтобы в альпинисты высокой квалификации не попадали спортсмены со слабой индивидуальной подготовкой.

Как-то раз связку, совершавшую восхождение вдвоем, сбросило небольшой лавиной с ребра и протащило около двухсот метров. Девушку слегка побило (но никаких серьезных повреждений), однако от эмоций она идти никуда не смогла. Парень вколол себе в бедро обезболивающее и спустился вниз за помощью. Уже внизу выяснилось, что у него была трещина в бедренном суставе. Ну а девицу спустили вниз, и через день она уже порхала по базовому лагерю.

Двойка альпинистов спускается с маршрута. Маршрут над базовым лагерем, все хорошо просматривается. В соответствии с правилами за «двойкой»ведется постоянное наблюдение - даже подзорная труба установлена стационарно. Есть два «наблюдающих», но подойти к трубе может всякий. Спуск заканчивается, «наблюдающие» уже не так внимательно следят за двойкой восходителей – ведь они уже в снежном кулуаре. Ведутся разговоры – когда группа спустится в лагерь – через 2 часа или раньше.

К подзорной трубе подходит одна из поварих и начинает восхищаться:

«Ах, да вы посмотрите! Как они быстро спускаются! Да что вы, они такими темпами у нас через 20 минут будут, а то и раньше!»

Заподозрив что-то неладное, к подзорной трубе подбежал старший тренер и тут же в сердцах крикнул: «Дура, они же падают!»

Ничего страшного не произошло. Просто эта связка слишком быстро мчалась вниз, и соскользнула. Кулуар со снегом, выполаживающийся. Вот и остановились. Все в порядке.

Трое одесских альпинистов после месячных сборов на Памиро-Алае спускались из бокового ущелья в центральное, чтобы добираться в цивилизацию и далее в аэропорт. На выходе в это ущелье (снег, лед уже давно позади, вовсю зеленеют деревья, тепло) они увидели абрикосовые деревья, а на деревьях – спелые абрикосы. Что такое после месяца жизни на тушенке, кашах, концентрированном молоке, яичном порошке, сухарях и галетах увидеть спелые абрикосы, да еще в таком количестве… Естественно, они полезли на абрикосовые деревья и начали их трясти. Абрикосы падали, их собирали, ели прямо с земли опять залезали на деревья… Кончилось все тем, что один из суков подломился, парень упал вниз и сломал руку (ребята выполняли нормативы кандидатов в мастера спорта, и перед этим совершали очень серьезные восхождения). Ну а потрясающее по своей силе расстройство желудков завершилось у них только в Одессе.

Альпинизм одиночек… На Западе это было принято. В СССР это порицалось, и было одним из аргументов, что советский альпинизм намного лучше. Были конечно, одиночки-альпинисты и в СССР. Тут дело скорее в характере. Запад все же более индивидуалистичен. А здоровый дух коллективизма в СССР был сильно развит, а уж в горах… Человек, отказавшийся участвовать в спасательных работах (бесплатно, рискуя жизнью, взамен собственных восхождений) покрывал себя позором бесповоротно. А насчет одиночек – и по сей день 90% горовосходителей и горных путешественников в нашей стране не могут помыслить, чтобы идти в горы одному. Хотя что-то в одиночных восхождениях и путешествиях есть. Не от хорошей жизни на Эльбрус я зашел один, а как было здорово.

Альплагерь «Алибек» горел много раз. Как-то он горел несколько раз подряд за 2 сезона. Иногда он загорался, еще не отстроенный заново. Когда началась очередная смена, начальник учебной части очень страшно рассказывал про необходимость соблюдения мер противопожарной безопасности, в заключение добавив: «Ребята, я буду строго наказывать! Нам надоело гореть!»

Но тут же поправился: «Гореть-то быстро. Нам отстраиваться после пожаров надоело».

Существует красивая легенда о посещении альплагеря «Алибек» и Хижины на Алибекском леднике А. Косыгиным (в ту пору Председателем Совета Министров) и У. Кекконеном (президентом Финляндии). Вероятно легенда основана на факте, что у Косыгина действительно была дача в Домбае.

Согласно легенде Косыгин и Кекконен убежали от охраны в сторону альплагеря, проскочили его и пошли в сторону Алибекского ледника. По единственной натоптанной тропе (дело было зимой) они дошли до Хижины.

Хижина представляла собой приют горнолыжников - по понятиям нынешнего рассудочного времени абсолютно неприспособленный для отдыха. Однако в те времена Хижина пользовалась бешенной популярностью – попасть туда было нелегко. В 5 или 6 больших комнат хижины помещалось до 70 человек. Были 2-х ярусные нары. Все удобства на улице, включая умывание снегом – вода использовалась только для приготовления пищи. Электричество – от дизеля. И был мрачный начальник Хижины по кличке Абрек. Склон горнолыжный был небольшой, бугельный подъемник – маломощный. Все дело было в атмосфере братства вырвавшихся на волю людей, искавших чего-то чистого.

Государственные деятели подошли к леднику, когда горнолыжники выползали из Хижины. Несколько мужчин, обнажившись по пояс, как раз совершали обряд омовения снегом. Часть горнолыжников уже пошла на склон.

Согласно легенде Кекконен стал укорять Косыгина, что такие хорошие люди отдыхают в таких спартанских условиях и Косыгин обещал исправить положение. Согласно легенде на расчетный счет альплагеря (у Хижины не было своего расчетного счета) было целевое поступление очень крупной по понятиям альплагеря суммы денег, которую поначалу никто не решался расходовать (цель финансирования не была указана), а также снизу пришел бульдозер, который никто не заказывал.

Произносить красивые тосты приятно всегда. На одной из гулянок инструкторского состава, посвященной и закрытию сезона, и удачному восхождению, за которое планировалось получить место на чемпионате и повышение спортивной квалификации, прозвучал такой тост:

«Дороги бывают разные, бывают прямые, бывают и не очень. По прямой дороге быстрее приходишь к цели. Но так ли уж нужна тебе эта цель? Очень часто оказывается, что она была иллюзорной – ты сам себе ее выдумал. А непрямые дороги нескоро выводят к целям, но по пути ты осознаешь свои истинные Цели. К тому же извилистые дороги чаще пересекаются, а значит на них мы чаще можем встречаться. Давайте выпьем за наши непрямые дороги!».

Вероятно после заседания правления банка такой тост вызвал бы кривые усмешки, а вот в компании жилистых, тощих, обветренных, шершавых до хрипоты привыкших рисковать чудаков этот тост вызвал большое воодушевление.

Загадка природы – почему скальные массивы так притягивают свободолюбивых людей. Взять хоть красноярские Столбы. Согласно легендам свободолюбивые люди собирались там всегда. И всегда они были в той или иной степени в оппозиции к официальным властям. Знаменитая надпись «Свобода», появившаяся на 2-ом Столбе в 1905 г. во время революционных волнений, заботливо поддерживается и по сей день.

А скалы Довбуша в Карпатах… Согласно легендам там всех форм несогласные со всем повстанцы и разбойники (что в общем было почти одно и то же) обитали с 12 века. Там в 16 веке отсиживался и сам Олекса Довбуш, а уж трезубец самостийности был высечен во множественном числе там ох как задолго по сравнению с самой самостийностью Украины.

Ну и знаменитая надпись: «Свободу Луису Корвалану!» в каталажке в Хитоле, которую оставили студенты ЛГУ, повязанные при возвращении с Карельских скал (надо было оформлять пропуск в пограничную зону, но это же 2 недели возни, студенты безумно заняты, а на скалы то хочется сейчас).

Зачем мы ходим в горы? – этим вопросом особо начинаешь задаваться, когда тащишь вниз очень хорошо упакованное тело человека, знакомого тебе не менее 12 лет. Многие после таких мероприятий завязывают, но некоторые умудряются похоронить не одного напарника по связке.

Я впервые в жизни увидел, как открыл и не сумел закрыть рот Паша А., альпинист, перворазрядник по скалолазанию и опытный столбист.

Дело было так: ехали мы на Кавказ и решили познакомиться с веселой компанией, по всем признакам также направляющейся в горы. Компания ехала с нами в одном вагоне и громко обсуждала горы и все, что с ними связано – веревки, крючья, ледорубы и прочее. После пяти минут знакомства одна бойкая и весьма симпатичная девушка кокетливо взмахнула руками со словами: «…ах, шахматы забыла!». Паша вежливо поинтересовался: «…а что, Вы шахматы очень любите?», на что тут же получил ответ: «Ну как же, висишь на крюке и ход обдумываешь!».

Тут то и произошло описанное в начале истории событие… Как выяснилось спустя два часа знакомства, девушка ехала в горы впервые – ни альпинизмом, ни скалолазанием до этого не занималась – ее взяли в последний момент, поскольку перед выездом образовались свободные места в группе.

Мальчиков и девочек (начинающих альпинистов с первого курса) впервые вывезли в Крым на скалы. Для большинства это был первый самостоятельный выезд – и сразу в Крым, на скалы, с настоящими альпинистами! Повесили страховочные веревки: мальчики страхуют - девочки лезут, девочки страхуют – мальчики лезут. Все серьезные до дрожи. До сих пор помню, как от напряжения по лбу на нос одного из мальчиков стекал ручеек пота, он не мог отпустить руки от веревки, пытался стряхнуть образовавшуюся каплю пота с носа плечом и пересохшим ртом прошептал девочке, которую он страховал: «Ты смотри не е…нись!..». Парень не хотел материться, просто это слово само собой выскочило от переполнявших его эмоций и ответственности. И девочка, это ангельское создание, которая вообще может быть впервые в жизни услышала такое слово, прошептала: «Ты держи крепче, ишь, разговорился».

Обеспеченная старость в горах – это удел единиц. Эти единицы – это начальники альплагерей, начальники учебных частей альплагерей, иногда начспасы. Для всех остальных неминуемым было прощание с Орденом. Горы не любят слабых, чтобы ходить в горах – надо быть сильным и ловким, а с наступлением преклонных лет силы тают, а хворобы все сильнее напоминают о себе. Прощание с Орденом часто бывало мучительным, иногда просто печальным. Очень не хочется расставаться с горами. Многие пожилые альпинисты приезжали в преклонных годах в горы, только чтобы в должности инструкторов выводить новичков на «единички». Некоторые переходили на «байдарку», но уделом большинства была наступающая дачная жизнь (если была дача). А вот художник и альпинист Александр Малеинов завещал похоронить себя на кладбище альпинистов в Безенги. Он спокойно умер в Москве, и его завещание было исполнено. С кладбища открывается красивый вид на вершину Мессис-тау, безенгийский ледник и вершину Гестола в Безенгийской стене.

Почетное звание «снежный барс» присваивали альпинистам, совершившим восхождения на 4 «семитысячника» СССР (вершины выше 7000 м). Это было очень почетно. Познакомиться со «снежным барсом» уже было здорово, а уж сходить на восхождение со «снежным барсом» - это считалось почти приобщиться к святости. Но звание присвоили, а человек-то стареет. У него уже и силы не те, а он все «снежный барс».

Я помню, какой взрыв энтузиазма вызвало известие среди молодых рвущихся в бой второразрядников, когда объявили, что с ними пойдет на восхождение «снежный барс». Им показалось, что вот-вот и он все тоже станут барсами. А барс был пожилой…, а тренироваться не любил. Он уговорил начальника учебной части доукомплектовать им группу. Тот по старой дружбе согласился. На подходе все было нормально. Но по мере усложнения маршрута «барс» все больше тормозил группу. Ребята начали уже ему подсказывать, куда лучше поставить ногу, на что опереться. Видно было, что дается ему все с трудом. Он несколько раз просил остановиться и вскипятить чайку. Ну и на спуске… спускались по довольно узкому кулуару, и молодые легкие ребята оказались впереди. А «барс» поддал задом громадную плиту, которая мирно лежала до поры до времени в этом кулуаре. И плита пошла вниз… как мы запрыгали по стенкам этого кулуара! Впрочем, на месте «барса» мог быть любой.

Альпинист Н.Г., мастер спорта, один из организаторов довоенного альпинизма, участник снятия немецких флагов с Эльбруса, отчасти легендарный человек, под старость не нашел себя в дачной жизни, не сумел успокоиться, но и нового призвания не нашел. Он стал водить в горные походы детей из туристической секции при Доме Пионеров. Он продолжал делать то самое, что любил делать больше всего на свете – ходить в горы, и то, что делал на протяжении 50 лет. Он и умер легко – просто упал на горной тропе при подходе к перевалу с уже остановившимся сердцем.

Фердинанд Кропф, личность в советском альпинизме во многом неоднозначная, но отчасти легендарная, классифицировал альпинистов так:

- - до 25 лет – скалолаз – мило на немецкий лад смягчая звук «л» с видимым удовольствием произносил Кропф,

- - до 35 лет – снеговик и ледовик, - повышал он голос,

- - до 45 лет – висо-отник, со значением произносил он,

после 45 лет – старый пэррдун! – громко и с удовольствием завершал Фердинанд Алоизиевич.

Достигнув последней номинации по классификации Кропфа, сперва я посмеивался. Казалось, что мир по-прежнему под ногами, и сил не меньше, чем у молодых. Увы, с годами после определенного рубежа сил не прибавляется.

И ведь до чего обидно – ведь чувствуешь каждую деталь горного рельефа, каждый камушек, уступ и перегиб. Горный рельеф ты понимаешь уже на 90% (на 95% горный рельеф понимают горные козлы, начинающие горовосходители – процентов на 30). На проблематичных местах на тебя вопросительно смотрят, на непонятных спусках пристраиваются сзади, зная, что серьезных ошибок ты не совершишь. Да только вот сил у них больше, и это уже навсегда.

Сандро Гвалия был командиром отряда новичков в альплагере «Алибек» в конце сороковых годов, и водил в горы моего отца. А я участвовал в первопрохождении маршрута на пик Сандро в Сванетии. Эх, не дал господь сына…А может быть, и слава богу, что не дал…

Я видел Иосифа Кахиани только раз, и то со спины. Но даже со спины он – в свитере грубой вязки и сванской шапочке, мне показался похожим на рыцаря. А может быть, это опять ореол легенды, которых так много в горах, смутил мое воображение.

Поэты в горы все-таки не ходят.. А те, кто ходит в горы – нередко являются поэтами в Душе и пытаются писать стихи и песни, но обычно плохо владеют стихосложением. Несколько хороших стихотворений о горах и альпинистах написал Николай Тихонов – альпинист и поэт сталинской эпохи. Исключение – Юрий Визбор, который был, конечно же, в первую очередь поэт, а уж потом бард (но и он в плане формального стихосложения особым стилем не отличался, и рифма у него частенько страдала). Зато сколько тепла в его песнях…

Поэт Л. отличался сибаритством, и в альплагерях с их многонаселенными комнатами и удобствами снаружи ему было нелегко тешить свое сибаритство. Как инструктор альплагеря, он имел право на проживание в двухместной комнате. Чтобы реже выходить наружу за удобствами, он завел себе медный кувшинчик.

Горы... красота гор... А вот и не скажешь, чего в горах больше – красоты или соленого пота. Когда на акклиматизации виски сдавило, на пищу без отвращения смотреть не можешь, в желудке спазмы, а перед этим с тебя лил пот струйками, и ты хватал воздух ртом... А все же именно таким (и именно после всего такого) дается увидеть красоту гор. Экскурсанты, вылезшие из автобуса, чтобы сфотографироваться на фоне горы или водопада – им этого не понять. Рерих красоту и одухотворенность гор понимал, так ведь как он путешествовал – немногим такое удавалось.

А насчет красоты – как же немногим дается увидеть закат с перевала, а то и с вершины – где-нибудь на 4000 м. Мне вот вспоминается, как я еще совсем молодым попал в ледовый цирк. Нас (связку-двойку), еще совсем желторотых, послали «на разведку маршрута». Подозреваю, что наш инструктор прекрасно знал описание. Ну может быть, он был не против почетче знать завтрашний путь через разорванный ледник (чтобы утром в потемках не угодить в трещины), скорее он послал нас на «обкатку». И вот во второй половине дня мы попали в прекрасный, почти правильный ледовый цирк – большой (от 2-х до 5 км) и глубокий (до 500-600м). Над цирком возвышалось 5 вершин – как зубья короны. Солнце жарило, небо было синее, по леднику хаотически стекали мелкие ручейки, несмотря на это была звенящая тишина, и мы были одни наедине с этими вершинами, синим небом и Солнцем.

А для тех, кто очень любит красоту гор и космические излучения – вот история, как после почти будничного рабочего дня в горах народ стал устраиваться на ночлег. Ночлег был на леднике. Палатка создает восхитительную отгороженность от внешнего мира. Горячий «змеиный» супчик из пакетиков, изрядно сдобренный жгучими специями, сухарь, чай с какой-то конфетой – и человек готов отключиться. Потому что перед этим у человека был примерно 12-часовой рабочий день, состоявший из подъемов, страховок, провешивания перил, вытягиваний рюкзаков и прочего – все это на приличной высоте. Усталость страшная. И когда в пустой желудок вливается горячий супчик, а потом еще чай – то кровеносные сосудики вокруг желудка расширяются, в них попадает кровь, а от сосудиков головного мозга та самая кровь оттекает, и человек готов отключится – до следующего утра.

Ворочался руководитель группы в спальном мешке, готовясь к отключению, и не как не мог устроится. Весь организм засыпает. А все же что-то не так. Он пожаловался тем, кто был рядом в палатке – не для того, чтобы пожаловаться, а чтобы извиниться, что ворочается и другим спать не дает. Совет был – снять каску!!! Руководитель каску снял, тогда участники группы осторожно поинтересовались, а снял ли он кошки? (он уже находился в спальном мешке). Он подумал, и через пол-минуты ответил, что скорее всего снял, поскольку помнит, как снимал ботинки. А через минуту он уже спал. Это все еще раз про соотношение красоты гор и соленого пота...

Владимир Высоцкий попал в горы в качестве актера на киносъемки фильма «Вертикаль». Я не знаю, были ли заранее заказаны ему песни про горы, часть которых вошла потом в фильм. К съемкам фильма привлекли хороших альпинистов, а актерам предложили пройти обучение по программе на значок «Альпинист СССР» (самый начальный уровень). Большинство актеров это предложение приняли, а Высоцкий отказался. Ему было достаточно красивых видов из альплагеря, и общения в инструкторской столовой (выполнявшей функции полузакрытого клуба) с бывалыми альпинистами. Так вот песни и рождались.

Песни о горах Высоцкого довольно долго в горах не приживались. Причин тут было несколько. Во-первых альпинисты привыкли к тихим задушевным песням «… ночи платье бархатное звездами вышито…», а тут надрывы «…свою добычу смерть считала…». Во-вторых, после выхода фильма многие в горах стали считать его своим, а своим в горах он никогда не был. Да еще несколько неприятных случаев, когда за концерты в альплагерях он потребовал деньги (искренне считая, что дает концерты). А народ в альплагерях его считал своим, а как же может свой брать деньги за свои песни. Визбор-то пел бесплатно…Я помню времена, как начинали кривиться губы у старых альпинистов, когда молодежь затягивала «…ведь это наши горы, они помогут нам!».

Юрия Визбора, как и всякого порядочного неприкаянного человека, Орден горовосходителей принял сразу и безоговорочно. К тому же запаса душевности Ю. Визбора хватало человек на сто, а это тоже в горах ценится сильно. К тому моменту Визбор уже был певцом моряков, подводников, Севера. Альпинистская тема совершенно логично вписалась в его лирику, а сам он – в братство горовосходителей. Ходят легенды, что это братство во многом способствовало становлению его относительно здорового образа жизни. Поэт и лирик, он был довольно сильно подвержен влиянию своих северных морских друзей, но у тех-то это все было в течение относительно короткого пребывания на суше. Попав в среду альпинистов от природы не очень физически сильный Ю. Визбор вынужден был начать регулярно тренироваться.

Юрий Визбор был верным членом Ордена. Я несколько раз был свидетелем, как явно сильно спешивший Ю. Визбор прибегал на многочисленные альпинистские вечера только для того, чтобы спеть, а точнее саккомпанировать старикам-альпинистам «Военную баксанскую» песню. Старикам льстило... Когда же пел он сам… голоса у него не было, мелодия никогда особо не отличалась красотой. К нему больше всего подходят слова «..он пел Душой». Повторюсь, с моей точки зрения его стихи особой правильностью не отличались – просто он был больше чем поэт, скорее он был человек расширенного сознания... Не случайно некоторые йоги и продвинутые экстрасенсы говорили: «Он – наш».

Причудливо тасуется колода карт. Одна из самых одиозных фигур сталинской эпохи – нарком юстиции и главный государственный обвинитель на многих страшных процессах Н. Крыленко тоже был альпинистом, и альпинистом неплохим. Пожалуй, перевал Крыленко в Заалайском хребте останется единственным местом на территории СССР, носящим его имя. Кстати, хотите или нет, а все же русского альпинизма (и тем более горного туризма) не существовало. Можно ругать сталинский строй и социалистическую систему, но альпинизм в СССР и России сформировался именно при социализме).

Почему – на первые пол-вопроса ответить просто. В эмиграции до революции революционеры с интересом смотрели на жизнь Европы, перенимали многое прогрессивное, в том числе начинали совершать несложные восхождения. Даже Ленин иногда несложные прогулки и восхождения выбирался в горы. А вот на вторые пол-вопроса ответить посложнее – почему именно революционеры (а не дворяне или просвещенные разночинцы) начали совершать в России горовосхождения?

Система советского альпинизма в больших городах предусматривала неплохую физическую подготовку. Начиная с осени среди альпинистов начинались соревнования по скалолазанию и кроссы. Потом начинались лыжные соревнования. Под конец зимы лыжные соревнования проводились почти каждое воскресенье. Затем опять начинались кроссы и соревнования по скалолазанию. Чтобы участвовать в соревнованиях, надо тренироваться. В итоге в горы приезжали прилично физически подготовленные люди.

Заканчиваю я 30-тикилометровую дистанцию. В ту пору 20 лет мне было, и я бегал на лыжах по второму разряду. Кого-то обхожу я, кто-то обходит меня. Лыжня проложена одна, и обгоняющий кричит обгоняемому «Лыжню!» или «Хоп», обгоняемый одной лыжей переходит на рыхлый снег, освобождая другую колею. Вдруг кто-то мне в спину зарычал. Не то чтоб я сильно испугался, но на всякий случай освободил обе колеи лыжни. Мимо меня со свистом промчался невысокий сморщенный дедок в вязаной полоске на голове (в ту поры такие полоски вместо шапочек были редки). На финише спрашиваю, что это за феномен был. Кто-то из судей на финише просто ответил: «Абалаков».

Виталию Михайловичу Абалакову, легенде советского альпинизма, было в ту пору за 65 лет (и на одной из ног у него были ампутированы все пальцы – это память о северо-восточном ТяньШане).

Виталий Михайлович Абалаков не скрывал, что ему не по нраву был индустриальный альпинизм, который сформировался перед перестройкой. Вероятно бродяжное начало в его натуре было также весьма сильно. Он говаривал, что он не любит лесенки, что его не вдохновляют дорожки шлямбурных крючьев, забитые на стенных восхождениях на чемпионатах. У его команды было правило: они приходили в ущелье, где собирались совершать восхождение, одним путем, а уходили другим.

После шестидесяти лет В.М. Абалаков прошел немало туристских походов (водных, пеших) по Кольскому полуострову. Частенько он с кем-нибудь примерно его же возраста напрашивался в относительно молодые туристские группы. Скорость движения по воде была примерно одинакова, а вот на пешей части и на волоках молодежь сильно отставала.

Индустриальное направление альпинизма предусматривало хорошее техническое оснащение (крючья, шлямбура, скай-хуки, платформы…), хорошую скальную подготовку, хорошую физическую подготовку и предопределяло, что развивать это направление будут люди с психологическим портретом:

- - с одной стороны – неудачника хотя бы в одной из сторон жизни;

- - с другой стороны – человека без особых фантазий.

В самом деле – проснулись, позавтракали, ведущий в группе начал проходить первую веревку. Через 40 минут прошел. Принял второго. Второй подтащил еще одну веревку для перил и опять стал выпускать со страховкой первого. По перилам оставшиеся могут начинать вытаскивать рюкзаки. Вот так и провешивается до верху вся стена (а лучше ребро – чтобы камни уходили мимо). Восхождение длится до недели, но большая часть группы может ночевать внизу под маршрутом почти все время, спускаясь и поднимаясь наверх по навешанным перилам. Если же ночевать внизу неудобно, или хочется «романтики» стенных восхождений, то наверх тащат платформу из дюралевых профилей. Для ночлега на стене платформу закрепляют на крюках, затем на ней устанавливают палатку.

Через палатку пропускают веревку, к ней все пристегиваются – так и спят. Как-то раз у очередных «романтиков», вышел крюк, на котором держалась платформа. Она соскользнула вниз. Ничего страшного не произошло, поскольку крючья для страховочной веревки выдержали. Просто ночью, на отвесе около 400 м четверо мужиков оказались висящими одним комком, да еще и находясь при этом внутри палатки.

Сэр Джон Хант - в альпинизме личность мирового масштаба. Он и звание рыцаря получил за свои восхождения. Точнее за руководство первой успешной экспедицией на Эверест. А до этой самой первой успешной экспедиции было 30 просто экспедиций (то есть не завершившихся успехом, а то и трагических).

Судя описаниям его жизни, это был решительный, но осторожный в горах человек. «А погиб он…. просто уж очень много ходил в горах» - так про него писали современники.

Впрочем, я знал людей, которые, в целом любя жизнь, все же были не против найти упокоение в горах. Немного таких было... но были.

В горах даже на простых маршрутах всегда есть вероятность, что что-то может произойти. На сложных маршрутах эта вероятность возрастает. Те, кто выезжают в горы каждый год, знают, что постоянное везение в горах (а безаварийные ситуации – это тоже везение) – штука опасная.

После 3-х-4-х спокойных и безаварийных лет в горах опытные люди начинают бурчать: «Пора устраивать себе неприятность».

Летим на Памир. Мы – это 20 человек. Молодые, спортивные, тренировавшиеся целый год. Приходит пожилой мастер спорта В.К. из «Спартака» с просьбой передать документы его ребятам. Ребята уже там, и мы будем находится в одном ущелье. Документы прячутся в рюкзак, и тут В.К. достает бутылку шампанского. Одна бутылка шампанского на 20 крепких мужиков… Но не принято. Тем более при всех, тем более при старшем тренере, который находится рядом (нравы были не просто чистые, а чистейшие). В.К. озадачен. Он конечно знает, что альпинисты если и пьют, то после сезона и понемногу. Но чтоб так…Тогда он обращается к первому стоящему рядом парню и говорит: «Кружка есть?» Валера С. робко отвечает: «Да я не пью».

«С такой рожей – и не пьешь?». Валера стыдливо достает кружку, в нее наливается шампанское и кружка идет по кругу из 20-ти мужиков, причем все считают, что совершают хоть и приятное, но почти преступление. Вероятно, современной молодежи это не понять.

Начальник учебной части выездного альплагеря был в запое. Самое ужасное, такая вот неприятность приключилась с ним, когда начинался сезон, когда от человека, выполняющего функции начальника учебной части, зависело почти все: команды, инструктора, планы, восхождения... Согласно легенде, он даже слегка по морде получил, когда пытался вяло сопротивляться его принудительной транспортировке силами его старых друзей в горы к месту своей основной деятельности.

Альпинизм был делом государственным. Предтечей Современного МЧС был всесоюзный спасательный отряд. Система спасательных работ была организована следующим образом. В Советском Союзе было около 12 контрольно-спасательных пунктов (КСП), все они находились в наиболее популярных горных районах, как правило вблизи альплагерей (иногда просто на территории альплагеря). В Баксанском ущелье было 6 альплагерей, но КСП был один. Основной задачей контрольно-спасательных пунктов была координация и руководство проведением спасательных работ (были конечно, и другие задачи). Существовали 2 штатные единицы – начальник КСП и инструктор КСП – они были профессионалами и получали за работу деньги. Все остальное было на полуобщественных началах. Существовала система подготовки спасателей. На обучение направлялись альпинисты не ниже 1-го разряда. Одно время наличие удостоверения члена всесоюзного спасотряда было обязательным для получения звания кандидата в мастера спорта. Зачисленные в члены всесоюзного спсотряда награждались удостоверением – красной книжечкой и жетоном «Спасательный отряд».

В удостоверении было написано, что член спасательного отряда №... имеет право организовывать и руководить спасательными работами, проверять готовность групп к марщруту и на маршруте, отстранять от восхождений и пр. Жетон был очень красивый, 3*3 см, с изображением Ушбы, на обратной стороне был выбит номер.

По первоначальным замыслам члены спасотряда в случае необходимости должны были сниматься с работы, ехать в горы и выполнять спасательные работы. На практике так было всего один раз в конце 50-х годов во время трагедии на Пике Победы. Однако участие в спасательных работах было овеяно ореолом романтики и святости. Случаи отказа от спасательных работ были крайне редки. В случае несчастного случая в горах по первому распоряжению начспаса (а иногда и без распоряжения) группы прекращали свои восхождения и готовились к участию в спасательных работах.

Сперва выходил головной спасотряд, затем при необходимости с некоторым интервалом –второй спасотряд.

В числе всего прочего в положении о Спасательном отряде было написано, что член Спасательного отряда всегда должен носить жетон в горах. Далее было написано, что человек, носящий жетон спасотряда не имеет права совершать действия, порочащие члена спасотряда. Прямо порочный круг какой-то...

К жетону спасотряда выдавали 2 значка с таким же изображением Ушбы, но поменьше – примерно 1см*1см. Иногда такие значки носили на шапке.

Когда пришла пора обмывать свежеполученные жетон и значки, наиболее крутые в кружки налили неразведенный спирт, менее крутые спирт развели. В кружки поместили жетоны и значки. Но жетон большой – его не проглотишь, а вот проглотить значок опасность существовала реальная. Поэтому жидкость целили сквозь зубы. Ох и непросто это - тянуть сквозь зубы неразведенный спирт.

Как правило, большинство членов спасотряда свои жетоны носили. Для молодых это было предметом особой гордости, знаком приобщения к особой касте приобщенных... Еще жетон был своего рада знаком различия, если люди друг друга не знали. Никаких сомнений в том, что человек с жетоном имеет солидный опыт хождения в горах, не возникало. Если встречались незнакомые ранее люди, жетон служил своеобразным знаком отличия. Да и пожилые альпинисты, сидящие в альплагерях на административных должностях, с удовольствием носили жетоны на границе окончания груди и начала весьма объемистых животов.

Я положил на полочку жетон, когда мой старший тренер, как бы глядя в сторону и обращаясь не ко мне, задумчиво произнес: «Я в горах много лет, и мне приходилось участвовать в спасательных работах немало раз, а вот жетона я не ношу».

Спускаемся с весьма приличной горы на Памире. 2 дня шли наверх, и еще один день вниз, примерно 12 дюльферов (спусков по закрепленной наверху веревке - названо по фамилии швейцарского проводника, впервые спустившегося таким образом)). Группа состоит из 6 человек, народ весьма квалифицированный и глупостей не делает. На спуске погода хорошая. Солнышко, но вот снежный кулуар, на стенках которого мы вешаем дюльфера, после обеда подраскис. Однако настроение хорошее, понимаем, то если все будет хорошо, то через 3 часа будем у подножья горы. Там можно будет развязаться, переночевать на ровном месте, утречком по тропе спустимся в базовый лагерь.

Станция для очередного спуска организуется на снежной площадке. Вероятно, кулуар заклинен большим камнем, на камне толстый слой снега. Видно, что кулуар уходит дальше вниз, но вот что под перегибом – есть ли там площадка, чтоб организовать следующий дюльфер - не видно совсем.

Первый идет на страховке (неясно – что внизу), медленно исчезает за перегибом, его уже не слышно. Вдруг страховочная веревка начинает резко разматываться. Не падение, но что-то весьма похожее. Ну, первый – ему многое положено, хотя такие вот прыжки в горах очень не приветствуются. Во-первых большая нагрузка на крюк, а во-вторых, веревка может запутаться. Похоже, что первый спустившийся встал на что-то относительно ровное. Слышно плохо, но все же можно понять, что страховка и дюльфер свободны. Выбираем страховочную веревку, руководитель принимает решение, что все спускаемся со страховкой – не понравился ему прыжок первого спустившегося. Второму спускающемуся дается наказ идти не спеша и по возможности крикнуть, что там такое.

Сперва все идет нормально, но затем веревка начинает уходить так же стремительно. Ребята – не новички, и оказавшись на отвесе, они могут спуститься по веревке, ничуть не ускоряясь. Третьим решает идти руководитель – чтобы самому понять, что они там распрыгались. Ситуация повторяется еще раз.

Я иду четвертым. Страхующая меня девушка просит, чтобы хоть я воздержался от прыжков (ей хуже всего, надо успевать выдать прыгающую веревку, чтобы она не запуталась). Я киваю. И выхожу за перегиб. Еще три шага – и я на отвесе, спускаюсь на 3 метра ниже отвеса и...оказываюсь в самом центре мощного водопада, который вырывается из под снежного козырька (его не было видно сверху). Естественно, я почти отпускаю правую руку, которая контролирует скорость спуска по веревке, и очень-очень быстро устремляюсь вниз к своим товарищам – почти в режиме падения. Мокрые товарищи весело меня встречают, сверху доносится ругань по поводу моего прыжка (снизу было слышно, что происходит наверху). Солнышко, хорошая гора, восхождение близится к завершению...

Существует легенда, что только две народности, которые живут в горах – ходят в горы – это шерпы в Гималаях и сваны на Кавказе. Легенда красивая, да и правдивая.

Что правда, то правда, живущие прямо в горной местности сельские жители на спортивные восхождения не выходят. Заниматься альпинизмом и горным туризмом – удел жителей городов. Тем радостней встретить мастера спорта по альпинизму великого князя сванов Дадешкелиани в качестве командира отряда значкистов. Действительно среди сванов (в Сванетии городов нет, там только поселки) раньше было много альпинистов. В краеведческом музее поселка Местия (столице Сванетии) – состоящем из трех больших комнат, одна из комнат посвящена Мише Хергиани – действительно выдающемуся альпинисту-свану.

Исключений из этого правила немало:

- - я встречал альпинистов и среди балкарцев, и среди карачаевцев, среди таджиков и узбеков.

- - С развитием коммерциализации альпинизма среди местного населения развелось большое количество гидов, предлагающих своим услуги при восхождении на Эльбрус (я не уверен, что их следует причислять к альпинистам).

- - В Непале процесс по оказанию услуг при восхождении начался намного раньше, а первовосходитель на Эверест – Тенцинг был скорее исключением из правила. Для членов многочисленных ассоциаций носильщиков в Непале подтаскивать грузы для экспедиций в горах – это работа.

Именно поэтому как чудесно вспоминается один из вечеров в ущелье реки Ингури. Это ущелье в самом верху закрывает огромная снежно-скальная стена Шхары – части Безенгийской стены. Горы поменьше обрамляют ущелье. В верхней части ущелье довольно широкое и относительно плоское, зеленое и весьма живописное. У входа в ущелье располагалось одно из самых высокогорных селений Кавказа – Ушгули. Мы выехали в это ущелье на 2 недели. Мы – это команда из 20 человек, и выехали мы, чтобы совершать довольно приличные восхождения.

На второй вечер в базовый лагерь пришли гости из Ушгули. Пришли с бурдюком вина. В Сванетии своих виноградников мало, скорее всего это вино было из более теплых районов Грузии. Вино было чудесное и способствовало быстрому сближению наших трех горских гостей и нас – 3 парней, оставшихся в лагере и являвших собой спасотряд (все остальные разбежались на восхождения).

После дежурных фраз знакомства и пожелания благополучия мы стали спрашивать, а правда ли, что в Сванетии много альпинистов. Нам отвечали, что правда. Что жители селения больше ходя по горам, чтобы охотиться на козлов. Но в селении есть 2 человека, которые поднимались на Шхару. И что ими гордится все селение.

Я не знаю, правда это, или нет. Однако когда седой старик сказал: «А теперь выпьем за тех, кто идет на Шхару!», все мы дружно встали и осушили кружки до дна.

Вообще искать здравый смысл в альпинизме и горном туризме – занятие неблагодарное. Но все же какой-то протест в душе возникает, когда альпинизм, горный туризм, водный туризм причисляют к экстремальным видам спорта. Вот если бы все перечисленное относили к одухотворенным видам спорта – тогда другое дело. Хотя элементы «экстрима» есть... Вот ледолазание – согласен, это экстрим, но с одухотворенностью тут уже хуже.

А ТГТ – это я и вовсе не понимаю. Из соревнований по технике горного туризма для подготовки к горам выросло и отпочковалось самостоятельное направление – соревнования по Технике Горного Туризма (ТГТ). Как правило соревнующиеся в этой тусовке в горы не выезжают, но самозабвенно отрабатывают элементы передвижения по горному рельефу, как если б они оказались в горах. Больше всего они любят спасать пострадавшего (где-нибудь на склоне Москвы-реки) – поднимать его наверх и спускать его вниз – если б они приехали в горы, если б кто-то сломал руку или ногу, если б при этом у них оказались все нужные веревочки и железочки, а нормальных спасателей рядом бы не оказалось...

Было время, когда было жесткое разделение на альпинизм и горный туризм. Альпинизм был круче. Причин было несколько. Во-первых, у альпинистов были альплагеря и крепкая организация. Во-вторых, альпинизм считался спортом, а в спорткомитете был государственный тренер по альпинизму. В-третьих, от Спорткомитета и от Профсоюзов альпинисты получали хоть и небольшие, но деньги. Профсоюзы давали деньги на альплагеря, а от Спорткомитета альпинисты получали деньги на проведение соревнований. В четвертых, техническая подготовка альпинистов была существенно лучше, чем у горных туристов.

Даже анекдот ходил про то, как недалеко от альплагеря альпинист оступился на леднике и угодил в трещину. Мимо проходила группа туристов. Из трещины он крикнул: «Ребята, веревка есть?». В трещину ему кинули неразбухтованную веревку. «А еще есть?» - «Есть!» - и еще одна неразмотанная веревка летит в трещину. «А еще есть?» «Нет, больше нет». «Ну тогда бегите в альплагерь за помощью!» Уже один этот анекдот, который так любили рассказывать в альплагерях, показывает отношение, между старшим и младшим братом.

Кое-какие деньги попадали и туристам, но суммы были несравнимы.

Все изменилось. Туристам разрешили совершать восхождения, вплоть до очень сложных, и горный туризм от этого выиграл. Те немногие альплагеря, что остались на территории России, частично позакрывались, а частично перешли в частные руки. За счет системы Школ начальной, средней, высшей туристской подготовки туристы создали инструкторские кадры и довольно жесткую систему подготовки (включающую постоянные тренировки и систему выбывания). За счет соревнований по технике горного туризма туристы научились вязать все мыслимые и немыслимые варианты перил и полиспастов, так что в целом общетехническая их подготовка пожалуй что превысила альпинистскую.

Но все равно отношения, как между братьями, борющимися за старшинство, осталась. Хотя, сколько я себя помню, всегда очень ограниченное количество людей пыталось совмещать альпинизм и горный туризм, не делая между ними разницы. И некоторым удавалось даже выполнить норматив мастера спорта и по альпинизму, и по горному туризму (стоит ли говорить, что их не очень любили).

Дата добавления: 2015-07-14