Сюжет и фабула

Оба эти термина обозначают совокупность событий художественного произведения. Не­которые пользуются понятиями «сюжет» и «фабула» как синонимами, а иные литерато-

автора, а фабула — средство достижения произведений со сходной интригой (например, этой цели. комедия Г. Ф. Квитки-Основьяненко <При-

Необходимость противопоставления сюже- езжий из столицы, или Суматоха в уезд-та и фабулы возникает по разным причинам, ном городе»). Но именно у Н. В. Гоголя анек-Бывает так. что автор рассказывает о собы- дотическая история о мелком чиновнике, при-тиях не в той последовательности, в которой нятом за «важного человека», приобрела они происходят. В таких случаях, как пред- глубоко социальную сюжетную трактовку. лагал разграничивать советский литературе- В подобных случаях художественный смысл вед Б. В. Томашевский, «фабула — это то, произведения раскрывается не столько в «что было на самом деле», сюжет — то, как самой фабуле, сколько в способе ее творче-узнал об этом читатель». Хрестоматийный ского преобразования, углубления лиса-пример такого несовпадения фабулы и сюже- телем. та — роман М. Ю. Лермонтова «Герой наше- Сюжет может строиться из нескольких фа-го времени». Если мы расставим его главы в бульных линий, как сложное их взаимодей-фабульной последовательности, то она будет ствие. Так, смысл сюжета «Анны Карениной» такой: «Тамань», «Княжна Мери», «Бэла», Л. Н. Толстого по-настоящему будет понят «Фаталист», «Максим Максимыч». Однако нами, если мы сосредоточим свое внимание Лермонтов, как мы знаем, выстроил сюжет не только на судьбе Анны (хотя это и главная романа в иной последовательности — чтобы фабульная нить), но и на истории Левина, дать читателю возможность разобраться во если мы поймем логику переплетения двух внутренних причинах поведения главного линий. героя. Сюжет произведения включает в себя не

Иногда писатель имеет дело с готовой фа- только те события, которые непосредственно булой, а сюжет представляет собой худо- в нем разворачиваются, но и события духов-жественную обработку фабульного материв- ной жизни автора, его размышления по ходу ла. Во-первых, это относится к произвело- повествования. Так, лирические отступления ниям, основанным на действительных фак- в «Евгении Онегине» и «Мертвых душах» — тах. Так, доподлинная история дворянина это отступления именно от фабулы, а не от Островского, рассказанная А. С. Пушкину сюжета. Сюжет пушкинского романа в сти-его другом 'П. В. Нащокиным, явилась фа- хах — это не только судьбы Онегина, Тать-булой, на основе которой строился сюжет яны, Ленского и Ольги, это еще и воспомина-повести «Дубровский». Во-вторых, нередки ния о 1812 г., раздумья о любви, дружбе, случаи, когда фабула, созданная одним пи- жизни и смерти, споры о путях российской сателем, вырастает в качественно новый ею- словесности, о литературном языке. Сюжет жет под пером другого писателя. Так, гого- гоголевской поэмы — это помимо основной

Иллюстрации Л. Нвпомнящвго к роману М. Ю. Лермонтова «Герой нашего «ремени» («Таменьи). Справа:

Иллюстрация Н. Усачева и ро­ману Ю. В. Трифонова «Утоле­ние жажды».

шами) и горестная судьба писателя-сатири­ка (отступление в начале седьмой гла­вы первого тома), и судьбы беглых крестьян Плюшкина, и спор об истинном и ложном патриотизме, и стремительный бег птицы-тройки.

Если фабулу мы можем приблизительно пересказать своими словами, то сюжет по­стигается нами только через авторское слово. Одно и то же фабульное событие может при­обрести совершенно разные сюжетные смыс­лы в зависимости от того, как, какими сло­вами оно будет рассказано. Сюжет прочно связан со стилем произведения, с общими законами построения художественного мира.

К разграничению сюжета и фабулы тяго­тели не только теоретики, но и практики ли­тературы. А. П. Чехов, например, писал свое­му брату: «Сюжет должен быть нов, а фабу­ла может отсутствовать». Он имел здесь в виду, что важна не внешняя выразитель­ность события, а его новое художественное освещение. Отсюда вовсе не следует, что фа­була — элемент незначащий. Без изобрете­ния новых фабул литература не могла бы развиваться, а сам Чехов, конечно же, со­здал великое множество совершенно ориги­нальных фабул. Речь здесь шла о другом: Чехов стремился на материале несложного события выстроить глубокий сюжет, утончен­ную систему отношений между персона­жами. Это не сразу было понято читателя­ми и критиками, которые видели в рассказах Чехова только фабульную схему, не пони­мая при этом сюжета, предмета авторского изображения. Вот рассказ «Дочь Альбиона». Фабула его такова: помещик Грябов удит рыбу, а неподалеку сидит с удочкой гувер-

нантка его детей англичанка мисс Тфайс. Удочка Грябова зацепляется за камень, он лезет за ней в воду, раздеваясь прямо при англичанке, которую не может попросить отвернуться, так как она не знает русского языка, а Грябов — английского. Мисс Тфайс при этом сохраняет хладнокровную невоз­мутимость. Критики, обладавшие сугубо фа­бульным зрением, увидели в этом про­изведении «скабрезность», называли его «пошлым». Были, к счастью, и читатели, спо­собные проникнуть в глубину чеховского сю­жета. Например, М. Горький, который писал: «Почтеннейшая публика, читая «Дочь Аль­биона», смеется и едва ли видит в этом рас­сказе гнуснейшее издевательство сытого ба­рина над человеком одиноким, всему и всем чужим».

Научившись различать фабулу и сюжет, мы как бы вырабатываем стереоскопическое зрение, получаем возможность не просто сле­дить за событиями художественного произ­ведения, но и понимать их смысл, глубоко переживать их, проникаясь авторской мыслью и авторским настроением.

Дата добавления: 2015-07-12