Парадоксальная терапия

ОПЫТ:

Парадоксальная трактовка проблемы неизменно приводит в действие процесс ослабления напряжения. Первым испытывае­мым мною чувством является страх. Я пытаюсь уклониться от вы­полнения парадоксального упражнения, и мне приходится взять себя в руки, чтобы вообще его реализовать. Однако в тот момент, когда я подчинюсь упражнению, оно начинает восприниматься мною как интригующее и комическое.

В фазе роста напряжения моё «я» приобретает огромную выразительность. Дают о себе знать чувства, вращающиеся глав­ным образом вокруг темы: «Что со мной будет?» Я немного смущён и иногда ощущаю себя в глупом положении.

Когда подходит фаза ослабления напряжения, «я» уходит на второй план. Ко мне приходит хорошее, шутливое настроение. Я бы сказал, что весь процесс очень эффективно воздействует на те просторы моего сознания, где мысли «заупрямились» и неустанно преследуют меня, не принося никакого решения. В таких случаях каждое усилие с моей стороны, вместо того, чтобы уничтожить бло­каду, лишь дополнительно укрепляет её. Происходит так наверняка потому, что моё отношение к блокаде амбивалентно - её сохране­ние всегда приносит какую-нибудь выгоду. Поэтому моя воля бо­рется с самой собой, стремясь одновременно и к преодолению, и к сохранению блокады.

Благодаря парадоксальным методам, я начинаю концен­трироваться на противоположности воли - на подчинении. Как и в ходе каждого известного мне творческого процесса, я осознанно принуждаю себя к действию до того момента, пока не почувствую, что я в состоянии подчиниться данной минуте. Я осознанно моде­лирую сон, который мучил меня до сих пор, а затем осознанно вос­произвожу его до тех пор, пока он не угаснет. «Я» становится актё­ром, а не исполняемой ролью. В этот момент блокада утрачивает свою магическую силу и уменьшается до уровня «альтернативного понятия / поведения».

С альтернативными решениями нет смысла спорить; по­этому после успешного решения парадокса я не уделяю слишком много внимания проблемам, которые ранее поглощали значитель­ную часть моей энергии.

P.S. Элис восприняла мои выводы как полную чушь. Она утверждала, что в ходе парадоксального лечения пациент опосре­дованно получает позитивное сообщение, которое само по себе обладает терапевтическим действием, а именно: «То, что ты переживаешь / о чём думаешь, является совершенно нормальным, хо­тя, возможно, определённая модификация способствовала бы по­явлению большей гармонии в твоей жизни».

Позже Элис написала стихотворение о терапии.

ПАРАДОКСАЛЬНАЯ ТЕРАПИЯ

Невозможно истребить осот, сказал мне как-то сосед,

он пробьётся даже сквозь цемент. Так же растёт и

парадокс.

Он пробивается через бетонную блокаду, широкую,

как жизнь

и длинную, как страх.

Нося это принцип в сердце, разуме и душе,

терапевт сеет парадокс.

Супругам, болезнь которых воняла как

гниющая рана, терапевт посоветовал сгнить дотла.

В доме, когда наступил вечер, дышащий ядом,

развязали войну на макаронах.

Жена прибрала поле битвы, собрала макароны,

вытерла соус, оставив лишь пятна на луне,

там, куда нормальный человек не

пытается добраться.

Утром они отнесли свой гнев доктору,

с тем, чтобы бросить его ему в лицо

и уйти навсегда.

Уже в дверях они процедили:

«Теперь вам самим необходимо лечиться».

Другая, скорее элементарная,

супружеская пара влюбилась

влюбилась в свою болезнь.

Парадокс обнажил их обоих, связанных

любовью к свободе.

Вокруг них маячил призрак развода.

Находилось ли в распоряжении

терапевта какие-нибудь лекарства для них?

Конечно же, у него для них был

припасён парадокс, который живьём

поглотил их и таким образом вновь соединил.

В то время, когда процветает несчастье,

мы постоянно должны напоминать себе

о том, что для жизни более всего

необходима смерть.

Её партнёр представил своё мнение на тему этических во­просов, связанных с парадоксальным лечением.

Говоря в общем, я не думаю, чтобы этические проблемы играли в психотерапии большую роль. Человек по доброй воле обращается к терапевту, и он сам несёт ответствен­ность за свою психику. Если не применяются сильные ме­дикаменты, модифицирующие настроение, у пациента все­гда есть свобода выбора, и ему решать, будет он выпол­нять какое-либо упражнение или же нет. Однако мне бы хотелось, чтобы терапевт учитывал воз­можность пациента, когда речь заходит о надлежащем ис­пользовании получаемых указаний. Чем сильнее воздейст­вие данного метода, тем больше ответственности ложится на терапевта. Нельзя отрицать того, что парадоксальная терапия является мощным орудием и воздействует на уровне, который может и не осознаваться менее опытным пациентом - на уровне творческого использования страха и напряжения.

Даже рассматривая наихудший сценарий - распад лично­сти пациента, подвергавшегося парадоксальной терапии - у меня складывается впечатление, что в конечном счёте пациент несёт ответственность за то, что он так неразумно освободился от всяческой власти. Терапевта же хотя и трудно его обременять надлежащей ответственностью, без сомнения можно в таком случае обвинить в ошибке.

Обратим внимание на то, что партнёры, как они сами зая­вили, отреагировали на рецепты страхом. Иногда пациенты боятся реализовать полученный рецепт. Данная реакция в особенности характерна для двух ситуаций: предписания депрессии и предпи­сания ссоры. Человек, которому мы предписываем депрессию, опа­сается, что выполнение этого задания ещё больше ухудшит его на­строение. В то время как супруги, которым мы советуем почаще ссориться, опасаются, что разыгрываемое поведение будет иметь такие же последствия, как и настоящий скандал. Чтобы справиться со страхом пациента, терапевт может выразить опасение, относи­тельно того, сможет ли пациент справиться с заданием (напр. «Бо­юсь, вы окажетесь неспособными испытать депрессию достаточ­ной силы»), а затем заявить, что задание действительно является очень трудным, но вместе с тем - неизбежным. Когда объектом ин­тервенции становятся отношения, иногда полезным бывает приме­нить технику преувеличения негативных последствий. Если, к при­меру, муж утверждает, что после спровоцированной им ссоры жена в действительности перестанет разговаривать с ним, терапевт мо­жет попросить жену описать наихудшие действия, которые она могла бы в такой ситуации развернуть против мужа. Эти действия впоследствии преувеличиваются в шутливой форме. Если в каби­нете терапевта оба супруга окажутся в состоянии смеяться над «наихудшими последствиями», это будет означать, что они уже го­товы к выполнению домашнего задания.

Записи очередного пациента подтверждают наши наблю­дения. Наиболее поразительной реакцией этого мужчины была спонтанная амнезия, касающаяся некоторых заданий. Он помнил, что что-то делал, но не помнил, что именно. Пациент лишь знал, что это были «странные упражнения». При этом он утверждал, что помнит линейные задания, получаемые им примерно в то же вре­мя, что и парадоксальные инструкции, которых он не мог вспом­нить.

Когда я согласился описать свои реакции на упражнения, рекомендованные мне психологом, поначалу я посчитал, что наибольшие трудности у меня возникнут с принятием решения, какие из многочисленных неуместных заданий включить мне в свой отчёт. Однако у своему огромному удивлению я вдруг понял, что не могу вспомнить этих уп­ражнений. Возможно, данный факт и не произведёт на чита­теля большого впечатления, но я, признаться, был ошеломлён. На протяжении многих месяцев я возмущался по поводу этих упражнений, думая примерно следующее: «Я нуждаюсь в помощи и плачу этому клоуну кучу денег, а он способен лишь давать мне какие-то бессмысленные пору­чения».

Я намереваюсь представить здесь три своих реакции. Пер­вая из них относится ко всему комплексу упражнений, кото­рые призваны были помочь мне справиться с проблемами в отношениях с моей партнёршей. Вторая реакция была вызвана упражнением, направленным на испытываемую мною депрессию. Третья и последняя касаются упражне­ния, нацеленного на моё чувство профессиональной не­компетентности.

Дата добавления: 2015-07-11