Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Эти доводы, а также другие, подобные им, показывают, что простой

Читайте также:
  1. J Состояние репродуктивного здоровья во многом определяется образом жизни человека, а также ответственным отношением к половой жизни.
  2. А ТАКЖЕ ЗЕМЕЛЬНЫХ УЧАСТКОВ
  3. А ТАКЖЕ НЕПОСРЕДСТВЕННО СВЯЗАННЫХ С НИМИ УСЛУГ (РАБОТ)
  4. А ТАКЖЕ ПЕНИ И ШТРАФА
  5. А ТАКЖЕ ПО КОЛИЧЕСТВУ ПРОВЕРОК
  6. А ТАКЖЕ ПО УПЛАТЕ НАЛОГА ПРИ ВВОЗЕ ТОВАРОВ В РФ
  7. А ТАКЖЕ ПРИ УПЛАТЕ НАЛОГА НА ИГОРНЫЙ БИЗНЕС

субъективизм – ошибочная теория: её нельзя защитить, по крайней мере, в такой грубой форме. Перед лицом этих аргументов некоторые мыслители полностью отказались от этического субъективизма. Однако другие стали работать над созданием лучшей версии теории, той, которая была бы неуязвима для подобных возражений.

3.4. Вторая стадия: эмотивизм

Улучшенной версией стала теория, известная как эмотивизм. Разработанный в основном американским философом Чарльзом Л. Стивенсоном (1908-1979), эмотивизм стал одной из самых влиятельных этических теорий XX века. Это намного более тонкая и изящная теория, чем простой субъективизм.

Эмотивизм начинает с наблюдения о том, что язык используется для разных целей. Одной из главных функций языка является изложение фактов (по крайней мере, того, что мы считаем фактами). Поэтому мы можем сказать:

«Авраам Линкольн был президентом Соединённых Штатов»

«У меня назначена встреча в четыре часа»

«Бензин стоит 1 доллар 19 центов за галлон»

«Шекспир – автор «Гамлета»

И так далее. В каждом из этих случаев мы говорим нечто, являющееся либо истинным, либо ложным, и целью нашего высказывания является, обычно, донести информацию до слушателя.

Однако язык может использоваться и для других целей. Предположим, для примера, что я говорю вам: «Закройте дверь!» Это высказывание ни истинно, ни ложно. Это не утверждение какого-то рода, это команда, то есть нечто совершенно другое. Целью её не является передать информацию; целью является чтобы вы сделали что-то. Давая вам команду, я не пытаюсь изменить ваши представления; вместо этого я пытаюсь повлиять на ваше поведение.

Или рассмотрите следующие высказывания, не являющиеся ни утверждениями о фактах, ни командами:

«Ура Аврааму Линкольну!»

«Если бы этот бензин не был так дорог!»

«Увы!»

«Проклятый Гамлет!»

Всё это совершенно знакомые, обычные предложения, которые мы легко понимаем. Но ни одно из них ни истинно, ни ложно. (Не было бы смысла сказать «Истинно, что ура Аврааму Линкольну», или «ложно, что увы»). Опять же, эти предложения используются не для того, чтобы изложить факты; они используются для того, чтобы выразить отношение говорящего.

Нам нужно чётко понимать разницу между сообщением об отношении и выражением этого же отношения. Если я говорю: «Я люблю Авраама Линкольна», я сообщаю тот факт, что у меня позитивное отношение к нему. Это высказывание является утверждением о факте, и оно либо истинно, либо ложно. С другой стороны, если я кричу «ура Линкольну!», я не излагаю никакого факта. Я выражаю отношение, но не сообщаю о том, что имею его.

Теперь, имея всё это в виду, обратим наше внимание на язык морали. Согласно эмотивизму, язык морали это не излагающий факты язык, он обычно не используется для передачи информации. Его цель совершенно иная. Он используется, во-первых, как средство повлиять на поведение людей. Если кто-то говорит: «вы не должны этого делать», он пытается помешать вам делать это. Поэтому данное высказывание более подобно команде, чем изложению факта; это всё равно как если бы он сказал: «Не делайте этого!». Во-вторых, язык морали используется для того, чтобы выразить (не сообщить) отношение. Сказать «Линкольн был хорошим человеком» подобно не высказыванию «я одобряю Линкольна», но высказыванию «Ура Линкольну!».

Различие между эмотивизмом и простым субъективизмом теперь должно быть очевидным. Простой субъективизм интерпретирует этические предложения как изложение фактов, фактов особого рода – а именно, описаний отношения говорящего. Согласно простому субъективизму, когда Фоллуэл говорит «гомосексуализм аморален», это означает то же, что и «я (Фоллуэл) не одобряю гомосексуализм» - констатация факта о его отношении (к гомосексуализму). Напротив, эмотивизм будет отрицать, что это высказывание вообще излагает какой-то факт, даже факт о себе. Напротив, эмотивизм интерпретирует это высказывание как эквивалентное чему-то вроде «Гомосексуализм – фу!!!!», или «Не вступайте в гомосексуальные акты!», или «О, если бы не было гомосексуалистов!».

Может показаться. что это – несущественное, мелочное различие, на которое не стоит обращать внимание. Но с точки зрения теории, различие очень большое и важное. Можно увидеть это, снова рассмотрев аргументы против простого субъективизма. Нанося жестокие удары по простому субъективизму. они совершенно не затрагивают эмотивизм.

1. Первым аргументом было то, что если простой субъективизм верен, то мы все непогрешимы в наших моральных суждениях; но мы явно «погрешимы», поэтому простой субъективизм не может быть верен.

Этот довод эффективен только потому, что простой субъективизм интерпретирует моральные суждения как утверждения, которые могут быть истинными и ложными. «Непогрешимость» означает то, что чьи-либо суждения всегда истинны, и простой субъективизм придаёт моральным суждениям такое значение, которое будет всегда истинным, пока говорящий говорит искренно. Вот почему, согласно этой теории, люди оказываются непогрешимы. Но эмотивизм не интерпретирует моральные суждения как утверждения, которые могут быть истинными или ложными; так что данный аргумент не будет действенным против него. Поскольку команды и выражения отношений не могут быть истинными или ложными, люди не могут быть в них «непогрешимы».

2. Второй аргумент имел дело с моральными разногласиями. Если верен простой субъективизм, то, когда один человек говорит «Х морально приемлемо», а другой – «Х морально неприемлемо», между ними на самом деле нет разногласий. Фактически, они говорят о разных вещах – каждый делает утверждение о своём отношении, с которым другой может с готовностью согласиться. Но, продолжается аргументация, люди, которые говорят такие вещи, не соглашаются друг с другом, так что простой субъективизм не может быть верен.

Эмотивизм подчёркивает, что люди могут не соглашаться друг с другом более чем одним способом. Если я верю в то, что Ли Харви Освальд действовал в одиночку при покушении на Джона Кеннеди, а вы верите в то, что был заговор, это разногласие по поводу фактов - я считаю истинным то, что вы считаете ложным. Но рассмотрим другой тип разногласий. Предположим, я одобряю законодательство о строгом контроле над огнестрельным оружием, а вы возражаете против этого. Здесь мы не соглашаемся, но в другом смысле. В конфликте не наши представления, но наши желания. (И вы, и я можем соглашаться относительно всех фактов, касающихся споров о контроле над оружием, и всё-таки занимать разные позиции относительно того, что мы хотим увидеть реализованным). При разногласиях первого типа мы верим в разные факты, оба из которых не могут быть одновременно истинными. При разногласиях второго типа, мы хотим разных событий, оба из которых не могут одновременно произойти. Стивенсон называет этот второй тип разногласиями в отношении, и противопоставляет его разногласиям об отношениях. Вы и я можем соглашаться во всех суждениях о наших отношениях – мы согласны, что вы против контроля над оружием, и мы согласны, что я – за него. Но тем не менее у нас разногласие в наших отношениях. Моральные разногласия, говорит Стивенсон, тоже таковы: это разногласия в отношении. Простой субъективизм не мог объяснить моральные разногласия потому, что он интерпретировал моральные суждения как утверждения об отношениях, и тогда разногласия исчезали.

Простой субъективизм был попыткой уловить основную идею этического субъективизма и выразить её в приемлемой форме. Он увяз в проблемах потому, что полагал, что моральные суждения излагают отношения; поэтому он был уязвим для контраргументов. Эмотивизм был более совершенной теорией, поскольку он отбросил это сомнительное допущение, и заменил его более утончённым представлением о том, как функционирует язык морали. Но, как мы увидим, эмотивизм тоже оказался не без проблем. Одной из основных проблем, с которыми не мог справиться эмотивизм, было место разума в этике.

3.5. Эмотивизм, разум и «моральные факты»

Как было подчёркнуто в главе 1, моральное суждение – да и вообще любое ценностное суждение – должно быть подкреплено хорошими основаниями. Например, если кто-либо говорит вам, что некоторое действие было бы неправильным, вы можете спросить, почему оно было бы неправильным и, в отсутствие удовлетворительного ответа, отвергнуть этот совет как безосновательный. В этом отношении моральные суждения от простых выражений личных предпочтений. Если кто-то говорит: «Я люблю кофе», то он не нуждается в основаниях – он может делать высказывание о личных вкусах, и не более того. Но моральные суждения должны быть поддержаны основаниями и, в отсутствие таких оснований, они просто произвольны. В этом важный момент логики моральных суждений. Дело обстоит не просто так, что хорошо бы иметь основания для морального суждения. Здесь делается более сильное утверждение. Высказывая моральное суждение, иметь основания необходимо, иначе вы вообще не высказываете морального суждения. Это часть значения моральных понятий. Сказать «было бы морально плохо сделать Х, но нет оснований, почему это было бы плохо» есть внутреннее противоречие.

Если связь между моральными суждениями и основаниями является необходимой и важной, то любая адекватная теория о природе моральных суждений должна быть способной как-то объяснить эту связь. Именно здесь эмотивизм терпит крах.

Что эмотивист может сказать об основаниях? Вспомните, что для эмотивиста моральное суждение это что-то вроде команды – это прежде всего вербальное средство повлиять на отношение людей к чему-то и их поведение. Представление об основаниях, естественным образом сопровождающее эту фундаментальную идею, состоит в том, что основания это любые соображения, которые принесут желаемый эффект, которые повлияют на отношения и поведения в желательном направлении. Предположим, я пытаюсь убедить вас в том, что Голдблум - плохой человек (я пытаюсь повлиять на ваше отношение к нему), а вы сопротивляетесь. Зная, что вы антисемит, я говорю: «Голдблум – еврей!» Трюк удался; ваше отношение к нему изменяется. и вы соглашаетесь, что он негодяй. Тогда кажется, что для эмотивиста тот факт, что Голдблум еврей есть, по крайней мере, в некоторых контекстах, основание в поддержку суждения о том, что он плохой человек. Действительно, Стивенсон придерживается именно этого взгляда. В своём классическом труде «Этика и язык» (1944), он пишет: «Любое утверждение о любом факте, который любой говорящий считает способным изменить отношения, может быть приведено в качестве основания за или против этического суждения».

Очевидно то, что здесь что-то не так. Не любой факт может считаться основанием в поддержку любого суждения. Ибо факт должен быть значим для суждения, и психологическое влияние не обязательно приводит с собой значимость. (Еврейскость не имеет отношения к порочности, несмотря на психологические связи в чьем-либо сознании). Из этого мы должны извлечь малый и большой урок. Малый в том, что конкретная моральная теория, эмотивизм, представляется глубоко дефектной, и с ней вся идея этического субъективизма ставится под сомнение. Большой урок связан с важностью разума в этике.

Юм подчёркивал, что, если мы изучим преступные поступки, «например, умышленное убийство», то не найдём никакого «факта», соответствующего порочности. Вселенная, за пределами наших отношений к чему-либо, не содержит таких фактов. Осознание этого часто понималось как причина для отчаяния, ибо люди полагают, что это должно значить то, что ценности не имеют «объективного» статуса. Но почему наблюдение Юма воспринимается как сюрприз? Ценности – это не тот род вещей, которые могут существовать так, как существуют звёзды и планеты. (Как выглядела бы такая «ценность»?). Фундаментальная ошибка, совершаемая многими людьми, когда они думают об этой проблеме, в том, что они допускают только две возможности:

1. Моральные факты существуют таким же образом, как факты о звёздах и планетах.

Или

2. Наши «ценности» – это не более чем выражение наших субъективных чувств.

Это ошибка, потому что упущена ключевая третья возможность. Люди имеют не только чувства, но и разум, а это – большая разница. Возможно, что:

3. Моральные истины – истины разума; а именно, моральное суждение истинно, если оно подкрепляется лучшими доводами разума, чем его альтернативы.

Это кажется бесспорным: даже эмотивисты признали необходимость дать некоторое объяснение места разума в этике. Поэтому, если мы хотим понять природу этики, мы должны сконцентрировать внимание на разуме.

Истина в этике есть заключение, подкреплённое основаниями: «правильный» ответ на моральный вопрос – просто тот ответ, который имеет на своей стороне силу разума. Такие истины объективны в том смысле, что они истинны независимо от того, что мы хотим или думаем. Мы не можем сделать нечто хорошим или плохим просто пожелав, чтобы оно было таким, потому что мы не можем просто повелеть, чтобы вес доводов разума был на его стороне или против него. И мы можем ошибаться относительно того, что хорошо и что плохо, потому что мы можем заблуждаться насчёт того, что велит разум. Разум говорит то, что говорит, независимо от наших мнений или желаний.


Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 112 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.009 сек.)