13 мая – ровно два года службы.
Все 2 года я ношу с собой военный билет.
Все 2 года я ношу с собой гвардейский значок.
Все 2 года я ношу с собой, как СВОЁ.
Своя армия не тянет.
В моей жизни не было двух таких лет по количеству времени, в которых произошло так много событий.
Я перечистил 120 тонн картошки, вымыл 120 гектар по-лов, протопал 120 км строевого шага (и это только за три дня на губе).
Я за всю жизнь не съем столько картошки, сколько пере-чистил, не истопчу столько полов, сколько вымыл, не высплю столько ночей, сколько заправил кроватей.
По всей Якутии не намоешь столько золота для отливки звёзд Героя Советского Союза, которые я заслужил.
Но как гласит восточная мудрость:
«Разве окончивший путь назовёт пройденное трудным? Явление окончания ступени наполняет путника радостью, ибо знает он, к чему приближался».
Из дембелей нас осталось всего пятеро.
Мы теряли людей, как резервный полк Андрея Болконс-кого – без единого выстрела.
Всё время уходило на то, что мы ничего не делали. Возможно, что время не любит лентяев и дембелей, и потому растягивается во времени.
Замкнутое пространство давило с каждым днём.
И опять эта жара.
Воздух – сауна, солёные спины и про-давленный сапогами асфальт.
Солнышко иглами дартса проникало под кожу.
Как излу-чило солнышко русской поэзии:
Иных уж нет; а те далече
Я ещё парился на службе, когда мои братья по оружию жарили сестёр безоружных.
Даже успел получить письмо от Лёшки Дудникова, кото-рого вынули из-под одеяла и отправили на дембель 9 мая. Когда мне вручили письмо, я оторопел, ведь дембелям получать письма было западло.
Мы даже платили при входе в клуб, когда привозили кино, платили банщику в день помывки. И хоть это было символически и в полушутку, но имело место быть.
И вот я дожил до того, что получил письмо от своих же однополчан. Лёха писал о свободе, о водке, о выебан-ных бабах (ебал, наверняка, тоже под одеялом с головой)
Между тем, дембельнули ещё троих, и нас осталось двое: я и Сергей Семёнович Неймарк. Нам объявили, чтобы готовились домой 27 мая. Мы чувствовали себя одичав-шими. Живя в лесу, сами стали, как Маугли.
- Почему мне хочется выть, будто я промахнулся на охоте и тут же я готов смеяться и прыгать, как бандерлог. Послушай, что это?
- Это человеческое сердце. Только оно может грустить и радоваться.
- Послушай, как оно бьётся.
– Это Весна. Иди к людям.
- Пришло время и я ухожу к людям. Вам нужен новый вожак.
Бузотёр и резонер
(26 мая)
«Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым» - впервые эти слова Женишбек Кельдыбеков услышал из репродуктора, стоя в наряде по штабу. Услышал, и запомнил навсегда. А сменившись с наряда записал их в книжечку, куда записывают всякую дребедень……
На гражданке я не был ни героем, ни преступником.
В армии я стал и тем и другим.
И не по одному разу.
О своих подвигах хвастать не буду, расскажу изнанку службы – 2 раза реально чуть не загремел в дисбат. Причём последний раз за день до отъезда домой.
Парадка наглажена/отутюжена, погоны с железными буквами аккуратно спрятаны под уставной тряпкой, ботиночки сияют, как яйца у кота СС-20.
В конце службы пыл поупал. Залупание и борзость сникли. Форменная безупречность и безукоризненность.
Безупречные биографии только у священнослужителей и педофилов… Ну, ещё и у «дедушек».
И вот в эту образцовость и безгрешность случайным вихрем ворвался случай. Завтра ехать домой, как вдруг Боровой, этот тусклый шнапс-капитан, заступил дежур-ным по части.
Он всегда оказывался невовремя.
Борового поставили в наряд - что вдохнуло бытиё, чтобы это произошло?
Что вселило в мирный атом, чтобы он стал воинствен-ный? Почему это произошло именно сейчас, что его породило?
Откуда он материализовался?
Кто его воплотил - ржавчина на корпусе ракеты, занесён-ная слюной брезгливости? Фальшивая нота в несостояв-шейся канонаде Карибского кризиса.
Или дьявольский мираж зародившейся химеры?
А может всё это иллюзия?
Игра воображения?
Нет. Это не фантом, не призрак и не галлюцинация. Капитан Боровой зародился зерном посеянным фата-морганой, как предвестник сумбура из первозданного бардака и армейской сумятицы. В предчувствии беды, трагической фантасмогории.
Свин был толи с бодуна, толи бухой, может и то и другое – его поросячье рыло раскраснелось, а ноздри стали ещё шире. Штабная крыса объявил построение части, и имел наглость приказать мне встать в строй к солдатам.
ЖИЛ ОТВАЖНЫЙ КАПИТАН*
(И. Лунаевский / В. Лебедев-Кумач)
Есть какая-то зависимость между инцидентом и пережи-ванием. То ли переживание проявление инцидента.
То ли инцидент – следствие переживания.
- Эй, - крикнул мне вслед штабной капитан, когда я, отка-завшись встать в строй, направился в курилку.
- «Эй» - это первая буква английского алфавита, - я сел на лавочку и закурил.
- Хамишь?
- Стараюсь, - наше бретёрство набирало обороты.
- Встать в строй, - Свин пытался унизить меня перед солдатами, и заодно показать свою значимость.
Его воинская доблесть, как распродажа кальсон в армейс-ком магазине – меняется с каждым новым манекеном.
Он, вообще, был додельный - видел себя в одном ряду с Суворовым и Стахановым.
Заметьте, со своим свиным рылом, видел себя не в калаш-ном ряду, а вместе со Стахановым и Суворовым.
Меня же хотел поставить в один ряд с салагами.
- Повторяю, товарищ солдат, встать в строй.
- Я уже месяц, как не солдат, - и сняв ремень, показал ему на внутренней стороне ремня надпись: «ГРАЖДАНИН СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК».
………………..
* - К капитану Боровому это не имеет никакого отношения.
После приказа, когда переводят в следующую иерархию, на ремне делается надпись: «Фазан СА», либо «Дед СА», или, как у дембелей «Гражданин СССР».
Из репродуктора запел Кобзон: «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым».
- Последний раз говорю, встать в строй, - и без того красные от пьянки глаза Свина, налились кровью от злости Я внимал запах кожаной портупеи и улыбался, как чело-век безнадёжно отвергающий назревающую беду.
- Я не Эйфель, чтобы ставить и строить, а башню снести, так это запросто, - моя честь из-под ремня навыпуск и изогнулась, шипя коброю.
«Неотважный» капитан изменился в лице –
раз 15 он краснел
заикался и бледнел
но ни разу улыбнуться не хотел
Признаться, мне тоже было не до смеха - накануне отъезда мне начинают выносить мозги. Скандинавским берсеркером* я прихожу в ярость.
«Ну, - думаю, - убью».
Если бы мысль умерщвляла, то человечество давно бы вымерло. Человечество, но не Боровой.
САТИСФАКЦИЯ
Зарядив пистолет – разрядил обстановку
Военнослужащие разделяются на 2 категории: у кого табельное оружие при себе и у кого оно заперто в ору-жейной комнате. Со звёздами во рту и пистолетом в кобуре разговаривать легче.
- Ты приляжешь, тебя закапывать начнут, а возле меня почётный караул выстроят.
Я рассмеялся ему прямо в лицо, как Мальчиш Кибальчиш главному Буржуину:
- Могу ускорить. А то, что-то Кремлёвская стена подзапустела.
Штабс-капитан, этот еблан с трудно пробиваемой завесой легкодоступности, набитый доверху безыдейностью и опустошённый завалами. В нём нет ни красок, ни грязи, ни вопросов, ни ответов, ни утончённого долбоебизма.
У него есть только портупея с привязанным пистолетом.
Свин, передёрнув обойму, думал что, зарядив пистолет, разрядит обстановку.
Я держал хвост пистолетом, Свин в ответ выставил пис-толет на меня. В ответ я выставил ему ультиматум:
- Капитан, отъебись или переебу.
Закончилось компромиссом – он не отъебался и я пере-ебал.
Держа пистолет в упор, он схватил меня за руку, пытаясь вытащить на плац. С кисти соскочили и разбились часы, которые мне подарила сестра в день призыва в армию.
Часы были знаковым предметом.
Предметом роскоши, если хотите.
В школе перед дракой обязательно снимали часы, дабы не повредить, а тут какой-то шнапс-капитан разбил подароч-ные часы от любимой сестрёнки.
Свин нарушил часовой пояс, порвав пояс от часов.
Я автоматически перехватываю его руку. Падая, Свин нажимает курок, но пуля проходит мимо. Я рванулся, как пёс прапорщика Дрокова такса Наобум в нору после дол-гого квартирного заточения. Прыгаю сверху (в дзюдо это называется «иппон», а в греко – римской борьбе «вылезай за ковёр»), и от всего сердца бью бесчувственным кулаком в ненавистный шнапак.
Мне хотелось стереть его с лица земли – правда, из всей земли один сапог, а лица на нём и вовсе нет.
Меня оттащили деды, как бультерьера со свинячим рылом от свинячьего рыла. Боровой отползал жертвой, рано оторвавшейся от хищника.
А суд идёт, а суд идёт
И всё вокруг чего-то ждёт
Меня заперли в штабе, как и год назад, в уже знакомом кабинете, который заменял КПЗ. Я пребывал в инертном безрассудстве и меланхоличном исступлении.
Боровой испортил мне первый день службы и последний.
Теперь моя судьба повисла на часах, на чём-то настроении, на недопитом стакане коньяка и невыспавшемся утре.
За окном зарядили дожди и пистолеты…
По репродуктору не унимался Иосиф Кобзон.
Я улёгся на пол, по-прежнему пребывая в меланхоличном безрассудстве и инертном исступлении. Я видел сны, в снах видел Настю, в Насте видел искренность и клатч. Проводя до дома, в темноте ещё была видна её белая сумочка. Искренности уже видно не было.
– Настя! – чуть слышно крикнул я, но белое пятно исчез-
ло. Во дворе по-доброму заскулила собака…
Утром луч солнца шарил по комнате, как луч прожектора с тюремной вышки.
… Пока суд да дело, моё «дело» передали в суд.
Вернее, в военный трибунал. Приехал следователь даже не из Ромен, а из самого (!!!) областного града Сумы.
Он всё повторял: «от тюрьмы и от Сумы не зарекайся».
У дознавателя было продолжительное имя Эммануил с музыкально-свалившейся фамилией Бах. Пухлый колобок непонятного возраста. И рост у него был непонятный, как у семиклассницы после летних каникул. К тому же Бах был изумительно похож на Борового, у меня даже закралось сомнение в их родственных сношениях.
Или просто, сношениях.
Бах был такой же еблабан с легко пробиваемой завесой труднодоступности, набитый доверху завалами и опусто-шённый безыдейностью. В нём не было ни разноцветнос-ти, ни серости, ни закатов, ни рассветов, ни изощрённого мудельманства. У Баха были одни вопросы.
В них прослеживалось поддельное глубокомыслие и сотрясающее воздух суетливая тщетность. Я, в свою очередь, изображал сосредоточенность и готовность.
- Ну-с, молодой человек, давайте без церемоний.
Я буду задавать вопросы, вы отвечать. Это сэкономит время, - приехавший Понтий Пилат, как и все палачи, был подозрителен, и мою добродетель разглядывал в лупу. Казалось, он и там ничего не видел.
В его взгляде таилась порочность армии и мучительный груз ответственности за солдатские проступки.
На допросе он оказывал хитроумную заковыристость и возбуждённое бесстрастие, которое походило на рото-зейство утописта.
- Расслабься. Будь самим собой.
Будто у меня само собой быть не самим собой.
- Зайду слева – я человек слова. У вас есть дача?
– Да…
- Я не про дачу ложных показаний.
- Я тоже, - разговор сразу стал приобретать вид запу-тавшейся паутины, и у меня с самого начала начинало свербеть в левом ухе от дребезжания мухи.
На этом отвлечёмся и познакомимся поближе с нашим «музыкальным» героем. Эммануил Эммануилович Бах.
Ещё один еврей в мундире. В семье Бахов так повелось, что свою короткую фамилию они пытались удлинить за счёт имени.
По мужской линии остановились на продолговатом име-ни Эммануил. Для всех. Чтобы не заморачиваться.
Но наш Эммануил Бах был вовсе не Эммануил, и даже не Бах. Подкидыш с детского дома, усыновлённый бездетной еврейской семьёй.
Моня рос послушным ребёнком, пока в его судьбе не про-изошло эпохальное событие, изменившее всю его жизнь. В субботний день еврейская семья посетила рынок, где на базарной площади к мальчику подошла цыганка. Она не просила позолотить ручку, и лишь глядя в глаза ребёнка, сказала, пуская сигаретный дым изо рта.
- Казённый дом вижу. И сзади и впереди. Вором будешь. Уважаемым человеком станешь.
Родители со временем настолько уверовали в предсказа-ние, что на шалости сына перестали обращать внимания, а когда в их семье появился родной ребёнок, то на Моню махнули рукой. Счастливые мать с отцом переключились на младшего Иллариона, а чтобы не натворил Моня, они лишь разводили руками:
«А что вы хотели, уголовник. Что с него взять».
Но получилось наоборот. Бах сам стал сажать.
7 раз отмерь – один обрежь.
(заповедь иудея)
Эммануил Бах не стал уголовником. Даже наоборот: стал сажать сам. Будучи исключённым из театрального учили-ща, он окончил юридическую академию при ген.штабе. Бах рьяно начал свою деятельность на поприще юриспру-денции и, особенно был силён тем, что шестерил перед сильными. Так он и дослужился до майора военной про-куратуры по Сумской области.
Когда Баху исполнилось 33 года, он сделал обрезание: безобразная смесь иудейства и христианства.
7 раз отмерь, один обрежь - именно по такому принципу Бах вёл все свои дознания. Его допросы напоминали театр: от мурашкообразовательного триллера до дешёво-го водевиля. Он, то облачался в вежливость и с изыскан-ностью манер дворянина 18 века, обращался ко мне по имени отчеству, то, как сталинский каратель вскакивал и, сотрясая кулаками правосудия, вопил: «Расстреляю, падла, без суда и следствия»…
Недаром его кумирами были Министр внутренних дел Российской империи Вячеслав Константинович Плеве и Прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский.
Судьи висельно бескомпромиссны. Прокурор приговором разыгрывает болтливую пантомиму рвений горла. Эгиды щит трепещет – нудный тиран, диктуй свои диктаторские условия. Кукуй, сколько отмерил.
………………….
Бах сейчас выглядел весь такой неповоротливый под тяготами грандиозных деяний и, вытирая лоб носовым платком, поведал, что поступок мой он неодобряет (тоже мне, новость!), что мы с Боровым товарищи по оружию.
А вот это уже что-то новенькое. Да чего уж там, товарищи – бери выше: ДРУЗЬЯ!!! Друзья по пистолетам. Причём, Свин по дружбе, отрывая от сердца, даже хотел поделиться со мной частью своего пистолета.
А именно пулей. В сердце.
- Да-да, Игнатов, все кто служит в армии являются друг другу братьями по оружию. Начиная от черножопого стройбатовца и кончая маршалом Устиновым.
Вот, был случай в моей практике, - и тут Бах переменился в лице. По всему было видно, что история, которую он хочет поведать – занимательная.
- Один боец по пьяне заснул за рулём бронетранспортёра и на полном ходу вывалился из кабины.
А я ему говорю, слышь Игнатов? Я ему говорю – повторил он, уже смеясь. - Хорошо, что ты не лётчик.
Глупость, вселяющая надежду, что Бах не кровожадный.
- А что с бронетехникой стало? – меня явно стало забавлять происходящее.
- В реке утонул, - Бах тут же посмотрел на меня, как на полного кретина, задающего лишние вопросы, - дело не в бронетранспортёре. Воин мне говорит: «Я выпал из кабины», а я ему – хорошо, что ты не лётчик.
Бах открыл свой блокнот, на котором так и было написа-но «блокнот», и стал, что-то записывать.
Возможно свой нетленный афоризм, дабы сохранить его для потомков.
На изгрызанном колпачке шариковой ручки была сорвана резьба, и он большим пальцем левой руки придерживал его, как непослушного свидетеля исторической хроники. Затем достал из планшета стиральную резинку, и аккурат-но что-то тёр, сдувая отходы с листа.
Когда дело было окончено, Бах одной рукой стряхивал блокнот, окончательно очищая от мусора, а другой выс-тавил передо мной стёрку:
- Как говорил товарищ Троцкий: «Мы должны стирать грань между посёлком городского типа и сельсоветом». Голос его становился всё более зловещим.
- Кухарка будет управлять государством, государыня кухней. А ты будешь управлять камерой.
Или ты всё ещё жаждешь правосудия?
Угомонись, эта конфета здесь не продаётся.
- Ничего я не жажду. Я, вообще, не хочу пить, да и не люблю сладкого.
«Никогда не оправдывайся» – лозунг аристократов.
Поскольку дембеля – это привилегированное общество, то серьёзно отвечать на вопросы я не собирался.
Волк, придавивший добычу – самый свирепый зверь под голодом, и сама беззащитность под свирепостью.
Но после моих слов Бах преобразился, движения стали плавные и по-домашнему уютными.
- Олег Петрович, ну подумайте о матери. Вы у неё один? - он стал плести речи гладкие, давя на жалость.
- Брат есть. Старший, - старый приём сработал.
- Он с мамой живёт? (именно с МАМОЙ. Не с матерью, а
по-родному - «с мамой»)
- Нет. В армии служит.
На лице следователя вытянулось удивление.
- А у вас дети есть? – спросил я растопленный воспоминаниями о доме, о семье.
- Трое. Три сына.
И потом зачем-то добавил, - как в сказке.
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 58 | Нарушение авторских прав