НЕ ОТ ДЖЕДАЕВ

Закат над Галактическим городом сегодня выдался ошеломительным: пепел и дым от многочисленных пожаров преломляли свет далекого бело-голубого солнца, и на разноцветных облаках лежал радужный блик. Анакина небеса не интересовали. На широкой скобе балкона, где хватало места для машин гостей, он следил, прячась в тени, за Падме, которая только что вышла из флаера и милостиво выслушивала пожелания доброй ночи от капитана Тайфо. Когда верный капитан увел транспорт в ангар для жильцов этого здания, Падме отпустила обеих служанок и услала Ц-ЗПО с каким-то пустячным поручением, а сама прислонилась к балюстраде на том самом месте, где прошлой ночью стоял Анакин.

Она любовалась закатом, а Скайуокер любовался только ею.

Большего ему и не надо было. Быть здесь. Быть вместе с ней. Смотреть, как закат окрашивает румянцем ее белую кожу. Если бы не сны, он сегодня бы ушел из Ордена. Немедленно. Потерянные Двадцать стали бы Потерянными Двадцать одним. Пусть грянет скандал; их жизни он не затронет. Их настоящей жизни. Разрушится лишь жизнь, которую они вели раньше: годы в разлуке, которые ныне потеряли значение.

— Красиво, правда? — негромко спросил он. Падме вздрогнула, будто он ткнул в нее иголкой.

— Анакин!

— Прости, — улыбаясь, он вышел из густых теней. — Я не хотел тебя пугать.

Она прижала ладонь к груди, как будто хотела удержать готовое выпрыгнуть сердце.

— Нет… нет, все в порядке. Просто… Анакин, тебе нельзя быть здесь. Еще день…

— Я не мог ждать, Падме. Мне надо было увидеть тебя, — он взял ее за руку. — Отныне ночь продлится вечно… как я мог прожить без тебя?

Теперь ее ладонь упиралась ему в грудь.

— Но на нас смотрит миллион народа, а ты — очень известный человек. Пойдем внутрь.

От перил он послушно отошел, но внутрь заходить не стал.

— Как ты себя чувствуешь?

Ее улыбка могла затмить рассвет на Татуине, когда Падме взяла ладонь Анакина — живую, из плоти — и прижала к своему животу.

— Он пинается.

— Он? — повторил негромко Скайуокер. — Я думал, ты приказала медицинскому дроиду не портить сюрприз.

— Дроид мне ничего не говорил… Это… — улыбка стала хитрой.Материнский инстинкт.

Анакин почувствовал толчок в ладонь и рассмеялся.

— Материнский инстинкт, да? Так крепко толкается? Определенно девочка.

Падме положила голову ему на плечо.

— Анакин, идем внутрь. Скайуокер потрепал ее локоны.

— Я ненадолго. Заскочил по дороге на встречу с канцлером.

— Да, я слышала о твоем назначении в Совет. Анакин, я так горжусь тобой.

Скайуокер поднял голову, нахмурившись. Зачем ей понадобилось говорить об этом?

— Нечем тут гордиться, — сказал он. — Обычные реверансы Совета и канцлера. А я просто вляпался в самую середину.

— Но быть избранным в Совет в твоем возрасте…

— Меня засунули в Совет, потому что у них выхода не было. Потому что канцлер им приказал, а ему Сенат отдал контроль над джедаями, — голос его понизился до басовитого рыка. — И потому что они думают, будто сумеют воспользоваться мной против него.

Взгляд Падме стал необычно далеким и задумчивым.

— Против него? — повторила она. — Джедаи не доверяют канцлеру?

— Ерунда. Мне они тоже не доверяют, — губы Анакина сложились в горькую тонкую линию. — Мне отдали кресло в Совете, но и только. Магистром меня не сделали.

Падме вернулась в реальность и улыбнулась.

— Терпение, любимый. В свое время они поймут, на что ты способен.

— Они уже поняли, на что я способен. И боятся моих способностей,раздраженно произнес Скайуокер. — Но дело даже не в этом. Как я сказал, политические игры.

— Анакин…

— Я не знаю, что происходит с Орденом, но что бы это ни было, мне это не нравится, — он покачал головой. — Эта война разрушает все, что поддерживала и за что выступала Республика. За что мы сражаемся, а? Стоит ли оно того?

Падме грустно кивнула, отошла прочь.

— Порой даже я спрашиваю, на правой ли мы стороне.

— Правой ли стороне?

То есть все мои поступки — впустую? Он продолжал хмуриться.

— Ты не серьезно.

Падме отвернулась и теперь обращалась, скорее, к пространству за перилами, невидимым зрителям.

— Что, если демократии, за которую мы сражаемся, более не существует? Что, если сама Республика стала тем самым злом, против которого мы боремся?

— Ну вот, все сначала, — Анакин, все более раздражаясь, отмахнулся от ее слов. — Я слышу эту чепуху со времен Геонозиса. Не думал, что придется выслушать ее от тебя.

— Несколько секунд назад ты говорил то же самое!

— Где была бы Республика без Палпатина?

— Я не знаю, — призналась она. — Но не уверена, что там было бы хуже, чем здесь.

Все опасности, все страдания, все убийства, все мои друзья, отдавшие свои жизни?.. Все — впустую? Анакин сдержал норов.

— Все жалуются, что у Палпатина слишком много власти в руках, но никто ничего не предлагает. Кому вести войну? Сенату? Ты в Сенате, ты знаешь этот народ… скольким из них ты доверяешь?

— Я знаю только, что все идет неправильно. Наше правительство движется не в том направлении. Ты сам это признаешь, ты сам только что это сказал!

— Я говорил другое. Я просто… устал, вот и все. От всей этой политической дряни. Иногда я предпочел бы вернуться на фронт. Там по крайней мере я знал, где плохие ребята, а где хорошие.

— Я начинаю опасаться, — ответила Падме, — что, возможно, знаю, кто плохой парень здесь.

Скайуокер прищурился.

— Ты говоришь как Сепаратист.

— Анакин, всей Галактике известно, что граф Дуку мертв. Самое время дипломатическим способом решать конфликт, а вместо этого мы воюем еще интенсивнее! Палпатин — твой друг, он прислушается к тебе. Когда встретишься с ним, попроси его во имя простых правил хорошего тона прекратить огонь…

У Скайуокера окаменело лицо.

— Это приказ? Падме заморгала.

— Что?

— Мне слово дадут или нет? — он шагнул к ней. — Мое мнение считается или нет? Что, если я не согласен с тобой? Что, если я думаю, что Палпатин поступает верно?

— Анакин, сотни тысяч существ умирает каждый день!

— Идет война, Падме. Мы ее не просили, помнишь? Ты была там.., может быть, нам тогда, на арене, тоже надо было дипломатично решать конфликт?

— Я… — Падме съежилась, стараясь укрыться от того, что увидела во взгляде Скайуокера; она только моргала, сведя брови. — Я лишь просила…

— Все только просят. Все что-то хотят от меня. А если не получают желанного, я — плохой!

Анакин развернулся — широкий плащ вздулся пузырем — и облокотился на перила балкона. Дюрастиловые поручни застонали под металлическими пальцами.

— Меня тошнит, — пробормотал Скайуокер. — Меня тошнит от вас.

Он не слышал, как подошла Падме; шум машин, текущих потоком под балконом, заглушил ее шаги. Он не видел боли на ее лице или блеска слез в ее глазах, но ощутил их в ласковом прикосновении ее руки.

— Анакин, в чем дело? Что произошло на самом деле?

Он помотал головой. Не мог он смотреть на Падме.

— Ты не виновата, — сказал он. — И ничем не можешь помочь.

— Не закрывайся от меня, Анакин. Дай мне возможность помочь.

— Ты не можешь помочь мне, — повторил он, глядя вниз сквозь десятки пересекающихся потоков машин, вниз, на невидимую поверхность планеты. — Это я пытаюсь тебе помочь.

В ее взгляде что-то промелькнуло, когда он упомянул Совет и Палпатина. Он видел.

— О чем ты мне не говоришь?

Ладонь ее стала вялой, Падме не ответила.

— Я же чувствую. Я чувствую, что ты таишь секрет.

— О? — негромко отозвалась она. — Забавно, а я то же самое могу сказать о тебе.

Скайуокер по-прежнему смотрел вдаль. Падме сделала к нему шаг, прислонилась к нему; ее рука обвила его плечи, щека невесомо прижалась к его ладони.

— Почему все должно быть именно так? Почему вообще должна существовать такая вещь, как война? Почему мы не можем просто вернуться? Хотя бы притвориться. Давай притворимся, будто мы вновь у озера на Набу, только мы двое, больше никого нет. Нет войны, нет политики. Нет заговоров. Только мы. Ты и я. И любовь. Больше нам ничего не надо. Ты, я и любовь.

Анакин не сумел вспомнить, на что это было похоже.

— Мне нужно идти, — сказал он. — Канцлер ждет.

***

По обе стороны двери, ведущей в ложу Галактической оперы, которая принадлежала Верховному канцлеру, молчаливыми изваяниями застыли два алых гвардейца. Ни единая складка не шевельнулась на тяжелых плащах. Говорить Анакину не пришлось; стоило ему приблизиться, из-под маски одного из них раздалось:

— Вас ждут. Гвардеец открыл дверь.

В небольшой круглой ложе, нависшей над скопищем пестро разодетого народа, стояло несколько кресел. Зал внизу был набит битком, все места заняты, как будто все позабыли, что идет война. Анакин без любопытства скользнул взглядом по огромному водяному шару, укрепленному на невидимых нитях искусственной гравитации. Балетом Скайуокер не интересовался, ни Мон Каламари, никаким.

В полумраке ложи вместе с Палпатином сидел Маc Амедда и секретарь-референт Слай Моор. Анакин остановился за спинками их кресел.

Если бы я был шпионом, в которого меня хочет превратить Совет, полагаю, мне следовало подкрасться на цыпочках и подслушать.

Неудовольствие исказило его лицо; он позаботился стереть выражение до того, как заговорил.

— Канцлер, прошу прощения за опоздание. Палпатин оглянулся, лицо его прояснилось.

— Да, Анакин! Не тревожься. Входи, мальчик мой, входи. Благодарю тебя за доклад о сегодняшнем собрании Совета, его было на редкость любопытно читать. А у меня есть для тебя хорошие новости — разведка определила место нахождения генерала Гривуса!

— Потрясающе! — Анакин тряхнул головой, ему было интересно, смутится ли Оби-Ван от того, что клоны обошли его. — На этот раз он от нас не сбежит.

— Я собираюсь… Моор, сделайте запись… обратиться к Совету с указанием, чтобы это задание поручили тебе, Анакин. Твои таланты вхолостую расходуются на Корусканте, тебе нужно быть там, на передовой. А на заседаниях Совета можешь присутствовать и по голографической связи. Скайуокер нахмурился.

— Благодарю вас, но задания джедаям раздает Совет.

— Конечно-конечно. Мы не собираемся наступать джедаям на мозоли, верно? Они так ревностно относятся к политическим прерогативам. И все же меня удивит, если их коллективная мудрость укажет на кого-то другого.

— Как я указал в докладе, они уже дали указание Оби-Вану разыскать Гривуса.

Потому что не хотят спускать с меня глаз, хотят, чтобы я оставался там, где могу следить за вами.

— Разыскать, да. Но задержать его можешь только ты, хотя трудно ожидать, что Совет Ордена всякий раз будет поступать верно.

— Они попытаются. Я… считаю, что они попытаются.

— Как, до сих пор? Садись, — Палпатин посмотрел на помощников. — Оставьте нас.

Те поднялись и ушли. Анакин уселся на место Маса Амедды.

Долгое время Палпатин рассеянно смотрел на грациозные изгибы солистки, хмурясь, как будто многое хотел сказать, но не был уверен, с чего следует начинать. В конце концов он тяжело вздохнул и наклонился к уху Скайуокера.

— Анакин, по-моему, теперь ты знаешь, что я не могу полагаться на Совет Ордена. Вот почему я ввел тебя туда. Если джедаи еще не втянули тебя в свой заговор, то скоро втянут.

Анакин из благоразумия не стал взрываться.

— Не уверен, что понимаю.

— Ты должен был почувствовать, что я кое-что заподозрил, — мрачно продолжал канцлер. — Совет Ордена более чем независим от Сената. Я думаю, они намерены взять в Республике власть.

— Канцлер…

— Думаю, они готовят измену. Они надеются сбросить мое правительство и заменить меня кем-нибудь достаточно слабым, чтобы можно было вашими фокусами управлять каждым его словом.

— Не могу поверить, что Совет…

— Анакин, проверь свои ощущения. Ты знаешь, не так ли?

Скайуокер отвернулся.

— Я знаю, что они не доверяют вам…

— Или Сенату. Или Республике. Или самой демократии, если уж так. Совет Ордена не выбирают. Он сам выбирает своих членов согласно собственным правилам… человек менее великодушный сказал бы: прихотям. И дают власть, подкрепленную силой. Они правят джедаями, как надеются править Республикой: указами.

— Признаю… — Анакин уставился на ладони,-…моя вера в них… пошатнулась.

— Как? Они уже подходили к тебе с предложением? уже приказали поступить неблагородно? — хмурость Палпатина смыла мудрая улыбка, которая странным образом напомнила Скайуокеру об учителе Йоде. — Они хотят, чтобы ты шпионил за мной, не так ли?

— Я…

— Все в порядке, мой мальчик. Мне нечего прятать.

— Я… не знаю, что сказать…

— Помнишь, — Палпатин отодвинулся, чтобы удобнее сесть в кресле, — как ты маленьким мальчиком впервые прилетел на эту планету, а я постарался обучить тебя политическим маневрам?

Анакин слабо улыбнулся.

— Помню, что уроки меня не интересовали.

— Любой урок, насколько припоминаю. Но жаль, тебе следовало больше обращать на них внимания. Понимать политиков — значит понимать основы природы думающих существ. И вспомни сейчас самый первый урок. Тот, кто приобрел власть, боится ее потерять.

— Свои силы джедаи используют во благо, — чересчур твердо отозвался Скайуокер.

— Благо — это всего лишь точка зрения, Анакин. И джедайская концепция добра не единственная. Возьмем, к примеру, ситхов, Повелителей тьмы. Из того, что я читал про них, я вынес заключение, что ситхи верили в справедливость и безопасность не меньше джедаев…

— Джедаи верят в справедливость и мир.

— В беспокойные времена разве есть разница? — мягко спросил Палпатин.Джедаи проделали звездную работу по поддержанию мира в Галактике, согласись. Но кто сказал, что ситхи не справились бы лучше?

— Этот спор не из тех, которые стоит вести с Советом… Если вы понимаете, о чем я говорю, — отозвался Анакин с недоверчивой улыбкой.

— О да. Потому что ситхи — угроза власти джедаев. Урок номер один.

Анакин замотал головой.

— Потому что ситхи — зло.

— С точки зрения джедаев, несомненно, — уступил Палпатин. — Зло — ярлык, который мы клеим на то, что угрожает нам, верно? И все же ситхи и джедаи сходны почти в каждой детали, включая поиск величайшей власти.

— Джедаи ищут величайшего понимания, — возразил Анакин. — Более глубокого понимания Силы…

— Которое даст им больше могущества, верно?

— Ну… да, — Анакин засмеялся. — Не следовало мне спорить с политиком.

— Мы не спорим, Анакин. Мы просто беседуем, — Палпатин поерзал, устраиваясь еще удобнее. — Наверное, настоящее различие между джедаями и ситхами лежит только в векторе внимания. Джедаи набирают мощь через понимание, а ситхи набирают понимание через мощь. Вот почему ситхи всегда будут могущественнее джедаев. Джедаи так боятся темной стороны, что отрезают себя от важнейшего аспекта жизни: страсти. Любого рода. Они даже не позволяют себе любить.

Кроме меня, подумал Анакин. Но я ведь никогда не был идеальным джедаем.

— Ситхи не боятся темной стороны. Ситхам неведом страх. Они приемлют весь спектр опыта от высот трансцендентного наслаждения до глубин ненависти и отчаяния. Эмоции не даны нам понапрасну, Анакин. Вот почему ситхи более могущественны: они не боятся чувствовать.

— Ситхи полагаются на страсть к силе, — произнес Анакин, — но когда страсть иссякнет, что останется?

— Может быть, ничего. Может быть, много. Может быть, она не иссякнет никогда. Кто знает?

— Они думают про себя, только о себе.

— А джедаи? Нет?

— Джедаи самоотверженны… мы отвергаем себя, стираем, чтобы присоединиться к течению Великой силы. Мы можем заботиться только о других…

Палпатин вновь подарил собеседнику мудрую улыбку.

— Или вас так учат думать. Я слышу голос Оби-Вана Кеноби в твоих ответах, Анакин. А что думаешь ты сам?

Скайуокер внезапно обнаружил, что балет неизмеримо интереснее, чем лицо канцлера.

— Я… уже не знаю…

— Сказано, что если возможно постичь песчинку — понять всю ее суть, — то тем самым можно постичь и вселенную. Кто говорит, что ситхи, глядя внутрь себя, видят меньше джедаев, которые глядят на мир?

— Джедаи… джедаи — хорошие. Вот в этом и различие. Мне все равно, кто что видит.

— Что такое джедаи, — негромко продолжал канцлер, — если не группа весьма могущественных существ, которых ты считаешь друзьями? Ты верен своим друзьям, я понял это, как только узнал тебя. И я восхищаюсь тобой. Но верны ли твои друзья тебе?

Скайуокер бросил на собеседника хмурый взгляд.

— Что это значит?

— Станет истинный друг просить тебя поступить неправильно?

— Я не уверен, что это неправильно, — стоял на своем Анакин.

Возможно, Оби-Ван говорил правду. Возможно. Может, они всего лишь хотят поймать Сидиуса. И хотят защитить Палпатина.

Возможно.

Вполне.

— Они просили тебя нарушить Орденский кодекс? Пренебречь Конституцией? Предать друга? Предать то, что для тебя важно?

— Канцлер…

— Думай, Анакин! Я всегда пытался научить тебя думать. Да-да, джедаи не думают, но готовые затхлые ответы уже не годятся: времена меняются. Поразмысли над поступками и мотивацией. Не беги от предположений. Боязнь потерять власть — слабость как джедаев, так и ситхов.

Скайуокер обмяк в кресле. Слишком много событий за столь короткое время. В голове все перемешалось и потеряло последние крохи смысла.

Кроме того, что сказал Палпатин.

В словах канцлера чересчур много смысла.

— Мне на ум пришла древняя легенда, — промурлыкал Палпатин. — Анакин, ты знаком с трагедией Дарта Плагеуса Мудрого?

Скайуокер покачал головой.

— Да, так я и думал. Эту историю джедаи не станут рассказывать. Это легенда ситхов о Повелителе тьмы, который так глубоко взглянул внутрь себя, что сумел постичь и стать хозяином самой жизни. И, поскольку две части едины, если взглянуть внимательнее, в самую суть смерти.

Анакин выпрямил спину. Неужели он слышит все это наяву?

— Он сумел уберечь кого-то от смерти?

— Согласно легенде, — сказал Палпатин, — он мог напрямую влиять на мидихлориан и благодаря им создавать жизнь. Обладая такими знаниями, поддерживать жизнь в том, кто уже жив, пустяк, ты не согласен?

Целая вселенная возможностей разворачивалась в голове у Скайуокера.

— Сильнее, чем смерть… — прошептал он.

— Темная сторона, насколько я понял из книг, тропа, ведущая к способностям, которые можно счесть сверхъестественными.

Анакин разучился дышать.

— Что с ним произошло?

— О, это же трагедия, знаешь ли. Едва он достиг бескрайней власти, он потерял все страхи, кроме одного — боязни ее потерять. И понял, что основная его проблема — Совет Ордена, понимаешь ли.

— Но что произошло?

— Ну, чтобы уберечь свою власть, он передал знания своему ученику.

— И?

— И ученик убил его, пока тот спал, — Палпатин беспечно пожал плечами.Плагеус так и не понял, что произошло. Трагическая ирония, верно? Он мог спасти любое существо в Галактике от смерти, кроме себя самого.

— А ученик? Что стало с учеником?

— А, с ним. Он в конце концов стал величайшим из ситхов, известных истории…

— Поэтому, — подытожил вполголоса Анакин, — трагедия лишь для Плагеуса, для ученика легенда закончилась счастливо…

— Ну да. Вполне счастливо. Я как-то не смотрел на эту историю под таким углом… кстати, о чем мы только что говорили, а?

— Что, если, — медленно произнес Анакин, почти не осмеливаясь вымолвить хоть слово, — это не просто легенда?

— Прошу прощения?

— Что, если Дарт Плагеус действительно жил на свете? Что, если кто-то действительно обладал такой силой?

— О-о… я убежден, что Плагеуса никогда не существовало. Но если бы кто-то действительно был наделен подобной силой… что ж, тогда он стал бы самым могущественным человеком в Галактике, не говоря уже о бессмертии…

— Как мне его отыскать?

— Вот этого я сказать не могу. Твой вопрос следовало задать твоим друзьям из Совета, полагаю… Но разумеется, если бы они могли разыскать того человека, то убили бы на месте. Не в качестве наказания за преступления, ты же понимаешь. Джедаи не берут в расчет такое понятие, как невиновность. Они убили бы его только за то, что он ситх, и его знания умерли бы вместе с ним.

— Я… мне надо…

Анакин понял, что сидит на самом краешке, подрагивающие руки сжав в кулаки. Он заставил себя расслабиться, сесть поудобнее, сделать глубокий вдох.

— Вы так много знаете. Мне нужно, чтобы вы рассказали мне, возможно ли… можно ли научиться той силе?

Канцлер с ласковой мудрой улыбкой пожал сухонькими плечами.

— Ну, — сказал он, — определенно не от джедаев.

Еще много, очень много времени — уже уехав из оперы — Анакин неподвижно сидел в дрейфующем флаере, глаза закрыты, механическая рука подпирает голову. Машину легонько покачивало на воздушных волнах от пролетающего мимо транспорта. Скайуокер не обращал внимания. Рассерженные водители гудели ему на облете, он не слышал.

В конце концов, он вздохнул и поднял голову. И набрал на комлинке личный код. Спустя несколько секунд экран показал ему заспанное лицо Падме.

— Анакин? — она протерла глаза. — Где ты? Который час?

— Падме, я не могу…— Анакин помолчал, фыркнул. — Слушай, Падме, что-то происходит. Мне придется провести ночь в Храме.

— О… ну ладно… я буду скучать без тебя.

— Я тоже буду скучать, — он сглотнул. — Я уже скучаю.

— Мы же завтра увидимся? Будем вместе?

— Да. И скоро останемся вместе на всю жизнь. Больше мы никогда не расстанемся.

Падме сонно кивнула.

— Хорошенько отдохни, любимый.

— Постараюсь. И тебе спокойной ночи.

Она послала ему воздушный поцелуй, экран погас.

Анакин завел двигатели, и машина уверенно влилась в транспортный поток, взяв курс к Храму, потому что о том, что эту ночь он проведет в Храме, Анакин не соврал.

Ложью было обещание отдохнуть. Но будет стараться… Но как тут отдохнешь, если закрываешь глаза и слышишь крик Падме на родильном столе?

Обида на Совет жгла сильнее, чем раньше. У Анакина было имя, история и отправная точка, откуда начинать поиски, — но как объявить архивариусу, зачем ему понадобилось исследовать легенду о бессмертии ситхов?

А может, архивы ему вообще не нужны?

Храм по-прежнему величайшее сосредоточие Великой силы на этой планете, возможно, даже в Галактике, и нет, без сомнения, лучше места для напряженных, сфокусированных размышлений. Ему очень нужно, чтобы Сила научила его, а времени на обучение совсем мало.

Пожалуй, он обернет взгляд внутрь себя.

Начнет думать о себе.

Глава 13

Дата добавления: 2015-12-08