|
Читайте также: |
Точнее — недосказать.
Драко поймал взгляд Снейпа и кивнул.
— Было бы неплохо, профессор.
Было бы просто охуенно, профессор. Мягко выражаясь.
Это то, что спасёт нас. Меня. Мать и Грейнджер.
— Мне нужно ещё кое-что обдумать, мистер Малфой. И переговорить с некоторыми людьми. Этого вам знать не обязательно. Было бы неплохо, если бы вы добились от вашей матери встречи с Дереком Томпсоном. В ближайшие дни. Потому что, как вы понимаете, времени не так много.
— Да, — Драко снова кивнул и, игнорируя давящее беспокойство после последней фразы Северуса, подошёл к кафедре. Забрал со стола тетрадь. — Конечно.
— Это всё, что вы хотели обсудить со мной, я надеюсь? Или будут ещё… неожиданности?
И в этот момент Малфою показалось, что зельевар на мгновение позволил настоящему беспокойству пробиться в голосе.
Несмотря на внешний покой, мужчина был напряжён. Так же, как и его мысли.
— Нет, профессор. Только это.
— Да уж и этого достаточно.
Драко поджал губы в вежливой улыбке. А затем развернулся и направился к двери. Однако остановился на полпути, обернувшись через плечо.
— Спасибо, профессор. — Снейп поморщился, но кивнул. — Это действительно важно.
— Вы плохо соображаете, чем всё может закончиться, мистер Малфой. Я не советовал бы вам совать в это ваш нос, но вы всё равно не послушаете меня, не так ли?
Вкрадчивый голос был полон той интонации, которую разобрать не получилось. То ли волнение, то ли отрешенная усталость. Драко иногда казалось, что зельевар хронически невероятно уставший.
— Так, профессор.
— Сомневаться не приходится. Судя по тому, до чего вам удалось докопаться. Так что постарайтесь последовать единственному моему совету — держитесь подальше от Курта Миллера и сосредоточьтесь на том, что я вам сказал по поводу встречи с мистером Томпсоном. Это ясно?
Слизеринец снова кивнул.
— Да, сэр.
— Хорошо. Тогда ступайте. И держите меня в курсе ваших успехов.
Когда тяжёлая дверь за Малфоем закрылась, он замер на несколько мгновений, уставившись в полумрак коридора и сжимая пальцами корешок дневника.
Медленно выдохнул, будто не дышал всё это время.
Твою мать. Получилось.
Снейп действительно согласился помочь. У Нарциссы есть шанс. Есть грёбаный шанс.
Он несколько раз сглотнул, словно старался проглотить почти ненормальную надежду, которая то поднималась, то рушилась в грудной клетке. После чего быстрым шагом направился вперёд по каменному коридору, боясь поверить в шаткую удачу.
Всё складывалось.
Это не могло не радовать и не напрягать одновременно. Всё действительно складывалось.
Драко Малфой понятия не имел, какого хрена ему делать со всем этим, но голоса в голове молчали, что почти заставило улыбаться. И эта улыбка коридору была последним, чего он от себя ожидал. Приехали, Малфой. Здравствуй, Малфой. Ты улыбаешься каменным стенам. Ошизение, по-моему.
Но что-то гнало в спину. Заставляло ускорить шаг.
Блин, да почти бежать.
А затем снова ухмылка, которую не удалось спрятать.
Потому что он понял. Он, чёрт возьми, надеялся, что Грейнджер до сих пор спит в его постели.
Глава 22.
Люди хотят движения и стоят на месте. Не идут. Не бегут.
Наверное, боятся убежать раз и навсегда.
До последнего момента Логан Миллер не знал, что такое страх. Он мог лишь догадываться, представлять, вдумываться в это слово. Пока оно не начало материализоваться. Пока оно не начало выдавливать изнутри уверенность в том, что это чувство — далёкое. Не способное когда-либо коснуться его закалённого организма.
Он не был молод, он не был стар. Но он слишком часто и слишком подолгу одинокими вечерами всматривался в зеркало. В густую седину на своих висках, и от этого она, кажется, становилась гуще с каждой минутой.
Думать о том, что жизнь подходит к концу, было тяжело.
Сначала было тяжело смириться с тем, что время, чёрт его дери, идёт. Или же он сам проходит мимо. Стареет тело, потухает взгляд.
Так уж повелось, что у всех, кто взрослеет, тускнеют глаза.
Потом пришло беспокойство — всё ли будет в порядке с сыном, когда не станет Логана. Да, ему было всего лишь сорок три, но эти мысли так навязчиво крутились в голове, что не замечать их просто не получалось.
А затем начался тот кошмар, который вынес из головы всё.
И становилось хуже. Только хуже, потому что кошмар прогрессировал. С каждым днём Логан чувствовал это.
Год назад. Бесконечный год назад.
При живом Люциусе, при старом составе приспешников. Ритуалы, не несущие за собой результатов, и всё хуже, и хуже, и хуже. И ещё хуже, хотя это было просто невообразимо. Стоило ситуации достигнуть дна, как всё проваливалось, и оказывалось, что внизу ждёт что-то ещё более мрачное. Глубокое.
Новое дно. И новое. И новое…
— Мы поможем твоему сыну. Картала сказала тебе, что кровь нечистокровных спасёт его.
Пустые обещания. Люциус делал всё это только ради своего дела. Убийство ради убийства. Потому что Курту не становилось лучше, ни через месяц, ни через полгода. Это было не то. Это было слишком не то.
Логан знал, что проклятье не перебороть мелкими убийствами магглов, несмотря на то, что позволял пропускать через себя магию, чтобы зарядить ею кровь убитых.
И каждый раз во время ритуала холодели руки, потому что просыпалась пустая, глупая надежда. Которая не оправдывала себя. Нисколько. Ни разу не оправдывала себя. Не стоило связываться с семейством Малфоев. Не стоило доверять Люциусу. Возможно, если бы Логан действовал сам, если бы не повёлся на жалкую обманку, Курт был бы здоров. Возможно, это можно выкинуть из головы сына. Но отчаяние толкает порой на вещи, из которых приходится вылезать годами. На поступки, от которых не отмываются руки.
И первое убийство, которое совершили приспешники в начале сентября, без участия покойного Люциуса Малфоя, почти помогло. Почти получилось. Семейка Джорджа Бэллоу, работника Министерства магии, была убита. Ритуал почти принёс тот результат, что был нужен. Проклятие отступило.
Курт присутствовал при убийстве, и Логан видел, как “это” тёмной тучей вырвалось из тела сына, мгновенной, почти незаметной. Никто кроме него, пожалуй, не заметил этого стремительного теневого рывка.
— Ты как? — он до сих пор слышал свой взволнованный шёпот после окончания ритуала.
— Всё… тихо, — и изумлённые глаза сына были такими отчаянно распахнутыми, что камень свалился с души.
Неужели. Неужели помогло? Наконец-то помогло?
Однако не прошло и нескольких недель, когда сова принесла из Хогвартса новое письмо.
“ Отец, это началось снова. Я чувствую, как оно возвращается. ”
И в этот момент родился страх.
На смену надежде, на смену действиям.
Был только один вопрос: почему? Почему это помогло лишь на время? В чём нужно изменить ритуал, в чём он постоянно совершал ошибку?
Семьи следовали за семьями. Курт сам выбирал жертв. Это были попытки вслепую. Но это были попытки.
Ритуалы не давали ничего. Ровным счётом пустое место. И с каждым разом всё больше пустоты в глазах сына.
Наверное, именно это толкнуло его на очередной поход к Катарле. Очередной поход в Лютный переулок. Очередные тёмные, будто затянутые омутом взгляды волшебников в непримечательных одеждах.
В этой части всегда было тихо, слишком тихо и мрачно. Ноги сами несли к низкому, задёрнутому плотными шторами входу в магазинчик. Логан был редким гостем в подобного рода заведениях, поэтому затхлый запах зелий и проклятий, буквально витающий в воздухе, душил его. Тёмная магия слишком сильно меняла людей, чтобы волшебнику было просто приспособиться к ней сразу же.
Возможно, именно магия и оставила свои бледные отпечатки на тёмных волосах Миллера.
Скрипучая дверь. Шипение змеи, извивающейся на коряге, торчащей прямо из витрины. Зелёные глаза с тонкими зрачками следили неотрывно, как незваный гость следует к прилавку. Толстое и слегка сплющенное под собственной тяжестью тело медленно сползло на пол и изумрудной лентой проскользило к Логану. Тот, поджав губы, наблюдал за тем, как змея съеживается, деформируется, шипит, то ли от боли, то ли в попытке прогнать. И через минуту на её месте уже сидит женщина в свободной мантии, с бледной кожей и собранными в свободный узел волосами цвета болотной тины. И вида схожего.
Глаза с тонкими зрачками по-прежнему следят за Логаном, будто он намеревался украсть один из засушенных черепов, стоящих на полках, или же шкуры белых мышей, вывешенных над стойкой.
— С-снова ты.
Голос колдуньи такой жуткий, что пробрал бы до самых костей любого. Но он уже встречался с ней. Она знает секрет спасения, бояться её нельзя. Поэтому Логан только сдержанно кивнул:
— Здравствуй, Картала.
— Каким нарглом принес-сло тебя? — Женщина поднялась на ноги, холодно приподнимая редкие брови. А затем со змеиной грацией проскользнула мимо него, за витрину.
— Мне снова нужна твоя помощь.
Голова склонилась набок, отчего колдунья сразу же снова напомнила скользкого хищника.
— Что ещ-щё ты не понял из того, что я с-сказала тебе?
— Ты сказала, что нужны грязнокровые семьи волшебников. Это не помогает.
Картала запрокидывает голову и беззвучно хохочет, так широко раскрывая рот, что виден раздвоенный язык. Миллер стоит и смотрит на неё, сдерживая свою злость. Его несчастье кажется ей потешным. Смех прекращается внезапно. Колдунья смотрит с обвиняющим презрением в глазах.
— Я сказала, что нуж-жна одна кровь, но не семья. Когда же вы научитесь с-слушать, что вам говорят, а не придумывать рецепты с-сами?
Мужчина делает шаг вперёд. Кладёт ладони на деревянный прилавок и наклоняется вперёд.
— Одна кровь?
— Кровь человека, наделенного магией и имеющ-щего грязную кровь! Твой с-сын сам должен почувствовать, кто это! С-сам! Я говорила тебе!
И она почти кричит, сотрясая сжатыми в кулаки руками воздух. Она злится на него за недогадливость. Логан смотрит прямо в узкие разрезы зрачков.
— Как он сделает это? Те, кого он выбирает, не подходят.
— Проклятье почувс-ствует. Проклятье с-само почувствует. Оно не такое глупое, как вы, люди, оно с-сможет почувс-ствовать того, кто убьет его!
По взгляду колдуньи видно, что она умалчивает о чём-то.
И Логан едва удерживает себя в руках, чтобы тут же не вытрусить из неё всё. А она словно догадывается. Тонкие губы растягиваются в усмешке, а язык быстрым скользящим движением касается угла рта.
Слуха почти достигает отдалённое шипение.
— Ты же знаешь, в чём секрет. Так скажи мне, чёрт возьми! Скажи мне, я заплачу любые деньги! Тебе нужны галлеоны? Получи, подавись!
И он судорожно вытаскивает из карманов золотые, один за одним, бросая их на стойку, почти не слыша, как они сыпятся на пол. А когда наступает тишина, Картала проводит длинным ногтем по боку близлежащей монеты.
— Ты смеш-шон… — шепчет она. — Ты смеш-шон и глуп.
А затем она наклоняется вперёд, отчего носа касается запах опавшей листвы и свежей земли, будто ведьме куда больше лет, чем кажется. Будто она живёт в зарытом гробу.
— Вам нужна грязнокровка. А не её с-семья. Грязная кровь, ритуал — и проклятье ис-счезнет. Если оно не укоренилось в голове твоего с-сына.
Несколько минут Логан потрясённо молчит. Конечно. Они ни разу не убивали детей. Только взрослых магглов. Но нужны были не магглы. Нужны были нечистокровные маги.
Столько дней… столько месяцев в неправильных поисках лекарства…
— Тогда почему это вышло из Курта после первого ритуала? Была убита семья магглорождённого волшебника.
— Потому что у кого-то из них были задатки волш-шебника! Но проклятье вернулос-сь. Магии было слиш-шком мало.
Стены магазина будто начинают стискивать сознание, заключая его в клетку. От давящих запахов становится тяжело дышать.
— Лучше бы тебе поторопитьс-ся, — Картала снова усмехается, не отрывая своих змеиных глаз от лица мужчины.
— Сколько нужно проклятию, чтобы укорениться в нём?
— Проклятье нельзя прос-считать, глупый человек.
— Мне нужен ответ. Нужно ускорить поиски, но знать сроки, — голос скован терпеливой вежливостью, но Логан чувствует, что надолго его не хватит. И лучше бы ей ответить поскорее. — Скажи, сколько у меня времени.
На раздумья уходит пара секунд.
— Дай мне руку.
Прикосновения к колдунье никогда не проходят даром, говорил когда-то отец. И Логан никогда бы не коснулся, пребывая в добром здравии. Но не сейчас, когда это может помочь. Если это хотя бы чем-то поможет Курту. Он готов был умереть на этом месте, если это избавит сына от смерти, живущей в его голове.
Смерть за смерть. Смерть ради жизни.
Какая ирония. Вечная ирония этого мира.
Пальцы ведьмы сухие и холодные. Если закрыть глаза, можно представить, что под ладонью остывший песок. Но глаза закрывает она. Всего несколько мгновений - и воздух вокруг будто сгущается, а затем совершает ощутимый толчок, отстраняя колдунью от Логана.
Снова запах сырой земли и глины.
— У тебя нет времени, — шипит Картала.
— Что?..
— Мало… очень мало.
— Сколько?
Колдунья подвывает под нос, начиная раскачиваться из стороны в сторону, и Логан замечает, что кожа на её щеках начинает меняться, становясь слишком гладкой, отдавая болотной зеленцой. А затем проявляется чешуя.
— Ответь мне, сколько!
Он бьёт ладонями по прилавку, и изумрудные глаза, разрезанные тонким зрачком, вспыхивают.
— Не больше недели! Не больше недели! Это почти случилос-сь! Почти случилос-сь!
Она вопит как ненормальная. Словно она и есть то самое проклятие, которое осознало, что сможет убить человека. Сможет навсегда остаться в голове Курта, поедая разум.
Потом поднимает голову и снова начинает хохотать, а Миллер смотрит, ощущая, как сжимается сердце. Как ноги делают шаг. Затем ещё один. Как тело почти выталкивается за скрипучую дверь, и ноги несут туда, где есть воздух. Несмотря на ноябрьскую мелкую снежную пакость, летящую с неба, кажется, что всё вокруг раскалено. Вот-вот загорится.
Нет времени. Нет времени.
И ему кажется, что этот хохот врезается ему в спину. Вкручивается в плоть и сверлит изнутри.
* * *
Сову их семьи всегда было легко отличить от других сипух — она меньше остальных. У Фло была пушистая, слегка приплюснутая морда и плоский клюв, загибающийся к концу. Чистенькая, аккуратная и лёгкая, какой положено быть почтовой сове.
Сейчас сидела на подоконнике и вычищала свои влажные перья, слегка хохлясь от холодного ветра, который заносил в открытое окно мелкие снежинки. Курт наблюдал за птицей, в привычной манере водя пером по губам.
Был день, и было тихо.
В гостиной и в голове. Лишь из самого угла сознания тихо доносились какие-то наполовину задушенные напевы неясных голосов, перебитые стонами органа. Он мог поклясться — это была музыка. Почему именно музыка? Видит Мерлин, он никогда больше не сможет слушать игру инструментов, хотя любил её с самого детства.
Что сейчас думать о том? Что сейчас думать…
Взгляд опустился на строки, написанные знакомым почерком отца. Письмо было коротким, как никогда.
Такие короткие письма пишут, если новости совсем плохие. И то, что сообщалось здесь, выбивало из колеи. Теперь Миллер понял, как это. И что обозначает выражение: выбить почву из-под ног.
Но страх был секундный, стоило прочесть начало письма. В котором отец сообщал, что всё, что они делали, это “ не то, что нужно ”. И следующее: “ я был у Карталы ”. Чёрт возьми.
Дальше слова читались как-то лихорадочно-быстро, глотались окончания, и приходилось перечитывать, отчего терпение накалялось просто до предела. А когда смысл написанного коснулся сознания, снова был шок. И почти ненормальное облегчение, смешанное с безумным страхом.
“…я надеюсь, что ты сделаешь всё в кратчайшие сроки, Курт, потому что времени очень мало. До конца этой недели ты должен попытаться найти среди учеников магглорождённую ведьму, и что-то в тебе, по словам Карталы, отзовётся на неё, почувствует, возможно, испугается. Я немедленно начну подготовку к ритуалу. Это займёт пять суток, и за это время ты обязан найти её. На этот раз всё нужно сделать особенно тщательно. Это наша последняя попытка. Не упускай из виду данный факт”.
Несколько долгих секунд Миллер смотрел на письмо, оборванное, будто на половине. Будто отец хотел написать что-то ещё, но просто не смог. Или же слишком торопился.
Возможно, через неделю будет поздно.
Курт прислушался к себе.
Повторил эту мысль про себя несколько раз, прежде чем понять, что почему-то ему не страшно. Только какая-то отдавшаяся вдруг болезненным толчком пустота в районе сердца.
Рука против воли легла на это место, ощущая точные удары. Оно может остановиться. Если последний ритуал не приведёт к излечению, проклятье доест его окончательно.
И неприятный холодок пробежал вниз по спине. Словно капля воды. Курт не хотел смерти. Конечно, он не хотел смерти, потому что смерти не хочет никто.
Как жаль, что чаще всего она не спрашивает. Просто берёт, что не предлагают.
Но её ведь можно и подкупить. А можно отстрочить на неопределённый срок.
Нет.
Он явно не собирался умирать так рано.
Рука медленно поднялась вверх по шее и коснулась кожи затылка, где под пальцами лишь слегка ощущалась татуировка ворона. Метка, рассчитанная на то, что она должна уберечь её носителя от проклятия, неотступно преследующего род Миллеров. Но… что-то пошло не так. И проклятие выбрало Курта. Просто вклинилось, разорвалось в голове. С такой внезапностью, будто кто-то просто швырнул им в висок. А может быть, так и было.
И началось это.
Музыка. Пульсация боли и воспаление мыслей. Начался настоящий ад, от которого нужно было избавиться. Иначе… иначе всё.
Молодой человек снова взглянул на Фло, которая тем временем прикрыла свои жёлтые глаза и хохлилась. Перья на её спине по-прежнему шевелил ветерок. Они то приподнимались, то ерошились, пребывая в постоянном движении.
Движение.
То, чего в последнее время под шкурой было слишком много.
Но скоро оно остановится. И Грейнджер поможет в этом. Потому что она была именно той. Той, кто нужен. И он не ошибся, когда написал это имя отцу в прошлом письме.
Наверное, Курт чувствовал.
Да, он точно ощутил, как ощетинилось что-то внутри. Что-то густое, заполняющее. Словно поджимало хвост и мелко тряслось, когда он думал о Гермионе. Когда он находился рядом с ней. А теперь всё подтвердилось — она то, что нужно.
Она верит ему.
И вчера Миллер даже пытался узнать что-то у Поттера о ней. Когда думал, что нужны будут её родные. Когда думал, что в ритуале будут участвовать только они, а не сама Грейнджер. А её друг был как раз в подходящем для откровений настроении.
Курт сидел на скамье под навесом у главного входа, когда тот выскочил в ноябрьскую прохладу, даже не накинув тёплую мантию, оставаясь в обычной, школьной. Остановился, сжимая и разжимая кулаки. Игнорируя колотящий по лбу и волосам дождь.
— Эй, Гарри!
Гриффиндорец вздрагивает, оборачивается. Натыкается взглядом на Миллера. Несколько секунд медлит, а потом тоже идёт под навес. И походка у него злая.
— Привет.
— Ты чем-то расстроен?
Тот отрицательно качает головой. А потом резко садится рядом, рывком снимая с себя очки с мокрыми стёклами. И выдавливает:
— Да.
— Что-то случилось?
— Случилось. Моя подруга сошла с ума. Не хочу говорить об этом.
Снова несколько мгновений тишины и шума дождя. Попытка не пытка. Курт доверительно заглядывает в подслеповато щурящиеся глаза Поттера.
— Гермиона?
— Да. Курт, правда. Извини, я не хочу говорить о…
— Ладно, конечно. Я не хотел спрашивать о том, что случилось. Но мне было бы интересно узнать немного о ней самой.
Брови Гарри приподнимаются, а когда он снова водружает очки на нос, стёкла уже аккуратно вытерты краем мантии. Удивляется лишь на мгновение, и Курт спешит добавить:
— Просто… мы вроде бы общаемся. Хорошо общаемся. И…
Поттер понимающе качает головой. Усмехается.
— Боюсь, она уже положила глаз на хорька, так что твоя благосклонность ей не нужна.
— Вот как, — бормочет Миллер. И тоже кивает. А что ему остаётся? — Очень жаль.
Мозг лихорадочно соображает. Поттер смотрит, почти не отрываясь. Губы добавляют сами:
— Он никогда мне не нравился. Я давно заметил, что между ними что-то. Не претендую. Просто хотел… помочь.
Видимо, тон выбран правильно. Потому что:
— Ну… если хочешь, я могу рассказать, что тебя интересует, — вдруг жмёт плечами и слегка хмурится гриффиндорец. Раздумывая, наверное. Припоминая факты, которые ему известны о подруге.
— Серьёзно?
Наверное, удивление искреннее и радостное, потому что Гарри с прежней усмешкой кивает.
— Может быть, она обратит на тебя внимание, если ты… ну… попробуешь как-то к ней…
Он мнётся, и Курт почти смеётся.
Но сдерживается.
— Я понял.
— Хорошо, — облегчённо вздыхает Поттер. Переплетает пальцы и в молчаливом ожидании смотрит. Любит же поглазеть.
Миллер покашливает. Делает вид, что призадумался, а потом немного смущенно выдавливает:
— Расскажешь о её семье?
Гриффиндорец напрягается только на секунду. Но это тут же отпускает.
— Они магглы.
— Я знаю, — Курт жмёт плечами. — Но было бы интересно узнать подробнее. Чтобы понять… её.
— М-м, — тянет Поттер. Поджимает губы и сверлит взглядом носки своих ботинок. — Ну, они дантисты.
Слово кажется незнакомым, но Курт глотает его. Это не так важно.
Важнее другое.
— Она поддерживает с ними связь? — и тут же добавляет, на миг испугавшись собственного вопроса: — Вдруг у неё настроение неважное именно поэтому? Потому что они не общаются.
— Не думаю. Обычно… точнее, в прошлом году, они писали друг другу пару раз в неделю. А теперь — не знаю. Во-первых, мы с ней мало говорим об этом. А во-вторых, её родители уехали в Австрию.
Миллер заинтересованно подался вперёд.
— Да-а?..
— Что?
— В Австрию?
— Угу. Она сама попросила их, — Гарри пожимает плечами. Запускает пятерню в волосы и откидывает копну тёмных волос, падающих на глаза, назад. — Я думал, у неё такое настроение потому, что она беспокоится о них. А оказалось, что… всё из-за этой сволочи.
И он снова сжимает кулаки.
Курт кусает губы. Уже почти не слушая, что говорит собеседник. Он сопоставляет. Грейнджер услала родных за границу. Найти их не составит труда, и расклад получался просто отличным: Гермиона спокойна, её родители - тем более. Считают, что в полной безопасности. Всё складывалось удачно.
И рассеянный разговор, в котором Поттер то пытался взять себя в руки, то снова срывался на лихорадочную злость на Малфоя за то, что тот по его предположениям оприходовал грязнокровку. Честно сказать, это последнее, что волновало Миллера в тот момент, поэтому он завершил беседу достаточно быстро.
Извинился, попрощался и молнией поднялся в гостиную Когтеврана, чтобы записать всё, что узнал от Гарри.
А сегодня — это.
“… не то, что нужно ”.
И теперь оказывается, что нужна только она. Только Гермиона. И это просто шикарно, потому что она уже на крючке. Уже в кармане у Курта. Верит ему без остатка и готова шагать за ним куда угодно.
И не нужны вовсе эти пять дней форы, которые предоставил отец.
Если бы к ритуалу не нужно было готовиться, его можно было бы провести, не дожидаясь, пока “это” в голове насидит себе место.
Сегодня или завтра. Долгожданное избавление.
Нужно было только отправить Грейнджер в Мэнор. Определённо, особенного труда это бы не составило.
Удовлетворённая улыбка снова растянула губы. В том, что она та самая, он уже не сомневался.
Извлечение чистого пергамента не заняло слишком много времени.
Курт окунул перо в чернильницу и склонился над столом, постукивая ногой по полу в такт вновь зазвучавшему в ушах ритму.
Он уже выводил слова на чистом листе.
“ В моём выборе ничего не изменилось. Её имя - Гермиона Грейнджер. Готовь всё к проведению ритуала ”.
И, предугадав извечный вопрос отца, аккуратно дописал:
“ На этот раз я уверен ”.
* * *
“ Зачем тебе понадобилось встречаться с Томпсоном?”
“ Это важно. Просто устрой нам встречу, чем быстрее, тем лучше, от этого многое зависит ”.
“ Что ты задумал?”
“ Всё будет хорошо. Верь мне. И напиши, как только получится договориться ”.
“ Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, сынок ”.
Малфой ощутил лёгкую тянущую боль где-то под лопатками. Это бывало каждый раз, когда мать называла его так.
Редко. А сейчас — ещё реже.
Но что-то не давало сомневаться в том, что Нарцисса вспомнила всё. И даже почерк, проявляющийся на листах тетради, стал твёрже. Драко было, с чем сравнивать. Он помнил начало каждого недочитанного письма. Выведенные дрожащей рукой буквы.
“Мой сын Драко!”
Он потряс головой.
Подождал несколько секунд перед тем, как захлопнуть дневник. А потом застыть у стола в гостиной и прислушаться. Тишина такая, словно Башня пуста.
Может быть, она и была пустой. Если Грейнджер выбралась из его постели и нашла дверь в свою спальню. Переоделась и поскакала к своим дружкам.
Интересно, как она отреагировала на то, что Малфой ушёл? А как бы он отреагировал, если бы ушла она, пока он спал? А ещё: какого хера я думаю об этой чертовщине?
Губы растянулись во внезапной ухмылке.
Сжав тетрадь в руке, он прошествовал наверх, прикусывая край губы и на мгновение застывая перед дверью. Тишина. Как будто могло быть иначе. А что ты ожидал услышать?
Горькие рыдания или крики ужаса, когда доблестная гриффиндорка обнаружила себя, голой, под покрывалом с эмблемой Слизерина, в постели Драко Малфоя? Наверное, он бы душу продал за то, чтобы лицезреть эту картину. Примерно год назад, допустим.
Дверь открылась бесшумно, и ухмылка, застывшая на губах, вдруг превратилась в улыбку. Он даже сам не понял, как.
Грейнджер, свернувшись уютным клубком и зарывшись носом в покрывало с эмблемой Слизерина, сопела, демонстрируя ему розовую, высунутую из-под одеяла пятку.
Комната полнилась её запахом. Драко вздохнул поглубже, не сдержавшись.
Корица, мята, тёплое молоко. Запах какой-то правильный и… Да, наверное, так пахнет дома у семейки Уизли, тронутой на уюте и любви рыжих к рыжим.
Чёрт.
Ты превращаешься в кретиничного соплохвоста, хрен тебя раздери! Грейнджер спит в твоей постели. Грейнджер-твою-мать-спит- в-твоей-постели -здравствуйте-приехали. А ты стоишь и любуешься, как идиот.
И совершенно не имеешь понятия, что с ней делать.
Быстрый взгляд на часы. Тренировка по квиддичу начинается через час. Нужно успеть принять душ и переодеться.
А Грейнджер спит. И внезапно захотелось разбудить её. Разбудить и всё рассказать.
И улыбка тут же исчезла. Нет. Не сегодня, позже.
Завтра, например. Да, завтра будет отличный день для этого. А сегодня на тренировке он предупредит Блейза, чтобы усилил своё внимание к Миллеру.
Драко тихо подошёл к столу и положил дневник на стопку пергаментов. Обернулся. И позволил себе увидеть.
Тонкая рука лежит поверх зелёной ткани, расслабленные пальцы слегка согнуты. Вторая ладонь подсунута под щёку. Наверняка на коже останется красный след.
Малфой прикусил верхнюю губу, слегка щурясь. Отмечая, как забавно Гермиона морщит нос во сне. И как прохладный луч солнца из-за приоткрытой шторы касается каштановых волос, превращая их в рыжеватые. Совсем немного, самую малость.
Уизли бы полюбили тебя, наверное.
Ты из их клана.
На секунду взгляду предстала нелепейшая картина: Грейнджер и Уизел, в свадебных нарядах. Заглядывающие друг другу в глаза. Так, как она смотрела в глаза Драко пару часов назад.
Такой бред.
Он вздохнул, отводя взгляд. Хватит. Давай ты не будешь переигрывать, Малфой. Это был очень неплохой секс. Это был охуеть какой секс. Но стоит ли цепляться за восторженные эпитеты? Это же Грейнджер, разве не смущает?
Просто не придавать этому особенного значения.
Не придумывать объяснений. И прекратить себе представлять грязнокровку в свадебном наряде рядом с одним из её дружков, которые, наверняка, спят и видят, как…
Блять. Прекрати.
Натрахаться хочешь, пока она ещё спокойна и не подозревает о том, что её семья в опасности? Да, сынок, молодец. Как я учил. Бери от жизни всё.
Кулаки сжались. Драко молча закрыл глаза.
Он не хотел, чтобы что-то произошло с ней. Он не хотел, чтобы всё это как-то касалось её.
Он не хотел, чтобы с семьёй Грейнджер случилось то, что и с предыдущими семьями.
Но время ещё есть. Немного, но есть. Мать обязательно предупредит, если приспешники решат действовать. И тогда… тогда времени будет ещё меньше. Нужно, чтобы она поскорее организовала встречу с Томпсоном.
А пока…
Малфой тяжело вздохнул. Открыл глаза и медленно шагнул вперёд, рассматривая умиротворённое лицо. Почти улыбающиеся губы и нос, к которому он питал особенную слабость. Внезапно появилось дурацкое желание прихватить его кончик губами, что заставило усмехнуться краем рта.
Он сделал ещё шаг и почти коснулся лежащей поверх покрывала руки, когда снизу раздался стук, заставивший резко отстраниться.
Это ещё кто?
Неужели Крэббу и Гойлу неймётся начать тренировку пораньше? До неё оставался целый час.
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 61 | Нарушение авторских прав