Читайте также:
|
Эту главу переводила Фиделия, за что ей мерсистое мерси. Бетила я, а гаммила merry_dancers, которой отдельное мучос грасиас за оперативность и уморительные комменты, которые продлили мне жизнь, наверное, года на два.
Кто тоже жаждет продлить себе жизнь — милости просим сюда: http://www.hogwartsnet.ru/fanf/ffshowfic.php?fid=4189&chapter=4
Прочим же — приятного прочтения. Не забудьте носовые платки!;)
***
Медленно поднимаясь по лестнице в спальню, Драко никак не мог заставить себя перестать улыбаться. С тех пор, как они с Гермионой расстались в коридоре, он был погружен в свои мысли. Драко прикинул, что если они сохранят свои отношения в тайне ещё какое-то время, он придумает что-нибудь на пару с Дамблдором, а то и мать поможет ему избежать отцовского гнева. Хоть что-нибудь да сработает. Он понял, что единственный человек, который может изменить его будущее – это он сам.
Вздохнув с облегчением, он открыл дверь в спальню и вошёл, не замечая, что в дальнем углу кто-то стоит. Сняв мантию, Драко перекинул её через спинку стула. Секунду подумав, он достал кольцо, его кольцо, с которым не расставался с тех пор, как впервые снял его. Улыбнувшись, он одел его снова, любуясь тем, как кольцо смотрится на пальце. Впрочем, налюбоваться им Драко так и не успел, потому что посторонний, который находился в комнате, подал голос, и Драко, вздрогнув, тут же обернулся.
Панси не спеша вышла из тени и медленно взглянула ему в глаза.
— По-моему, я велела тебе бросить её, Драко… Кажется, я сказала тебе покончить со всем этим.
Сердце Драко отчаянно колотилось, грудь вздымалась и опадала.
— Не лезь в мою жизнь, Паркинсон, — он одарил ее ответным взглядом.
Закатив глаза, Панси подошла к нему.
— Зачем ты это делаешь? Зачем ты нарочно всё усложняешь, Драко? Было бы намного проще, если бы ты просто…
— Просто — не значит правильно, — оборвал её Драко.
Вздохнув, Панси заправила за ухо выбившиеся пряди тёмных волос.
— Слушай, вы ведь никогда не будете вместе. Этому не бывать. Зачем же тогда ты рискуешь своим именем, деньгами, всем, что имеешь, только потому, что убедил себя, что любишь её. Мы оба знаем, что любви не существует. Брак дает тебе только власть — и больше ничего.
— Да кто ты такая, чтобы указывать мне, что у меня будет, а что нет? – начал Драко со злостью, но Панси оборвала его.
— Наши семьи похожи, — начала она, обходя его. — Мне с детства внушали, что я должна буду найти себе хорошего мужа — чистокровного волшебника с именем и деньгами. Знаешь, из такой респектабельной семьи, чьё имя укрепит положение моей семьи, как и своё с помощью моей. Вот как должно быть, Драко, ты ничего не можешь изменить, и я тоже. Так почему бы тебе не смириться? – остановившись перед ним, Панси медленно подняла руку и взяла его за подбородок. — Ты мог бы стать таким…
— Без нее я никто, — Драко мотнул головой, сбросив руку Панси.
Тяжело вздохнув, Панси на мгновение закрыла глаза и провела ладонями по волосам.
— Что она с тобой сделала? Драко, пора тебе придти в себя. Твоя жизнь – это не какая-то там дурацкая сказка. Ты не прекрасный принц, который увезёт свою невесту на белом коне. Пойми это! Чем скорее ты это осознаешь, тем скорее перестанешь жить в воображаемом мире, который сам же себе и сотворил, и смиришься с реальностью. С той жизнью, которая тебе уготована…
— Панси, когда ты умрёшь… Когда тебя уже не будет, думаешь, кто-нибудь вспомнит, сколько у тебя было денег? — не дожидаясь её ответа, Драко покачал головой и продолжил: — Думаешь, людям будет дело до твой фамилии? Считаешь, что кто-то будет восхищаться твоими дорогущими бриллиантами, когда ты будешь лежать в могиле? Нет, не будет. Тогда зачем? Зачем тратить свою жизнь в погоне за тем, чего все равно лишишься? Твоё богатство достанется кому-то другому, и меха, и драгоценности, а ты будешь лежать в холодной твёрдой земле, всеми позабытая. А знаешь, почему? – вскинув брови, он подождал её ответа, но, к его удивлению, она промолчала. – Я скажу тебе, почему. Потому что ты никогда не жила жизнью, которой должна была жить. Ты никогда не была с теми, кто этого достоин. Я хочу умереть, зная, что кто-то любил меня таким, какой я есть. Я хочу сделать последний вздох, зная, что я любил и был любим, разве на свете есть что-то важнее этого?
Опустив глаза, Панси закусила губу, едва заметно покачав головой.
— Я… я не знаю, но…
— Что бы ты предпочла: просыпаясь по утрам, видеть лицо любимого или проснуться на роскошной кровати с великолепными простынями и увидеть мужчину, за которого вышла замуж ради денег? Есть кое-что, о чем тебе стоит спросить себя, Панси. Самые богатые люди в мире – не те, кто живет в замках и поместьях. Не те, кто кутается в меха и пересчитывает галлеоны. А те, кто любит, любит другого человека так сильно, что отдаст за него свою жизнь. Это действительно бесценно, Панси, и до тех пор, пока ты это не испытала, до тех пор, пока ты не нашла человека, ради которого ты готова умереть не раздумывая, ты просто не жила.
У Панси слезы навернулись на глаза, она с трудом сглотнула и уставилась в пол.
— Не знаю, как ты, но про себя я знаю точно – лучше я проживу жизнь без единого кната, но с человеком, которого я люблю, чем имея все деньги мира, но в одиночестве, — взглянув на неё, Драко уставился в пол. – Я люблю её, Панси… и я не надеюсь, что ты меня поймёшь. Наверное, ты не сможешь понять, как сильно я люблю её, до тех пор, пока не найдёшь человека, которому ты предназначена… но я люблю. Я люблю её. – Снова подняв на неё глаза, он медленно нахмурился. – Пожалуйста, постарайся это понять. Пожалуйста.
Закрыв глаза, Панси еле заметно кивнула, тихо шмыгнула носом и, обхватив себя руками, поежилась.
Тряхнув головой, Драко глубоко вздохнул.
— Для меня теперь не имеет значения, что она нечистокровная… Мне плевать на то, что она небогата. Может, для тебя это недостаток, но в моих глазах это несомненное достоинство.
Панси судорожно вздохнула, плечи ее задрожали, и из глаз хлынули слезы.
— Прости…— прошептала она, покачав головой. – Мне так жаль, Драко…
— Ничего, — тихо сказал он, сомневаясь, стоит ли похлопать ее по плечу или что-нибудь в этом роде.
— Нет, прости меня, — с трудом выговорила она, и ее плечи затряслись от рыданий.
Слегка изогнув бровь, Драко слегка нахмурился.
— Да ладно, Панси, всё в порядке, у нас всё наладится, сегодня вечером мы встречаемся, всё будет хорошо…
— Нет, — она не позволила ему закончить. Сделав над собой усилие, она выговорила дрожащим голосом: — Ты не понимаешь…
Драко нахмурился еще сильнее и медленно отступил назад. Внутри все как-то странно сжалось.
— Не понимаю чего? — медленно спросил он, вовсе не уверенный, что хочет услышать ответ.
Разразившись слезами, Панси закрыла лицо руками. Ей потребовалась целая минута, чтобы унять рыдания и выговорить:
— Я… Я его от-отправила.
Моргнув, Драко почувствовал, как волоски на затылке встали дыбом, а по спине пробежала холодная дрожь. На секунду прикрыв глаза, он глубоко вздохнул, а затем снова посмотрел на нее.
— Отправила… что? — наконец произнес он, слегка приподняв бровь.
Снова всхлипнув, Панси отступила на шаг назад и покачала головой, еще крепче обхватив себя руками.
— Письмо…
Хотя ее голос был едва слышен, Драко хорошо расслышал то, что она сказала, и когда до него дошло, он снова закрыл глаза, выдохнув. Ему показалось, мир вокруг остановился. Он оглох. Ослеп. Он ничего не чувствовал. Он полностью оцепенел. Он даже не слышал всхлипов Панси и, лишь заслышав звук приближающихся шагов, с неохотой открыл глаза.
— Он здесь, — прошептал он. Кому? Он сам не знал. Возможно, самому себе, словно готовил себя к неизбежному. И действительно – раздался стук в дверь, и вошел его отец. Губы его были плотно сжаты – в тонкую ниточку.
Панси снова попятилась в угол, бормоча себе под нос «извини», хотя знала, что её извинения уже ничего не значат.
Медленно переведя взгляд на отца, Драко сжал губы. Не в силах выдержать его взгляд даже минуту, он снова уставился в пол.
— Пойдём, Драко, — просто сказал Люциус. Он говорил спокойно, слишком спокойно, его спокойствие было зловещим, будто затишье перед бурей. – Мы уезжаем.
Глубоко вдохнув, Драко выпрямился и последовал за отцом. Его словно снова охватило оцепенение, и единственным звуком, проникавшим в сознание, был стук каблуков отцовских ботинок.
***
Мне нравятся твои восхитительно непослушные волосы.
Мне нравятся отблески лунного света на твоей коже, когда ты спишь.
Мне нравятся твои глаза цвета лучшего шоколада.
Мне нравятся твои изящные, нежные руки.
Мне нравится твой малиновый блеск для губ.
Мне нравится твоя улыбка.
Мне нравится твой смех.
Мне нравится чувствовать твое тело рядом.
Мне нравится, что ты можешь победить меня в словесной перепалке (хотя и не так уж и часто).
Мне нравятся твои поцелуи.
Мне нравятся твои прикосновения.
Мне нравится то, что ты чувствуешь в моих объятьях.
Теплый ветерок ворвался в открытое окно, слегка взъерошив волосы девушки, и Гермиона, прикусив губу, подняла глаза от книги.
— Драко… — прошептала она, уголки её губ опустились. – Где же ты?…
Он опаздывал уже на два часа, и она не сомневалась — что-то случилось. Не мог же он опять выкинуть тот же номер… На то не было причин. Вернувшись к дневнику, она перевернула страницу и увидела два засушенных розовых лепестка. Спустя мгновение в окно неожиданно ворвался еще один порыв ветра, на этот раз гораздо сильнее, и сдул лепестки.
Гермиона едва слышно чертыхнулась, захлопнула книгу и, поймав лепестки, вложила их в самый конец книги, чтобы не потерялись.
Развернувшись, она потянулась за сумкой и, покопавшись там, достала перо и чернила. Пощекотав подбородок кончиком пера, Гермиона прикусила губу в раздумье и медленно, словно в забытьи, начала писать.
«Я сижу здесь одна,
Здесь холодно,
Так холодно,
Без твоих объятий,
Я чувствую себя опустошённой,
Такой уязвимой,
Когда тебя нет со мной рядом,
Где же ты?
Я чувствую себя цельной, только когда твои губы прижимаются к моим,
Я становлюсь собой, только глядя в твои глаза,
Ты мне нужен, чтобы обрести себя,
А когда тебя нет – это невозможно.
Ты всегда держал слово,
Всегда выполнял обещания,
Теперь же это так сложно —
Просто быть честным.
Ты говорил, что любишь меня,
И я верила твоим словам,
Но вот я сижу
Снова одна,
И хотя я изо всех сил пытаюсь убедить себя в том, что ты уже идёшь,
Что ты сдержишь слово,
Я знаю, что этой ночью снова…
Я останусь,
Совершенно,
Абсолютно…
Одна».
Гермиона долго просидела в абсолютной тишине, а потом начала медленно перечитывать то, что написала. Она сама не поняла, откуда пришли к ней эти слова. Их подсказало не сердце, но точно сказать она не могла. Она снова и снова перечитывала строчки, даже когда на глаза стали наворачиваться слезы. Мысли всплыли из подсознания? Неужели именно такие чувства таились в глубине ее души?
И только когда одинокая слезинка скатилась по щеке и упала на слегка пожелтевший пергамент страницы, Гермиона пришла в себя. Поняв, что сейчас закапает слезами дневник, она резко вырвала страницу и уже хотела смять, но ее внимание привлек шум крыльев.
Ее щеки, залитые слезами, блестели в лунном свете. Гермиона вскочила на ноги, сжимая в дрожащих руках пергамент.
Завидев за окном щебечущий комок перьев, Гермиона озадаченно нахмурилась, соображая, что бы это могло быть. Темнота и слезы, застилающие глаза, не давали ей разглядеть, что же это такое, к тому же, существо носилось как бешеное, отчего разобрать, кто это, было еще труднее. Но что бы это ни было, оно ее узнало и пулей влетело в башню.
Вовремя нагнувшись и закрыв голову руками, Гермиона сразу же догадалась, что это был за болтающийся в воздухе комок перьев.
— Свинристель… Что ты здесь делаешь? – глухо спросила она.
Радостно щебеча, Свин нарезал круги по башне, его уханье приглушала полевая мышка, которую он держал в клюве. Гермиона поморщилась, когда Свин бросил «подарок» к её ногам.
— Спасибо… Свин… — поблагодарила она медленно, тяжело сглотнула и отступила на шаг от мышиного трупика. Маленький совёнок продолжал кружить у нее над головой, ухая уже громче, потому что теперь мышки в клюве у него не было.
— Ты охотился, да? – наморщив нос, Гермиона посмотрела на мышку. – Эээ… умница…
Каким-то образом Свин почувствовал, что голос у Гермионы слишком ровный и, жалостливо ухнув, приземлился у её ног, клювом пододвигаял к ней мышку, словно это должно было ее утешить.
Гермиона не смогла удержаться от слабой улыбки, наклонилась и почесала его под клювом указательным пальцем.
— Спасибо, Свин, — прошептала она и совершенно непонятно почему всхлипнула и разрыдалась.
Угрюмо заухав, Свин подобрался к ней поближе, пощипывая клювом пергамент в её руках, и уставился на неё своими огромными круглыми глазищами, полными надежды.
— Хочешь доставить это? — рассмеялась она, утирая слезы. – Вообще-то, это не надо доставлять, я собиралась выбросить это в мусорное ведро.
Свинристель, казалось, хотел развеселить Гермиону любым способом и был совершенно уверен в том, что доставка её письма – это то что надо. Громко чирикнув, он начал подпрыгивать, бешено хлопая крыльями и протягивая ей тощую, костлявую лапку.
— Свин, — она вздохнула, — не надо… — умолкнув, Гермиона задумчиво нахмурилась, глядя на пергамент. Может, будет лучше, если Драко узнает, что она чувствует… Если поймёт, что с ней происходит, когда он выкидывает такие вот фокусы. Если бы только он послал ей сову и предупредил, что не может прийти, это избавило бы её от слёз, от боли, от дурного предчувствия. Решив провести эксперимент, Гермиона, поджав губы, плотно свернула пергамент и закрепила в кожаной петле на лапке Свина, еле сдерживающего восторг. Он запрыгал вверх-вниз с удвоенной энергией, ощутив себя очень, очень важным совенком.
— Так, — сухо заявила Гермиона, тщательно прикрепив письмо к его лапе, — тебе надо доставить его Драко Малфою лично в руки. – Гермиона взяла Свина в ладони и еще раз отчетливо произнесла имя Драко, кивая на каждом слоге:
— Дра-ко Мал-фой, понял?
Ухнув в ответ и успокаивающе ущипнув её за указательный палец, Свинристель захлопал крыльями в её ладонях, собираясь лететь.
— Ладно, возвращайся, как только доставишь письмо, — сказала она и выпустила сову в окно. На секунду ей показалось, что он забыл, как надо летать, у Гермионы аж рот приоткрылся, когда он камнем стал падать на землю, но почти сразу же (к её большому облегчению) пришёл в себя и уверенно полетел к лесу.
Уголки губ Гермионы заметно опустились. Куда он, чёрт побери, летит? Ему и надо-то было всего лишь долететь до гостиной Слизерина… которая находилась вовсе не в той стороне, куда полетел Свин.
Вцепившись в подоконник, Гермиона высунулась из окна.
— Свин! Свин! – изо всех сил звала она.
Но крохотный совёнок все летел и летел, уже превратившись в чёрную точку. Гермиона опять была на грани слёз. Он что, понёс письмо Люциусу Малфою? Он решил поохотиться, прежде чем доставить письмо? Или Свин и в самом деле такой глупый, как всегда утверждал Рон? Застонав, она отвернулась от окна и, прислонившись к холодной каменной стене, медленно сползла по ней на пол.
— Что я натворила? – хрипло прошептала она и уронила голову на руки.
_______________________________________________________________________
*вот и мне интересно. И как вы думаете, что будет дальше?*
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 78 | Нарушение авторских прав