Глава одиннадцатая.

ОТЕЦ И ДОЧЬ

С детьми всегда два состояния. Пока ребенок маленький, все ждешь, пока он от тебя отстанет. А когда ребенок взро­слый, все ждешь, пока он о тебе вспом­нит и пристанет ради чего-нибудь, кро­ме денег.

Йозеф Эметс, венгерский философ

Невзрачная машинка остановилась у подземного перехода, ведущего к метро «Китай-город». Печаль­ный Рыцарь припарковался. Вышел. Выпустил Рину.

- На подземке поедем? — спросила Рина.

Завьялов покачал головой. Он выглядел измучен­ным. Все время, пока они толкались по московским пробкам, ему трезвонил влюбленный сервер и тре­бовал бабочку. Они спустились по лестнице и оста­новились у светлых, плотно подогнанных камней.

- Знаешь, что это? — спросил Рыцарь. — Остатки укреплений Белого города. Когда-то над нами была огромная стена, окружавшая весь центр.

Рина погладила камни. Они были настолько ог­ромные, что с трудом представлялось, как их подни­мали до изобретения кранов. И как их вообще при­везли в Москву.

- Вообще-то Китай-город — это территория первошныров. Когда-то здесь были наши подземья, — сказала Рина.

Завьялов усмехнулся:

- Сочувствую. Жизнь не терпит пустот. Что за­бросили шныры, то досталось...

-...ведьмарям, — задиристо подсказала Рина.

- Трем фортам, — поправил Рыцарь.

По переходу прохаживался низколобый мужчи­на со зверским лицом. В руке у него был огромный букет роз. Рина некоторое время напряженно раз­мышляла, зачем ему букет. Потом разобралась. Все смотрели на букет и не замечали, что в другой руке мужчина держит большой бумажный пакет из гипермаркета, из которого выглядывает обмотанная кожа­ными полосами ручка топора.

- Свои! — сказал ему Завьялов.

- Свои все дома сидят! — неприветливо ответил звероподобный и, воровато оглядевшись, коснулся одного из камней в трех местах.

Чтобы это проделать, ему пришлось переложить букет в другую руку. При этом одна из роз смести­лась, и Рина разглядела внутри букета прикрытый розами деревянный короб магазинного арбалета. Берсерки Тилля такими арбалетами не пользова­лись.

«Значит, Гай уже здесь!» — подумала она, понимая, что сейчас, быть может, последнее мгновение, когда еще можно убежать.

Камень тяжело провернулся на тайном шарнире. Открылась узкая щель. Первым в щель протиснулся Завьялов, за ним Рина. Едва они сделали несколько шагов, как камень встал на место. На мгновение Рину затопило ужасом. Слепо колотя кулаками, она рвану­лась назад, ударилась грудью о холодный влажный камень и опомнилась, лишь услышав зовущий ее го­лос Завьялова. А ведь были люди, которых замуровывали в городских стенах, оставляя умирать. Какой му­чительной была их смерть!

- Спокойно! — вполголоса сказала себе Рина. — Мы еще искупаемся в бензине с сигаретой в зубах!

Еще через десяток шагов коридор расширился. Здесь уже не было так темно. Голубоватый свет со­чился прямо из камней.

- Держись ко мне поближе! Ступай только туда, куда и я! — посоветовал Печальный Рыцарь.

- А что такое? Ловушки? — спросила Рина с опа­ской.

- Да, — отозвался Завьялов. — Еще первошныры ставили. Мы теряли здесь слишком много людей.

— Вы?

— Ну больше белдосики и берсерки. Невозмож­но объяснить берсерку разницу между амазонитом и жадеитом. Или серпентином и хлоритом. А пер­вошныры именно так предупреждали о ловушках. Идешь себе спокойно. Вокруг банальный известняк или сланцы — и вдруг ни с того ни с сего вкрапился Лабрадор с триклинной сингонией. Ну, значит, будь начеку!

Рина усмехнулась. Да уж. В каменном деле шны­ры знают толк, потому что это помогает отыскивать закладки. Тут что-то одно — либо бестолково рой, как трактор, в тех местах, где уже рыли до тебя, либо умей наблюдать и подмечать, где какая порода вы­ходит на поверхность. Кавалерия и Меркурий с за­крытыми глазами, лишь на ощупь, узнают и назовут любой камень. И предскажут, какие другие минералы и кристаллы могут оказаться поблизости. И стоит ли вообще здесь искать закладку. Даже старшие и сред­ние шныры неплохо секут в камнях. Лишь младшие, по словам Кавалерии, пребывают пока «в инфантильной дреме головного мозга».

- А вы были в ШНыре? Ныряли? — спросила она у Завьялова.

Печальный Рыцарь остановился. Рина почувство­вала, что вопрос ему неприятен.

- Я убил свою пчелу, — сухо ответил он.

- Пчелу нельзя убить. Их и в кипятке варили, и чего только не делали, — сказала Рина.

- Я убил ее недоверием. Она все звала меня, пол­зала по руке, по щеке, а я все не шел. А однажды стало слишком поздно, и она умерла. Хотя в кипятке я ее не варил. Даже пытался кормить ее медом, — сказал Пе­чальный Рыцарь.

Рина недоуменно моргнула.

- А маршрутка номер Н вас разве не... — начала она.

- Да. Разумеется. Но я пробыл там недолго и ушел, — отозвался Завьялов. — Пообещал себе, что приду завтра. Потом — что приду через неделю. По­том — что через месяц. Ну и дальше уже ясно. У мно­гих бросивших шныров пчелы не умирают, а у меня умерла. Наверное, я действительно был способен на многое, но...

Он махнул рукой и дальше шел уже не оборачива­ясь. Через пару минут им снова попался берсерк, пря­тавшийся в вырубленной в стене нише. В вежливом определении Рины это был «сильный психический тип», то есть психопат с топором.

- Пароль! — прорычал он, выступая прямо перед ними.

- Альберт Федорович будет недоволен, — ото­звался Печальный Рыцарь, и берсерк, почесав пальцами щетину, которая издавала звук ежиных колю­чек, неохотно уплелся в нишу.

Рина и ее провожатый проследовали дальше.

- Это что, пароль такой? — прошептала Рина.

- Причем универсальный, — ответил Завьялов.

Вскоре после встречи с берсерком коридор завер­шился тупиком. Спутник Рины извлек из кармана два матовых стеклышка на цепочках. Одно оставил себе, другое протянул Рине.

- Прыгун? — спросила она, качнув стеклышко за цепочку.

Повелитель серверов с тревогой взглянул на нее. Потом наклонился и шепнул на ухо:

- Чисто дружеский совет! При Гае не щеголяй ос­ведомленностью! Его бесит, что шныры знают о пры­гунах. Я вообще не должен был вести тебя здесь, но мы опаздывали.

- Разве встреча не тут? — удивилась Рина.

- Нет, конечно. Однако на «Китай-городе» есть проход, и многие предпочитают им пользоваться.

Рина приложила стеклышко к глазу и увидела дверь, приблизительно и без особого старания на­черченную углем.

- Готова? Идем!

Печальный Рыцарь шагнул и исчез. Рина немного выждала и последовала за ним. Каменная стена про­рвалась как бумага. Рина, не ожидавшая, что все про­изойдет так легко, не устояла на ногах, но, едва кос­нувшись коленом пола, сразу вскочила.

Она находилась в коридорчике обычной москов­ской квартиры. Причем стояла совершенно одна. Ее спутник уже куда-то исчез. Коридорчик был не то чтобы тесный, но захламленный. Пахло птичками, котиками и старой кожей громоздких, благонадеж­ных диванов. На врезанной в стену вешалке, капая слезами уличного дождя, болталось несколько зон­тов. Под вешалкой валялись разрозненные пуши­стые тапочки, а между ними, довольно неожиданная в этой мирной обстановке, стояла прислоненная к стене секира.

Рина, ожидавшая чего-то совсем другого, вертела головой, пытаясь понять, где она.

— Не разувайся! Не разувайся! Проходи прямо и обуви! — издали закричал кто-то, кого Рина пока не видела.

Рина осторожно двинулась на голос. К коридор­чику примыкала узкая темная комната, в которой по правую руку угадывался стеклянный шкаф. Рина прошла сквозь нее. При каждом шаге паркет под но­гами потрескивал, а в стеклянном шкафу позванива­ли блюдца. За темной комнаткой оказалась еще одна и еще... И в каждой комнате обязательно таился шкаф, обязательно потрескивал паркет и обязательно вздрагивали блюдца.

Вскоре Рина уже почти бежала. Почему-то эта анфилада ужасно пугала ее, хотя она примерно по­нимала уже, что это одна и та же комната. Ей даже пришло на ум, что она замурована здесь и теперь так будет всегда. Дурная бесконечность повторяющих­ся ситуаций. Блюдца, блюдца, комнаты, комнаты. И ШКАФ.

Под конец Рина уже бежала так быстро, что, выр­вавшись из очередной зеркальной тьмы со шкафом, оказалась прямо посреди огромного, раздвинутого до безграничности зала. Яркий свет ослепил ее. Она остановилась, невольно прикрыв глаза сгибом руки. Вокруг гудели голоса. Голосов было много, очень много.

Рина отняла руку. Увидела нарядных дам, мрачных берсерков, пухлых дельцов, бойких молодых людей, девушек. Все кипело. Все двигалось. Жило. Официан­ты в черных фраках скользили по паркету с подноса­ми. Рина поняла, что попала на общий сбор всех трех фортов.

Когда разогнавшаяся в повторяющихся комнатах Рина так неосторожно ворвалась в зал, множество лиц повернулось к ней. Даже живая музыка на балко­не и та дрогнула и провалилась куда-то, потому что маэстро, спиной почуяв тишину, на миг забыл дири­жировать и опустил смычок.

Издали к Рине, всплескивая ручками, уже устрем­лялся Дионисий Тигранович, который и кричал на­счет тапочек За ним, как два черных крыла, неслись Младочка и Владочка. Все трое были сплошная уко­ризна. Рине стало окончательно ясно, что сбор всех фортов происходил в его квартирке.

- Котик тебя так ждал! Так ждал! Ты где была? — закудахтал Белдо.

- Там комнаты! — испуганно оглядываясь, пожа­ловалась Рина.

- Ах да! Младочка, коза такая, напугала с пятым из­мерением! Я попросил ее сделать попросторнее, а она взяла да и размножила гостевую комнатку! Ну не глупо ли? Там даже лампочка перегорела! Раньше одну надо было менять, а теперь десять! Какой расход! Какой рас­ход! — пискнул Белдо и туг же, не переставая ворчать на Младочку, обнял Рину своими мягкими ручками.

Рина хотела вырваться, да куда там! Поверх Диони­сия Тиграновича ее уже обняла Млада, а поверх Млады — Влада, которой пришлось обнимать уже сразу троих. Так они и стояли точно огромный бутерброд. И Рина понимала, что, если сейчас резко рванется, они вчетвером просто грохнутся на пол.

- Каждый человек, чтобы не одичать, должен по­лучать в день восемь обнимашек! Мы даже на кален­дарике их отмечаем точечками! — проворковал Дио­нисий Тигранович.

- Мы обволакиваем тебя любовью! Тебя и Владочку! — добавила Млада, незаметно впечатывая острый каблучок в ногу Влады, которая только что из изощренной мести огрызла ей сережку.

Наконец Рине удалось выскользнуть. Встопорщен­ная как воробей, она ощущала себя настолько «обволокнутой» любовью, что ей хотелось схватить из коридора секиру и покрошить тут всех в капусту.

- А вот и мой котик! Посмотри, какая прелесть! Ну разве он не чудо? Разве его не хочется затискать до смерти? — умилился Белдо, хватая Рину за руку подтаскивая к атласной подушке.

На подушке лежал виновник торжества — до бе­зобразия жирный белый кот — и равнодушно отво­рачивался от деликатесного кусочка рыбки, который протягивала ему Млада. Это был знаменитый Клавдий Мурз — вечный кот Белдо, которому, по утвержде­нию Дионисия Тиграновича, было уже сорок лет. На самом деле это был уже пятый или шестой кот с та­ким же именем. Когда Клавдий Мурз становился ста­рым, его незаметно утилизировали и заменяли моло­дым, потому что откровенно дряхлых котов Белдо не любил. А старичок делал вид, что не замечает легких изменений в расцветке и характере, потому что ему было так удобно.

- За шкирку его — и на балкон! И не кормить не­дели две, — брякнула Рина.

- Правильно! — внезапно обрадовался Белдо. — За шкирку! И не кормить! Я то же самое всегда го­ворю! Это все Младочка! Она вечно мне все поперек делает!

Младочка пару раз удивленно моргнула длинными ресницами, но спорить не стала. Белдо держал Рину за руку вроде бы ненавязчиво, но цепко. Одновре­менно он скользил взглядом по залу, озабоченно ко­го-то высматривая.

«Гая?» — подумала Рина, в свою очередь пытаясь найти глазами Долбушина, которого она даже мы­сленно не называла пока отцом.

Здесь были все. Первые и даже не первые лю­ди трех фортов. Была девушка в кожаных, до локтя, перчатках. Не просто в перчатках, а в перчатках, ко­торые еще закрывались на молнии. Рина догадалась, что это та самая Рая Великанова, студентка зоотехникума, от прикосновения которой все становится шо­коладным. Не далее как неделю назад она превратила в шоколад эскалатор станции метро «Выхино», по за­бывчивости послушавшись голоса дежурной и взяв­шись за поручень.

Была тут и девушка-художница с узким, неверо­ятно красивым носом и загнутыми вверх бровями. Когда ей что-то было нужно, она касалась пальчиком каменных плеч берсерков и говорила:

- Юноши, дайте мне охристый пакет! Только ни в коем случае не желтый!

И берсерки, снося все на своем пути, кидались за пакетом. И лишь добежав до стены, внезапно останавливались и тупо спрашивали: «А охристый — это че ваще такое?»

Заметив, что Рина с удивлением посматривает на эту девушку, Белдо поймал ее за локоток и шепнул на ушко:

- Да-да-да! Это Катя Грекова!.. Ей повинуются все мужчины, даже если этого не хотят! Правда, для это­го она должна коснуться их ногтем указательного пальца.

Догадавшись, что речь идет о ней, Катя Грекова приблизилась к Белдо и кокетливо царапнула грудь Дионисия Тиграновича ноготком.

- Юноша, принесите мне минеральной водички! С газом, но без газа! — велела она.

К ее крайнему изумлению, Дионисий Тигранович остался на месте и никуда не побежал. Лицо у Кати оскорбленно вытянулось, а кончик носа побелел. Ви­димо, это был первый случай, когда ее ослушались.

- Мужчины, Катенька! Мужчины!.. Следите за губами! — противненьким голоском сказал Белдо и цепкой своей ручкой протащил Рину дальше.

У фонтана, от пенной струи которого подозри­тельно пахло баварским пивом, Рина обнаружила Кешу и Пашу Тиллей, которые, увидев ее, с явным ехид­ством привстали и произнесли «Здрасьте!».

Кеша и Паша были тут не одни, а со своим родите­лем. Грозный глава форта берсерков казался сейчас пухленьким и добреньким, как бритый Санта-Клаус. Сидя рядом с Кешей и Пашей на куцем стульчи­ке, Тилль любовался своими сыновьями. Он весь был буквально растворен в них. Они жевали и глотали, и он невольно глотал вместе с ними, точно пытался разделить их удовольствие от пищи. Когда Кеша или Паша говорили (по правде сказать, оба были не ора­торы), то и Тилль невольно шевелил губами, точно помогая им выговаривать слова.

- У вас чудесные мальчики! — не удержавшись, сказала Рина.

Кеша и Паша сердито засопели, зато старший Тилль, не поняв иронии, благодарно взглянул на нее и с одышкой признал, что мальчики да, молодцы. Ра­дуют папу. Только вот кушают плохо. И девушки у них постоянно меняются. Несерьезный подход, потому что ему уже хочется поскорее стать дедушкой.

И с печалью в глазах Тилль уставился на Рину, точ­но ожидая, что она сейчас кинется помогать вопло­щать его мечту. Из неудобного положения Рину вы­ручил Дионисий Тигранович.

- Не надо нам никаких колясок! Нам учиться на­до! На двушечку нырять! Закладочки людям прино­сить! — прощебетал он и, утягивая Рину от Тиллей, повел ее за собой.

- Ты произвела на них выгоднейшее впечатле­ние! — сказал он Рине. — Когда женщина уходит — хочется, чтобы она пришла. Когда женщина при­ходит — хочется, чтобы она ушла. А мы удалились и этим их сразили!

- Ну да, — сказала Рина. — Только это не рабо­тает. Когда женщина ушла, надо быстро-быстро за­крыть за ней дверь. Тогда женщина моментально остановится и начнет быстро возвращаться, притво­рившись, что что-то забыла.

Белдо захихикал. От него пахло так цветочно, и одет он был так ярко, что, окажись рядом бабочка, она непременно бы на него села, спутав его с розан­чиком.

- Да-да! Я знаю, что ни один из этих пухлых по­росят тебе не нравится! Твое сердце принадлежит другому!

- Кому? — ошеломленно спросила Рина.

Белдо от прямого ответа уклонился. Вместо этого таинственно сказал:

- Он говорил: ты шла через поле с осликом!.. Ты не поверишь, как я мечтаю иногда переселиться в Копытово! В маленькую квартирку с крошечной кухонькой, где гудел бы и трясся ночами холодиль­ник. Я сидел бы на этой кухоньке и писал мемуары, а шныры приводили бы ко мне ослика!

Рина недоверчиво уставилась на него. Как-то она плохо представляла себе Белдо в Копытово. А Мла­дочка и Владочка, интересно, где будут жить? На бал­коне?

- Но нет. Пожалуй, нет, — продолжал Дионисий Тигранович. — Это было бы слишком мучительно! Нет! Я не могу больше примерять роли, не испытывая горечи!

- Какие роли? — не поняла Рина.

- Как какие? Когда я был юн, то много читал. Сотни, тысячи книг! И легко мог представить себя в любой роли. Путешественника, пирата, благород­ного разбойника! Мое воображение подхватывало меня и несло! Я брал крепости, отыскивал клады, влюблялся сам, в меня влюблялись! Когда ты мо­лод — все роли твои. А теперь я стар, и мне оста­лись только две роли — роль дряхлого босса мафии и роль доброго волшебника. И обе эти роли мне тесны!

- Даже и доброго волшебника? — спросила Рина очень искренним голосом.

Белдо остановился, повернулся к ней и лукаво по­грозил пальчиком. В глазах у него — пожалуй, впер­вые за вечер — Рина заметила беспокойство и го­лодную, умную, хорошо спрятанную жадность. Так вышколенная собака смотрит на обедающих людей, ожидая, пока ее подзовут, но даже кончиком хвоста не решаясь выказать нетерпение.

«Ему что-то от меня нужно», — поняла Рина, и ее сердце сжалось от неприятного предчувствия.

Где-то впереди мелькнул Гай. Его мятое лицо на миг раздулось и опало между могучих спин охран­ников. Опасаясь упустить Гая и понимая, что с Риной ему не пробиться, Белдо с сожалением отпустил ее руку, подпрыгнул и засеменил в толпу, безоста­новочно повторяя «Звенитезвенитезвените!». Если кто-то не соглашался «звенить» и не успевал отодви­нуться, то отлетал в сторону — такая могучая сила таилась в тщедушном старичке с ревматическими ножками.

Едва Белдо исчез, как рядом с Риной вынырнул пе­чальный повелитель серверов и колючим подбород­ком ткнул в сторону окна:

- Ну наконец-то он ушел!.. Альберт Федорович вон там! Не желаете поздороваться?

Рина сказала, что не желает, но все же стала про­бираться к окну. Из-за пятого измерения путь к нему оказался неблизким. Завьялов куда-то исчез, а рядом с Риной возникла Лиана Григорьева, больше обычно­го похожая на юного Пушкина.

- Приветствую! — сказала она и, продолжая ка­кую-то свою внутреннюю мысль, добавила: — Что-то я в последние дни катастрофически ничего не успеваю! Я должна вогнать себя в прокрустово ложе рас­писания. Или я элементарно разрушусь!

- Почему? —• спросила Рина.

- Объем загрузов и неприятностей на одну еди­ницу времени слишком высок. Неприятности и за- грузы — это мусор. Понятно, что мусор нельзя вы­кидывать ни в раковину, ни в унитаз. Но все же у унитаза пропускная способность выше, а раковину забьет сразу. Так вот: все эти дни я — раковина.

- А мечтаете стать чем? — не удержалась Рина.

Лиана укоризненно цокнула языком.

- А ты колючка! И это, в целом, хорошо, но плохо сказывается на статистике замужеств, — сказала она.

Рина наконец пробилась к окну. Долбушин ее по­ка не замечал. Долговязый и суровый, он опирался на свой зонт. Его телохранитель Андрей, похудевший после ранения, в остальном же прежний, стоял чуть в стороне, зорко отслеживая обстановку и не забывая задиристо коситься на берсерков Тилля.

Возле Долбушина, опасаясь даже случайно кос­нуться его зонта, подпрыгивал молодой человек, похожий на чистенькую, абсолютно прирученную свинку.

Рина что-то краем уха слышала о нем. Фамилия у него была смешная — Кавунчик. «Переспрашивательная фамилия», — говорила о ней Лиана Григорь­ева, утверждавшая, что всякий человек, услышавший фамилию «Кавунчик», сразу переспрашивает: «Как- как?» — после чего хотя бы раз, но хихикнет.

Кавунчик покупал обычный ширпотреб и силой своего дара отправлял его в далекое прошлое до мо­мента его изобретения. Не так давно, например, он через венецианских купцов впарил турецкому султану лазерную указку и куклу, которая при нажатии на живот пела песенки. Используя лазерную указку для управления кораблями, султан двигал в море свой флот. Отыскивать же в песенках куклы пророческий смысл собирались мудрецы со всего Востока. Когда в куколке закончилась батарейка, безутешный султан утопил в мешках весь свой гарем, казнил хранителя сокровищницы и послал шнурок главному визирю.

При всем при том дела Кавунчик вел аккуратно, стараясь не слишком влиять на историю.

Рина остановилась от Долбушина шагах в двух и стала ждать, пока он ее заметит. При этом она ровным счетом ничего для этого не предпринима­ла. Просто стояла и смотрела. У Лианы Григорьевой хватало ума не засвечивать Рину подачей каких-либо звуков. Она находилась чуть позади и тоже ждала. Так они стояли не меньше минуты, а Кавунчик все бор­мотал. Как Рина поняла, он выпрашивал у Долбушина разрешения загнать какому-то древнему македонско­му правителю несколько детских книжек для его сы­нишки. Хороший мальчик, любознательный.

- Надеюсь, будет не как в прошлый раз? — недо­вольно спросил Долбушин.

Кавунчик слегка поднапрягся, соображая, какой раз мог быть назван прошлым. Видимо, накладок слу­чалось немало.

- А что... — начал он.

- А ничего! — отрезал глава форта. — Кто недав­но отослал в прошлое партию молний для брюк?

- Да что там молнии, я вас умоляю! Мелочь для венецианских модников! — залебезил Кавунчик.

- Да, — ехидно согласился Долбушин. — Вот только завернуты они оказались в вырванные странички из комиксов с машинками, вертолетами и под­водными лодками. И попали эти странички к маль­чику по имени Леонардо!

Кавунчик очень смутился. Покраснел горячими, с четкой границей пятнами, как краснеют только пухлые и очень белокожие люди. Заерзал на месте. Рина не выдержала и засмеялась, просунув конопа­тый нос между плечами людей, загораживающих ее от Долбушина. Глава форта услышал ее смех, вздрог­нул, повернулся. В глазах его плеснула радость, кото­рую он попытался скрыть, заместив ее деловым вы­ражением. И это тоже было смешно. На мгновение он показался Рине даже забавнее хитрюги Кавунчика. И уж конечно бесконечно роднее.

- Так да? Альберт Федорович, вы разрешаете по­слать книжки? — быстро спросил умный Кавунчик, нарочито втискиваясь между Риной и Долбушиным.

- Да-да-да, — Долбушин нетерпеливо махнул ру­кой, чтобы тот поскорее куда-нибудь сгинул, прова­лился, в общем, исчез. Кавунчик закивал и, очень до­вольный, улетучился.

- У меня такое чувство, что я знаю, про что будут эти книжки. Какие-нибудь военные энциклопедии. И правителя, скорее всего, зовут Филипп. Он одно­глазый. А его малютку-сына зовут Александр, — ска­зала Рина.

- Думаешь, они читают по-русски? — усомнилась Лиана.

Вряд ли. А зачем? В детских книжках есть кар­тинки!

Озабоченно хмурясь, Лиана двинулась отлавли­вать Кавунчика, но тот, спеша поскорее улизнуть, ка­тился через толпу как бильярдный шар. Кругленькая форма его живота весьма способствовала этой бильярдности.

- Не. Не пойду. Мне все ноги отдавят... Пусть себе завоевывают мир, если им больше делать нечего. Бед­ная слабая женщина в это вмешиваться не будет, — отказалась она.

Рина уже была рядом с Долбушиным. Тот со щел­чком открыл зонт, отгородив отцу и дочери очень маленькое, но все же только их собственное место в мире.

В первые секунды Рине, вытащенной сюда про­тив ее воли, хотелось ворчать. И она начала было, но быстро ощутила, что ее ворчание не имеет силы. То есть она, может, и ругалась, но и сама себя не слы­шала, и Долбушин смотрел на нее необыкновенно радостно.

- Тьфу! — сказала Рина, невольно поддаваясь этой радости. — С тобой и не поссоришься! Ты се­годня как сухарь с вареньем!

«Сухарь с вареньем» рассеянно моргнул. Сравне­ние его явно не восхитило. К тому же в этот момент под зонтом, прикрывавшим их от посторонних, ухи­трилась проскользнуть Лиана. Долбушину это не понравилось. Он хотел пользоваться обществом до­чери в одиночестве.

- Принеси, пожалуйста, мне... э-э... чашку, — ска­зал он первое, что пришло ему в голову.

- Чашку? — удивилась Лиана. — Зачем?

- Я что, не могу попросить чашку? — возмутился Долбушин.

- Да можете, наверное... Вот, кстати, и чашка!

И Лиана сунула шефу чашку, которую держала в руке.

- Эта чашка влажная! — сказал Долбушин.

- Ну и что? Все равно она нужна вам для мо­крых дел!

- Внутри у нее что-то липкое!

- Сахар. Но вы же все равно будете его туда класть! И вообще чашка — это предлог, если на то пошло.

Глава форта вздохнул:

- Ладно. Я вижу, что деспотом сегодня быть не получится. Аня... то есть не Аня... — исправился он, за­метив недовольную складку на лбу у дочери, — тебя хочет видеть Гай!

- Цель? — сказала Рина.

- Это важно, — ответил Долбушин. — Действи­тельно важно.

- Для кого? Для ведьмарей или для шныров?

- Для всех. Больше ничего сказать не могу;

Радость у Рины вдруг как-то сразу улетучилась.

Она уставилась на отца упрямо и зло:

- Почему ты за меня не заступился?

Долбушин оскорбленно выпрямился:

- Я заступился! Не просто заступился. Первона­чально Гай хотел, чтобы тебя выкрали люди Тилля. С огромным трудом мне удалось убедить его и... — он искоса взглянул на ручку зонта, — этих людей отка­заться от их намерений.

Рина посмотрела на лицо отца и впервые замети­ла на скуле длинную царапину. Не ссадину даже — счес. Она и раньше видела подобные счесы на пегах, когда неточно выпущенный арбалетный болт прохо­дил вскользь, не ударив наконечником, а лишь задев кожу оперением.

- Ты как Гамов, — сказала она с грустью. — Он то­же готов совершать зло, чтобы не совершилось куда большее зло. Он не понимает, что это... ну, в общем, не работает.

Откуда-то вынырнул Белдо, сияющий, как двести пять тысяч именинников.

- Мальчики! Девочки! Кисички! Котики! Посмо­трите, кого я вам привел! Вы будете так рады! Так ра­ды, что просто безюмно счастливы! — запищал он, отодвигаясь.

Привел он с собой Гая и четырех его арбалетчи­ков.

Дата добавления: 2015-12-07