Призрак по имени даля

— Что главное для шныра?

— Понимать добро и зло!

— Главное для шныра — перед тем как в седло лезть, поддевать под джинсы треники. Если зимой у человека не под­деты треники — понимать добро и зло ему вскоре расхочется.

Суповна

Макар вышел из метро. Шмыгнул носом. Оглянул­ся. Какая-то женщина, которую он случайно задел, быстро прижала к животу сумочку. Макар давно за­мечал, что от него почему-то постоянно прячут су­мочки. Небось только и есть у нее там что недавно полученные права, ветеринарная справка на право провоза кота в самолете и рублей четыреста денег в огромном кошельке-косметичке, где лежит также и помада.

Чтобы попугать женщину, Макар некоторое вре­мя тащился за ней следом, но, заметив, что она на­правляется в сторону полицейского, быстро свернул в толпу.

«Заложит еще, курица! А в полицейской базе я еще числюсь!» — подумал он и посмотрел на бумажку с адресом. Ага! Даня живет где-то там!

Данин дом имел форму карандаша. Обложенный светящимися желто-сине-красными плитами, он был виден за три квартала. Макар задумчиво хмыкнул. Он заранее знал, что в таком доме наверняка окажется консьержка и что консьержке он не понравится. У консьержек, хотя они с виду и безобидные старуш­ки, исключительный нюх на людей. Можно подумать, их берут на службу прямо с границы, где они пачка­ми ловят шпионов.

Матвей угадал. Консьержка действительно не про­пустила его, и пришлось использовать звонок другу. Даня спустился быстро. Он был в длинных шортах, красной майке и нелепых женских тапочках, бол­тавшихся у него едва ли не на больших пальцах ног. Других тапок, как оказалось, он в спешке не нашел.

Макар, не удержавшись, показал консьержке язык и просочился за Даней в лифт. Пока они поднима­лись, Макар ухитрился испачкать кнопку верхнего этажа, написав возле нее маркером «Ракета на США».

- Ты что, больной? Тут в лифте камера! — взвился Даня.

Знаю! Но я так встал, что камера только тебя снимает, — успокоил его Макар.

Родители Дани были на кухне. Через стекло бы­ло видно, как они там ходят. Макар на всякий случай полушепотом произнес неслышно-шипучее «сссть», что должно было означать «здрасьте», и просочился в комнату Дани.

Она была длинной, как пенал, и с двумя письмен­ными столами. Один был завален книгами. Другой занимал компьютер. Тут же лежал и паяльник. Для человека гуманитарного склада Даня неплохо раз­бирался в технике. Мог починить почти любой теле­фон или поменять разбитый экран у смартфона, чем активно пользовались в ШНыре.

- А я тут это... навестить тебя пришел! — сообщил Макар, трогая мелкие предметы на столе у Дани. Тот наблюдал за этим с опаской, зная, что что-нибудь мо­жет и пропасть.

- Я уже догадался, — смиренно сказал он. — Мо­жет, ты на диван присядешь?

- Зачем? — удивился Макар.

- Да так. Тебе удобнее будет.

- Сесть — это всегда успеется, — подумав, сказал Макар и присел, но не на диван, а на подоконник, от­куда был виден двор.

- Ну как ты вообще? Жизнь и все такое? — спро­сил он, начиная трогать ручку окна.

- Да ничего. Хорошая жизнь. Читаю вот, — не­охотно сказал Даня.

Макар важно покивал, одобряя факт чтения.

- Читать — это хорошо... Умный будешь, — ска­зал он.

- Я и так умный, — возразил Даня.

Макар и с этим не стал спорить:

- Родители-то как? Не удивились, что ты вер­нулся?

Даня сделал головой досадливое движение, пока­зывая, что не хочет об этом говорить. Макар опять охотно закивал. Он был вообще какой-то подозри­тельно понимающий. Не орал, не подскакивал, не хватал за пуговицы, чтобы их откручивать. Даню это тревожило.

- Ты на стекло не наваливайся спиной. Высоко все-таки, — сказал он заботливо.

- А ча мне будет? Думаешь, разобьюсь?

- Ну не разобьешься, так стекло разобьется.

- Нича ему не будет, — сказал Макар, однако на стекло наваливаться перестал.

- А наши о тебе волнуются, — продолжал он. — Спорят, как ты там. Мол, ушел к ведьмарям или не ушел. Проявился у тебя дар после закладки или не проявился. Полная непонятка с тобой, короче.

Даня остро взглянул на него:

- Что? Правда, кто-то думает, что я ушел к ведь­марям?

Макар пожал плечами.

- Да не, — лениво протянул он. — Какое там... Не­которые пытались болтать, типа Ганича. Сашка чуть по стене его не размазал... Ча, ведьмари к тебе так ни разу и не подкатывали?

- Нет, — ответил Даня сухо. — Не подкатывали. И дар пока не проявился. Так и передай, если тебя за этим послали.

Макар замотал головой, уверяя, что его никто не посылал, а это он так, от себя спросил.

- Ну нет так нет. А ведьмари ведь о тебе знают! Они такие вещи сразу просекают. У них есть кто-то в форте Белдо, кто это сразу чувствует. Ну взял шныр закладку или не взял.

- Кто? Круня? — спросил Даня.

- Не знаю. Может, и Круня. А может, и не Круня. Имеются, короче, деятели, — рассеянно отозвался Макар, явно думая уже о чем-то другом. — Слушай, друг... У меня тут к тебе дело есть. Рублей триста не подкинешь? Выручи!

Поняв, что это и есть главная причина визита Ма­кара, Даня вздохнул и открыл ящик стола:

- У меня нет трехсот. У меня вот есть две по сто и есть пятьсот одной бумажкой...

- Давай пятьсот! Я сдачу верну! — с готовностью предложил Макар.

Даня, немного поколебавшись, протянул ему день­ги. Макар взял купюру, внимательно посмотрел ее на свет и, бормоча, что на ней нет какого-то волоска, стал рыться у себя в карманах. Рылся он долго. Из­редка что-то доставал и, поворачиваясь к Дане спи­ной, разглядывал, будто боялся, что Даня подглядит, сколько у него денег.

- Странно... С пятисот у меня сдачи нет, — озабо­ченно сказал Макар. — Все какие-то сильно крупные. Давай еще две по сто.

И он решительно протянул руку.

- Зачем? — не понял Даня.

- Как зачем? Чтобы я сдачу с крупной мог дать...

Даня, не сообразив, как можно сдать сдачу с пяти­сот, получив две по сто от того, кто дал тебе и пять­сот, все же протянул ему еще двести. Макар опять стал рыться в карманах, изредка с подозрением по­глядывая на ковер и будто подозревая, что потерял деньги где-то у Дани в комнате и тот теперь сможет их прикарманить.

- Надо же... нет ничего! — признал Макар нако­нец. — Кажись, я Сашку с утра выручил. Он вечно без копейки сидит. Может, подкинешь еще триста для ровного счета? Тогда я буду должен тебе тыщу. А?

- У меня нет, — твердо сказал Даня.

- А у родителей? У родителей есть? — быстро спросил Макар.

- У родителей тоже нет! — сказал Даня еще ре­шительнее.

- Ча, вообще никак? Совсем без денег сидят? — удивился Макар.

- Да, — сказал Даня. — Совсем.

- А едят что? Одну перловку?

- Да, — заверил Даня.

- Быть такого не может! Давай я сам у них спро­шу! Может, завалялась где тысчонка-другая?

- НЕ НАДО! — очень медленно сказал Даня и за- чем-то взял со стола молоток.

Макар посмотрел на молоток, вздохнул и сми­рился.

- Чего ты завелся? Я же пошутил! — сказал он ми­ролюбиво.

- А я посмеялся! — ответил Даня.

Теперь, когда Макаденьги уже были получены, можно было бы и уйти, но уходить без соблюдения политеса Макару не хотелось. Он подошел к Даниному столу и стал перебирать книги.

- Ни-ко-лай Ле-с-ков, — чуть ли не по слогам прочитал он. — И что? Николай Лесков жив или умер?

- Умер, — сказал Даня.

- Во год какой кривой!

В голосе Макара сквозило бесконечное удивление. Человек умер, а кто-то книжки его читает и вроде как с ним беседует. Во дела! Просто какое-то вызывание духов.

Даня кашлянул.

- Ну ты еще заходи! — сказал он бодро.

- Обязательно, — пообещал Макар и, испытывая облегчение ничуть не меньше Даниного, зашлепал к дверям.

Даня на всякий случай опять проводил его до консьержки. У них в подъезде почти на каждом эта­же стояли где велосипеды, где коляски, где дорогие лыжи, и он немного опасался, что одна из этих вещей может случайно увязаться вслед за Макаром, ладони которого были чем-то вроде громадного магнита.

- Ну давай пять! — сказал Макар, когда запищал замок и Даня открыл перед ним подъездную дверь. — Не скучай тут, брат! Кавалерии что-нибудь передать?

- Привет передавай, — сказал Даня.

Макар важно кивнул и зачем-то посмотрел на Да­нины руки, будто привет был чем-то вроде пакета, который ему предстояло захватить с собой.

- А я тут это... ныряю, — сказал Макар, в послед­ний момент вспоминая, что не все еще рассказал. — Мы почти все ныряем. Ну, младшие шныры в смысле. И, представляешь, никто пока закладки не прикарма­нил. Сильно, да?

- Пока! — повторил Даня с нажимом. — До свида­ния! Иди осторожно! Тут вот ступенечка!

- А ча такое? — удивился Макар. — Ну пока! Странный ты!

Он сунул руки в карманы и вперевалочку зашар­кал к метро, не замечая, что из припаркованной се­рой машины за ним внимательно наблюдают двое мужчин.

Даня вернулся в кабину лифта и, пока лифт под­нимался, попытался стереть надпись «Ракета на США». Увы, надпись не стерлась, только палец запач­кался.

У себя в комнат е Даня обнаружил своего родителя, Андрея Викторовича. Долговязый и грустный, чем-то похожий на нахохленного мерзнущего журавля, ро­дитель стоял у стены и разглядывал пробковую доску, разноцветные кнопки на которой были пришпилены так, что образовали число «3».

- Что значит «три»? — спросил Андрей Викто­рович.

- Тебе будет неинтересно! — недовольно ото­звался Даня.

Андрей Викторович обиделся.

- Давай предположим, что мне это будет инте­ресно! — сказал он.

- Ну хорошо, — уступил Даня. — «Три» означает количество напрасно убитых сегодня часов. Два часа я перезаливал систему, которую можно было и не пе­резаливать. Двадцать минут простоял перед зеркалом, пытаясь определить, действительно ли мои мышцы такие дохлые или мне это только так кажется. Еще сорок минут слабовольно читал глупый журнальчик, который мама забыла на кухне. Итог: три часа поте­рянного времени. Десять тысяч восемьсот секунд.

Андрей Викторович ковырнул пробковую доску пальцем, проверяя, не крошится ли она.

- Ладно... А если бы ты, допустим, час прождал ав­тобуса? Это бы вошло в потерянное время?

- Нет. На остановке я бы читал книгу на телефо­не. И это было бы уже не убитое, а вынужденно из­расходованное время. То есть не моя вина! — буркнул Даня. Ему хотелось побыть одному, грустя о ШНыре, а приходилось отвечать на глупые вопросы.

Андрей Викторович присел на угол дивана. Своего сына он уважал и немного побаивался, не понимая, как он, скромный начальник небольшого банковско­го отделения, ухитрился породить такое вот ученое чудо.

В кухне что-то упало. Даня и Андрей Викторович разом повернули головы. На лице у отца Даня заме­тил беспокойство и страх. Андрей Викторович, человек умный и осторожный, всю жизнь боялся свою жену. Мама у Дани, прекрасная хозяйка и вообще совершенство во всех отношениях, одновременно была женщиной внезапных решений. Задумается-за­думается, а потом — бац! Могла внезапно, по одной случайной статье в Интернете, уехать на другой ко­нец страны к какому-нибудь костоправу и пропадать там неделю. Или купить вечером стеллажи и трое суток, не ложась спать, их собирать, никого другого к ним не подпуская. И вроде как это было нормаль­но... ну доктор, ну стеллажи — вполне одобряемая об­ществом деятельность, — но все равно становилось немного не по себе.

Когда Даня был маленьким, он часто вставал но­чью, осторожно заглядывал к родителям в комнату и проверял, на месте ли мама. Не ушла ли пешком на Камчатку, не выпиливает ли лобзиком шкаф. Потом на всякий случай прятал ее обувь, возвращался к себе в постель и спокойно засыпал.

Шум на кухне не повторился. Андрей Викторович с облечением тряхнул головой и слабо улыбнулся.

- Ты поэтому не согласился, чтобы мама купила тебе велосипед? Чтобы не терять времени? — спро­сил он.

Даня перестал вертеть в руках компьютерную мышь и поднес ее к глазу, ослепив себя красным ди­одом.

- Не то чтобы я совсем не хотел. Но она собира­лась купить мне слишком крутой велик. Я бы неволь­но влюбился в него. Стал бы искать дополнитель­но оборудование, бродить по форумам. По самым скромным подсчетам, велик сожрал бы у меня часов сто сорок в год, из которых, собственно, на катание я потратил бы... ну часов двадцать от силы. Да что там двадцать — десять!

- Но ты же должен иногда гулять!

- Иногда я и гуляю, — подчеркнул Даня. — Опять же, я хочу сам решать, куда мне направлять свои сто­пы, а не чтобы за меня это решал мой велосипед.

- Вещи освобождают время! Например, очень удобно иметь машину, — осторожно оспорил роди­тель.

Даня усмехнулся:

- Да уж. Покупаешь покрышки, платишь штрафы, а в свободное от штрафов и покрышек время возишь родственников, которые, кстати, гораздо быстрее до­брались бы на метро.

Андрей Викторович сердито поднялся. До чего же это сложно — разговаривать со взрослым сыном! А тут еще жена зудит: «Поговори да поговори. А то сидит у себя в комнате как таракан и не пойми чего делает». Шаркая тапочками, он дошел до двери. Оглянулся. Даня, как и прежде, держал у глаза мышь, слепя себя красным огоньком. Кажется, просто ждет, пока отец уйдет.

- До свидания, дедушка! — сказал Андрей Вик­торович и, позволив себе эту маленькую месть, при­крыл дверь.

Даня моргнул. Ему понадобилось не меньше ми­нуты, чтобы понять, что отец пошутил. Ишь ты! «До свидания, дедушка!» Это кто тут дедушка?

Даня проторчал у себя в комнате до вечера. Лежал на животе на диване и, вытянув руку, включал и вы­ключал лампу. Щелк-щелк. Настроение у него было кошмарное. А все из-за Макара! Пришел, взбудора­жил.

Значит, в ШНыре некоторые болтают, что он ушел к ведьмарям? Чудесно! А еще чудеснее, что свойст­ва закладки в нем до сих пор никак не проявились. Мало того что закладку он взял случайно и вылетел из-за нее из ШНыра, так еще и дара никакого не по­лучил.

Лампочка вспыхнула ярче обычного и погасла, почернев изнутри. Все. Довыключался. Даня рывком встал с дивана и стал одеваться. Он решил, что дол­жен пройтись. Продышаться. Иначе он не сможет успокоиться.

Перед тем как выйти на улицу, Даня заглянул на кухню, чтобы перехватить пару бутербродов. Его ма­ма, Галина Сергеевна, сидела за столом и, читая книгу «Готовим в пароварке», делала в ней отметки каран­дашом.

Даня посмотрел на маму с некоторой опаской. У мамы было два настроения: первое — бегательное, второе — умиротворенное. Сегодняшнее настрое­ние, кажется, было умиротворенным. Это выдавала уже и кулинарная книга в руках. В бегательном на­строении мама кастрюльками не интересовалась, и готовил папа.

- Какой мальчик хороший! — воскликнула она, увидев Даню. — Он к тебе в гости приходил?

Даня на секунду опешил, глазами ища вокруг себя хорошего мальчика, а потом понял, что мальчик — это Макар, которого мама невесть как углядела через стеклянные двери кухни.

- Ответ утвердительный. В гости, — признал Даня.

Мама закивала:

- Жалко, что он был так недолго! Ты его чем-ни- будь обидел?

—- Да. Бил ногами, — отозвался Даня.

Галина Сергеевна укоризненно покачала головой. Таких шуточек она не любила.

- Он где-то недалеко живет? Пусть каждый день приходит. Сможете вместе играть.

- Обязательно, — пообещал Даня. — Он такой, что и каждый день будет приходить. Только деньги готовить не забывай.

Последнюю фразу он, впрочем, произнес тихо и себе под нос. Мама, не расслышав, повернула к не­му лицо. Дане стало жаль ее. Она постоянно пыталась поговорить с ним, найти общий язык, но при этом использовала лексикон, будто он был в старшей груп­пе детского сада. Он подошел к ней и неловко обнял. Мама, благодарно прижавшись к сыну, затерялась у него где-то в районе груди. Какая же она маленькая!

- Ты гулять? Возьмешь мусор? — спросила она.

- Всегда мечтал гулять с мусором, — проворчал Даня, но отказываться не стал.

Его родители из экологических соображений веч­но собирали мусор несколько дней подряд, разби­рая его по сортам. Потом у них не хватало терпения, и они сваливали все в одну какую-нибудь коробку из-под телевизора, которая получалась такой здоровен­ной, что не пролезала в мусоропровод. Выбрасывать полупустую коробку было жалко, и она заполнялась еще несколько дней. В результате в ней начинали происходить сложные химические процессы, и окно приходилось держать круглосуточно открытым.

Вот и сегодня все было примерно так же. Опять мусор, и опять в коробке. Неся коробку прижатой к груди и одновременно отворачивая голову, чтобы не дышать гадостью, Даня вышел из подъезда. У кирпичной загородки работала оранжевая машина. Му­сорщики — молодые коротенькие парни в синих комбинезонах — только-только отстегнули от подъ­емника пустой контейнер.

«Бедные! — мельком подумал Даня, глядя на них с некоторым превосходством. — Им досадно отто­го, что их труд бесполезен. Они увезут мусор, а че­рез день контейнер опять полон. Начинай все за­ново!»

Философствуя в этом направлении, Даня подошел к мусорке (почему-то оба коротеньких мусорщика на него внимательно смотрели) и, высоко подняв свою коробку, бросил ее в контейнер. Еще раньше, чем она грохнулась о пустое дно и звук ее раскатился эхом, оба мусорщика пришли в движение и Даня почувст­вовал, что сейчас начнутся неприятности.

Даня был провоцирующего роста, но лицо при этом имел не грозное, а немного щенячье. Поэтому многим хотелось с ним подраться. Особенно часто почему-то мужчинам небольшого роста, которые чуть ли не с табуретками по улицам бегают, только бы дать кому-нибудь в нос.

- Эй, удлиненный! Для кого убираем? — заорал один, хватая Даню за рукав.

- Для нас.

- Для кого «для нас»?

- Для народа, — торопливо добавил Даня и этим себе только навредил, потому что они услышали, что голос у него испуганный.

- Так какого клоуна ты мусор в контейнер швы- ранул? Не видишь: машина рядом стоит? В машину нельзя было?

- Прошу прощения! Я пребывал в некотором за­мешательстве, вызванном нестандартностью ситуа­ции!

Даня растянул губы в жалобной улыбке интеллек­туала, который просит простить его за рассеянность. На первого мусорного гнома, вцепившегося ему в ру­кав, жалобная улыбка не подействовала, зато второго смягчила.

- Да оставь ты его, Ген! Идем! — сказал он.

- Оставить? Это можно. Отчего же не оста­вить? — охотно согласился первый гном.

Пальцем он зачем-то ласково провел по Даниной куртке — примерно там, где у того было солнечное сплетение, а потом стал отворачиваться, будто соби­раясь вспрыгнуть на подножку мусорной машины. Он еще не до конца повернулся, а Даня уже безоши­бочно определил, что его сейчас ударят. Он неуклю­же отскочил, и очень вовремя, потому что кулак гно­ма уже несся к его животу.

Убедившись, что удар не достиг цели, мусорный гном, поначалу желавший, как видно, ограничиться одним тычком в живот, озверел. Выкатив глаза, он бросился на Даню и стал осыпать его беспорядочны­ми ударами. Даня же, окончательно растерявшийся, вместо того чтобы бежать к подъезду, позволил при­жать себя к кирпичной стене мусорника.

Ему стало очень страшно. И одновременно сквозь страх он ощущал крайнюю тупость ситуации. Какое- то мелкое агрессивное существо, едва доставшее ему до груди, возилось где-то внизу, наседало и размахи­вало руками. От этих его размахиваний Дане стано­вилось больно, но не настолько, чтобы упасть или согнуться, а просто больно и неприятно. Изредка существо подпрыгивало и пыталось достать до Даниного лица, и даже попало один или два раза, но вскользь.

Неуклюже махнув рукой, Даня сдернул с гнома шапку и увидел его красную вспотевшую голову. Ему стало неловко, и он торопливо нахлобучил шапку на прежнее место. Почему-то этот вполне великодуш­ный поступок окончательно взбесил мусорщика. На миг он даже перестал размахивать руками, и его за­дранное вверх лицо сделалось маленьким и злым, как у хорька.

Дане стало жутко. От страха он даже начал куда- то уплывать. Перед глазами все пошло рябью. Ему за­хотелось вдруг оказаться далеко-далеко отсюда. Так далеко, чтобы все эти жизненные мелочи, все эти суетливые, глупые, смешные люди не имели над ним и его телом никакой власти. Чего они хотят? Зачем вторгаются в его жизнь? Какое имеют на это право? Он, Даня, отдельный! Он...

А гном уже опять бросился вперед, размахивая руками как мельница. Даня от ужаса зажмурился, от­давая себя в полную власть этому бешеному пигмею, но почему-то на сей раз не ощутил вообще никакой боли. Даже самой незначительной. Осторожно при­открыв один глаз, Даня обнаружил, что гном хотя и размахивает усердно руками, но кулаки проходят его, Данино, тело насквозь. Странно, что сам гном этого в горячности не замечает.

В полной растерянности Даня отодвинулся назад и обнаружил, что сплошная кладка мусорника его больше не задерживает. Тело его проходило сквозь кирпич, хотя и ощущая некоторое сопротивление, но не большее, чем могла бы оказать вода, если бы обладала способностью стоять вертикально. Вдавли­ваясь спиной в кирпич — почему-то это новое состо­яние ничуть его не удивляло! — Даня услышал глухой звук, сменившийся ругательствами.

Он сообразил, что избивавший его гном, даже не поняв, как такое могло случиться, со всего размаху врезался кулаком в кирпичную стену. Это поставило в сражении последнюю точку. Баюкая быстро опуха­ющую руку, гном побежал догонять мусоровозку, из­редка останавливаясь, чтобы что-то выкрикнуть.

Даня хотя и не понимал его слов, но о смысле их догадывался.

- Карлсон улетел, но обещал вернуться! — рас­шифровал он и, подавшись вперед, выдвинулся из стены. И очень вовремя, потому что уже через не­сколько секунд ощутил, как начинает твердеть. Ткань куртки залипла в кирпичной кладке, и Дане при­шлось выскользнуть из нее, потому что освободиться другим способом он не сумел.

Он прыгал возле бака и дрожал. А опомнился толь­ко тогда, когда его дернули за карман джинсов и ле­гонько потянули вниз. Даня наклонился. Рядом стоя­ла и сочувственно глядела на него девочка лет пяти, в зимней еще, очень смешной шапке с помпонами на концах двух длинных завязок, болтающимися где-то на уровне ее колен.

- Дяденька! Почему вы такой раздетый и мусор нюхаете? — спросила он.

- А? Что?

Даня опомнился. Ощупал свой свитер, убедившись в полной его материальности. Несколько раз дернул куртку, не освободил ее, в каком-то вялом прозрении вытащил из карманов ключи и поплелся домой.

Как и Макару, ему пришлось пройти рядом с ма­шиной, в которой сидели двое мужчин. Когда Даня, протискиваясь, оказался от машины совсем близко, один из них уткнулся в планшет, другой, постарше, с твердым красивым лицом, зевнул и, откинувшись на подголовник, притворился спящим.

Однако стоило Дане скрыться в подъезде, как все переменилось. Тот, что якобы спал, вытащил рацию и быстро сказал в нее:

- Ситуация один-точка-один. Повторяю! Ситуа­ция один-точка-один. Двенадцатый наблюдательный пост вызывает Гая!

«Ситуация один-точка-один» означала крайнюю срочность, поэтому секретарь немедленно перевел вызов на Гая. Несколько мгновений — и в салоне се­рой машины прозвучал его недовольный голос:

- Слушаю!

- Двенадцатый берсерк-пост! Мы находимся...

- Знаю где, — ускорил Гай. — Дальше!

- На наблюдаемый объект было совершено напа­дение.

- Кто велел? — голос Гая звякнул, точно ложечка в стакане.

- Тут драка случилась, — заторопился берсерк. — Ничего особенно серьезного! Мы не вме­шивались!

- Подробности!

Берсерк начал описывать. Описывал он довольно точно, ничего не пропуская.

- А там мы даже не поняли, что произошло. Он замерцал. Или не замерцал. И тело какое-то такое стало, более... более...

-...настоящее? А фон вокруг размылся, но на не­большой площади? — быстро спросил Гай.

- Да! — изумленно подтвердил берсерк и плотно замолчал, ожидая, что Гай и дальше будет ему все рас­толковывать. Однако Гай объяснять ничего не стал, а сухо потребовал продолжать.

- Ну он... объект... шапку с него сорвал. С нападав­шего. А тот его бьет, и руки в его тело проваливаются, как в подушку. А потом, когда он уехал, объект чуть в стене не застрял.

Здесь наблюдатель опять замолчал, дожидаясь от Гая какой-то реакции. Но Гая интересовали совсем другие вещи. Он слушал как-то избирательно, заме­чая одно и совсем не замечая другого.

- Даня сорвал с того, кто его бьет, шапку уже по­сле того, как тело замерцало? — уточнил Гай.

- Да.

— Но при этом руки нападавшего не могли при­чинить ему вреда и проходили насквозь?

- Да!

- Вы в этом абсолютно уверены? Про одновре­менность? Это крайне важно! — требовательно спро­сил Гай.

- Абсолютно, — переглянувшись со своим напар­ником, подтвердил берсерк.

Некоторое время рация молчала. Гай, казалось, взвешивал, можно ли доверять информации.

- Хорошо, — произнес он наконец. — Вы пра­вильно сделали, что не вмешались. Продолжайте на­блюдение! В случае чего связывайтесь со мной, а не с Тиллем.

Когда Гай отключился, берсерк вытер со лба пот и приоткрыл дверь машины.

- Уф... и надышали мы... стекло запотело... не по себе мне всегда с ним разговаривать... в следующий раз ты... — проворчал он.

Напарник, молодой, с длинным лицом парень, не­охотно кивнул, соглашаясь.

- Ты хоть что-то понял? Чего его так интересова­ло: одновременно все было или нет? — спросил он.

Старший берсерк дернул плечом:

- А чего тут понимать? Все и так ясно. Призрак, а может предметы двигать. Подойдет к тебе такой, влепит между глаз из шнеппера, а ты ему только и сможешь что руку через тело просунуть.

- И все? — с сомнением спросил младший.

- Кто его знает...

Тем временем в резиденции к Гаю неслышно, как кот, приблизился его секретарь и остановился за сту­лом.

- Ненавижу, когда вы так подкрадываетесь, Арно! Не обижайтесь, но когда-нибудь вы так подойдете, а я выстрелю. Просто на шорох, — не оборачиваясь, сказал Гай.

Секретарь вкрадчиво улыбнулся в пустоту:

- Будут какие-то распоряжения?

- Какие распоряжения? — поинтересовался Гай.

- Я про Даню. Подослать к нему кого-нибудь для вербовки?

- Нет. Рано! — резко ответил Гай. — Он, кажется, и сам еще не разобрался со своим даром. Иначе не позволил бы себя бить.

- Да... Дар ценный. Хорошо бы нам мальчишку иметь у себя, — сказал секретарь. — Вот только надо­лго ли его хватит?

— В каком смысле надолго?

- Ну побочный эффект какой будет?

Гай испытующе взглянул на Арно. О том, что при­своенные закладки имеют побочные эффекты и по­чти половина тех, кто взял чужую закладку, сходит с ума, умирает либо мутирует, говорить у них было не принято. Ну разве что между своими. И тут секре­тарь намеренно нарушал это табу.

- Никакого побочного эффекта! — сказал Гай не­охотно.

Секретарь пристально посмотрел на него.

- Как — никакого? То есть он смог бы вернуться в ШНыр и нырять? — недоверчиво уточнил он.

- Да. Вполне. К счастью, никому из них это да­же в голову не придет. И это нам на руку, — заметил Гай.

Секретарь стоял, вперившись взглядом в лицо Гаю. Взгляд у него был волчий, жадный. Казалось, он пытается прочитать что-то, скрытое за словами. Не высказанное. Едва ли сложившееся еще у самого Гая. Подглядеть работу души. Тому это не понрави­лось.

- Вам что-то нужно, Арно? — спросил он раздра­женно.

В руках у секретаря была папка с докладами, но он правильно понял интонацию и, покачав головой, вы­шел из кабинета.

- Погасите свет! — крикнул ему вслед Гай.

Секретарь просунул в приоткрытую дверь руку

и коснулся выключателя. Он давно уже привык, что его хозяин любит темноту.

Гай остался сидеть на прежнем месте. Кое-какой свет все же пробивался через плотные шторы, и ли­цо его чуть серело. Неровный, расширяющийся книзу овал, похожий на сдувшийся шар. Долго, очень долго Гай смотрел в стену, шевелящуюся неясными тенями. Потом едва различимо сказал, почти проше­лестел:

— Каждого ждет своя закладка. Там, на двушке. И когда-нибудь потом, в слившихся мирах, все их получат. Правда, этот паренек получил свой подарок раньше времени. Но все равно я ему завидую. Хуже то, что мы, поспешив, получили чужие. И теперь нас ничего уже не ждет.

Дата добавления: 2015-12-07