У короля Карла

Мазепу некоторое время никто не тревожил. Двадцати седьмого сентября у города Пропойска под Лесной был наголову разбит посланный на помощь Карлу корпус ге­нерала Левенгаупта. В Москве праздновали победу. Мазепа тоже послал поздравление и две тысячи червонцев. Он снова заколебался: не прогадает ли, если перейдет сейчас на сторону Карла? Может, подождать? Генеральная старшина, присягав­шая Мазепе под Бердичевом, тоже молчала. Станислав при­слал несколько писем, склоняя к решительным действиям, однако гетман из осторожности не отвечал. Только раз напи­сал, что еще не пришло время, что сейчас не пойдут с ним правобережцы.

Зима 1708 года доживала последние дни. Иногда еще ду­ли холодные снежные ветры. Весна уже подтачивала силы зи­мы и клокотала первыми ручейками. Хоть на ночь зима и схва­тывала их ледяной рукой, но утром, пригретые весенним солн­цем, снова вырывались из-подо льда говорливые ручьи, и с каждым днем их становилось все больше.

Мазепа сидел при войске в Борзне. Желание действовать боролось с осторожностью, которая выработалась у него за долгие годы гетманства.

Семь раз отмерь, один раз отрежь... Все ли он взвесил? Как будто все. Пожалуй, можно резать.

В один из дней, когда Мазепа, опершись подбородком на руки, смотрел в окно, к нему подошел и уселся рядом Ломиковский.

– Весна идет, пан гетман, пора бы нам решать, не то Карл окажет: «Когда надо было – не пришли. К шапочному разбору прибежали». Да и до каких пор нам штаны об лавку протирать? Царь теперь сюда и носа не покажет, армия его сама разбежится, как только шведы двинутся. Нынче ведь не зима, когда под Лесной шведов от мороза больше, чем от пу­шек, полегло.

– Что же по-твоему: с бухты-барахты начать? Прыг­нешь, как лягушка в костер.

– Нет, сейчас время. Долгорукий, посполитым дал жару, когда бунт усмирял, теперь и народ и войско на Москву злы.

– Больше на нас, чем на Москву. Сердюкские полки тоже там были. Однако это меня меньше всего беспокоит. Что мне до их чувств?! Прикажу – и пойдут за мной. – Он резко повернулся к Ломиковскому: – Вы подпишете эпистолию ко­ролю?

– Конечно. Мы свои подписи под гетманской поставим.

– Иди зови всех. Будем писать вместе.

Письмо вышло длинное, туманное. Просились под Карлову протекцию, обещая встретить его на Десне. Когда дело дошло до подписей, Орлик посоветовал:

– Оно бы лучше без подписей... Напишем: «Просит вся старшина», – и печать поставим. Так спокойнее...

«Боятся, – подумал Мазепа. – Нет, назад только раки пя­тятся, ваши присяга у меня».

И громко:

– Пусть так. Позовите Быстрицкого.

Управляющий гетманскими имениями Быстрицкий столк­нулся у ворот с есаулом, который сообщил, что от царя едет сюда Протасов. Гетман испугался не на шутку.

«Что, если Протасов везет приказ вести войско к царю? Ослушаться? А если и Карл откажет в своей протекции?.. Мо­жет, он уже передумал итти на Москву?»

И тут гетмана осенила счастливая мысль. Полчаса спустя все прислужники ходили по дому на цыпочках, стража к гет­ману не пускала никого. Сунулся было Горленко, но солдаты скрестили перед, ним ружья: гетман болен, приказано никого не принимать. Князя Протасова тоже впустили не сразу; его ввели только по разрешению гетмана.

Слабо мерцала в углу лампада. Мазепа лежал в постели, обложенный подушками. Протасов поздоровался.

– Рад, очень рад. Думал, что уже и не приведется уви­деть государева посла. Эй, кто там есть, свечку зажгите или откройте окно.

– Пану гетману плохо? Не во-время. Неутешительной бу­дет эта весть для государя. Простудился или еще что? – не­ловко мялся Протасов, с участием глядя на Мазепу.

– Наверное, конец подходит. Годы, повседневные заботы свалили меня, думаю за священником посылать.

– Что ты, светлейший? Жить еще будешь на радость на­шей державе, бог не допустит смерти твоей в такое время. На кого же тогда войско останется?

– Неисповедимы пути господни. Пока я жив, буду еще ру­ководить войском: умирать собираешься, а хлеб коси. – Лицо Мазепы искривилось в болезненной гримасе. Он провел рукой по лицу, будто прогонял улыбку, и спросил: – По какому де­лу, князь, приехал?

– Что ж об этом деле и говорить теперь? Государь в Смо­ленск призывал. Пора подниматься нам на супостата.

Мазепа привстал на локте:

– Скажи государю, что гетман войска украинского Мазепа даже в гробу последует за ним. Моя рука слаба, но сердце еще крепко, оно сильно волей и помыслом царским. Передай поклон мой его величеству. Верность войска украинского передай.

Тяжело дыша, гетман опустился на подушки.

– Скажу. Все скажу. Будем бога молить за здоровье тво­ей светлости.

Мазепа оставался в постели. От царя скакали курьеры ос­ведомляться о его здоровье. Петр прислал даже своего лекаря. Тот долго осматривал, выслушивал и выстукивал Мазепу и вынужден был прийти к выводу, что гетмана и впрямь свали­ли в постель старость и жизненные невзгоды.

Мазепа лежал и слушал, как курлыкали в небе журавли, возвращаясь на старые места. Лихорадочно постучав в дверь и не дождавшись разрешения, в опочивальню вбежал племянник Мазепы Войнаровский. Его красивое лицо было испуган­но, нервно сжатые губы дрожали.

– Зачем ты здесь?

– Меншиков сюда едет. Он поставлен к войску, я ночью бежал от него.

Недуг покинул Мазепу.

– Коня! Войску собираться в Батурине, всем итти туда... Чего же стоишь? Скликай старшину.

В Батурине Мазепа не стал задерживаться. В замке оста­вил полк с есаулом Кенигсеном и сердюкским полковником Чечлой. Приказал никого не впускать; если придут русские – стрелять по ним. Сам двинулся к Десне навстречу Карлу. За ним ехали собранные наспех полки – всего шесть тысяч. А обе­щал Карлу двадцать. Почти никто не знал, куда движется войско. Доехали до Оболони. Глазам открылась полноводная Десна. По распоряжению Мазепы Апостол выстроил полки. Гетман дважды проехал перед полками и остановил коня. Вы­соко над головою поднял булаву:

– Казаки! Слушайте то, что уже давно должен был я ска­зать вам, что говорило мне наедине наболевшее сердце. Мо­сква задумала превратить нас в солдат, народ наш сделать слугами российскими. Долго мы терпели московские притесне­ния. Ничего нам не остается, как только итти к шведскому королю. Он будет уважать и защищать наши вольности. Братья, пришла пора, сбережем казацкую, свободу. Украина будет вольной, братья!

– Слава гетману Мазепе! – закричал Ломиковский.

– Слава! – нестройно откликнулись на флангах.

В центре было тихо, только похрапывали беспокойные кони да у самого берега клокотал весенний водоворот. Кое-кто по­глядывал на фланги, где стояла гетманская гвардия – полки сердюков.

Мазепа послал вперед Орлика и Ломиковского. Те прибыли к передовому шведскому полку – к драгунам полковника Галь­ма. Полковник не сразу поверил и задержал обоих. Но тут, не дожидаясь их возвращения, приехал сам Мазепа. Гальм, изве­стив Карла, повел гетмана к нему. У королевского шатра Ма­зепу встречал почетный караул.

Гетман сошел с коня и направился к шатру. За ним несли на белом рушнике булаву и бунчук. Карл вышел из шатра. Гетман остановился и склонил голову. К ногам короля положил булаву и бунчук, начал было опускаться на колено, но Карл подбежал и, подхватив его под руки, пристально оглядел по-детски смелыми глазами. Потом повел в шатер. Усадил гетмана в кресло, сам говорил стоя.

Карл устроил пир в честь гетмана. Приветственные звуки боевых труб долго звучали в ушах Мазепы. Даже сон отлетел от него в те дни. Веселый, разговорчивый, он проводил время со старшиною. Когда оставался один – мечтал. Даже начал сочинять думу, посмеиваясь над собою.

Однажды ночью гетман проходил по лагерю. Все спали. Ма­зепа отступил в тень шатра, чтобы переждать, пока пройдут два казака. Но и они остановились, продолжая разговор. Мазепа прислушался.

– С неба свалился, что ли? Погляди, что кругом делается!

– Да я только вчера из Батурина приехал, еще ничего не знаю.

– Бежать надо. Не видишь разве, куда гнет гетман? Все бегут.

Мазепа не стал слушать дальше. Побежал к своему шатру. Рванул полог, в темноте отыскал Орлика, толкнул его в бок. Тот заморгал сонными глазами. Узнав гетмана, сел на кровати. Мазепа наклонился к нему и обеими руками взял за ворот сорочки.

– Войска сколько у нас, правду говори!

– Теперь не вернешь, да твоей милости должно быть вид­нее: тысяча наберется едва ли.

– А остальные где?

– Я за ними не бегал: может, у Петра, может, разбойнича­ют по дорогам. Да чего нам заботиться? У Карла войска хва­тит. А наше бежит... Разве их удержишь? Генеральный хорунжий сегодня удрал.

– Сулима? Почему ты мне не сказал?

– Что говорить, разве сам не видишь? Лагерь опустел. Впрочем, еще не все пропало. Гордиенко сюда запорожцев ве­дет, я ему давно написал. «Гультяи» на Сечи нового кошевого выбрали – Петра Сорочинского. Этого к себе переманить не трудно будет.

– Мудро ты сделал, а только страшно мне, Филипп. По­спешили мы, нелегко будет Петра одолеть. Ты видел Карла? Ребенок.

– Храбрый, ничего не скажешь. А Петр мудрый. На его стороне сила. Пусть на всякий случай Апостол поедет к царю, еще не поздно. Апостол мне сам намекал: не начать ли перего­воры с Петром? Пока будут итти переговоры, все станет яснее. Эх, не удалось собрать войско, а то б мы Петру показали...

Апостол уехал, но не вернулся.

На Украине происходили стычки отдельных отрядов.

Семнадцатого апреля Кари отрядил часть войска для осады Полтавы – ключа дорог на Москву. Согнали крестьян копать шанцы. Стали бомбардировать город.

Петр послал к Полтаве Меншикова и Шереметева. Меншиков остановился на берегу Ворсклы между Опошней и Котель­ной, а Шереметев – между Сорочинцами и Полтавой. На по­мощь им Петр бросил также генерала Рена с кавалерией.

Мазепа с огромным обозом и горсточкой войск тоже подсту­пил к Полтаве и остановился в Будищах.

Шведы хотели взять город приступом, но штурм был отбит. На полтавских стенах рядом с мужьями дрались женщины и да­же дети. Шведы попытались подвести мину, но подкоп выследи­ли и провели из города контрмину. Горожане приняли присягу: умереть, но не сдать город. Если кто заговаривал о сдаче, его забивали до смерти. Чтобы подбодрить осажденных, Меншиков послал письмо в ядре. Из города ответили таким же способом. Карл на время прекратил штурмы. Никто не осмеливался спросить, что он думает делать. Кто-то робко заговорил было об отступлении, но король всердцах топнул ногой:

– Отступать перед ничтожными русскими? Смешно!..

Но сам он думал не так. Отступать было некуда: за спиной стоял вновь избранный гетман Скоропадский с казаками и князь Григорий Долгорукий с полками валахов. Королю хоте­лось посоветоваться. Но с кем? Пойти к Левенгаупту? Король был на него в гневе еще за Лесную. Наконец не вытерпел, по­шел. Левенгаупт лежал на кровати одетый; заслышав шаги короля, он только повернул голову, даже не встал.

– Что будем делать? – прямо спросил Карл.

– Снять осаду и ударить всеми силами на врага.

Карл не ответил и заходил по комнате. Резко остановился перед Левенгауптом.

– Русские, кажется, хотят перейти речку. Поехали?

– Может, подождем до утра?

– А они тем временем переправятся!..

Подъехали к Ворскле. Карл стал спускаться по отлогому берегу к воде.

– Дальше опасно, там русские заставы, – сказал Левен­гаупт, однако не отставал от короля.

Остановив коня, Карл долго всматривался в притихший, скрытый темнотой противоположный берег.

– Вот брод, переправляться можно только здесь.

Просвистела пуля, за нею еще две.

– Ваше величество, нельзя без надобности рисковать сво­ей жизнью.

Карл будто не слыхал этих слов.

– Вон на том холмике надо поставить пушки. Они будут держать переправу под обстрелом.

Солдаты испуганно пригибались при свисте пуль. Левен­гаупт нервно кусал ногти. Неожиданно конь под ним вздрог­нул, жалобно заржал и осел на землю. Генерал едва успел вытащить ноги из стремян. Ему подвели другого коня.

Карл поехал прочь. Он устыдился своей безрассудной, мальчишеской бравады.

На том берегу послышалось какое-то движение. Карл оста­новился прислушиваясь. Над головой снова просвистела пу­ля. Вторая, третья. Вдруг король почувствовал жгучую боль в ноге. Он закусил губу и пустил коня шагом. Один из солдат, ехавших сзади, увидел кровь, стекавшую с королевского са­пога.

– Из вашей ноги течет кровь, гоните коня поскорее.

Карл продолжал ехать шагом.

– Я так и знал! – крикнул Левенгаупт, увидев раненого короля. – Скорее за лекарем!

– Это пустяки. Позовите Спарре и Гиллеркрона.

– Мы здесь, ваше величество.

– Генерал, – обратился король к Спарре, – пошлите две тысячи солдат в траншеи к Полтаве. Осаду не снимать. Пол­таву мы возьмем боем. Две с половиной тысячи направьте для охраны обоза гетмана. Вы, Гиллеркрон, возьмите половину своего корпуса и станьте на Ворскле, вон там, чтобы не зашли с тыла.

Карл чувствовал, что силы покидают его. Не хотелось упасть при солдатах и офицерах. Подъехал Реншильд.

– Ваше величество, с провиантом...

Левенгаупт дернул его за рукав. Однако Карл услышал.

– С провиантом плохо? Послезавтра будем обедать в мо­сковских шатрах, там хватит, – и дернул повод.

Глава 26

Дата добавления: 2015-12-07