ЛАГЕРЬ В ЛЕСУ

Зима 1708 года только начиналась, а снега намело столь­ко, что ездили поверх плетней.

После короткой оттепели снова набирал силы морозец. Максим подышал на руки, достал из сугроба лопату и стал расчищать снег вокруг колодца. Потом взял топор, сколол лед с корыта, прорубил топором под ногами, чтоб не скользили по­столы, и стал наливать в корыто воду. Открыл хлев и пустил скот к воде. Лошади медленно втягивали сквозь зубы ледяную воду, отрываясь на миг и снова припадая к ней. На крыше ови­на сидели, нахохлившись, два воробья. «К непогоде», – подумал Максим.

– Конь повод мочит, а ты рот разинул, – послышалось сзади.

От хаты шел Деркач, хозяин Максима. Уже больше двух лет работал у него Максим. После ареста Палия он еще неко­торое время ходил с ватагами по Правобережью, изредка наведываясь домой. Нужда все росла, жена продала последнюю корову, а купил ее все тот же Деркач. Пришлось вернуться, покориться Деркачу, пойти к нему в батраки. Может, и не взял бы Деркач Максима, да очень уж хотелось поиздеваться над непокорным односельчанином, отплатить за прошлое.

– Кончай поить, поедешь с Петром на базар, муку по­везете.

– Я только ночью вернулся, еще и спать не ложился.

– А ты что думал, даром хлеб жрать?

– Даром? Тот хлеб мне поперек горла стоит. Горбом он мне достается.

– Поговори еще! До сих пор палиевский дух не вышел.

Максим отшвырнул ногой лопату и пошел к амбару.

В старой, с обрезанными полами свитке, облезшей шапке, когда-то подтянутый, статный Максим выглядел намного стар­ше своих лет. Казалось, он даже ростом стал меньше. Петр, хозяйский сын, уже ждал его у запряженных саней.

– Глядите хорошенько, чтоб шведы коней не отобрали. Да не проторгуйтесь; – наказывал Деркач.

Сани легко бежали по припорошенной снегом дороге. Мороз ослабел, хотя еще больно хватал за руки, за лицо, а крепче всего за ноги. Максим прикрыл ноги сеном, руки спрятал в ру­кава драного кожуха.

Въехали в лес. Здесь снега было больше, и лошади пошли шагом. Тепло одетый Петр удобно устроился на передних са­нях и задремал.

«Хорошо ему, – подумал Максим. – Мне бы хоть немного согреться».

Он соскочил и пошел за санями. В лесу было тихо, лишь из­редка фыркнет конь или пропищит синица. Вскоре сошел со своих саней и Петр. Он зашагал рядом с Максимом.

– Дядько Максим, а ничего с нами не случится? Говорят, в лесах неспокойно.

– От кого же беспокойство?

– Вон под Пришвальней обоз шведский шел с хлебом, так стражу всю порубали и хлеб забрали. А под Красным ле­сом на вооруженную хоругвь напали.

– То на шведов нападают. А мы ведь не шведы.

– Кто их знает... – Не закончив, он схватил Максима за рукав: – Вот они... Они, дяденька!

Впереди на дороге стояло четыре человека, за кустами слы­шались голоса, фырканье лошадей.

Один из стоявших на дороге остановил коня Петра, дру­гие подошли к саням, пощупали мешки.

– На базар? Чье это? Ну, не молчите!

Голос показался знакомым; этот русский говор он слышал не раз. Максим вгляделся в лицо, до самых глаз прикрытое широким капюшоном.

– Не узнаешь, что ли, Дмитрий? Белая Церковь, под­земный ход, Бердичев...

– Максим! Вот как встретиться привелось!

Остальные тоже подошли к саням, один протянул Макси­му руку:

– Хозяйничаешь, значит? Мы думали, швед или пан ка­кой едет. Поскольку за пуд швед платит? Видать, урожаец неплохой был.

– Не свой, – смутился Максим, узнав Якова Мазана. – И ты бы, Яков, повез, если б припекло. Куда денешься? С тех пор как расстались мы, я еще целый год места себе искал. Разбрелись все, как мыши.

– Чей же это хлеб?

– Деркача, я у него батрачу.

– Что ж, поезжай. Кого-нибудь другого подождем, не хо­тим тебя обижать. Хлопцы третий день не евши. Вспомнят, как бывало в трудных походах одну тюрю ели, и то облизываются.

– Хлопцы, примете меня к себе? – неожиданно спросил Максим. – Не могу больше... Вертайся, Петро, домой и ска­жи батьке, что хлеб казаки взяли, а Максим с ними остался. Так и скажи. А если он жинку мою хоть пальцем тронет – в порошок сотру. Это тоже скажи. И деньги пусть ей выпла­тит, а то с самой пасхи даже на руку не поплевал. Езжай... Где, хлопцы, моя новая хата?

Они долго плутали по лесу, обходя густые заросли, и, на­конец, приехали к занесенному снегом хуторку в пять или шесть хат. Маленькими снежными холмиками белели вокруг землянки. Мазан и Дмитрий повели Максима к одному из та­ких холмиков. В землянке несколько человек с любопытством посмотрели на вошедших.

– Новый?

– Жилец новый, а знакомец давний. Садись, Максим, – пододвинул ему Дмитрий деревянный обрубок. Максим сел.

– Может, сначала к старшему сходим? Он у вас как – атаман куренной или полковник?

– Ты про Савву? Полковником зовем.

– Чем же вы промышляете?

– Разве не видно? Тем, чем и раньше промышляли. Только людей поменьше стало. На зиму многие по домам ра­зошлись. Есть нечего. Захватили было обоз под Пришваль­ней, – тогда поели.

– Под Красным лесом тоже вы порубали шведов?

– Нет. То, верно, Андрущенко, он где-то поблизости.

– А кто еще из сотников здесь?

– Мало осталось. Андрей Зеленский на Запорожье подал­ся. «Тесно мне, – говорит, – на этой земле». Судья Семарин в полк Самуся вступил, под мазепиной хоругвью ходит. Танский уже полковник мазепинский, Часнык тоже там. А Корней к батьке поехал.

– Куда?

– В Сибирь, вместе с Федосьей и Семашкой. Может, уже и бурьяном заросли батьковы кости. А его враг панствует. – Мазан зашагал по тесной землянке. – Знаете, хлопцы, я вче­ра опять кобзаря слушал, он про батька пел: о том, как Ма­зепа заковал его, как яду подсыпал. Я запомнил:

Візьміть Семена Палія під руки

Та забийте Семена Палія

Та й у кріпкі заліза.

Ой, посадіте Семена Палія

Та у темну темницю

У залізну клітку, за залізні двері,

За сердце берет песня, я даже заплакал.

Все помрачнели. Молчание нарушил пожилой казак, вы­резавший в углу ложку:

– Разве знал кто, что так выйдет? Со дня на день ждали мы русского войска. А уже четыре года, пролетело. Шведа пустили на Украину. Мазепа и пальцем не шевельнул, чтобы задержать. Неужто и дальше так будет?

– Карл, верно, на Москву ударит. Там ему и лапти сплетут.

– И мы поможем.

– Про Леггергорна слыхали?

– Какого Леггергорна?

– Есть такой генерал у Карла, на Стародуб шел. Хотел там гарнизон русский осадить. Только дороги туда не знал. В завируху взялся его проводить один посполитый, да так за­вел, что и чорт не нашел бы дороги назад. Лес кругом. Всю ночь шведы огонь жгли, а снег костры заносил. И половина людей той ночи не пережила...

– А что же дядько? Нарочно завел?

– А как же!

В землянку ворвался морозный воздух, кто-то крикнул в раскрытую дверь:

– Седлай коней, обоз через Барахты на Киев идет!

Беседа оборвалась. Казаки торопливо оделись, выскочили наружу. Собирались по сотням, седлали коней и исчезали в лесу.

Максим подошел к Мазану, который подтягивал под­пругу:

– Дай мне что-нибудь.

– С оружием у нас не больно густо. Придется самому до­бывать. Пойди вон туда, к клуне, Дмитрий найдет.

Дмитрий вытащил из-под соломы прилаженную к длинной палке косу.

– С этим кое-кто приходил к нам, а теперь на дрова от­дали.

Закинув косу на плечо, Максим сел на неоседланного деркачева коня и поехал вслед за сотней. Собрались в яру под Барахтами. Савва выслушал дозорного. Тот рассказал, что обоз уже вошел в село и остановился на Тимошевке; в обоз согнаны посполитые, а охраняют его шведы и поляки.

Лошадей с коноводами оставили в яру, а сами двинулись к селу. Вечерело. Сыпал мелкий снежок, ветер гнал по полю снежную дымку. Максим все поглядывал, как бы не оторвать­ся от Мазана. Было слышно, как лают собаки, скрипят жу­равли. Где-то мычала корова.

Обоз стоял посреди улицы, в балке; по сторонам проха­живались часовые, нетерпеливо ожидая смены.

Дважды прокаркал ворон, и казаки ринулись по склонам балки вниз. Снег оседал под ногами, казаки скользили, под­нимая снежную пыль. Максим катился имеете с другими, наткнулся на куст, снова вскочил на ноги. Казаки уже переска­кивали через плетни, выбегали на улицу. Максим очутился у самого конца обоза. Против него суетились два шведа, ста­раясь повернуть маленькую пушчонку, стоявшую на санях. Один из них, закутанный до ушей в черный плащ, схватил ру­жье и выстрелил.

Возле Максима тоже ударил выстрел, швед попятился и, прижимая к груди ружье, упал на сани. Второй бросил раз­дутый фитиль и побежал. Максим швырнул косу вдогонку бегущему, но она не долетела и зарылась в снег. Максим не стал догонять беглеца, а, повернув сани, зарядил пушку и навел на перекресток улиц. Ждать пришлось недолго. Из-за хаты выскочило четыре шведа. Максим поднес фитиль к пуш­ке. Выстрел оказался удачным: два шведа остались на месте, один пробежал несколько шагов и тоже упал, только четвер­тому удалось удрать.

В селе неистово лаяли собаки, из хат выскакивала охра­на. Ее встречали выстрелами. Казаки рассыпались по дворам, преследуя шведов.

Постепенно все стихло, лишь кое-где раздавались одино­кие выстрелы и слышались предсмертные крики.

В обозе была мука, пшено, сало и мед. Все это перевезли в лес, а крестьян с лошадьми отпустили.

Некоторое время лесной лагерь жил мирно. Казаки отъ­едались после долгой голодовки, по целым дням сидели в зем­лянках, играли в кости, вели бесконечные разговоры.

Но однажды раздались удары в большой чугун: звали на раду. На поляну высыпали казаки, остановились вокруг тол­стого пня. Из толпы вытолкнули двух здоровенных мужиков, которые при всеобщем одобрении схватились, за руки. Они боролись, как медведи: топтались, сопели, переваливаясь с боку на бок. Но вот смех утих – на пень поднялся Савва. Он обвел всех долгим взглядом и, словно на похоронах, снял шапку.

– Панове казаки, давно мы вестей ждали с Левобережья, да лучше бы не дождались. Страшные вести получил я: Мазе­па изменил Петру, царю московскому.

Скрипели две ольхи, терлись одна о другую перекрещен­ными стволами. Кто-то глухо закашлялся. Потом все всколых­нулись, закричали.

– Как же теперь будет? – повернулся к Мазану Максим.

– Даже не верится... как же так?

– Кто рассказал?

Савва поднял руку. Вместе с перначом была в ней какая-то бумага.

– Вот универсал Мазепы. Слушайте: «Ознаменуемый всем нам наибольший ворог Москва...»

– Сожги его!

– Пусть дочитает! Читай!

– «Предостерегаем вас Московских указов не слушать и на их прелести не поддаваться».

Дальше уже не слушали.

– Панове казаки, – опять поднял руку Савва, – давайте вместе подумаем, как нам теперь быть. Оставаться здесь или...

– Подождем еще вестей!

– На Запорожье пойдем!

– Пойдем на левый берег, к войску русскому!

Спорили долго, до хрипоты, до пота на раскрасневшихся лицах. Решили пока оставаться на месте. Неизвестно было, что делается на Запорожье и где находятся русские гарнизо­ны. Решили еще послать людей в разведку и к Андрущенко, чтоб объединить свои силы.

Глава 25

Дата добавления: 2015-12-07