Ночь с пятого на шестое января

Клотильда и Жорж сидели в просторной гостиной. Хотя горели свечи в шандалах и люстра, в комнате было темно из-за мрачного тона обивки; неверный свет лишь время от времени выхватывал из полумрака то эмаль старинного герба, то тусклую позолоту рам старинных портретов. Кругом царила мертвая тишина. Ни звука не доносилось из комнаты, где мы впервые увидели всех родственников и ближайших друзей семейства Жафрэ, собравшихся вокруг корзины со свадебными подарками, – как раз сейчас в той комнате ужинали… Ни одного шороха не долетало и из кабинета, в котором обычно занималась «делами» госпожа Жафрэ.

Мадемуазель Клотильда настороженно ждала: не послышится ли там какого-нибудь шума? Я сказал, не послышится ли, поскольку увидеть она ничего не могла. Девушка специально позаботилась о том, чтобы их нельзя было заметить из кабинета. Во-первых, потому, что они расположились спиной к подозрительной двери, а во-вторых, их отделяла от нее самая большая из всех клеток добрейшего Жафрэ. Великолепная клетка в виде индийской пагоды, ни один любитель птиц не мог смотреть на нее без зависти. Обычно это сооружение стояло посреди гостиной. Но перед заключением брачного контракта клетку пришлось задвинуть в угол, между крайним окном и дверью кабинета. Всю пагоду покрывал матерчатый чехол; под ним любимые питомцы добрейшего Жафрэ слушали в темноте творение мэтра Изидора Суэфа, не выражая при этом ни восторга, ни недовольства. Следует, однако, заметить: в тот момент, когда мадемуазель Клотильда бросилась вслед за графиней Маргаритой, чтобы наконец вполне убедиться, что в соседней комнате никого нет, из темноты клетки донесся глухой звук, потом в углу завозилось какое-то существо. Клотильда услышала все это… Убедившись, что соседняя комната пуста, девушка продолжила свой осмотр и перво-наперво подергала дверь кабинета. Оказалось, что дверь надежно заперта. Тогда Клотильда обошла кругом вольер, здесь мог бы спрятаться не один, а множество наблюдателей. Когда-то в вольере жил страусенок, и Жафрэ до сих пор не смог примириться с его утратой. Так что мадемуазель де Клар даже удивилась, не найдя никого в таком прекрасном тайнике. Во всяком случае, убедившись, что три кресла, стоявшие за вольером, свободны, она, я полагаю, не преминула на всякий случай заглянуть и под них. Клотильда вернулась на свое место лишь после того, как ощупала все стенки вольера и каждую складку покрывавшей его материи. Но, как мы знаем, и после этого беспокойство девушки не улеглось. Ей все казалось, что за ней следят: сверху, сбоку, снизу – отовсюду. Во всяком случае, она не сомневалась, что о содержании разговора, который они вели вполголоса с Жоржем, можно было догадаться по ее лицу и по лицу молодого человека. Этим объяснялось и то тщание, с которым девушка производила свой несколько комичный обыск, и полная неуверенность Клотильды в том, что все ее усилия имеют хоть какой-то смысл.

– Нет, – пробормотала она теперь, смеясь сквозь слезы, – ты любишь меня не так, как я тебя, Клеман, и я давно этого боялась.

– Что ты говоришь, дорогая?! – воскликнул молодой человек. – Я люблю тебя всем сердцем…

– Этого недостаточно! – перебила его Клотильда.

– Помилуй… – в растерянности проговорил Жорж.

– Да-а, а я люблю тебя больше, чем всей душой, – призналась Клотильда.

– Не безумствуй! – воскликнул молодой человек.

– А я безумствую и хочу, чтобы ты тоже сходил с ума от страсти. Настанет день, когда ты полюбишь другую так, как я люблю тебя. И тогда ты поймешь, что значит терять голову… А может, это уже случилось?

Она так пылко посмотрела ему в глаза, что молодому человеку показалось, будто кто-то властной рукой притянул его к ней. Губы их сблизились. Клотильда закрыла глаза, побледнела. Но прежде чем уста слились в поцелуе, девушка отпрянула.

– Держи себя в руках, – твердо проговорила она. – Я стараюсь любить тебя не так сильно, но у меня не выходит. Ты всегда будешь для меня тем страдальцем, которого изуродовал зверь в человеческом облике. И которого я волокла на себе… потому что я, правда, волокла тебя на себе, тебя, истекавшего кровью… Я была совсем маленькой, а ты – почти взрослым, но мне не было тяжело тащить тебя. Откуда взялись силы?.. Послушай! Между нами есть что-то болезненное, мучительное… Помнишь? В первый раз, когда ты явился ко мне, ты вернулся к прошлому – но не к моему… Ты принял меня за Тильду с кладбища, бедную девочку, плакавшую от голода и холода возле отцовской могилы. А я, уже твоя раба, на все твои слова отвечала: «Да». Я боялась тебя потерять. Я думала: вот он узнает, что я не та Тильда, которую он согревал, с которой делился последним куском хлеба, и отвернется, воскликнув: «Ах вот, значит, как!». Мне ведь известно, что ты ее ищешь…

– А разве ты не знаешь, зачем я ее ищу? – перебил Жорж, с упреком глядя на девушку.

– Ну да, – ответила в задумчивости Клотильда, – действительно, ты, как и я, стал орудием в чужих руках. Но в отличие от меня ты любишь своих хозяев… Однажды ты пришел ко мне от имени этих людей; тогдаV тебе во всем и призналась, а ты стал проверять, что я помню. Говорил мне о латинской молитве, которую колотушками вбивали в меня в детстве…

– А ты, – задумчиво прошептал Жорж, – ты мне ответила: «Были и до тебя люди, которые спрашивали меня об этой молитве, но я не знаю ее. И никогда не знала». Потом ты рассказала мне коротенькую историю своей жизни. Тебя взяли с фермы, ее хозяева не были тебе даже родней. Госпожа Жафрэ заявила тебе: «Я ваша тетушка, а вы – наследница большого состояния. Не пытайтесь больше ничего узнать, неведение лучше всего защитит вас от злых людей, которые сделали вас сиротой…»

– Тогда я думала, что это правда, – вздохнула Клотильда. – Дети доверчивы, и, возможно, я ни в чем бы не усомнилась до сих пор, если бы не ты и не бедняга Эшалот, который начинал слишком много болтать, как только хмель ударял ему в голову.

Вдруг Клотильда гневно сжала губы, рассердившись на саму себя.

– Господи! – воскликнула она. – Чем я занимаюсь? Сколько драгоценных минут потеряно даром! Вот-вот исполнится ровно три месяца с той ночи пятого января. Ты ведь знаешь, что в момент убийства я была наедине с мужчиной в особняке девиц Фиц-Рой? Ты тоже там был, поскольку тебя арестовали. Скажи, ты пришел туда ради меня?

– Нет, – ответил Жорж, опустив глаза.

– И три месяца спустя тебе даже не захотелось немедленно потребовать объяснений, почему та, которую, как тебе кажется, ты любишь, находилась рядом с другим мужчиной?

В глазах девушки затаилась глубокая печаль, которая делала ее еще прекраснее.

– Видишь, – в отчаянии простонала Клотильда, – ты меня даже не ревнуешь!

И прежде чем он успел ответить, с горечью воскликнула:

– Тот меня любил! Любил молитвенно, любил безумно. И я хотела бы ответить ему тем же. Объяснение, которого вы у меня не просите, я дам вам сама: вокруг наследства де Кларов идет странная игра… С одной стороны, в нее втянуты честные люди, по крайней мере, я так полагаю, поскольку вы действуете с ними заодно; с другой стороны, в этой игре участвуют бандиты. Серьезные причины мешают честным людям обратиться за помощью к правосудию, и, признаюсь, это возбуждает во мне недоверие к ним. Они утаивают свои имена, когда по воле случая попадают в руки закона, позволяют судить себя, но не говорят открыто правды, они сбегают…

– Так ты не думаешь, милая моя Тильда, – нежно прошептал Жорж, – а говоришь все эти вещи только для того, чтобы отомстить мне…

– Да, это так! – согласилась девушка. – Мне очень хочется тебя уязвить… Я внушаю тебе жалость, верно? И как ты прав, жалея меня, раз не можешь любить! Ты обманываешь меня по доброте своей души! Нет человека лучше и благороднее тебя. Но позволь, я закончу: бандиты и честные люди сидят друг напротив друга за карточным столом, отлично зная, у кого какие карты, и играют в открытую, но при этом пытаются блефовать. В то время, как вас целых три месяца принимали здесь как моего жениха, вас, мнимого принца де Сузея, на улице Виктуар привечали настоящего принца и герцога де Клара…

– Альберта?! – вскричал молодой человек.

– Да, Альберта, – кивнула Клотильда, – Альберта, который говорил мне: «Я умираю от любви к вам!»

Жорж опустил голову.

Если бы Клотильда знала, что творится в сердце ее жениха, она бы дорого дала, чтобы взять свои слова обратно…

– Альберта привлекли в тех же целях? – спросил Жорж. – Хотели, чтобы он женился на вас?

– Нет, – ответила Клотильда. – Но я поняла это не сразу. Они расставляли ловушку… Вы вздрогнули? Однако вы прекрасно знаете людей, которые хотели разыграть эту кровавую трагедию. Если бы их план удался, то сегодня же вечером ваш труп был бы найден на булыжниках одного из двориков тюрьмы де ла Форс… Но я продолжаю. Герцог Альберт только что ушел. Я лишила его всех надежд, но зато открыла ему глаза на те опасности, которые его подстерегают. Когда он спустился по лестнице, ему пришлось довольно долго провозиться с замком задней двери, и это, конечно, было не случайно: она была открыта, когда он входил, и заперта, когда уходил. Я хотела помочь герцогу. Дверь моей комнаты, которую я минуту назад притворила за ним, уже тоже была заперта, и я только слышала, как Альберт пытался выбраться из дома, но сама выйти к герцогу не могла.

Покои обеих мадемуазель Фиц-Рой были от меня через комнату; я называла этих женщин тетушками и очень их любила.

И вот мне показалось, что я слышу шум, потом – жалобный вскрик. Я узнала голос старшей, тетушки Матильды. Но стоны быстро стихли… Все было кончено.

Первая, кого я увидела сквозь стекло, была служанка. Она появилась в доме меньше двух недель назад. Кто-то отсчитывал ей деньги при свете ночника, кладя монеты на ночной столик. Я поняла, что в доме совершено убийство, и меня сковал ужас.

Человек, который расплачивался со служанкой, сидел в тени. Хриплый голос, донесшийся неведомо откуда, окликнул его: «Эй, Любимчик!» – и он поднял голову. Мне показалось, что я вижу сон: это была моя тетушка Жафрэ…

– Вот оно что! – произнес Жорж, который слушал девушку, затаив дыхание.

– Я чуть было не упала в обморок, потому что почти сразу увидела и тетушку Матильду: она лежала поперек кровати, и ее седые волосы касались пола. Я хотела закричать, но не могла… Мне казалось, что меня душит ночной кошмар.

В это время из внутренней двери, которая вела в спальню младшей мадемуазель Фиц-Рой, вышли два человека. Они вынесли второе тело и бросили его на постель, в изножье кровати. Когда топор рассек голову моей несчастной тетушки Эмилии, лицо ее освещалось обычной доброй улыбкой…

У одного из тех, кто нес покойницу, не было руки. На его тупом и страшном лице застыла кривая ухмылка. Он и крикнул: «Эй, Любимчик!» Остальные называли этого монстра Клеманом Ле-Маншо. Всего их было пять человек, включая служанку, которая, без сомнения, получила плату за кровь.

Эта женщина пересчитывала свои деньги, а госпожа Жафрэ игриво трепала ее по щеке. Наконец служанка недовольно оттолкнула ее руку со словами: «Да будет тебе, старичок Родриг!»

Только тут я заметила, что тетушка в мужской одежде. На ней было длинное пальто, какие носят рабочие по воскресеньям, на шее – кашне, а на совершенно лысой голове – сдвинутая на затылок мягкая мужская шляпа.

«Сердце не стареет, плутовка, – заявила она, вернее, он, поскольку с той минуты я не сомневаюсь, что тетушка – переодетый мужчина. – Что ты собираешься делать с этими деньгами? Если поместишь их у меня, то, клянусь, получишь больший процент, чем в любом банке!»

II

Дата добавления: 2015-12-07