В маленький цех, пропахший клеем, какими-то непонятными веществами, где стучали молотки, а за низенькими столами на табуретках сидели девять женщин, ворвалась очень красивая молодая девушка в дорогой шубке. Без предисловий она с вызовом спросила:
– Кто здесь шьет пуанты для Юлии Махалиной?
– Я. Меня зовут Евгения Николаевна.
– Ах, ваша фамилия Гарбар? Так вот, мне ваши пуанты совершенно не нравятся. Я не могу в них танцевать, они словно сделаны на другие ноги.
– Ну что ж, снимите сапожки, – спокойно произнесла Евгения Гарбар, – посмотрим ваши ноги.
– Это дело врачей-ортопедов.
– Не только ортопедов. У нас, как вы знаете, работают и мастера по колодочкам, они снимают мерку с вашей ступни, а все остальное делаем мы.
Девушка неохотно села на скамейку, сняла сапоги. Евгения Гарбар внимательно осматривала эти прекрасные балетные ноги, ступни которых были, конечно, деформированы вечной работой с малых лет у балетного станка в классе, потом на сцене.
– Пожалуй, надо поменять вашу колодочку. Та, по которой мы делали ваши туфельки, уже устарела.
Колодки делают другие мастера. Это серьезная работа, а здесь «одевают» эти колодки.
– Но мне нужно именно сегодня, у меня спектакль, – чуть не плача сказала девушка.
– Что же с вами делать? Попробую помочь. К спектаклю вам туфельки принесут.
Отложив свою работу, Евгения Николаевна принялась колдовать над туфельками Юлии Махалиной, чтобы чуть расширить обувь и, главное, поправить в туфельке так называемый пятачок. Именно на нем стоит балерина, на нем она кружит свои 32 фуэте, это он производит особый перестук, когда она бежит по сцене, а у зрителей замирает дух. Шить пуанты (еще их называют балетками, косками) – дело, пожалуй, мужское.
До войны изготовляли пуанты именно мужчины. Теперь работают женщины. У них все время под руками молотки, шило, разные щипцы, ножницы, гвоздодеры, ножи, гвозди, парафин. Не так-то легко натянуть на деревянную колодку мешковину и розовый шелк. Шилом нужно сделать дырочки на этой заготовке и затем тщательно проклеить пятачок, высушить его. Женщины, которые делали свое дело, стучали молотками, все же прислушивались к нашей беседе. Когда Евгения Николаевна заговорила о клее, вклинились в разговор:
– Ты нашу тайну не выдавай, – предупредила одна из мастериц.
– Да знаю я это наше ноу-хау, – сказала она очень важно. – Одно только можно добавить, что четыре раза я промазываю этот пятачок клеем, в котором есть кукурузный декстрим. Пятачок должен быть очень крепким. Но балерина его еще сама молоточком подобьет. Было необычно слышать – балерина и молоток.
На полках в этом цехе стояли рядами туфельки нежно-розового и тельного цветов. Над каждой парой значились фамилии балерин кордебалета и тех, кто танцевал первые партии, кому предназначались оглушительные аплодисменты и цветы. Интересно, что почти все туфельки были довольно больших размеров. Евгения Николаевна пояснила:
– Теперь балерины высокие, у некоторых даже мужской номер – сорок первый. Особенно приходится менять форму колодки и туфли танцовщицам после декретного отпуска.
– А что, балерины часто рожают?
– Да, кордебалет. Они ведь рано уходят на пенсию, хотят ничего не упустить.
– А мужские туфли танцорам шьете?
– У нас есть замечательный мастер мужской классической обуви Элла Гулич. Ей даже цветы дарят!
– А балет вы любите, ходите на какие-то спектакли? Тут Евгения Николаевна вздохнула:
– За тридцать с лишним лет я насмотрелась на всякие балеты. Кого только не видела! И Дудинскую и Колпакову, Макарову, Шелест... Сколько балерин одела в эти волшебные розовые туфельки с красивыми лентами. Теперь уже силы не те. За день могу сделать только пять-шесть пар пуантов. Тут все женщины закричали, что это же много! Не всем на первых порах удается столько сделать. А ведь балерина иной раз за спектакль эти пять пар и сносит.
– А все-таки скажите, для кого вы эти туфли мастерили?
– Я лучше скажу, что наш цех трудится не только для Мариинки, но и для Малого оперного театра, делали мы обувь для балета Бориса Эйфмана, для консерватории...
– А знаете, кто у нас больше всего балет любит? Ни одной премьеры не пропускает, ни одной генеральной репетиции – это Люба Селитицкая.
Она до сих пор сидела очень скромненько, но было видно – хочет свое словечко о балете замолвить. Оказывается, с детства мечтала Люба быть балериной, но в Вагановское училище не поступила, занималась очень серьезно балетом во Дворце культуры имени Горького. Здесь все удивлялись ее напористости и фанатичной любви к балету.
Кстати, здесь все ее называли Виолеттой (так ей хотелось) и сочинили про нее стишок:
«Обезьянка Виолетта ходит в студию балета,
Занимается пока у балетного станка.
Ножки этой балеринки, как волшебные пружинки.
Улетает в два прыжка Виолетта в облака».
Судьба-злодейка привела Любу в цех, где делают пуанты. Свою работу девушка очень полюбила потому, что ей казалось – она была близка к богине танца Терпсихоре. Люба делала пуанты для таких знаменитых балерин, как Ульяна Лопаткина, Галина Мезенцова, Эльвира Тарасова, Майя Думченко. Они всегда тепло благодарили ее за хорошую обувь, приглашали на свои спектакли, дарили небольшие сувениры, поздравляли с праздниками.
Так и прошли для Любы Селитицкой десять лет работы за низеньким столом, на косолапой табуретке. Однако были вечера, когда она погружалась в другой мир, где страдала Жизель, грустила Одетта, где страсть сжигала Фригию. Здесь все было волшебным в голубовато-зеленом свете, здесь белые лебеди именно в ее пуантах выбегали на сцену, и она становилась Виолеттой.
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 122 | Нарушение авторских прав