|
Читайте также: |
Нина изогнулась всем телом, ее остренький носик хитро сморщился, она лукаво подмигнула ему и показала на стол:
— А я очень люблю вот так, по-дикому, без вилок, руками. Вкусно ведь, да? Только ты теперь садись и как следует поужинай. Мотался же целый день как угорелый, и небось всухомятку. Сейчас принесу котлеты, а сама залезу под душ, ладно? На две минутки.
Слава, наконец, и сам сообразил, что голоден как черт. Он придвинул стул и стал есть как вернувшийся с работы усталый мужчина — всерьез и основательно.
А Нина ушла в ванную. Крикнула оттуда, что обожает вот такие — большие, которые только и остались в старых домах с высокими потолками, толстенными стенами и широкими подоконниками. Потом она приоткрыла дверь ванной и попросила у него рубашку:
— Дай свою любую, какую не жалко!
Он вытащил выглаженную в прачечной голубую фланелевую ковбойку и понес в ванную.
Нина, стоя за прозрачной занавеской, поливала себя из душа. Слава замер. Она увидела его глаза и рассмеялась:
— Ну чего уставился? Не нравится?
Он только и смог, что застонать от вожделения.
— Сейчас, сейчас, не торопись... успеешь... Кинь полотенце!
Выключила душ, быстро и легко промокнулась полотенцем, отдернула занавеску и шагнула к нему, поставив ногу на борт ванны. Он тут же сгреб ее обеими руками, прижал к себе, а она, шепча: не торопись, ну сейчас, сейчас... — сама расстегивала на нем рубашку и, пока он выпрыгивал из штанин, стянула через его голову майку.
Господи, ну куда ты так несешься!..
Слава сжал ее тонкую талию, поднял, а Нина, обхватив руками его шею, а бедра — сильными ногами, начала медленно сползать, опускаться по его телу, пока не настал тот миг, когда он почувствовал, что крепко и плотно вошел в нее. Нина задрожала, еще крепче стиснула его ногами и застонала-зашептала в самое ухо:
— Как я хочу тебя...
Он повернулся и сел на край ванны, держа Нину на коленях, а она, словно дорвавшись, наконец, до неведомого прежде наслаждения, стала такое вытворять, что он перестал вообще что-либо чувствовать, кроме ее безумных прыжков на нем, захлебывающихся всхлипов и неистового желания, пронзившего все его существо.
Они пришли к финишу, как высокопородистые скакуны на короткой дистанции, одновременно. Протяжно охнули, вздрогнули в жарких конвульсиях и будто опали. Нина, подергиваясь, тяжело дышала, а Слава продолжал уже машинально тискать и сжимать пальцами ее сильные бедра, круглые горячие ягодицы и атласную спину.
— Ну ты, мой хороший... — вздохнула она наконец. — Похоже, давно у тебя не было женщины... Так ведь и загнуться можно... Дай-ка я потихоньку слезу... Всего ожидала, но такого!.. Можешь мне не верить, но был момент, когда я потеряла сознание. Ну а я как? Нравлюсь тебе?
Слава исступленно впился в ее губы, всасывая их и ощущая во рту солоноватый привкус крови.
Нина снова застонала и забилась в его руках, но при этом стала наступать сама, проявляя все большую активность, закончившуюся долгим, почти отчаянным криком.
Она пришла в себя прежде него. Сползла с его колен и, поглаживая небольшие, девичьи груди с острыми сосками, сказала рассудительным тоном:
— Сделаем перерыв. А то до утра в таком темпе мы не доскачем. Забирай свои шмотки и уматывай отсюда. Иди раскладывай там свой диван! — И опять полезла под душ...
Нина слонялась по квартире в его ковбойке, которая заменяла ей ее одежду и кончалась именно там, где надо, — у середины бедер, — не нагло и очень заманчиво. И в этой одежке казалась Славе настолько притягательной, будто жила здесь целую вечность.
— Есть хочу! — заявила она, встряхивая короткими мокрыми кудряшками. — Сам виноват, рыжик, перестарался, все мои силы забрал.
— Ну вообще-то я думал, — заметил Слава, — если кто чего забирал, то, скорее, наоборот.
— Ты не остри, а наливай! Давай этот французский керосин.
А через десять минут, снова дрожа в его объятиях и колотя пятками по его спине, она горячечно шептала: «Хочу... хочу! Ах, как я тебя чувствую!..»
Как такие ночи назывались? Египетскими? Афинскими? Или еще как-то похоже, но это, вероятно, один Турецкий знает.
Во время одного из перерывов, подкрепив свои силы, как-то неожиданно вспомнили и о нем, притом, кто назвал его имя первым, хоть убей, Слава не помнил.
Наверное, все-таки Нина. Потому что сперва заговорили о Карине.
Легкий хмель, прогоняемый неистовыми физическими нагрузками в паузах, располагал к созерцательности, неспешным разговорам и полной откровенности.
Красивая она девка, да? — продолжая свою мысль, начало которой Слава упустил, сказала Нина. — А вот не повезло с этим импотентом.
— Ты о ком? — удивился Слава.
— Да о Наиле же, ты что, не слушал?
— Нет, просто мне так хорошо с тобой, что ни о чем другом думать не хочется... Но какой же он импотент, если у них двое детей? Или это не его?
— Да от него, — отмахнулась Нина. — Только это когда было! Послушай, что я тебе расскажу, — она легла на бок, на его согнутый локоть, чтоб удобнее было разговаривать. — Сегодня врачебная статистика утверждает, что каждый второй бизнесмен до сорока еще что-то стоит в сексуальном плане. А уже после сорока — только один из десятка. И то нужна опытная партнерша. Полностью выматывают их работа, риск, деньги, снова работа, и так без конца. Поэтому и все эти видики, порнуха, группен-секс и прочее. Какое уж там наслаждение, если один страх — не встанет, не сможешь! «Капусты» навалом, все куплю, но зачем? Вот они и заводят себя, настраиваются, хвастают друг перед другом своими суперсексуальньми кобылами — любовницами, а поди проверь — брехня все, как онанизм во сне. И Наиль стал таким же. И тоже боялся, и каждую минуту все готов был проверять себя. Патология уже, понимаешь?
Да, об этой стороне мирзоевского дома как-то Слава и не думал.
Ты меня не осуждай, рыженький, я ведь не проститутка какая-нибудь, — продолжала Нина. — Я его смертельно ненавидела, как личного убийцу, понимаешь? Он растоптал меня. А потом, когда я увидела, к чему он идет, мне стало даже весело. Он и Каринку-то свою не мог... а ведь она девка страстная, я-то знаю. Вот и ставил се на голову, может, хоть так получится. Стриптиз чтоб на людях ему демонстрировала. У тех глаза квадратными становились, ладони мокли, а хозяину — одни фигушки доставались. Он ко мне, на палочку-выручалочку...
Я тебя не шокирую, рыжик? — вздохнула она. — Такая жизнь была... Вот я ему и говорю: что, не получается, дорогой товарищ? Ничем не могу помочь. Такая моя месть ему была! Это я его и заставила поверить, что кончился он как мужик, полнейший импотент. Убила в нем мужчину, одна погань от него осталась... Но уж этого в нем хватало. С избытком.
— Ну и хитра же ты, девка! — хмыкнул Слава.
— Спрашиваешь... А ты думаешь, Каринка сильно вся испереживалась? В ее положении только одно было ужасно — постоянное унижение. Но Деревяшка — это мы так между собой Олега называем — парочку раз воспользовался случаем и решил, что ему все позволено. А я ему пригрозила однажды, что Наилю расскажу, вот он меня и возненавидел. Но он совсем тупой, а с Каринкой мы — душа в душу. Славная она.
— А чего ты о ней вдруг вспомнила?
— Потому что забыла, с чего начала. Я подумала, что для нее неплохо бы твоего приятеля закадрить. Карине такие мужики нравятся — сухие и накачанные, но с мозгами. Я видела, как она на него там, в доме, глядела. Что скажешь? Не хочешь, чтоб не одному тебе было приятно?
— Да как тебе сказать... Вообще-то Сашка у нас всегда был ходок по женской части. Невеста у него живет, а почему не женится, кто их знает...
— А ты позови его. И Каринке доброе дело сделаем. Ты ж ведь не представляешь, как женщине бывает плохо, когда тебя постоянно окружает толпа мужиков, глядят голодными глазами, а ты будто приговоренная какая-то... Налей еще немножко.
Они выпили, и он потянулся, чтобы закусить ее поцелуем. Но она ловко опрокинула его на спину, села верхом на его колени и стала медленно продвигаться вперед.
— Жалко, что я не такая красивая, как Карина. Зато симпатичная, правда? Эй, не дергай меня, не торопись! Ну говори, какая я, а?.. Говори... быстро... — Она приподнялась над ним и, сводя и разводя коленки, начала медленно опускаться...
...Нина упала ему на грудь и стала целовать шею, плечи, грудь, медленно отползла к коленям и потекла губами по животу, вниз... Ее пальцы были быстры и ловки, ноготки остры, а губы — жестки и тягучи, они всасывали его всего, будто выворачивали наизнанку. Никогда не испытывал он ничего подобного.
— Ну как я тебе? — выдохнула она наконец и подняла лицо с безвольно открытым ртом. — О Господи! Ну когда ж вы с ним успокоитесь!..
Отстраняясь от него, Нина поднялась на корточки и, покачиваясь, попыталась встать. Но тут увидела его напряженный взгляд и запоздало поняла, что как раз успокаиваться никто в этом доме не собирался. Слава тигром кинулся на нее, и Нина рухнула на спину. Успела только вскрикнуть от неожиданности и взбрыкнуть ногами. Но он поймал их за икры и, припечатав к своим плечам, с криком ворвался в ее тело. Изогнувшись под ним такой дугой, на которую способна не всякая цирковая гимнастка, Нина уже не подчинялась своему желанию и отстраненно поняла, что у Славы то же состояние: мозги у него словно отключились — жадный голодный зверь наконец поймал ускользавшую добычу и теперь пока не растерзает — не остынет. И тогда Нина полностью покорилась его страсти. Безвольное подчинение женского тела за миг до экстаза возбудило его невероятно! Это она знала... знала... и-чуть-не-за-бы-ла-а-а!..
...Все, мой дорогой, я больше не могу. Ты сумасшедший! Ведь тебе завтра на работу. — Нина решительно встала с дивана, накинула на плечи ковбойку и, обойдя стол, села верхом на стул. — Пойми же, я никуда от тебя не убегаю. Если хочешь, встретимся завтра... Да какое завтра, вон скоро светать начнет! А ты ни грамма не поспал. Так ведь нельзя!
— Ни грамма не поспал, ни минутки не выпил... — засмеялся Слава, но увидел в словах Нины суровую правду: в таком виде надо не на службу, а в баню. Но дело давно приучило ко всякому. Ничего, думал он, до вечера продержусь. — А у тебя-то сегодня какие дела?
Она безразлично пожала плечами.
— Никаких. Если только опять мы все вам не понадобимся.
— Да, — помрачнел Слава. Об этом-то он и забыл. — Но тогда ты можешь отоспаться у меня сколько хочешь... А вечером мы могли бы... Куда тебе позвонить?
— Мне как раз и не надо. Деревяшка ведь все слышит, а зачем нам с тобой это надо? Давай лучше я тебе буду звонить. Если ты скажешь куда.
— Ладно, тогда так. — Глаза у Славы закрывались. — Я напишу тебе номер... Может, правда, часок поспим? Я будильник поставил, заведи...
Нина подошла к нему, села рядом, начала гладить его лицо мягкой ладошкой. Он обнял ее одной рукой, прижался щекой к теплому шелковистому бедру, закрыл глаза и уснул...
А вскочил он от пронзительного звонка будильника. Зажал его широкой ладонью, оглянулся: Нина спала на краю, свернувшись клубочком почти у самых его ног, носом к спинке дивана. И эта беспомощная ее поза вдруг глубоко его тронула. Он осторожно встал, перенес ее, сонную, на подушку, укрыл простыней и начал быстро одеваться.
На сборы ушло не более пяти минут. После этого Слава написал ей записку с номером своего рабочего телефона, сложил ее пополам и поставил шалашиком, чтобы, проснувшись, Нина сразу ее увидела.
«Котенок, — было написано в ней, — если появится нужда уйти, просто захлопни дверь. Но будет гораздо лучше, если, вернувшись вечером домой, я тебя найду под душем. Рыжий».
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 97 | Нарушение авторских прав