|
Читайте также: |
В крохотной комнате едва помещались стол и два стула. Покрытые звукоизолирующим материалом стены без окон, серая массивная дверь. Единственная тусклая лампочка тихо гудит над головой сонной осенней мухой. Комнату, производившую гнетущее впечатление, населяли невидимые призраки бесполезной лжи, отчаяния оттого, что приходится идти на сделку, признаний, которые ни к чему хорошему не ведут. Было трудно дышать, воздух, как слабая надежда, растворялся в четырех глухих стенах.
Пета смотрела в одну точку и вдруг пожалела, что бросила курить.
Дело не в том, что она скучала по привкусу никотина во рту или легким не хватало смолы. Курение — как трость. Нечто такое, что помогает пристроить руки во время разговора. Или во время ожидания. Нечто такое, что когда-то давало ей обманчивое ощущение смелости. Как алкоголь.
Но она давно отказалась и от того, и от другого.
Сердце трепыхалось в груди пойманной птицей. Она оказалась по другую сторону стола, напротив стула следователя. Малоприятный оборот для человека, который когда-то служил в полиции.
На столешнице можно было различить имена, написанные и выцарапанные, прочесть заверения в невиновности, в любви; она увидела отметины, которые оставляют особо ретивые полицейские.
Ни одного знакомого имени. Определенно люди здесь бывают чаще, чем в «Макдоналдсе», да и свободных мест куда меньше.
Она снова вздохнула, посмотрела на часы — скоро семь — и начала перебирать в памяти события вечера.
Выйдя из дома Отца Джека, она увидела сидящего на краю тротуара Донована и присела рядом. У него был измученный вид.
— Они все сбежали, — с отчаянием в голосе сказал он, — все до одного...
— Мы не всемогущи, Джо, — кивнула Пета, вздыхая. — Нам удалось обезвредить опасного преступника, гнусного растлителя малолетних. Мы не в состоянии спасти всех.
Донован горестно покачал головой:
— Одного... Хотя бы одного...
Она поднялась, решив, что лучше дать ему какое-то время побыть одному.
Позвонила в полицию, рассказала, что произошло. Еще до приезда полицейских они решили, чего не будут говорить — прежде всего, не сообщат, по какой причине Донован разыскивает Джамала. Подъехавшая полиция расспросила всех троих по отдельности.
Отца Джека в наручниках повели в ожидавшую машину. Он их как будто не узнал, у него был вид совершенно разбитого человека.
На каталке вывезли закрытое простыней тело Сая и поместили в ожидавшую машину скорой помощи, которая тут же уехала.
Свет прожекторов и белые халаты делали обстановку похожей на съемочную площадку.
После почти трехчасовых расспросов, уточнений, поиска возможных нестыковок в рассказах, противоречий или даже лжи полицейские, казалось, удовлетворились. Немного помогло и то, что Пета когда-то работала в полиции. Их отпустили.
Привлеченные суетой и ярким светом, вокруг начали собираться газетчики и телевизионщики.
— Если хотите объективного освещения событий, стоит от всей этой братии как-то избавиться, — сказал ей Донован. — И как можно быстрее.
Он позвонил Марии, но в трубке раздавались только длинные гудки. Хмурясь, сунул телефон в карман.
— Не берет трубку. Наверное, спит.
— Слушайте, — сказала Пета, — я знаю одного парня, он возглавляет в Ньюкасле ассоциацию внештатных журналистов. Его зовут Дэйв Болланд. Вам знакомо это имя?
— Слыхал, — ответил Донован.
— Можно позвонить ему. Он все устроит и организует эксклюзивный материал для «Геральда».
Донован начал отчаянно зевать. Пета поняла, что он смертельно устал. Ударная доза адреналина истощила силы.
Она, кажется, выглядела ненамного лучше.
— Как хотите, — сказал Донован. — Можно этим заняться завтра утром.
И они разошлись — каждый в свою сторону. Когда Пета садилась в машину, ее окликнул констебль и попросил, чтобы она проехала с ним в полицейский участок.
— Зачем?
— Вам хотят задать еще несколько вопросов.
Она попыталась воспротивиться, но, прекрасно понимая, что это бесполезное занятие, позволила отвезти себя в полицейский участок на Маркет-стрит.
И вот она сидит здесь и ждет.
За спиной открылась дверь. Она обернулась.
— Прошу прощения за то, что заставил ждать, — весело сказал знакомый до боли голос, от которого екнуло сердце.
— Здравствуй, Пол. — Она почувствовала, что в горле пересохло.
Сержант сыскного отдела полиции Пол Тернбулл улыбнулся профессиональной улыбкой, за которой даже ей трудно было что-то прочесть.
Темная шевелюра начинала седеть, лицо пополнело, но в целом он выглядел так же, как во время последней встречи. Такой же черно-белый — зримое проявление собственной веры в незыблемые черно-белые жизненные принципы. Она хорошо знала, какие тараканы живут у него в голове.
Он посмотрел на нее и снова улыбнулся:
— Прекрасно выглядишь.
— Сейчас глубокая ночь, у меня был такой кошмарный день, что не осталось никаких сил, и выгляжу я ужасно. — Слова защищали ее как броня. — Впрочем, за комплимент благодарю, — добавила она подчеркнуто любезно.
Лицо Тернбулла казалось ничего не выражающей маской.
— Как дела? — Он повел плечом.
— Нормально, — ответила она, не вдаваясь в подробности. — Хорошо.
— Значит, хорошо... — эхом отозвался он, пристально вглядываясь в ее лицо.
Пета беспокойно зашевелилась на стуле.
— Ну что, рассмотрел? Теперь я могу идти?
Маска слегка покраснела.
— Всего пару вопросов...
Пета сложила руки на груди: надо же, как сильно бьется сердце.
Тернбулл посмотрел в листок, который откуда-то вытащил.
— Я хочу, чтобы ты... повторила свою версию произошедшего. Нужно кое-что уточнить...
Пета вздохнула и снова начала рассказывать. Да, за домом Отца Джека была установлена слежка. Да, она предъявит полиции и фотографии, и видеопленку. Да, включая те, на которых запечатлен высокопоставленный полицейский чин и довольно известный член местного совета, которые частенько наведывались в его заведение. Да, материалы переданы также в центральную газету. Нет, они не вламывались в дом — дверь была открыта. Джек узнал о том, что за ним следят, и прислал каких-то людей, которые уничтожили аппаратуру и собирались расправиться и с ними. Да, когда они вошли в дом, Отец Джек держал тело мертвого подростка и то, что, по их мнению, было орудием убийства.
Пета откинулась на спинку стула:
— Теперь я могу быть свободна?
Тернбулл посмотрел на Пету.
— Мне известно, что у тебя работает, — он снова бросил взгляд в листок перед собой, — этот азиат. А Джо Донован? Он-то какое имеет отношение ко всему этому?
— Как журналист, который помогает нам написать статью.
— Он работает в «Геральде»? Или работал?
Пета кивнула.
— Он сейчас еще о чем-нибудь пишет?
— Спроси у него.
В его глазах мелькнул огонек. Он снова пробежался по записи.
— Странный выбор. Здесь говорится, что он давно ничего не пишет. С тех пор, как... — он поводил пальцем по строчкам, — как пропал его сын. Это совершенно выбило его из колеи. Сына так и не нашли — ни живого, ни мертвого.
— Что?
Тернбулл поднял глаза, заметил тревогу в ее глазах.
— Разве ты не знала? Неужели он тебе ничего не рассказал?
— Нет... — Пета медленно покачала головой. — Боже мой, какой ужас...
Тернбулл ухмыльнулся.
— Тебя это огорчает? — Он подался вперед. — Похоже, ты неравнодушна к этому Доновану, я прав?
Пета почувствовала, что у нее загорелись щеки, а руки невольно сжались в кулаки.
— Я бы тебе сейчас...
— Отдалась? — смеясь, закончил за нее Тернбулл. — В любое время — я готов.
У нее заклокотало внутри.
— Я бы этого не сделала, даже если бы на земле остался единственный мужчина — ты.
— Раньше ты была другого мнения.
Она посмотрела на него в упор. Взяла себя в руки.
— Кстати, Пол, как поживает супруга? Как дети?
Он промолчал. По лицу скользнула тень.
— Считает ли она, что преступное деяние имеет срок давности? Что прошлое так и остается в прошлом? А может, она и вовсе не знает, что произошло? Хочешь, я с ней пообщаюсь? А то вдруг все осталось по-прежнему, и меня просто кто-то заменил.
Тернбулл смотрел на нее молча.
— Сучка, — наконец выдавил он.
Пета улыбнулась. Грустно и холодно.
— Я больше не та наивная дурочка, какой была, когда с тобой познакомилась. И не алкоголичка с разбитым сердцем, в которую превратилась, когда ты меня бросил. Сучка? Могла и ею стать, Пол.
Он смотрел на нее в упор, она ответила тем же. Он первым отвел глаза — в них мелькнул страх.
— Ты увидел в документах мое имя — тебе стало любопытно, и ты решил на меня взглянуть. Как в старые добрые времена. Я правильно тебя поняла?
Тернбулл снова смотрел на нее не мигая.
— Так я могу идти?
— Дверь вон там. — Он криво улыбнулся. — Уверен, мы скоро снова увидимся.
Она взглянула на него, не в силах скрыть ненависть.
— Сомневаюсь.
Тернбулл махнул рукой. Она поднялась из-за стола, повернулась и стремительно вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Он сидел, не двигаясь и глядя прямо перед собой — на то место, где только что сидела Пета.
Он не рассказал, над чем сейчас работает. И почему так уверен, что они снова увидятся. Очень скоро.
Он заскрипел зубами, сжал кулаки.
И криво усмехнулся.
Донован лежал в горячей ванне в своем номере, пена пузырилась прямо у подбородка.
Он наслаждался давно забытыми ощущениями.
Тревога по поводу бесследно исчезнувших детей отступила. Пета права: они передали в руки полиции опасного преступника-педофила. Когда он перешагнул порог усталости, понимание значительности их поступка вызвало такой подъем в душе, что ему показалось, он вернет ему силы. Но почти три часа показаний все-таки добили его.
Вернувшись в гостиницу, он еще пару раз попытался связаться с Марией, чтобы сообщить последние новости. Очень хотелось заснуть в ее объятиях, а завтра проснуться рядом с ней. Но она, наверное, не хочет, чтобы ее беспокоили. Что ж, пусть отдыхает, он ей обо всем расскажет утром. У них так много ночей впереди — он это точно знает.
Едва оказавшись в кровати, он провалился в глубокий сон без сновидений. На душе было спокойно: с другими проблемами он разберется позже.
Завтра.
Он проснулся рано утром. Тело затекло, и он решил принять ванну, чтобы унять боль.
Он выйдет из ванны и закажет завтрак в номер.
Пригласит Марию разделить с ним трапезу.
В дверь номера громко постучали. Он откинул назад мокрые волосы, высунул голову из ванны и крикнул:
— Оставьте — что там у вас — за дверью! Я через пару минут выгляну.
Через минуту стук повторился.
— Ну не свинство ли! — вздохнул Донован.
Он выбрался из ванны, набросил белый махровый халат, подошел и открыл дверь.
— Я же сказал, оставьте...
И замолчал на полуслове.
Он сразу понял, что перед ним копы, хотя они были в штатском и не успели ткнуть в нос удостоверения. Одна — женщина лет тридцати пяти с короткими светлыми волосами и совершенно непримечательная внешне. Другой — мужчина помоложе в костюме и галстуке, черно-белый с головы до ног. Первой заговорила женщина.
— Я инспектор сыскного отдела Нэтрасс, а это, — она жестом показала на своего спутника, — мой напарник, сержант Тернбулл. Вы позволите нам войти?
— Я вчера вечером уже дал показания, — нелюбезно буркнул Донован. — Что еще вы хотите от меня услышать?
— Можно нам войти? — Голос женщины звучал бесстрастно и бесцветно.
Донован отступил в сторону, пропустил в номер непрошеных гостей, закрыл дверь и обернулся.
— Можно присесть?
Донован смахнул с кровати свою далеко не новую одежду, поднял одеяло и простыню.
— Спасибо, — сказала Нэтрасс и села на кровать. Тернбулл сел рядом.
Было ясно, что она ничего не скажет, пока Донован стоит, поэтому он покорно сел на стул в углу комнаты.
— Мистер Донован, — начала Нэтрасс ровным низким голосом, — к сожалению, у нас для вас печальные известия.
Донован открыл было рот, чтобы сказать какую-нибудь колкость, но выражение лица инспектора помешало ему это сделать. При этом глаза ее ничего не выражали. Он начал ощущать беспокойство.
— Речь идет... о Марии Беннетт. Она, судя по всему, погибла.
Донована будто с размаха ударили в солнечное сплетение.
— То есть как это «погибла»?..
Он переводил непонимающий взгляд с одного на другого, но полицейские сидели с профессионально бесстрастными каменными лицами.
— Погибла...
Ни умом, ни сердцем он не мог ни осмыслить, ни принять эту информацию. Казалось, тело и голова отделились друг от друга и закружились в каком-то диком черном вихре.
Он начал трясти головой, чтобы избавиться от этого ощущения, но стало только хуже.
— Она... она ведь... — Он в оцепенении показал на дверь. Покачал головой. — Нет-нет, не может быть... Что вы такое говорите...
Посетители молча переглянулись.
— Как... как это случилось?
— Ее убили, — рубанул Тернбулл.
Донован смотрел на него ничего не понимающими глазами.
— Убили?.. Кто?..
— Мы надеялись услышать это от вас, мистер Донован.
Донована словно стукнули по голове.
— Что вы имеете в виду?
— Мой коллега хочет сказать, — сказала Нэтрасс, бросая на напарника осуждающий взгляд, — что обнаружено тело с документами на имя Марии Беннетт.
— Вы хотите, чтобы я ее опознал? — глухо спросил Донован.
— Простите, но приходится просить вас об этом.
Донован закрыл лицо руками:
— Господи...
Нэтрасс и Тернбулл поднялись. Она обернулась к Доновану, посмотрела в глаза:
— Мы, честное слово, очень вам сочувствуем.
Он кивнул.
Они вышли, сказав, что подождут внизу. Донован снова опустился на стул, глядя прямо перед собой.
В голове, как акробаты в замедленной съемке, плыли мысли; в душе проносились чувства, как сошедший с рельсов на полном ходу поезд.
Рухнул целый мир, который он начал для себя создавать. Хрупкий мир, который разлетелся от дуновения темного ветра реальности, как соломенный домик.
Он снова одинок. Несчастен. Всеми покинут.
У него было чувство...
То же самое он испытывал, когда пропал сын.
Раздавленный, он сидел, не двигаясь с места.
В дверь постучала горничная, но, не дождавшись ответа, ушла.
Он продолжал сидеть, уставившись в пол.
Наконец он вспомнил, что внизу ждут двое полицейских. Встал, отправился в ванную. Посмотрел в зеркало, увидел свое мокрое лицо и только тогда понял, что плачет.
— Наверное, я должен вам сказать, что Мария и я... что мы любим друг друга... — Он запнулся, вздохнул. — То есть любили...
Нэтрасс кивнула, как будто его слова подтвердили то, о чем она знала или догадывалась.
— В таком случае вам, конечно, тяжело вдвойне, — сказала она.
Донован сгорбился на стуле, локти на коленях, пальцы сцеплены. Он не находил слов.
Они сидели рядом на пластиковых стульях в длинном-длинном коридоре, которому, казалось, нет конца — Донован находился в своем собственном мире, Нэтрасс — в ожидании, что он позволит ей войти.
Больничный морг.
Донована вели сюда через артерии больницы — бесконечные коридоры с бесчисленными стерильными дверями; за каждой новой дверью оставалось все меньше тепла, пока за ними не закрылись последние и они не оказались в сердце здания — морге.
Он увидел прямо перед собой сверкающие металлические столы с желобками по бокам. На одном из них лежало накрытое простыней тело. Тернбулл подошел к лаборанту в синем халате, показал на Донована. Тот приблизился к столу, откинул простыню.
Донована бил озноб, он опустил голову, уставился в пол. В недавнем прошлом он часто мысленно проигрывал то, что должно было произойти сейчас: простыню открывают, он видит тело, ему задают вопрос, он отвечает.
«Да, — неоднократно мысленно говорил он, — это Дэвид... Мой сын».
Волна боли после этого находила выход, наступало ощущение пусть уродливой, но завершенности.
Но это был не Дэвид.
Перед ним на столе лежала Мария. Глаза закрыты, волосы разметались, выражение красивого лица почти радостное — как в ту ночь, когда она заснула рядом с ним.
Посиневшая рваная рана на шее напоминала, что она не спит. Мария была теперь где-то совершенно в другом мире.
— Да, — кивнул он, — это она.
И отвернулся, понимая, что эта картина останется с ним навсегда.
Еще одна потеря.
Еще один призрак, который будет его преследовать.
— У вас есть какие-нибудь предположения, кто мог это сделать? — услышал он голос Нэтрасс.
Он покачал головой.
— Может быть, этот человек как-то связан с тем, над чем вы работали?
Донован вдруг подумал о Джамале, но тут же отбросил эту мысль. Снова покачал головой.
— Вы что-то собирались сказать?
— Нет, я ничего не знаю.
— Над чем вы работали? Что вас обоих сюда привело?
Донован поднял на нее измученные глаза:
— Пожалуйста... Я понимаю, что вам нужно делать свое дело, я не меньше вас хочу, чтобы убийцу поймали, но... я не могу...
Нэтрасс понимающе кивнула, но было заметно, что его слова ее не удовлетворили.
В эту минуту к ним подошел Тернбулл с двумя пластиковыми чашками в руках. Одну он протянул Доновану, который удивленно посмотрел на его руку.
— Это чай, — пояснил Тернбулл.
Донован едва кивнул в знак благодарности, трясущимися руками взял чашку и поставил на пол.
Тернбулл сел рядом с ним с другой стороны.
— Где ее нашли? — обратился к нему Донован.
Нэтрасс и Тернбулл переглянулись, она кивнула, Тернбулл заговорил.
— В квартире Кэролайн Хантли.
— Чьей? — Донован нахмурился в недоумении.
— Кэролайн Хантли, — вмешалась Нэтрасс, — дочери Колина Хантли.
В памяти на секунду зажглась какая-то искра, но быстро потухла.
— Колина Хантли? — переспросил он.
— Пропавшего ученого, — сказал Тернбулл, изучая реакцию Донована.
— Вы не могли о нем не слышать, — сказала Нэтрасс. — Об этом похищении сейчас трубят все СМИ. Газеты, радио и телевидение. Полиция поднята на ноги.
— И работает в две смены, — сказал Тернбулл, но Нэтрасс сделала вид, что не услышала его замечание.
— Простите, я не в курсе.
Нэтрасс рассказала об исчезновении Колина Хантли, Донован слушал и кивал.
Наверняка он слышал или видел это имя, поэтому оно и показалось знакомым. Газеты, телевидение. Но в глубине сознания скреблась еще какая-то мысль, какое-то неясное чувство не давало покоя...
Он услыхал голос Нэтрасс — она о чем-то его спрашивала. Он поднял глаза:
— Простите, что вы сказали?
— Я о ее тетради — в ней полное описание обстоятельств исчезновения Колина Хантли. Мы связались с «Геральдом», они подтвердили, что она звонила туда и подробно обо всем расспрашивала.
— Вы в это время находились в Байкере, — вставил Тернбулл.
— Затем она отправилась в Джесмонд к Кэролайн Хантли. Вчера вечером около десяти тридцати в службу спасения позвонила соседка и сказала, что в квартире наверху шум, похожий на драку.
— Это как раз квартира Кэролайн Хантли, — уточнил Тернбулл.
— А что говорит сама Хантли? — спросил Донован.
— Ничего, — сказала Нэтрасс, — она исчезла.
Донован посмотрел на обоих полицейских:
— То есть?
Тернбулл вытащил записную книжку и начал зачитывать:
— Около двадцати двух сорока пяти та же соседка увидела в окно выходившего из подъезда человека с предметом, похожим на свернутый ковер. Он поместил свою, по всей видимости, тяжелую ношу в багажник стоявшей неподалеку машины — «воксхолл вектры» и уехал.
— Она запомнила номер? — спросил Донован.
— Не обратила внимания, — сказал Тернбулл. — Решила, что это не имеет значения.
— Мы были в квартире Хантли, — сказала Нэтрасс. — Похоже, из гостиной пропал большой ковер.
— Вместе с хозяйкой, — предположил Донован.
— У нас возникло такое же подозрение, — сказала Нэтрасс. — Мы пригласили соседку, чтобы с ее помощью составить фоторобот того человека. Это может здорово помочь в расследовании. И описание машины, хотя тут у нас меньше надежд: слишком много на улицах «вектр». Мы, кстати, полагаем, что тот же человек похитил ее отца. Почему он это сделал, неизвестно.
Тернбулл повернулся к Доновану. Лицо ничего не выражало, но взгляд выдавал внутреннее напряжение.
— У вас имеются какие-нибудь предположения?
— Нет, — сказал он, не отводя глаз.
— Пол, принеси мистеру Доновану еще чаю.
— Я ведь только что...
— Мне кажется, он остыл. Будьте любезны.
Она бросила на него взгляд, который отметал всяческие возражения. Тернбулл неохотно поднялся и потопал прочь. Она проводила его глазами, потом повернулась к Доновану с сочувственной улыбкой на лице:
— Я должна извиниться за поведение коллеги. В своем рвении добиться справедливости он порой... заходит слишком далеко.
Донован молча кивнул.
— Понимаю, сейчас не лучшее время вести разговоры. — Она протянула визитную карточку. — Здесь мой телефон. Если что-то вспомните — неважно что, — позвоните, пожалуйста. Вы ведь не меньше нас заинтересованы в поимке убийцы.
Донован кивнул и сунул карточку в карман.
— Буду с вами откровенна. Я не из тех полицейских, кто считает, что пресса и полиция не в состоянии найти общий язык. У вас свои задачи, у нас — свои, интересы могут пересекаться к обоюдной выгоде.
Донован прищурился:
— Что вы имеете в виду?
— Мне кажется, — она позволила себе слегка улыбнуться, — вы меня прекрасно поняли. Вы помогаете мне, а я — вам.
Донован кивнул. Старая как мир история. Журналисты и их источники.
— Договорились, — сказал он.
— Вот и отлично, — сказала она с улыбкой, но взгляд тут же посуровел, — только никаких подвигов, никакой самодеятельности. Это не приведет ни к чему хорошему. Особенно для вас. Вы меня поняли?
— Как не понять.
Вернулся Тернбулл с очередной чашкой в руках и злобой на лице.
Нэтрасс поднялась:
— Спасибо, Пол, но боюсь, нам с вами пора идти.
Тернбулл, сердито зыркнув на Донована, швырнул чашку в стоявшее рядом мусорное ведро.
— Мы можем вас подбросить до гостиницы, мистер Донован, — предложила Нэтрасс.
— Благодарю, но я лучше пешком.
Они проводили его до двери и отправились по своим делам.
А на улице в это время вовсю хозяйничал новый день. Пронзительно-синее небо над головой, в парке рядом буйство осенних красок. Светило солнце. В такой день хочется жить.
Донован пошел прочь, стараясь его не замечать.
По дороге ему так и не удалось привести мысли в порядок.
Перед входом в гостиницу толпились газетчики, телерепортеры — без сомнения, в надежде поговорить с коллегой-журналистом. В ожидании его появления.
Он чертыхнулся про себя и, пока они не успели его заметить, нырнул за угол. С другой стороны здания он юркнул в заднюю дверь ресторанной кухни и наткнулся на вопросительный взгляд шеф-повара.
— Общество защиты окружающей среды, — тут же сориентировался Донован. — Я бы на вашем месте бросился наводить чистоту.
Он быстро прошел через кухню в фойе и там попробовал прокрасться к лифту, но тут его заметила администратор у стойки:
— Мистер Донован, мистер Донован...
Обреченно вздохнув, он нехотя пересек холл, стараясь держаться подальше от главного входа. Она протянула ему ворох записок:
— Вот, вам просили передать...
Конечно, это от журналистов, которые просят его о встрече. Он и сам когда-то так поступал.
— Отправьте все это куда подальше, — сказал он. — В помойку всю эту кучу.
— Прибыл мистер Шарки. Он сказал, что должен срочно с вами увидеться.
— А не пошел бы он туда же.
— Простите, что вы сказали? — Девушка распахнула глаза.
— Бога ради, извините, — Донован виновато улыбнулся. — Случайно вырвалось.
Она кивнула, даруя прощение.
Он зашел к себе в номер и позвонил в «Геральд». Попросил всю информацию о Колине Хантли, которой они располагают.
Он потерял ощущение дня и ночи, потерял всякий счет времени.
Оно перестало для него исчисляться в часах и минутах, приняв более конкретную форму. Промежутками между временем, когда приносили еду. Между приемами пищи, ее перевариванием и освобождением кишечника. Питьем и освобождением мочевого пузыря. Оно измерялось количеством вылезающих из нор крыс.
Темницу освещала единственная голая лампочка — его постоянное солнце, которое скорее отбрасывало тени, чем давало свет. После того как увели Гэри Майерса и вместе с ним забрали пару одеял, стало еще холоднее. Ему сунули несколько потрепанных детективов в мягкой обложке — Джеффри Арчер, Джон Гришэм, Том Клэнси. Он решил, что это входит в программу пыток.
Ощущение некой стабильности в его нынешнем состоянии давала постоянно болевшая рука.
Иногда он думал, что сходит с ума. Он понимал, что Мефистофель стремится его сломать. Он слышал его голос, даже когда его самого не было рядом.
«Позвони, — все настойчивее требовал он. — Позвони, и тогда сможешь выйти на свободу. И станешь богатым».
Он не мог позвонить. А еще он знал, что никогда не выйдет на свободу...
Он услышал, как зазвенели цепи на воротах, в замке повернулся ключ. Дверь открылась.
Колин Хантли заморгал от ворвавшегося в помещение света. Он больше не тянулся за колпаком. Зачем? Он ведь отлично знает своих похитителей, да и лишние движения приносили невыносимую боль. Какой смысл притворяться теперь, когда Майерса рядом нет?
Это был Молот.
— Я тебе тут кое-что принес, чтоб не было скучно, — сказал он.
Оставив дверь открытой, он снова вышел и вернулся, держа в руках предмет, похожий на свернутый ковер. Он потащил его по полу, положил в паре метров от Колина и начал разворачивать.
Колин, по-прежнему привязанный цепью к батарее, подался вперед, чтобы разглядеть, что он принес. Что-то в этом предмете было Колину знакомо. Внутри...
— Кэролайн!
Молот повернулся и слегка ткнул его в челюсть. Колин отлетел к стене. Рука заболела еще больше.
— Не ори, ты, козел! А то унесу ее отсюда. По кусочкам унесу.
— И-и... извини, случайно вырвалось...
Колин собрался с силами, сел, потрогал рукой лицо. Из носа текла кровь. Они захватили его дочь.
Его новый мир.
Кэролайн лежала на ковре со связанными руками и ногами и заклеенным пленкой ртом и бешено водила глазами вокруг. Она увидела отца, но даже это не погасило ужас и панику в ее взгляде.
Молот содрал пленку с ее лица, развязал руки и ноги, дернул за руку, не обращая внимания на крик боли, и грубо защелкнул на запястье наручник от цепи, которой совсем недавно приковывал к батарее Гэри Майерса.
— Ну вот и встретились. Счастливая семейка воссоединилась, — сказал он.
Он ушел, закрыв на все замки дверь и ворота.
Отец и дочь некоторое время молча смотрели друг на друга, от переполнявших эмоций не в силах что-то сказать, потом упали друг другу в объятия. Насколько, конечно, могли это сделать, потому что короткая цепь натянулась, впиваясь в кожу и не давая приблизиться.
Волна эмоций захлестнула обоих и вырвалась наружу рыданиями и потоком слез. Они боялись, что снова друг друга потеряют.
Наконец слезы прекратились. Они смотрели друг на друга, словно убеждаясь, что это не сон.
— Кэролайн... — Его голос дрожал и напоминал звук старой скрипучей телеги. — Кэролайн... что с тобой... Тебя били?
Она покачала головой:
— Нет. — И снова обняла отца. — Папочка, родной мой... я думала, тебя уже нет в живых...
— Нет-нет, видишь, я жив...
Она слегка отстранилась и внимательно на него посмотрела:
— Господи... что же они с тобой сделали!
Колин невольно прижал к себе больную руку:
— Ничего страшного, не волнуйся...
Они снова обнялись. Снова слезы, рыдания.
Наконец она вопросительно посмотрела на него:
— Что происходит, папа? Почему ты здесь?
Колин печально вздохнул, отполз назад к стене:
— Девочка моя, я совершил ужасный поступок...
— Это было просто классно, старик!
— Да, Майки, ты превзошел самого себя.
— Они все прям обалдели.
Майки шел по Высокому мосту в Гейтсхед в сопровождении своих работодателей и, улыбаясь, кивал.
— Спасибо, — сказал он, — вдохновение нашло.
Огромная почерневшая металлическая конструкция Высокого моста, построенного еще при королеве Виктории, не пропускала ни одного солнечного лучика, но Майки было на это наплевать. Он теперь видел свет в конце туннеля.
Потому что обрел союзника.
Он шел и вспоминал свою встречу с Джанин в пабе «Принц Уэльский». Она вошла туда минут через двадцать после того, как они поговорили перед полицейским участком, остановилась на пороге, оглядываясь в нерешительности. Он помахал, она кивнула и с некоторой опаской подошла к его столику.
Он попытался посмотреть на себя ее глазами: грязный, небритый тип в дешевой одежде, вышедшей из моды лет десять-пятнадцать назад. Будто только из тюрьмы.
Конечно, можно понять ее страхи.
Она села на стул напротив и начала рыться в сумочке.
Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 110 | Нарушение авторских прав