Океанский рейд одинокого Волка 5 страница

Многие из этих молодых людей собирались вступить в английскую армию, так что попали они в плен в самое подходящее время. Но, видимо, они еще не до конца осознали свое нынешнее положение, поскольку очень часто пели свою знаменитую военную песню: «Долгий путь до Типперери». Немецкие моряки посмеивались над ними, переиначивая слова песни: «Долгий путь до Германии». Дело чуть не доходило до драк. Англичане не хотели признаваться даже самим себе, что их путь лежит совсем не в Типперери, а в немецкий плен. Офицеры, ответственные за поведение пленных, обращались к Нергеру с требованием запретить исполнение этой песни. Но Нергер отмахнулся. Зачем? Пусть себе поют.

Среди англичан был один юноша, который стал настоящей жертвой морской войны. Когда он отправился из Англии на Цейлон, его судно в Атлантике утопила германская подводная лодка. Юношу спасли, и он продолжил путь на пароходе «Монголия», который подорвался на немецких минах у самого Коломбо. Спасенный еще раз англичанин решил на все плюнуть и вернуться домой. Так он и попытался сделать, но на обратном пути был захвачен в плен «Вольфом».

Среди пленных был и один богатый бизнесмен‑плантатор, президент крупного акционерного общества по переработке сахарного тростника. Попадание в плен сорвало ему какую‑то крупную сделку, которую он собирался заключить. Ломая руки, он умолял Нергера отпустить его, уверяя, что среди акционеров много немцев, которые разорятся, если планируемая сделка не будет заключена. Нергер объяснил плантатору, что во время войны приходится иногда жертвовать и финансовыми интересами своих соотечественников. Ничего не поделаешь!

Из пожилых англичан очень живописным был «король Эдвард», прозванный так из‑за поразительного внешнего сходства с покойным английским королем Эдуардом VII. Казалось, что он просто брат‑близнец покойного короля. Отличался он от своего прототипа тем, что был алкоголиком. Не пропустив стаканчик‑другой виски, он просто не мог существовать.

— Проклятые гунны! — кричал он на немецких моряков. — Вы хотите меня уморить?

Гунны наливали ему стакан (а в хорошие дни и больше), и «король Эдвард» успокаивался.

На «Вольфе» был один камбуз, и коки готовили одну и ту же пищу для всех в одном котле. Конечно, такую ораву, что собралась на «Вольфе», прокормить было совсем не легко. Как ни пополнялись запасы провизии, таяли они гораздо быстрее, сметаемые почти тысячью ртов, как будто «Вольф» был линейным кораблем, снабжаемым с береговых складов собственной базы. Особенно остро порой ощущалась нехватка свежей провизии. Тогда весь корабль переходил на тушенку, рис, горох и фасоль. Остатки свежей провизии распределялись между больными. Нергер более всего боялся возникновения на корабле цинги и бери‑бери, а потому очень обрадовался, когда на «Хитачи‑Мару» были обнаружены стручки специальных бобов, считавшихся у японцев лучшим средством от этих болезней. Кстати, первыми заболели на борту цингой именно японцы. Они держались обособленно и питались, главным образом, рисом, не желая есть из общего котла. И только когда появились первые признаки болезни, японцев удалось убедить питаться вместе со всеми.

В тех условиях, в которых находился экипаж «Вольфа», здоровью людей всегда что‑нибудь угрожало. Экипаж отбирала специальная медицинская комиссия, и большинство моряков стойко выносили те сверхнагрузки, которые выпали на их долю. Жалоб не было, поскольку все они были добровольцами. Врачи же не столько лечили, сколько занимались профилактикой. Еще до появления «Вольфа» в Индийском океане все получили прививку от оспы, а во время рейда по Тихому океану и членам экипажа, и пленным выдавался хинин в качестве профилактики от малярии. Когда не было ни свежего мяса, ни овощей, то люди получали лимонную кислоту как средство против цинги.

Когда с «Хитачи‑Мару» на «Вольф» был занесен тиф, то все поголовно были вакцинированы.

Когда «Вольф» возвращался в северные широты, Нергер приказал всем на борту заниматься водными процедурами, что и делалось до появления первого снега.

Среди пленных часто возникали ссоры и склоки, особенно, между англичанами и японцами. В отношениях между представителями двух великих морских держав царило недоверие, тайная злоба и ненависть, проявлявшиеся при каждом удобном случае. Порой все это принимало такие формы, что немцам приходилось вмешиваться. Как‑то утром японцы под руководством рулевого с «Хитачи‑Мару» совершали приборку пассажирской палубы. Вообще, японцы были дисциплинированными, послушными и выполняли все по малейшему кивку. Пока они драили палубу, появился долговязый англичанин. Он медленно прошествовал мимо японцев и смачно плюнул им под ноги. Наверное, всем морякам в мире, а тем более англичанам, известно, что плевок на палубу является грубейшим нарушением вековых морских традиций. Японцы сделали вид, что ничего не заметили, молча замыли плевок и продолжали свою работу. Только рулевой бросил на англичанина весьма красноречивый взгляд.

Не прошло и пяти минут, как этот англичанин появился снова. Он медленно, чинно, с насмешливым взглядом прошел мимо работающих японцев, держа руки в карманах. Затем остановился и, смерив японцев презрительным взглядом, плюнул два раза на палубу и собирался проследовать дальше. В следующее мгновение японцы окружили его, схватили и так грохнули о фальшборт, что англичанин только через несколько минут пришел в себя и быстро ретировался.

Подобное творилось не только на уровне матросов, но и у гораздо более интеллигентных людей. «Господа союзники» ненавидели друг друга так, что эта ненависть буквально витала в воздухе. Например, майор медицинской службы Флуд не скрывал своих взглядов, когда речь заходила о «японских союзниках». Он заявил, что не понимает, почему правительство Британии перепоручило охрану следовавших из Австралии конвоев японскому флоту. Куда ни придешь — повсюду только японские военные корабли, которые контролируют таким образом всю морскую торговлю Австралии. А англичане оставили в регионе четыре легких крейсера и несколько эсминцев. У австралийцев даже возникает ощущение, что они больше не являются британским доминионом, а японской подмандатной территорией. Действия правительства просто необъяснимы! Не говоря уже о том, что Англия подобным поведением демонстрирует свою беспомощность в охране безопасности заморских территорий, Флуд не мог этого понять и из чисто практических соображений. Японцев меньше всего на свете волнует безопасность английских территорий или какие‑нибудь другие интересы Великобритании. Нынешнюю обстановку они используют исключительно в целях шпионажа, поскольку ни у кого не существует сомнений, что в будущем война между Японией и Англией, включая, разумеется, и Австралию, предрешена.

Даже во время этой войны между союзниками случались перепалки, грозившие перерасти в вооруженный конфликт. Особенно это проявилось при захвате германских колоний в южной части Тихого океана. Англо‑австралийский флот подходил к территориям с одной стороны, японский флот — с другой. Кто первым успевал высадить морскую пехоту, тому территория и принадлежала. Случались и перестрелки. О каком‑то согласованном разделе территорий не могло быть и речи.

Например, вскоре после высадки англо‑австралийских сил в Рабауле, ко входу в гавань подошло несколько японских крейсеров. Трудно передать словами ту ярость, которая охватила желтокожих, когда они узнали, что англичане их опередили. Не считаясь ни с чем, японцы высадили на берег вооруженный десант. Англичане и австралийцы приняли соответствующие меры, и дело чуть не дошло до вооруженного столкновения.

Японцы убрались только через несколько дней, когда удалось договориться на самом высоком уровне.

Однако, японские крейсера шныряли в районе Рабаула почти до конца войны, как бы ожидая удобного случая его захватить.

Другая подобная история вызвала возмущение всего австралийского общества. Два японских офицера внезапно заявились на английскую радиотелеграфную станцию в Рабауле и потребовали, чтобы им были переданы все английские и австралийские оперативные шифры. Их выгнали вон. На следующую ночь станция чуть не сгорела. Общение «союзных» офицеров сведено к необходимому минимуму. Никакой дружбой и не пахнет!

Доктор Флуд часто жаловался Нергеру на коварство японцев и близорукость правительства Великобритании. Нергер, в свою очередь, следил, чтобы англо‑японские отношения не привели к серьезному конфликту на борту «Вольфа». Следить приходилось тщательно, поскольку многие немецкие матросы от души желали, чтобы «союзники» передрались между собой.

Из всего этого Нергер сделал вывод, что жизнь — это очень странная штука...

VIII

Постановкой минного заграждения у Сингапура были выполнены все задачи, поставленные «Вольфу», и пора уже было думать о возвращении в Германию. Однако Нергер не видел в этом причины упускать какие‑нибудь «жирные куски», которые могут попасться на долгом обратном пути. Напротив! Чем дольше тянулся рейд, там больше разыгрывался аппетит у командира «Вольфа».

«Вольф» и испанский угольщик «Игоц Менди», снабжавший немцев углем, ранее предназначенным для нужд британского флота в Коломбо, шли раздельно. Они встречались периодически в условленных местах, где «Вольф» пополнял запасы угля.

Вспомогательный крейсер действовал ныне на обычно очень оживленном судоходном пути между Дурбаном и Австралией, но, к большому удивлению Нергера, в течение многих дней томительного ожидания они не повстречали ни одного судна. Казалось, что судоходство на этой линии прекратилось вообще.

«Вольф» стал спускаться на юг к мысу Доброй Надежды, где его встретил яростный шторм. На рассвете следующего дня, когда первые лучи солнца окрасили восточный горизонт, сигнальщики «Вольфа» обнаружили барк, идущий под штормовыми парусами. Несмотря на крутую волну, парусник был задержан, и на него была отправлена призовая команда. Парусник оказался американским барком «Джон Н. Кирби». Командовал им капитан Эдвард Блюм, имевший команду из восемнадцати человек, полностью состоявшую из американцев. На барке был обнаружен огромный запас продовольствия, мыла и туалетных принадлежностей, а также — двести семьдесят автомобилей.

Все грузы «Джон Кирби» должен был доставить в порты Элизабет и Натан. Нергер обратил внимание, что барк находился гораздо восточнее нужного курса. Причина оказалась очень простой: выходя из Нью‑Йорка, парусник повредил единственный имевшийся на борту хронометр, и в дальнейшем долгота определялась по карманным часам командира. Поэтому капитан Блюм не решался подойти к берегу, пока не установится хорошая погода.

Двести семьдесят автомобилей, находившихся в трюмах «Джона Кирби», должны были сыграть важную роль в объявленном англичанами наступлении на последние немецкие колонии в Африке. Так что англичанам снова не повезло.

К сожалению, при столь сильной качке, нечего было и думать о разгрузке в море американского парусника, и он был потоплен на следующий день. Конечно, был искус перегрузить на «Вольф» хотя бы несколько новеньких английских автомобилей, а потом с гордостью разъезжать на них по Килю, Гамбургу и Вильгельмсгафену, но пришлось, скрепя сердце, отправить их «се на дно возле банки Агулла. Пусть лучше Нептун и его придворные получат праздничный выезд, чем англичане их используют в военных действиях против немецких колоний.

Встреча с «Джоном Кирби» произошла 30 ноября — в годовщину выхода «Вольфа» в свой боевой поход.

Далее путь «Вольфа» шел на север, через Южную Атлантику к американскому побережью. После двух безрезультатных недель сигнальщики «Вольфа» обнаружили довольно крупный парусник, идущий встречным курсом. Парусник был очень красив, особенно когда восходящее солнце окрасило его паруса в нежно‑розовый цвет. Он, казалось, не плыл, а скользил по воде, как лебедь. «Вольф» преследовал парусник в течение всей ночи. Нергер решил захватить его на рассвете следующего дня — 15 декабря. Красавец‑парусник оказался французской шхуной «Маршал Даву», следовавшей под командованием капитана Луи Бре с грузом зерна из Австралии в Дакар.

Сигналам парусник не подчинился и лег в дрейф только после предупредительного выстрела. Защищаться французы не пытались, хотя у них на борту имелись две скорострельные 90‑миллиметровые пушки. Радиостанцией они тоже не успели воспользоваться. Это произошло, впрочем, не из‑за страха перед немцами, а из‑за некомпетентности радиотелеграфиста, которому было семнадцать лет, и в своем деле он не смыслил решительно ничего. Позднее, уже находясь в плену, французы рассказывали, что за весь рейс им не удалось поймать ни одной радиограммы. Для обслуживания орудий на борту «Маршала Даву» находились комендоры французского военного флота. Хотя они пытались оспорить этот факт, но забыли уничтожить фотографии, на которых они красовались в военной форме ВМС Франции, что их и разоблачило.

В трюмах «Маршала Даву» были обнаружены бочки с прекрасным французским вином, что очень обрадовало моряков «Вольфа», поскольку их запасы спиртного подходили к концу. А стакан хорошего вина был лучшим средством от цинги и бери‑бери. К тому же, приближались рождественские праздники. Так что, французское вино пришлось очень кстати. На «Вольф» перегрузили также несколько центнеров картошки, живую свинью и стаю почтовых голубей.

Затем «Вольф» и «Маршал Даву» разошлись. Французский парусник отправился на дно, а «Вольф» продолжил свой путь на запад. 20 декабря «Вольф» встретился в условленном месте рандеву с испанским угольщиком «Игоц Менди». Рандеву было назначено восточнее Тринидада, где Нергер рассчитывал пополнить запасы угля и проверить машины перед последним отрезком пути, ведущим обратно в Германию. Испанскому угольщику тоже было необходимо почистить котлы. Кроме того, на «Игоц Менди» настолько истощились все запасы воды и провизии, что Нергер решил передать ему часть своих.

О намерениях Нергера «испанцу» сообщили сигналом, а «Вольфхен» был послан поискать где‑нибудь поблизости необитаемый островок. На «Вольфе» почему‑то считали Тринидад необитаемым, и наверняка направились бы прямо к нему, если бы удача, баловнем которой был «Вольф», не позаботилась о своем любимце и на этот раз.

Прежде чем Нергер начал осуществлять задуманные мероприятия, радисты «Вольфа» приняли радиограмму на португальском языке, в которой некий адмирал Аделино Мартинес уведомлял какого‑то Фернандо Неронго в Тринидаде о том, что с сегодняшнего дня адмирал выполняет обязанности начальника штаба Бразильского флота. При этом Фернандо Неронго именовался «военным комендантом Тринидада». Следовательно, остров не только не был необитаемым, а на нем была развернута военная база с мощным радиопередатчиком, гарнизоном, а возможно, и с дозорными военными кораблями.

Поняв свою ошибку, Нергер немедленно приказал поворачивать на юг. Быть пойманным после годичного успешного рейда совсем не хотелось, и командир «Вольфа» благодарил Бога за вовремя перехваченную бразильскую радиограмму.

Задуманную погрузку угля и ремонт Нергер решил провести в открытом море, у южной границы царствовавшего там юго‑восточного пассата. Однако, все оказалось далеко не так просто, как представлялось Нергеру. Зыбь была настолько крупной, что пришвартоваться лагом к «Игоцу Менди» не представлялось никакой возможности. Хотели провести часть работ с помощью шлюпок, но толку от этого было очень мало.

Между тем, подошло уже второе Рождество, которое морякам «Вольфа» пришлось отпраздновать в открытом море. Снова из разных подручных средств были сооружены елки. Сейчас их было даже больше, поскольку пленные тоже праздновали Рождество. Из кокосовой муки были приготовлены миндальные пирожки, выпущен второй номер юмористической стенгазеты и т. п. Пели песни, поднимали тосты и, несмотря на усталость экипажа, настроение у всех было неплохим. Но у моряков теперь было только одно сильное желание — поскорее добраться до дома. На праздничном столе всеобщую радость вызвала картошка, добытая с французского парусника. Семга и омары с «Хитачи‑Мару» давно приелись, превратившись в будничную пищу.

25 декабря море стало спокойнее, и «Вольфу» удалось подойти к «испанцу» и начать погрузку угля. «Игоц Менди», чьи трюмы были уже почти пустыми, высоко вылез из воды и продолжал сильно раскачиваться. Несмотря на выставленные кранцы, корабли сильно било бортами.

На «Вольфе» был поврежден боковой киль, и образовалось множество малых пробоин и трещин в подводной части корпуса, через которые начала поступать вода. На испанском пароходе тоже образовалась течь. Но, несмотря на все это, за сутки на «Вольф» удалось погрузить 550 тонн угля. Сказывался уже огромный опыт, приобретенный в бесконечных угольных погрузках.

Отшвартоваться от испанца было не менее трудно, чем пришвартоваться к нему. «Вольф» и его угольщик кидало из стороны в сторону, Нергер у себя в каюте не мог даже усидеть на стуле, а свободных от вахты выбрасывало с коек. «Игоц Менди», в свою очередь, накренило так, что он ударился о надстройку «Вольфа», сильно повредив мостик. Кроме того, испанский пароход уже имел заметный крен на правый борт.

Одновременно с погрузкой угля на «Вольфе» проводили ремонт машин и котлов. Механики и машинисты соорудили гидравлические домкраты, отрегулировали насосы холодильной установки, сменили на котлах более тысячи заклепок, исправили и проверили систему парового отопления, которой ранее не пользовались. Теперь можно было продолжать поход на север.

Тихо и незаметно уходил в историю 1917 год. Блеклым заревом на востоке начинался новый — 1918 год. «Вольф» находился в открытом море уже тринадцать месяцев.

Четвертого января на северо‑востоке сигнальщики «Вольфа» обнаружили парусник, идущий западным курсом. «Вольф» немедленно двинулся на перехват, но, к великому разочарованию всех, судно оказалось нейтральным.

На корме ясно читалось норвежское название «Сторо боре». Кроме того, все говорило о том, что парусник идет в балласте. Но, все‑таки, хотелось бы узнать, откуда и куда он идет.

Нергер приказал поднять английский торговый флаг. «Сторо боре» мог не сегодня — завтра повстречать английские корабли и сообщить им о том, что видел немецкий вспомогательный крейсер. Нергер не сомневался, что именно так он и поступит. Тогда по следу «Вольфа» пошла бы целая свора волкодавов.

Подняв английский флаг, с «Вольфа» запросили норвежца, куда он направляется. «Сторо боре» ответил, что следует из Бейры в Монтевидео.

Делать было нечего. Оставалось только пожелать норвежскому барку счастливого плавания.

Через несколько часов, когда из «вороньего гнезда» на мачте «Вольфа» еще виднелись мачты «норвежца», Нергер, копаясь в различных справочниках Ллойда, сделал интересное открытие. Оказывается, «Сторо боре» был вовсе не норвежским судном, а английским! Он сменил флаг (без всякого на то права) только во время войны, чтобы избежать всех ее превратностей, прикрывшись нейтральным флагом, дурача тем самым глупых и наивных немецких моряков. Нергер приказал ложиться на обратный курс, и еще до наступления темноты догнал парусник.

Проверка судовых документов показала, что все выводы Нергера оказались верными. Через командира призовой команды Нергер передал свои извинения капитану парусника: он пожелал тому счастливого плавания, а теперь его задерживает. Капитан «Сторо боре», видимо, сам догадался, в чем дело, поскольку свою «нейтральность» так и не стал подтверждать, а потому не особенно возмущался и протестовал. Кроме того, 150‑миллиметровые орудия «Вольфа» обладали огромной силой убеждения, — капитан и его команда перебрались на «Вольф», а барк «Сторо боре» отправился на морское дно вслед за своими товарищами по несчастью.

Продолжая свой путь на север, «Вольф» в районе экватора снова встретился с «Игоцем Менди». Работая примерно в таких же условиях, что и накануне, с «испанца» за сутки перегрузили на «Вольф» 500 тонн угля. Опять нещадно болтало, были получены новые повреждения, хотя и старые еще не удалось толком отремонтировать.

Еще шла перегрузка угля, когда радисты «Вольфа» приняли радиограмму, сообщавшую о расширении зоны действия немецких подводных лодок и о точных границах этой зоны. Теперь Нергер знал, куда не следует соваться, чтобы ненароком не получить за все свои подвиги немецкую торпеду в борт, что ему, конечно, совсем не улыбалось. При этом, Нергер вспомнил несчастного англичанина с «Монголии». Еще одного торпедирования его нервы, наверное, не выдержат...

По мере продвижения на север, жара спадала, палящее тропическое солнце осталось далеко позади, погода постоянно портилась, а, начиная с тридцатого градуса северной широты, стала просто кошмарной. Крепчавший ветер перешел в бурю, а та — в ураган, который свирепствовал ровно две недели. Сила ветра, составлявшая восемь‑десять баллов, 27 января достигла двенадцати баллов. Так продолжалось примерно сутки, а затем начался ураган. С неба обрушивался такой гром и рев, как будто наступил день Страшного Суда.

Двадцатиметровые волны окружали «Вольф» со всех сторон, грозя сокрушить корабль своей сверхъестественной мощью и похоронить его под своей чудовищной массой. Но разъяренной стихии «Вольф» демонстрировал свою прекрасную мореходность. Носом вниз он, как с горки, съезжал по гребню исполинской волны, а затем карабкался наверх, отчаянно работая машиной и надеясь, что ураган обычно долго не продолжается. Но ураган не только не ослабевал, а бушевал все сильнее. Из‑за низко летящих черных туч стало темно, как ночью. Никто не мог сомкнуть глаз. Беснующиеся призраки неслись в страшном хороводе вокруг корабля, с громом и страшным шипением низвергаясь на его палубу и надстройки, и, подобно водопадам, срываясь обратно в море. Особенно плохо приходилось тем пленным, которые не были моряками, а просто пассажирами на потопленных судах. Да и морякам приходилось несладко. Многие позднее признавались, что во время этого урагана вспомнили все позабытые молитвы.

Никто уже не мог сказать, сколько длился этот ураган: часы, дни, недели? Казалось, что он длился вечно и никогда не кончится. Наконец, он пронесся куда‑то на юго‑восток, дав возможность находившимся на мостике «Вольфа» снова увидеть простирающуюся вокруг них водную пустыню, погруженную в глубокую тьму. Море еще бурлило и кипело, на «Вольф» продолжали обрушиваться волны, стонал рангоут, скрипели снасти, но это уже была просто буря, а не ураган.

Стихия начала усмирять свою ярость. Однако, не успел Нергер по этому поводу облегченно вздохнуть, как на мостик поступил рапорт старшего механика о выходе из строя помп, откачивающих воду из трюмов. Более страшного сообщения Нергер, по его собственному признанию, не получал в течение всего рейда. По большому счету, это был конец. Пробоина, полученная во время перегрузки угля с «Игоца Менди», еще более увеличилась от ударов штормовых волн в борта «Вольфа» и страшной вибрации, которой подвергался корпус корабля от ударов стихии и работы собственных машин в предельном режиме в условиях небывалого урагана. В пробоину хлынула вода, чье поступление оценивалось не менее сорока тонн в час. Доклады трюмного механика принимали все более зловещий оттенок, с каждым часом положение становилось серьезнее и, наконец, вода прорвалась в носовой угольный бункер, затопила насосный отсек, засорив поршни осушительных помп, которые прекратили работу по откачиванию воды.

Казалось, что все теперь кончено. Но трюмные машинисты, бросившись в ледяную воду и работая по пояс в ней, стали укреплять двери и переборки в насосном отсеке, чтобы предотвратить туда доступ воды. Матросы работали так, что, несмотря на пронизывающий до костей холод, с них ручьями стекал пот. Хорошо еще, что они были одеты в высокие резиновые сапоги, добытые на одном из американских парусников. В какое‑то мгновение в отсеках погас свет, но и в полной темноте раздавался тяжелый грохот кувалд и ломов о деревянные брусья, крепящие переборки.

Океан продолжал бушевать и реветь, а «Вольф» — скрежетать и стонать под ударами мощных волн. Титаническими усилиями трюмных машинистов удалось снова запустить одну из помп, затем — другую. Откачка воды возобновилась, корабль был спасен!

IX

Буря слегка утихла, но не прекратилась. Ненастье продолжалось. Циклон, шедший с побережья Северной Америки в сторону Ирландии, казалось, персонально преследовал «Вольфа». Постоянно кружа над кораблем, он обрушивался на «Вольф» то с носа, то с кормы, то валил корабль на борт, явно испытывая к вспомогательному крейсеру какую‑то мистическую привязанность. Попеременно чередовались то ливневые шквалы с градом, то снежные заряды, а то и снеговые бураны. Отвыкнув за год от холода в тропических водах, моряки «Вольфа» пытались согреться любыми способами. Самым лучшим способом был наиболее древний — стакан крепкой водки внутрь. Снежная вьюга, пронизывающий ледяной ветер и свирепый шторм как будто хотели отомстить тропической жаре, которая изнуряла моряков в течение столь длительного времени. Во время снеговых буранов стоявшие на мостике «Вольфа» не видели даже собственных рук. Снег слепил глаза, видимость упала до нуля. Кругом в диком танце бесновались огромные хлопья — не менее полуфута в диаметре.

В нижних помещениях было промозгло, переборки в каютах заиндевели. Люди спали одетыми.

На мостике пришлось удвоить количество сигнальщиков. Для любого вспомогательного крейсера главным правилом для выживания являлось обнаружить противника первым. Прежде, чем тот заметит его. «Вольф» шел через очень опасные воды, где, по всем сообщениям, море кишело английскими сторожевыми кораблями и патрульными крейсерами. Но странное дело: океан был совершенно пустым. За все это время сигнальщики «Вольфа» обнаружили только нейтральный парусник, шедший в балласте куда‑то на юг, и пару пароходов, видимо, вышедших из Ла‑Манша и направлявшихся на запад — к берегам Америки. В этих водах обычно суда встречались чуть ли не каждый час, а на горизонте всегда наблюдались дымы. Сейчас же не было ничего. Возможно, это явилось результатом неограниченной подводной войны, объявленной Германией. Во всяком случае, Нергеру хотелось в это верить.

Хотя Англия решительно отрицала, что ее судоходству действия противника служат хоть какой‑то помехой, эти объяснения, видимо, предназначались только для нейтральных стран, а действительность говорила сама за себя. Омывавшие Британию моря, обычно кишевшие военными и торговыми кораблями, спешившими со всех концов света в порты Великой Морской Империи, сейчас были пусты. Только теперь Нергер понял, почему все суда, идущие в Англию и перехваченные им, были, главным образом, набиты продовольствием. В Англии начался голод! Это было неминуемо для страны, полностью зависящей от подвоза морем. Именно голод был целью английской блокады, в тисках которой Британия уже четвертый год держала Германию. Теперь же ей пришлось вкусить все плоды контрблокады, осуществленной германским флотом. Прежде, чем войти в Исландский пролив, «Вольф» еще раз встретился с «Игоцем Менди». Почти полностью разгруженный пароход сильно раскачивало на волнах. Нергер запросил капитана, как дела на борту.

— Сносно, — ответил тот. — Сильно качает, но терпимо.

Капитан испанского парохода сообщил также об интересной встрече в Северной Атлантике с двумя английскими большими вспомогательными крейсерами. Погода была туманной и пасмурной. Капитан опасался, что его могут задержать, поскольку английские корабли сопровождал эсминец. Но вскоре он понял, что никакого эсминца с ними нет. Эсминец был просто нарисован на борту одного из больших кораблей. Это было что‑то новое в арсенале военных хитростей англичан. Нергер не мог понять, чего, собственно, англичане хотели этим достичь? Возможно, что столь оригинальным способом они отпугивали от больших кораблей немецкие подводные лодки?

На «Игоце Менди» были готовы к взрыву подрывные заряды на случай, если англичане действительно захотят остановить пароход. Правда, первый помощник капитана, испугавшись, хотел их обезвредить и сдать пароход англичанам, но был разоблачен и посажен под арест в собственной каюте.

Еще одной проблемой испанского парохода стал холод. Системы отопления, как на «Вольфе», на нем не было. Пересаженные на него женщины шили из захваченной фланели теплое белье для команды и пленных, но этого было явно недостаточно.

С «Вольфа» передали на «Игоц Менди» все излишки теплой одежды, а также электрообогреватели, найденные в большом количестве на "Хитачи‑Мару. Кроме того, командир призовой команды оборудовал в трюме «Игоца Менди» помещение, куда подвел из котельной паровое отопление. В этом помещении могли обогреться и команда, и пленные. Приняв с «Игоца Менди» последние тонны угля, «Вольф» пошел дальше на север. Становилось все холоднее, и свободные от службы все находились в обогреваемых помещениях.

Удача настолько сопутствовала «Вольфу» в течение всего его похода, что никто из его экипажа не сомневался в благополучном исходе их авантюры. Все были уверены, что они целыми и невредимыми вернутся домой. И все‑таки, на последнем отрезке пути моряков охватило какое‑то напряжение, хотя Нергер считал, что это, скорее, не напряжение, а нетерпение поскорее увидеть на горизонте родные берега.

Никто, кроме пленных англичан, и в мыслях не держал, что британские патрульные корабли смогут перехватить «Вольф» на пути к германскому побережью. Пленные же были убеждены, что «Вольф» будет перехвачен и уничтожен, на полном серьезе готовясь к встрече со своими соотечественниками. Впрочем, никто из них особенно не тосковал, если не считать капитана «Хитачи‑Мару» Томинага. Его упрямство стоило жизни двадцати морякам. Сам он покончить с собой не решился, а потому полностью ушел в себя, сторонился любого общества, мучаясь угрызениями совести. Томинага как‑то спросил у французского капитана Бре, на паруснике которого «Маршал Даву» имелись два скорострельных орудия, почему тот сдался, не защищаясь. Пожав плечами, француз ответил, что дело так или иначе кончилось бы гибелью его судна, но при этом погибли бы еще и люди. Его 90‑миллиметровые орудия годились только, чтобы отгонять подводные лодки, но не сражаться со вспомогательными крейсерами, особенно, со столь мощно вооруженными, как «Вольф». Бре заявил, что в таких условиях он не мог поставить на карту жизнь стольких людей.

Дата добавления: 2015-12-07