Выражение благодарности 5 страница

Американский военный бюджет ежегодно сокращался с конца «хо­лодной войны» до 98-99-го годов. Сейчас он составляет примерно 60% от того максимума, которого военные расходы достигли в 1985 году. Об­ратите внимание, что это сокращение происходило в период, когда го­сударственное финансирование других секторов увеличивалось. В ре­зультате число военнослужащих на действительной службе и в запасе в 2000 году было на один миллион человек меньше, чем в 1987 году. Администрация Клинтона сократила число регулярных дивизий с 18 (столько их было во времена Рейгана) до 10. Она сократила воен­но-воздушные силы почти в два раза, а число кораблей военно-морс­ких сил, включая авианосцы, — почти на 45%. Вдобавок был существен­но сокращен призыв на военную службу, в результате чего ВМС США -недосчитались в 1998 году почти семи тысяч человек*.

Резкое сокращение военных расходов США сопровождалось еще бо­лее существенным сокращением военных бюджетов остальных стран НАТО. Германия, Испания и Италия выделяли на оборону менее 2% ВВП, в то время как у Америки этот показатель достигал 3%. Соеди-

* Эти и другие цифры взяты из главы 14 («Национальная оборона: восстановление военной мощи США») книги «Проблемы 2000» (Непга§е РошкЫюп, Ьзиез 2000, СЬар1ег 14, «Ыа1юпа1 Оегепзе: Кез1опп§ 175 МШ1агу ЗгепЬ», сотрпес! Ьу Ваег 5ргт§, 1ас1с Зрепзег апс! }атез Н. Апс1ег5оп).

ОБОРОННЫЕ РАСХОДЫ НАТО Оборонные расходы ведущих стран НАТО в 1992-2000 годах 92 93 94 95 96 97 98 99 2000 США 361 345 327 308 294 293 285 287 296 Канада 12,8 11,9 10,8 10,0 9,2 8,3 8,2 8,6 8,1 Великобритания 51,1 40,6 39,5 37,5 36,7 36,7 38,7 37,1 34,5 Германия 49,6 43,1 41,2 45,6 42,3 35,3 34,5 31,8 28,8 Голландия 9,3 8,2 8,1 8,9 8,5 7,3 7,1 6,9 6,2 Греция 5,2 4,7 4,9 5,6 6,1 5,9 6,1 5,3 5,6 Испания 10,7 9,6 8,4 9,6 9,3 8,1 7,8 7,4 7,2 Италия 29,5 23,8 23,1 21,5 25,4 24,1 24,4 23,1 21,0 Турция 7,3 8,2 6,0 7,3 8,1 8,6 9,1 9,9 10,8 Франция 53,3 49,4 50,4 52,9 50,3 44,2 42,0 38,6 35,0 Цифры указаны в млрд, американских долларов по курсу 2000 года Оборонные расходы ведущих стран НАТО в 1992-2000 годах (в процентах от ВВП) 92 93 94 95 96 97 98 99 2000 США 4,8 4,5 4,1 3,8 3,5 3,3 3,1 3,0 3,0 Канада 1,9 1,9 1,7 1,6 1,4 1,2 1,3 1,3 1,2 Великобритания 4,1 3,7 3,4 3,0 2,9 2,6 2,7 2,5 2,4 Германия 2,1 1,9 1,8 2,0 1,8 1,6 1,5 1,5 1,6 Голландия 2,5 2,3 2,1 2,2 2,3 1,9 1,7 1,8 1,8 Греция 4,5 4,4 4,4 4,4 4,7 4,6 4,8 4,8 4,9 Испания 1,6 1,7 1,5 1,7 1,4 1,3 1,3 1,3 1,3 Италия 2,1 2,1 2,0 1,8 2,1 2,0 2,0 2,0 1,7 Турция 3,7 3,8 3,5 3,9 4,1 4,4 4,4 5,2 5,2 Франция 3,4 3,4 3,3 3,5 3,3 3,0 2,8 2,8 2,6

Источник: International Institute for Strategic Studies, London

ненные Штаты израсходовали на оборону в 2000 году 296 млрд. долла­ров, тогда как суммарные вложения всех остальных стран НАТО со­ставили всего 166 млрд. Европейцы урезали военные расходы в реаль­ном выражении на 22% с 1992 года и продолжают их сокращать.

Как отмечает Международный институт стратегических исследова­ний в своем отчете (Strategic Survey) за 1999/2000 год: «Значительная часть военных бюджетов европейских государств идет не на новые тех­нологии и обучение, а на покрытие расходов, связанных с призывом, пенсионным обеспечением и поддержанием инфраструктуры». Евро­пейские страны не могут соревноваться с США в передовых военных технологиях. (Это еще одна из причин, по которым они не могут со­здать эффективные вооруженные силы Европейского союза.) Однако они вполне могут перестать выбрасывать деньги на содержание армий, которые формируются на основе обязательного призыва, и поэтому не обладают достаточной подготовкой и боеспособностью.

Опасность недостаточного финансирования обороны находит ши­рокое понимание в Америке в настоящее время. Еще по инициативе президента Клинтона (а также под давлением республиканского боль­шинства в Сенате) администрация с 2000 финансового года начала уве­личивать военные расходы. В 1999 году Конгресс одобрил первое пос­ле 1982 года существенное повышение денежного довольствия военно­служащих с целью облегчения вербовки новобранцев. Решимость новой администрации укрепить обороноспособность Америки, несом­ненно, внесет свой вклад. Вряд ли стоит сомневаться и в том, что опре­деленные выводы будут сделаны из результатов операции в Афганис­тане.

Европейские страны, напротив, продолжают демонстрировать прак­тически полное отсутствие чувства ответственности за укрепление обо­ронной мощи альянса. Богатые страны Европейского союза, такие как Германия и Италия, сокращают, вместо того чтобы увеличивать, и без того низкие военные расходы.

Роль военных стратегов всегда неблагодарна. В мирное время их обвиняют в разработке надуманных сценариев военных действий и попытках получить под них деньги. Когда же надвигается угроза, их критикуют за недостаточную прозорливость. Военные стратеги гло­бальных сверхдержав сталкиваются с особой проблемой. Суть ее в том, что серьезная угроза стабильности в любом регионе по опреде­лению является угрозой жизненным интересам их стран. Одновремен-

ное возникновение нескольких значительных региональных конфлик­тов превращается для них в кошмар. На вопрос, какой общий потен­циал и, исходя из этого, уровень военных расходов необходимы для того, чтобы справиться с подобными сценариями, я могу ответить лишь так: «Больше, чем сейчас, и, вероятно, намного больше, чем вы думаете».

Из сказанного я делаю следующие выводы:

• Запад в целом нуждается в срочном устранении того ущерба, ко­
торый был нанесен чрезмерным сокращением военных расходов.

• Европа в особенности должна резко повысить количество и ка­чество военных расходов.

• США обязаны добиться того, чтобы во всех регионах у них были
надежные союзники.

• Не рассчитывайте на то, что кризисы будут возникать по одно­му или максимум по два за раз.

• Не распыляйте ресурсы на акции многостороннего поддержания
мира, их лучше использовать для решения национальных про­блем.

• Что бы ни обещали дипломаты, рассчитывайте на худшее.

ВОЕННАЯ ГОТОВНОСТЬ: МОРАЛЬНЫЙ АСПЕКТ

Западные политики ответственны за провал и в другой сфере, касаю­щейся наших вооруженных сил. Они как минимум не противодейству­ют стремлению, а то и сами пытаются коренным образом изменить тра­диционную моральную установку военных.

Задачи войны по своей сути отличаются от задач мира. Это, конеч­но, не означает, что закон здравого смысла или, фактически, закон Паркинсона не применим к военным материям*. Программами военных поставок необходимо эффективно управлять. Функции, которые име­ет смысл передать сторонним организациям на контрактной основе, должны быть им переданы. Излишние невоенные активы должны быть

* Напомню, что «закон Паркинсона» выдумал ныне покойный профессор С. Норткот Паркинсон. Он гласит, что «объем работы возрастает в той мере, в какой это необходимо, чтобы поглотить все отведенное на нее время».

проданы. Анализ и тщательное изучение необходимы для устранения дублирования и излишних трат. Именно на эти принципы я старалась опираться, когда была на посту премьер-министра; эти принципы уни­версальны. И все же, я опять повторю, следует признать, что военная сфера отличается от всего прочего.

Совершенно очевидная причина этого заключается уже в том, что во­енный бюджет — одна из немногих составных частей государственных расходов, которую действительно можно назвать необходимой. Это мно­го лет назад превосходно обосновал министр обороны и лейборист Дэнис (ныне лорд) Хили: «Как только мы сократим расходы в ущерб на­шей безопасности, у нас уже не будет ни домов, ни больниц, ни школ. У нас будет лишь груда пепла»*. По этой причине, когда начальник объе­диненного штаба (или другой военачальник того же ранга) начинает го­ворить, что без определенных ресурсов страна не может обеспечить адек­ватной защиты, только безрассудный политик отказывается его слушать.

Кроме того, военная служба существенно отличается от гражданс­кой. Тот, кто рискует своей жизнью при выполнении служебных обя­занностей, должен обладать иными качествами, нежели, например, биз­несмен, государственный служащий или, наконец, политик. Самым не­обходимым для него качеством прежде всего является храбрость.

Военнослужащим необходимы значительно более прочные товари­щеские взаимоотношения с коллегами. Они должны доверять своим товарищам и полагаться друг на друга. Солдаты, матросы, летчики — каждый из них личность: достаточно познакомиться с их биография­ми, чтобы понять это. Однако они не могут позволить себе индивиду­ализм. Для тех, чья жизнь подчинена дисциплине, в центре внимания находятся обязанности, а не права. Именно поэтому военная служба считается благородным занятием, именно поэтому многие из тех, кто после долгих лет службы решил сделать гражданскую карьеру, с боль­шим трудом приспосабливаются к новой жизни.

Солдат также должен быть физически выносливым. Одного интел­лекта недостаточно, хотя хитрость никогда не помешает. Подразделе­ния, находящиеся на передовой, не могут допустить, чтобы часть их состава, как бы мала она ни была, оказалась не в состоянии справиться со стоящими перед ними задачами.

* Речь в Палате общин 5 марта 1969 г. Дэнис Хили был министром обороны с 1964 по 1970 г. и министром финансов с 1974 по 1979 г.

По этой причине я против всяческих попыток применить либераль­ные отношения и институты, сформировавшиеся в гражданском сек­торе, к нашим вооруженным силам. Программы, направленные на вне­дрение гражданской судебной системы, соблюдение прав сексуальных меньшинств, а также на более широкое привлечение женщин к воен­ной службе, как минимум несовместимы с функциями армии. В худ­шем же варианте они ведут к чрезвычайно опасному снижению бое­способности.

Феминизация военной службы, пожалуй, самая пагубная из этих «ре­форм». Ввиду того что мужчины в целом физически сильнее женщин, возникает дилемма: либо не допускать последних к выполнению задач, требующих физической силы, либо снизить сложность самих задач, что, согласитесь, легко сделать на учениях, но не в бою. Сторонники феми­низации выбирают, конечно, второй путь. И нередко с ними соглаша­ются.

Когда стало ясно, что женщины не могут бросить обычную гранату на безопасное для себя расстояние, вместо того чтобы оставить это за­нятие мужчинам, было решено перейти на более легкие (и менее эф­фективные) гранаты. Когда обнаружилось, что женщинам на борту военного корабля требуются такие удобства, которые мужчинам не нужны, ВМС США пришлось «модернизировать» корабли, причем пе­реоборудование только авианосца ЕгвепНомег обошлось в 1 миллион долларов. А когда большинство женщин (что, на мой взгляд, совершен­но правильно) решит отказаться от выполнения боевых задач, то, как выразился один из профессоров Университета Дьюка, армия избавит­ся от таких качеств, как «превосходство, напористость, агрессивность, независимость, самостоятельность и готовность идти на риск»*. Есть масса ролей, которые женины могут играть в обществе; некоторые из нас даже управляют государством. Однако в большинстве своем мы лучше управляемся с дамской сумочкой, чем со штыком.

* Нелепости, к которым ведет распространение феминизма в армии, и их послед­ствия анализируют Кейт О'Бирн («The War Machine as Child Minder: The Integration of Woman onto the US Armed Foeces», Not Fit to Fight: The Cultural Subversion of the Armed Forces in Britain America, ed. General Frost, The Social Affairs Unit, 1998) и Стефани Гутманн (The Kinder, Gentler Military: Can American’s Gender-Neutral Fighting Force Still Win Wars? New York: Scribner’s, 2000). По некоторым сообщениям, в Ве­ликобритании также решили изменить программу армейской подготовки из-за слишком большого числа травм, получаемых женщинами при прохождении учеб­ного курса (The Times, 7 June 2001).

В бою не обойтись без штыка. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что войны когда-либо будут вестись без физического контакта и прямого столкновения с врагом.

Учитывая эти соображения, наши политические и военные лидеры должны придерживаться следующих принципов:

• Проявлять определенную твердость в противодействии полити­ческим веяниям, направленным на подрыв порядка и дисципли­ны в наших вооруженных силах.

• Четко разъяснять, что в военной сфере неприменимы модели по­
ведения, правовая структура и моральные установки, преобла­дающие в гражданской жизни.

• Не ставить либеральную доктрину выше военной эффектив­ности.

• Проявлять хотя бы немного здравого смысла.

РЕВОЛЮЦИЯ В ВОЕННОМ ДЕЛЕ

Считается, что мы достигли одной из тех поворотных точек в истории военного дела, когда роль технологий в ведении военных действий при­обрела совершенно новое значение. Революция в военном деле абсо­лютно реальна. Она связана главным образом с двумя технологичес­кими достижениями: мгновенным доступом к сетевой информации и крупномасштабным использованием высокоточного оружия. Один из наиболее авторитетных экспертов по стратегическим аспектам револю­ции в военном деле профессор Элиот Коуэн так рисует ее картину:

Спутники мгновенно передают изображения обнаруженных целей пи­лотам самолета-перехватчика, танки сообщают о своем местонахожде­нии на компьютеризированные командные пункты, генералы ведут наблюдение за действиями младших командиров на поле боя через ка­меры на беспилотном летательном аппарате — все это реалии сегодняш­него дня, а не мечты завтрашних военачальников*.

Америка намного опережает и будет опережать всех своих соперни­ков в использовании этих технологий до тех пор, пока вкладывает сред­ства в их разработку.

* Eliot A. Cohen, «War: at Arms», National Review, 24 January 2000.

Вместе с тем революция в военном деле имеет и свои оборотные сто­роны. Я уже упоминала одну из них — ощущение, что технология спо­собна оградить от потерь в войне. Еще более серьезная опасность за­ключается в том, что на политическом и военном жаргоне называется «асимметричными угрозами». Под этим понимаются угрозы, исходя­щие от государств, которые, несмотря на значительное отставание от Америки в военном отношении, способны сконцентрировать свои ре­сурсы, используя ее уязвимые места. Так, Китай, по его собственному признанию, строит планы по использованию коммуникационных се­тей и Интернета для парализации американской банковской системы и подрыва обороноспособности США*. Информационная, или кибер-война сошла с телевизионных экранов и ныне находится в центре вни­мания Пентагона. Это абсолютно правильно. В соответствии с прави­лом, таким же старым, как и сама война, любое достижение в военной технологии рождает на свет меры противодействия. История пестрит примерами богатых и передовых в техническом отношении цивили­заций, поверженных более примитивным противником, который на­ходил и умело использовал их слабости.

Это обязывает нас к следующему:

• отдавать высший приоритет финансированию разработки и при­менению новейших оборонных технологий;

• ясно сознавать опасность того, что технологическое превосходство Америки может быть подорвано асимметричными угроза­
ми со стороны решительно настроенного противника;

• никогда не верить в то, что технологии сами по себе позволят Аме­рике сохранить господство в качестве сверхдержавы.

«ПОМНИТЕ ПЕРЛ-ХАРБОР»

Во время моего пребывания на посту премьер-министра, а также до и после этого я неоднократно бывала на американских военных базах и других объектах, но никогда мне не доводилось видеть того, что я уви­дела утром 11 мая 1993 года в мемориальном комплексе, посвященном линкору Аптопа в Перл-Харборе. Смотритель проводил нас к кораблю, над останками которого было возведено специальное здание. Вот уже

* Washington Times, 17 November 1999.

сорок лет ежедневно производится подъем и спуск флага в честь 1177 членов экипажа корабля, погибших во время налета японских во­енно-воздушных сил 7 декабря 1941 года. Тела части погибших были захоронены, а 900 остальных навсегда поглотили воды, которые сейчас заполняют и корабль. Стоя у края квадратного проема, в который ви­ден был океан, я опустила на воду букет. Глядя на уносимые течением цветы, я думала о матросах, принявших ужасную смерь для того, что­бы мы могли жить в мире и радоваться свободе.

Мемориал линкора Агггопа должен быть не только местом поклоне­ния, он должен стать местом размышлений. Немедленным результатом японской бомбардировки Перл-Харбора стало вступление Америки во Вторую мировую войну. В определенном смысле этот день стал нача­лом поражения гитлеровской Германии и ее союзников. Подробности нападения резко изменили до того момента негативное отношение аме­риканцев к военным приготовлениям. «Помните Перл-Харбор» — так называлась самая популярная песня военного времени. Эти слова долж­ны звучать как предупреждение и для нас.

В то воскресенье шестьдесят лет назад около восьми утра 353 япон­ских самолета начали свой опустошительный рейд. Около трех тысяч военнослужащих были убиты или получили ранения, восемь военных кораблей и 10 вспомогательных судов были затоплены или выведе­ны из строя, почти две сотни американских самолетов были сбиты в течение каких-то трех часов. Но что было ужаснее всего, так это пол­ная неожиданность нападения на Перл-Харбор. Конечно, напряжен­ность в отношениях между Америкой и Японией все время нараста­ла, однако войны друг другу они не объявляли, не было даже наме­ка на то, что Япония замышляет нечто подобное. Анализ событий, проведенный впоследствии, выявил ошибки, допущенные командо­ванием военно-морских и сухопутных сил США в районе Гавайских островов. Вместе с тем Перл-Харбор продемонстрировал общую не­готовность Америки к неожиданным ударам, к ударам буквально «с неба».

Флаг, который подняли над линкором Апхопа в день моего визита, был мне позднее подарен главнокомандующим Тихоокеанским фло­том США. Он находится сейчас в моем лондонском офисе и служит постоянным напоминанием о прошлом. Меня беспокоит то, что, не­смотря на схожесть нынешних угроз, стоящих перед Америкой и ее союзниками, мы делаем слишком мало, чтобы от них защититься.

РАКЕТЫ И ПРОТИВОРАКЕТНАЯ ОБОРОНА

Ослаблению соперничества сверхдержав на завершающем этапе «холод­ной войны» сопутствовало и ослабление порядка. С одной стороны, от Советского Союза отошли его сателлиты в поисках собственных нестан­дартных и эксцентрических орбит. С другой стороны, в результате рас­пада самого Союза его арсеналы распылились и подверглись разграб­лению, появились новые потребители военной продукции, а эксперты, обладающие знаниями в сфере современных военных технологий, по­кинули страну, которая больше не могла платить по счетам.

К несчастью для Саддама Хусейна, его нападение на Кувейт в 1990 году произошло слишком рано. В то время он еще не мог приобрести воору­жение, необходимое для ответного удара по Западу: планы Ирака по со­зданию ядерного оружия были расстроены в результате упреждающего удара Израиля в июне 1981 года. Но что могло произойти, будь у Садда­ма реальная возможность угрожать Америке, ее союзникам или войскам коалиции ракетно-ядерным ударом? Смогли бы мы в этом случае напра­вить свои войска в Персидский залив? Уже сама постановка подобного вопроса показывает, как распространение ядерного оружия влияет на возможности Запада использовать силу за пределами своих границ.

Опыт столкновения с Саддамом Хусейном должен был также заста­вить нас осознать всю сложность создания единого фронта против тех, кто способствует расползанию ядерного оружия, хотя бы против тех, кого в обществе называют государствами-изгоями. Недавно вышедшая книга Ричарда Батлера, бывшего руководителя комиссии UNSCOM — органа, отвечающего за инспектирование и уничтожение военных объектов Саддама, приводит новые факты, подтверждающие безответ­ственность таких стран, как Китай, и в особенности Франция с Росси­ей, в отношении своих международных обязательств. Совершенно оче­видно, что русские все еще рассматривают Ирак как свои ворота на Ближний Восток и в Персидский залив, ну а Франция имеет крупные капиталовложения в нефтяной отрасли Ирака. Всей троицей движет, по словам Батлера, «глубокое недовольство местом Америки в так назы­ваемом однополярном мире после "холодной войны"»*. Если это и есть образец международного сотрудничества в подобных вопросах, то луч­ше поискать другие пути.

* Richard Bulter, Saddam Defiant: The Threat of Weapons of Mass Destruction and the Crisis of Global Security (London: Weidenfield and Nicolson, 2000), p. 117

Более общий и более важный вывод, который следует из опыта стол­кновения с Саддамом, заключается в том, что чрезвычайно трудно удер­жать страны, решившие приобрести оружие массового уничтожения, от этого намерения. Если мониторинг и контроль деятельности даже такой страны, как Ирак, который потерпел поражение в войне и на ко­торый оказывается давление и налагаются санкции, настолько затруд­нен, то что уж говорить о менее открытых для контроля странах?

Фактически процесс распространения не прекращается. В определен­ной мере это результат неспособности Запада остановить утечку тех­нологий. Не много толку и от международных соглашений о контроле над вооружениями. Конвенция о запрещении биологического оружия так и не смогла прекратить разработку этого наиболее ужасного ору­жия просто потому, что выполнение ее положений практически невоз­можно проверить. То же самое можно сказать и о Конвенции о запре­щении химического оружия.

Последствия принятия этих конвенций по крайней мере относитель­но нейтральны. Однако этого нельзя сказать о Договоре о всеобъемлю­щем запрещении ядерных испытаний, который совершенно обоснован­но не был ратифицирован Сенатом США. Суть дела в том, что от ядер­ного оружия нельзя избавиться в принципе. Таким образом, мир без ядерного оружия — это плод фантазии. Реальный вопрос, следователь­но, в том, намерены Запад и Америка сохранить первенство перед по­тенциальными ядерными конкурентами или нет. Если нет, мы отдаем власть в регионах, где на кон поставлены наши интересы, Саддамам, каддафи и ким чен ирам.

Ввиду подобной перспективы становится совершенно ясно, почему сдерживающий ядерный потенциал Америки должен быть абсолютно реальным, т. е. почему ядерное оружие должно испытываться и модер­низироваться по мере необходимости. Уже давно пора усвоить, что во­енные технологии никогда не стоят на месте. На каждого миротворца-идеалиста, отрекающегося от самообороны в пользу мира без оружия, приходится как минимум один сторонник конфронтации, горящий же­ланием воспользоваться добрыми намерениями других. Все, кто попал под ядерный зонт Америки, должны восхвалять сенатора Хелмса и его коллег, которые отказались ратифицировать Договор о всеобъемлю­щем запрещении ядерных испытаний*.

* Сенатор Джессе Хелмс (республиканец, избран от штата Северная Каролина) был в то время председателем сенатского комитета по международным отношениям.

Скажу больше: в конечном итоге ядерное оружие, вероятно, будет использовано. Хотя даже мысль об этом ужасна для любого человека. Это, возможно, нечто новое для многих, кто, как я, доказывал в 70-х и 80-х годах необходимость применения самых современных средств сдерживания для сохранения мира.

В условиях «баланса страха» времен «холодной войны» всегда была возможность доказать, что обширные ядерные арсеналы, которыми рас­полагали обе стороны, позволяют предотвратить не только ядерную, но и обычную войну, по крайней мере в Европе. По правде говоря, твердой гарантии недопущения обмена ядерными ударами никогда не существо­вало. Мы просто знали, что никогда не начнем войну против стран Вар­шавского договора. И у нас было основание рассчитывать на то, что Со­веты также будут остерегаться развязывания ядерной войны против За­пада. Однако мы не могли до конца исключить возможность ошибки или технического сбоя, способной инициировать обмен ударами.

После окончания «холодной войны» открылась возможность суще­ственно сократить ядерные арсеналы, особенно Америки и России. Од­нако не следует забывать, что договоры СНВ-2 и СНВ-3, как и более ранние договоренности, сами по себе не делали нас более защищенны­ми. Если они к чему и вели, так это к снижению стоимости нашей бе­зопасности в результате сокращения расходов на производство допол­нительного вооружения, и еще вопрос, насколько они способствовали уменьшению напряженности и недоверия. А уж договоры о выборе целей для удара и вовсе слова доброго не стоят — ракеты всегда можно перенацелить.

С уходом «холодной войны» в прошлое мы вступили в период, про­вокационно названный одним из известных экспертов «второй ядер­ной эрой». В ряду заблуждений, от которых, по мнению профессора Колина С. Грея, страдают западные политические стратеги сегодняшнего дня, значатся такие: «вера в начало постъядерной эры», «вера в возмож­ность и желательность ликвидации ядерного оружия» и «уверенность в том, что политика сдерживания дает гарантии». Колин С. Грей также предупреждает, что «чем менее привлекательны ядерные вооружения для Соединенных Штатов в стратегическом плане, тем больше они и другие средства массового уничтожения притягивают внимание враждебных сил и прочих «изгоев»»*. Надо признаться, он прав.

* Colin S. Gray, The Second Nuclear Age (Boulder and London: Lynne Reinner Publishers, 1999).

Наиболее серьезная угроза в наши дни исходит от так называемых «государств-изгоев». К ним обычно относят средние (или даже неболь­шие) страны, находящиеся во власти идеологии (или личности), кото­рые не признают существующего международного порядка и склонны к агрессии. В их число, вне всякого сомнения, должны быть включены Ирак, Иран, Ливия, Сирия и Северная Корея, а также, в свете последних событий, и Афганистан*. Не следует сбрасывать со счетов и пугающие высказывания одного из высших чинов Китая, сделанные в 1995 году в разгар китайско-тайваньского противостояния. По его язвительному намеку, Пекин вполне может, если захочет, предпринять против Тай­бэя военную акцию, не обращая внимания на США, поскольку амери­канских лидеров «больше заботит Лос-Анджелес, чем Тайвань». По всей видимости, китайцы тоже помнят Перл-Харбор.

Мы должны перестать думать, что желание неядерных держав пре­вратиться в ядерные лишено здравого смысла. Оно может быть неудоб­ным и даже опасным, но только не лишенным здравого смысла. Разве можно назвать лишенным смысла вывод, который сделал полковник Каддафи, глядя на беспомощность Ливии перед карательной акцией Америки, предпринятой в 1986 году: «Когда [американцы] знают, что у тебя есть сила, способная достать до Соединенных Штатов, они тебя не трогают. Следовательно, нам необходимо создать такую силу, что­бы ни им, ни кому другому больше не приходила в голову мысль о на­падении»?**

С позиции своих собственных убеждений Каддафи говорил вполне разумно — неразумно было позволять ему думать, что подобные угро­зы в наш адрес могут сойти ему с рук.

Подобным образом рассуждают не только фанатики и революцио­неры. Любое государство, владеющее ядерным оружием, думает точно так же. В этом есть нечто такое, что новые левые интернационалисты просто отказываются понимать. Переместимся поближе к дому. Без ядерных сил сдерживания Великобритания не обладала бы силой, не­обходимой для получения статуса постоянного члена Совета Безопас­ности ООН. Я без малейших колебаний утверждаю, что сохранение и вооружений, и того положения на международной арене, которое они обеспечивают, является предметом нашего жизненного интереса. Если

* Более подробно на «государствах-изгоях» я остановлюсь в главе 6. ** Телевизионное выступление Каддафи в Триполи 19 апреля 1990 г.

нынешнее британское правительство еще не понимает этого, ему при­дется это сделать: именно в этом главная причина, по которой осталь­ной мир считается с нами.

Точно так же я полностью понимаю желание Индии, а вместе с ней и Пакистана продемонстрировать всему миру, что они являются ядер­ными державами. На пороге Индии стоит Китай, а у дверей Пакиста­на — Индия. Президент Клинтон напрасно тратил свое время, когда предлагал Индии после ее ядерных испытаний 1998 года определять свою «значимость» в «терминах двадцать первого века, а не в терми­нах, от которых все уже решили отказаться»*. Однако мы не отказались от ядерного оружия, а если бы и сделали это, то другие — нет.

Договор о контроле над вооружениями, который наносит наиболь­ший ущерб и практически лишен смысла (в глазах администрации Клин­тона он был «краеугольным камнем стратегической стабильности»), — это Договор об ограничении средств противоракетной обороны (ПРО). В 1972 году, когда его подписывали, он выглядел вполне логичным, хотя при ретроспективном взгляде логики в нем не так уж и много. Договор запрещал как Соединенным Штатам, так и Советскому Союзу размещать стратегические противоракетные системы, способные защитить всю тер­риторию страны. Он, кроме того, запрещал разработку, испытание и раз­мещение любых средств, кроме ограниченной наземной системы фик­сированного базирования. Изначально договор допускал размещение та­кой системы на двух площадках, однако в соответствии с протоколом от 1974 года число площадок было сокращено до одной.

В основе договора лежала доктрина гарантированного взаимного уничтожения. По существу, она опиралась на уверенность в том, что, пока каждая из сверхдержав остается абсолютно уязвимой для ответ­ного ядерного удара, ни одна из них не решится начать ядерную вой­ну. Практика же никогда полностью не совпадает с теорией. Советы втайне возвели станцию раннего предупреждения в Красноярске. НАТО, приняв доктрину «гибкого реагирования», т. е. начав дифферен­цировать масштабы обычного и ядерного реагирования, также отсту­пило от буквы договора. Даже «холодная война» не смогла полностью заморозить развитие стратегии.

Дата добавления: 2015-12-07