Читайте также:
|
|
После гибели Рысакова командование принял на себя Иван Сергеевич Мажукин. Мстя за смерть командира, наши отряды в ближайшие же дни разгромили один за другим три гарнизона врага.
Операции мы обсуждали на партийно-комсомольском собрании. Обсуждение приняло очень широкий характер, захватило разные стороны нашей деятельности и как бы подводило итоги всей прошедшей работы. На собрании разгорелись страстные споры. Выступавшие пытались определить, по каким путям пойдет дальнейшее развитие нашей деятельности. Трудно припомнить предложения всех товарищей, но в тот же день после собрания я написал Бондаренко письмо, черновик которого у меня сохранился. Оно помогает многое восстановить в памяти. Я писал:
«Еще раз убеждаешься в том, что вопрос об объединении отрядов под единым командованием становится неотложным. Сегодня, 15 апреля, состоялось партийное собрание, на котором присутствовали и комсомольцы. Собрание у нас нечастое явление, можно сказать — исключительное, и сегодня многие поняли, что это очень полезная вещь. На собрании обнаружилось два мнения, два убеждения о направлении дальнейшей борьбы, относящиеся, главным образом, к вопросам тактики.
Любопытно при этом то, что командиры, да и бойцы ратуют каждый раз за то, на чем они уже основательно набили руку, за то, кто на чем наспециализировался.
Одни — за проведение более крупных операций и предлагают походы за пределы области. Они говорят, что походы оказывают на население положительное влияние, поднимают его на борьбу с врагом, а противника деморализуют.
Сторонники походов к диверсиям на дорогах откосятся равнодушно, если не сказать — отрицательно. Они считают, что походы концентрируют силы, а диверсии их распыляют. В походах мощь нашу видит народ, о диверсиях знает только противник.
Другие ратуют за усиление диверсий. Нужны, говорят они, не шум и не показ мощи, а эффективная помощь нашему фронту. Взрыв одного немецкого воинского эшелона равен десятку походов и налетов на гарнизоны врага, не имеющих прямого отношения к фронту. Надо добывать подрывные средства, обучать людей, действовать мелкими группами на дорогах. Коммуникации — решающее в войне, по ним и бить надо.
Кто прав? И первые и вторые по-своему, безусловно, правы. Вероятно, нужно заниматься и тем и другим, но исходить надо из реальных возможностей; можешь поодиночке вылавливать вражеских солдат — дело! Наша задача — истреблять силы врага. Можешь подорвать мост на железнодорожной коммуникации — дело! Настал период, когда мы имеем возможность походы и борьбу с гарнизонами сочетать с большим развитием деятельности на коммуникациях, с диверсиями. На этом и порешили.
Кроме того, товарищи усиленно настаивают: дай им объединение отрядов и единый план. «Нельзя, говорят, дальше без плана». Можете сделать вывод — насколько вы правы в постановке вопроса относительно объединения».
Помню, на этом собрании выступил Николай Данилович Тарасов, он-то первым и разжег спор. Он встал из-за стола, повел по привычке своими широкими плечами, точно хотел высвободить их из узкой гимнастерки, обвел глазами присутствующих и заговорил тихим голосом:
— Диверсантам нашим еще одно очко дали, — сказал он и сморщил свой прямой нос, взглянув на Воробьева. — Возятся они с минами, мудрят, а толку мало. Да и силы распылять Нецелесообразно. Откровенно говоря, не нравится мне, что мы искусственно делимся на мелкие группки и крадемся к дороге, не показываясь на глаза народу. Сила у нас теперь большая, и ее надо показывать народу. Ходить надо, товарищи, смело. Просторы велики, и на Выгоничском районе оккупация немцев не кончается.
— Куда это ты итти собрался? — возразил диверсант Тишин. — Конечно, гуртом оно веселее и шуму больше, но есть ли в этом польза? Что полезнее для фронта — несколько убитых немцев в Красном Роге или взорванный под Хмелевом эшелон? Ясно, эшелон. По- моему, нам другое надо — скорее организовываться да план действия составлять. А то пошли мы на-днях на дорогу мину ставить, — «самое удобное место», — сказал начальник штаба, и я знал, что если уж там взорвать эшелон, то немцы и костей не соберут. А туда навлинцев чорт приволок.
— Опередили, значит? — перебил кто-то.
Присутствующие засмеялись.
— Что же тут смешного, товарищи? — продолжал Тишин. — Мы сунулись в другое место, а там другие мину ставят...
— Тут уж и действительно не до смеха: без работы люди остались.
— Не в том дело, — перебил Тишин шутника. — Единый план требуется, тогда путаницы этой не будет. Диверсанты тогда пойдут не в одно место, а по всей дороге рассыплются.
На дорогах действительно начинались, с точки зрения Тишина, беспорядки. Диверсанты соседних отрядов усиленно лезли на железную дорогу, и в одном месте собирались иногда сразу две-три, а то и более групп. Они мешали друг другу. Возникали споры, кончавшиеся тем, что командиры групп кидали жребий, кто из них первым должен закладывать мину, устанавливалась очередь...
...Теперь, когда я рассматриваю свои записки, спустя почти шесть лет, и за моей спиной стоит опыт трехлетней партизанской войны, я вижу, что мысль наша работала тогда в правильном направлении. Она рождалась на основе опыта, требуя и сочетания походов с диверсиями, координации действий партизан, численность которых росла не по дням, а по часам.
Прошло немного времени, и мечта сбылась.
Отчетливо помню две грандиозные операции. Одна проходила в Брянских лесах, а другая на тысячу километров юго-западнее, на Украине.
Километрах в двух восточнее станции Выгоничи есть мост через реку Десну. Все местные жители называют его почему-то «Синий мост», хотя он по цвету ничем не отличается от других мостов. В марте 1943 года его скорее можно было назвать «Ржавый мост». Но этот «Синий мост», не подкрашивавшийся уже несколько лет, имел чрезвычайно важное значение для противника, так как железная дорога Гомель — Брянск, дорога первого класса, эксплоатировалась немцами с предельной нагрузкой. Партизаны отлично понимали, что, взорви они этот мост, и вся дорога надолго будет выведена из строя. К мосту подкрадывались сотни диверсионных групп, натыкаясь одна на другую. Некоторые группы пытались подползать вместе, но всякий раз терпели неудачу. Захват же моста с боем одним отрядом или даже несколькими отрядами одного района был невозможен. Слишком уж сильно охраняли немцы мост — здесь у них была и артиллерия и минометы. Причем крупные вражеские гарнизоны охраняли не только мост, но и все подходы к нему, заняв населенные пункты по всей окрестности.
Уже существовал штаб объединения партизан Брянских лесов. Этот штаб готовил данные о мосте, информировал обком партии и штаб партизанского движения при Военном совете Брянского фронта. И в нужное время Военный совет Брянского фронта решил оказать партизанам помощь.
В феврале 1943 года к нам в штаб объединения прилетел полковник, представитель штаба партизанского движения. Серая, аккуратно сшитая новенькая шинель с золочеными погонами на плечах складно сидела на его высокой фигуре и придавала ему особую стройность, пожалуй, изысканную опрятность, что, вероятно, бросалось нам в глаза по контрасту, — мы, партизаны, были одеты кто во что мог. С полковником прибыли еще три офицера, и тоже в шинелях с погонами. Нас, людей, представлявших себе погоны лишь теоретически, эта новая форма советских воинов приятно взволновала. Все было в новой форме попрежнему просто и скромно, но эта скромность и простота при погонах выглядели особенно красиво и, я бы сказал, строго.
Люди в погонах оказались точными и деловыми, а главное — полковник привез нам приказ штаба партизанского движения — взорвать выгоничский мост.
Полковник с группой офицеров прибыл к нам ночью на транспортном самолете. Вслед за первой машиной на смелижском аэродроме приземлилось еще пять таких же машин. Они доставили тол, капсюли-взрыватели, детонирующие и бикфордовы шнуры, несколько десятков автоматов и патроны. Все это в темную февральскую ночь при свете четырех больших костров партизаны быстро выгрузили, и машины отправились в обратный рейс. Характер груза подсказывал партизанам, зачем прилетела к нам эта группа. Поэтому в штабной избушке в лесу, близ деревушки Смелиж, Суземского района, где находился тогда объединенный штаб брянских партизан, при тусклом свете стеариновых свечей, когда мы согревались дарами Большой Земли, доставленными гостями, Дмитрий Васильевич Емлютин, ставший уже командиром объединения, спросил полковника:
— Мост?
— Мост — ответил тот.
— Синий?
Полковник, видимо, не знал этого местного названия моста и ответил-
— Выгоничский. А разве он синий?
— Значит, посинеет от такого количества тола.
После ужина полковник расстелил на столе большую карту, и «Синий мост», окруженный множеством дополнительных знаков и пометок, нанесенных цветными карандашами, предстал перед нами. Из Брянска почти строго на запад пролегает железная дорога. На протяжении двадцати пяти километров приблизительно она прорезает леса, затем по высокой насыпи взбирается к Десне. Через реку построен мост; длина его — двести пятьдесят метров, за мостом дорога локтем огибает с севера небольшое озеро, входит на станцию Выгоничи, минует село Кресты, большим выступом на юг обходит деревню Барачевку и опять устремляется далее на запад— Унечу, Гомель, к глубинным пунктам Германии.
В 1941 году ряд обстоятельств помешал нашим частям взорвать мост. Вскоре по мосту потянулись вражеские эшелоны. К фронту подходили свежие войска и техника, а в Германию вывозилось наше советское добро. Сначала немцы почти не охраняли мост, но потом начались налеты советской авиации, и немцы установили зенитные батареи. Мосту стали угрожать неопытные и почти невооруженные смельчаки-партизаны,— немцы возвели вокруг моста оборонительные сооружения. Все подходы к мосту с юго-востока от леса они усеяли, точно капустой, минами. Вдоль восточного берега нарыли окопов с ходами сообщения, очистили берег от кустарника, а на флангах и на высокой железнодорожной насыпи, господствующей над всей местностью, соорудили доты и дзоты. На западном берегу реки немцы построили казарму, в ней размещался охранный батальон. При этом все окружающие населенные пункты были заняты гарнизонами численностью не менее двухсот пятидесяти солдат в каждом. Ничто живое безнаказанно не могло показаться перед мостом. Едва немцы замечали какое-либо движение на дальних опушках леса, как немедленно открывался ураганный огонь из всех видов оружия и гарнизоны поднимались по тревоге.
— Много, брат, хорошего народа погибло у этого моста, — сказал с сожалением Емлютин и, вынув изо рта трубку, обвел мундштуком всю систему немецкой обороны: — Теперь нужно придумать нечто такое, чтобы ударить наверняка...
— Ничего, Дмитрий Васильевич, что-нибудь придумаем, поможем, затем и прилетели, — сказал полковник. — Сейчас, когда на нашем фронте наступление в разгаре, а противник из кожи лезет, чтобы удержаться, нет ничего важнее уничтожения этого моста.
Конечно, одними силами диверсантов уничтожить мост было невозможно. Надо было захватить его с боем.
Пока перепроверялись данные разведки и разведчики приводили одного за другим несколько «языков», в штабе кипела работа. Емлютин и начальник штаба объединенных партизанских сил Гоголюк, полковник и Коротков сидели за планами. Прошло несколько бессонных ночей, появлялся и отвергался один за другим планы операций; все они были и неплохими и вместе с тем не годились. Наконец из множества вариантов родился один, удовлетворивший и командование отрядов и представителя штаба партизанского движения. План операции передали по радиостанции начальнику штаба партизанского движения. План был одобрен...
Группа из отряда имени Баумана, с Николаем Черненковым во главе, должна была атаковать противника в населенных пунктах Выгоничи и Клинки, взорвать там мосты на шоссе и не допустить движения из Брянска по шоссейной дороге.
Тем временем обеим ударным группам, с значительным количеством минеров, предстояло штурмом захватить мост и взорвать его. Успех штурма зависел от того, насколько скрытно удастся подойти партизанам к мосту и взять его не с восточной стороны, укрепленной и опутанной проволочным заграждением, а с западной и северной, — оттуда, где находились главные силы немцев. Для этого надо было совершить обходный путь до тридцати километров, минуя населенные пункты, и оказаться в самом центре расположения вражеских гарнизонов...
К выполнению задачи привлекли пять партизанских отрядов: отряд имени Щорса Выгоничского района, отряд имени Пархоменко, имени Кравцова Брянского района, имени Ворошилова и отряд «Смерть немецким оккупантам» Навлинского района. Командование группировкой было возложено на Героя Советского Союза Михаила Ромашина, бывшего секретаря Брянского райкома партии, человека боевого и опытного.
Все эти отряды дислоцировались в лесных массивах севернее реки Навли и находились сравнительно близко к объекту нападения. Составлено было девять групп, — две из них ударные, остальные сковывающие, группы прикрытия и резерва. Предусмотреть надо было все до мельчайших подробностей.
Разведку Ромашин возложил на отряд имени Щорса, составлявший первую ударную группу под командованием Николая Даниловича Тарасова. Объяснялось это прежде всего тем, что Тарасову лучше всех был известен «Синий мост». Он знал все тропки, все подходы к мосту. Все время перед операцией он вел тщательную разведку моста, неоднократно с группой бойцов самолично подбирался к нему на двести — триста метров и, зарывшись в снег, наблюдал за движением патрулей и сменой постов. Однажды, решив во что бы то ни стало достать «языка», Тарасов более суток пролежал у полотна железной дороги, пока не удалось схватить двоих охранников. Один из них оказался полицейским из закарпатских украинцев, второй был эсэсовец. Украинец охотно сдался в плен, раскрыл всю систему обороны моста и расположение гарнизонов, а потом принял участие в партизанской операции и погиб во время боя, эсэсовец, когда его взяли, поднял страшный крик. Тарасов вогнал ему в рот кляп и под ураганным огнем противника приволок немца.
Обеспечивая выполнение главной задачи, каждая группа преследовала и свою самостоятельную цель. Основным силам отряда имени Кравцова, которым командовал Герой Советского Союза Михаил Дука, предстояло разгромить гарнизон врага на станции Полужье, в шести километрах восточнее моста, разрушить на станции путевое хозяйство, взорвать железнодорожное полотно и уничтожить связь, чтобы не допустить таким образом подхода резервов врага из Брянска. Молодому и энергичному командиру отряда имени Ворошилова Георгию Федоровичу Покровскому нужно было атаковать неприятеля на станции Выгоничи и в крупном населенном пункте Кресты. Эта подсобная задача была так же важна, как и разгром Полужья, потому что оба населенных пункта были расположены вдоль железной дороги и шоссе, прикрывая мост с запада. Группе диверсантов из отряда имени Баумана, во главе с организатором диверсантов в выгоничских отрядах Воробьевым, вменялось в обязанность выйти на участок дороги Бородино — Хмелево, — это километров на двадцать западнее моста, — взорвать там железнодорожное полотно и разрушить связь, чтобы помощь не смогла подойти со стороны станции.
Но вот, наконец, приказ вручен. Емлютин и полковник старательно разъяснили командирам и бойцам все детали операции. Деловые разговоры закончились.
Мы вышли из землянки, чтобы проводить товарищей. В лесу шелестел легкий ветерок, кружась падали снежинки. После прокуренной штабной избушки здесь дышалось свободно и легко.
— А скоро опять весна, — сказал Ромашин вздыхая, и мне послышалась в его голосе грустная нота, точно он хотел сказать: «Да не для меня».
Я посмотрел на Ромашина. На его обветренном липе не было и малейшего оттенка печали. «Конечно, показалось», — решил я.
Емлютин, выходя из помещения, зацепился за дверную ручку и содрал ноготь на пальце. Он выругался и спросил Ромашина:
— У тебя ножичек есть?
— Нет, — ответил Ромашин, глядя на Емлютина. — Пистолет есть, а что?
Предлагать вещи, одна другой противоположные, — манера Михаила Ромашина. Вам захотелось, скажем, сладкого, и вы спрашиваете Ромашина: «Есть ли у тебя конфета?», а он не просто ответит «нет», а добавит при этом: «Чеснок есть, а что?» и с полной готовностью одолжить чеснок будет рыться в кармане. С такой же готовностью одолжить Емлютину пистолет, будто содранный ноготь можно не отрезать, а отстрелить, Ромашин стал тормошить кобуру, висевшую у него сбоку на ремне.
Полковник уже знал привычку Ромашина и спросил:
— А мост взорвать есть чем?
Ромашин рассмеялся.
— Мы его грохнем.
Ромашин много раз уже ходил в глубокие рейды по тылам врага, рвал эшелоны и мосты и приобрел опыт. Поэтому, когда речь зашла о том, кому поручить выполнение приказа, выбор пал на него.
Рядом с Ромашиным стоял высокий худощавый Писарев, он тоже был секретарем райкома, а теперь стал командиром партизанского отряда. Внешним своим видом он напоминал мне загримированного актера. У него были длинные русые и точно приклеенные волосы, такие же русые и точно приклеенные усы, а борода была рыжая, расчесанная на две половины. Писарев и Ромашин были старыми приятелями и обращались друг с другом по-приятельски.
— Ну, борода, — шлепнув ладонью по спине Писарева, сказал Ромашин, — давай по коням! Задача ответственная, старик, смотри.
Писарев, назначенный командиром одной из ударных групп, штурмующих мост, ответил:
— Ручаюсь бородой, будет сделано.
Сильный ветер шумел в верхушках деревьев, стряхивая с них снег. Отряды вышли из Черного леса, и узкие ленты вооруженных людей веером разошлись по белому полотну снега, исчезая во мраке ночи. Отряды, двигавшиеся слева, тянули пушки и минометы. Четверки лошадей, запряженные в самодельные сани, едва поспевали за людьми. Лыжи тяжело ползли по рыхлому мартовскому снегу.
Команды подавались шопотом от одного партизана к другому. В арьергарде ударных групп следовали диверсанты, их в общей сложности более шестидесяти человек. На легких ручных санках диверсанты тянули за собой тол и все необходимое для дела.
Первое условие — скрытность — удалось соблюсти. Отряды в полном безмолвии подошли к заданным объектам. Первыми ударили пушки, их выстрелы послужили сигналом к атаке. И на всем протяжении дороги от Полужья до Хмелева, расстоянием длиной до тридцати километром по фронту, завязался бой. В станционные здания и солдатские казармы полетели партизанские гранаты. Со стороны Выгоничей и Клинок донеслись два взрыва. Это Черненко взорвал шоссейные мосты и отрезал путь подхода вражеских резервов. Станцию Выгоничи охватило пламя пожара. Немцы, захваченные врасплох, в невероятной панике выскакивали из домов и полураздетые метались по снегу.
Как потом выяснилось на допросах пленных, немцы сначала не могли понять, что происходит вокруг; они решили, что это регулярные части наших войск неожиданно прорвали фронт и обрушились всей мощью своего огня на этот участок. Может быть, именно поэтому первое время немецкие гарнизоны так робко сопротивлялись.
Как бы то ни было, но «Синий мост» мы быстро отрезали от основных гарнизонов врага.
Писарев и Тарасов повели свои ударные группы на штурм. Люди точно из снега вырастали, с криками «ура», с гранатами, автоматами и винтовками они атаковали казарму, сторожевые будки и укрепления немцев у моста. Партизанская артиллерия уничтожала доты и дзоты прямой наводкой. Загоревшиеся казармы и будки озаряли пламенем «Синий мост». Отчетливо на темном фоне выступали его ажурные переплеты. Не успели еще штурмующие покончить с гарнизоном казармы и солдатами, засевшими в дотах, как команды подрывников уж потянули на мост тол. Обрушилась горевшая казарма, замолчали доты, и партизаны заняли оборону, чтобы оградить от внезапной контратаки работающих на мосту подрывников. Наступила тишина. Лишь на флангах еще шел ожесточенный бой, — это Дука и Покровский добивали на станциях Полужье, Выгоничи и Кресты остатки немецких гарнизонов. Вскоре заряды были готовы, поставлены в нужные места, связаны детонирующим шнуром. Последовала команда: «В укрытие!» Через несколько минут оглушительный грохот возвестил о конце операции. То, к чему стремились на протяжении долгих месяцев разрозненные группы диверсантов, свершилось. Единый план и единое командование обеспечили успех. «Синий мост» перестал существовать.
На его восстановление немцам пришлось потратить тридцать суток. Эта замечательная операция проведена была в Брянских лесах. Возможной она стала лишь после того, как партизаны объединили свои силы. Объединение, однако, не представляло собой какого-то скопища, сведения в одно место многих партизанских отрядов. Почти всегда десятки тысяч партизан в крупных формированиях, в мелких и мельчайших подразделениях, управляемые при помощи современных средств связи, расползались на расстоянии в сотни километров одно от другого, действуя при этом по единому плану.
Хорошо помню и другую операцию в том же 1943 году, но она, в отличие от взрыва «Синего моста», проходила далеко на юго-западе.
В июле 1943 года Молдавское соединение партизан, которым я тогда командовал, совершало переход из Белоруссии, где оно формировалось, на юг. В Житомирской области Никита Сергеевич Хрущев и генерал Строкач, возглавлявшие партизанское движение на Украине, приказали нам задержаться и оседлать железную дорогу Славута—Шепетовка—Бердичев—Фастов. «Оседлать» в партизанском понимании значило выйти на дорогу сотнями диверсионных групп и производить систематические крушения воинских эшелонов, взрывать полотно дороги и мосты. Мы понимали важность задачи. В это время происходили решающие события на Курской дуге, вслед за которыми развернулось мощное наступление наших войск и выход Советской Армии к Днепру.
На указанную дорогу вышло все Молдавское соединение, разбившись на диверсионные группы. Их было создано до ста пятидесяти. Сравнительно недалеко от нас действовали соединения партизан генерала Федорова, генерала Сабурова, генерала Бегмы, подполковника Маликова, Горобчака, Одухи и других, и мы хорошо знали, что все они также получили от ЦК КП(б) Украины и Украинского штаба партизанского движения задания оседлать отдельные участки железных и шоссейных дорог. На основные коммуникации врага—Ковель—Сарны— Коростень; Ковель—Ровно—Шепетовка—Киев; Львов— Тарнополь—Винница —и на рокадные дороги крупными и мелкими группами одновременно вышли десятки тысяч партизан. В то же время Сидор Артемьевич Ковпак совершал свой легендарный поход на Карпаты...
Наше соединение пустило под откос двести восемьдесят девять эшелонов врага, взорвав при этом несколько мостов. Позднее, когда я работал в штабе партизанского движения Украины, я узнал, что за этот же период партизаны Украины на основных магистралях подорвали три тысячи двести двадцать два эшелона и на рокадных дорогах более четырехсот эшелонов.
Однажды, рассматривая груду захваченных у немцев документов, я наткнулся на одно донесение и отчетливо представил себе картину сумятицы на дорогах, заставлявшую немцев, как говорили партизаны, «метать икру».
«Деятельность партизан на железных дорогах за последнее время всюду усилилась. Уже на расстоянии пяти — семи километров от крупной станции господствуют партизаны. За последние дни взрывы производились также и днем. Взрывы подготовляются очень быстро; так, например, 30 августа 1943 года между 9 и 10 часами был произведен взрыв почти на глазах наших солдат... Город Олевск почти полностью окружен партизанами... Даже днем на окраинах города появляются бандиты...
В течение двадцати четырех часов выбыли из строя семь паровозов, вследствие того, что они наехали на мины, разбито большое количество вагонов... Банды ведут постоянное наблюдение за дорогой. Они точно осведомляются о времени прохождения патрулей. Даже тогда, когда патрули следовали друг за другом через восемнадцать минут, под рельсы были заложены мины. Партизаны осведомлены о слабых местах опорных пунктов, подслушивают разговоры по телефону. Они включаются в наши разговоры и сами разговаривают. Пропаганда, которую ведут партизаны, очень сильна».
Это — донесение генерала Ноймайера от 8 сентября 1943 года на имя командующего войсками на Украине генерала Китценгера, по заданию которого генерал Ноймайер обследовал участок железной дороги Ковель—Сарны—Коростень—Тетерев. В огромном донесении генерал излагал свои планы немедленных мер по обороне дороги.
Вот во что обходилась врагу концентрация партизанских сил в нужном для дела и в удобном для партизан месте, централизация руководства и направление ударов по единому оперативному плану.
Но это было в 1943 году. Мы же пока еще находились в начале 1942 года.
Дата добавления: 2015-11-28; просмотров: 67 | Нарушение авторских прав