Нафоне песни звучат два звонких молодых голоса. 6 страница

Для зрителей шел синхронный перевод на восемь языков, и это существенно облегчало нашу задачу, так как мы могли использовать большое количество литературного материала.

Принцип документальности в первую очередь отразился в оформлении. Все представление было построено на совмещении художественного образа с под­линным документом. Это сочетание бросалось в глаза зрителю, как только он входил в зал. Образ — дорога, дорога войны. Она идет из правой задней двери зала, по центральному проходу, поднимается на сцену и уходит в левую кули­су. На дороге в первой части представления находятся: указатель с надписью «Moskau — 32 km», дорожный знак «Осторожно — дети!», противотанковый «еж», табличка с надписью «Хозяйство Иванова», фанерная пирамидка с крас­ной жестяной звездой. Во второй части: указатель «До Берлина — 21 км», знак «Achtung, Minen'.», моток колючей проволоки, табличка с надписью «Проверено, мин нет», березовый крест с фашистской каской. Слева на портале пограничный столб и — поперек дороги — полосатый шлагбаум. Из зала глядят на эту до­рогу зрители, со сцены — солдаты. Их лица навеки застыли на фотографиях,

обрамляющих оба портала, и, уменьшаясь в перспективе, уходят вдоль дороги в глубь сцены. Это увеличенные снимки с военных билетов и других воинских документов тех лет. Солдатам на них по 1'8—19 лет, они улыбаются или наро­чито серьезны, они глядят прямо перед собой — в зрачок фотоаппарата, а те­перь, спустя три десятка лет, прямо на нас, своих потомков и сверстников (рис. 25).

Дорога и сцена затянуты обгорелым, продранным, в пятнах засохшей крови шинельным сукном На кулисах и падугах, помимо фотографий, подлинные пред­меты солдатского быта тех лет: каски, скатки, котелки, фляжки, саперные ло­патки, отстрелянные диски...

Широкий экран, состоящий из двух половин, раздвинут так, что получилось как бы два экрана обычного формата, обрамляющие сцену с боков. В глубине в центре висит третий экран, который может работать и как рирпроекция. По­мимо кинороликов, на боковые экраны проецируются диапозитивы и слайды, на задний — тени и силуэты. Раздвинутый экран открыл зрителям две несущие бетонные конструкции — опорные колонны. Они побелены известкой и при со- ответствующем освещении ассоциируются либо с печными трубами сгоревших домов, либо с дотами (окошки для прожекторов — бойницы, амбразуры). И над всей сценой — огромный бесформенный лист пробитого, обгоревшего, по­кореженного металла — символ Войны.

Все представление было поставлено на стыке документа, обобщенного до

поэтического образа и театрализации, загримированной под реальност.. Трижды звучат над залом позывные Совинформбюро. Синхронно с их зву-чянием гаснет свет. В полной темноте раздается голос Левитана:

— Внимание, внимание! Говорит Москва. Работают все радиостанции Со­
ветского Союза. Передаем приказ Верховного Главнокомандующего. 8 мая
1945 года в Берлине представителями германского верховного командования
подписан акт о полной и безоговорочной капитуляции германских вооруженных
сил. Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-
фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгром­
лена!..

В темноте отчаянный женский крик: «Побе-е-да!»

И сразу — эхом этого вопля — гул артиллерийского залпа, грохот оркестра. Вспыхивают экраны. На двух боковых — в цвете — салют Победы, на цент­ральном — документальные черно-белые кадры возвращения солдат с войны: встреча на Белорусском вокзале, приход солдата в родную деревню, рыдающие вдовы, толпы на улицах Москвы, люди качают солдат на Красной площади... Постепенно светлеет на сцене, и мы видим группу молодых ребят, которые тоже смотрят на экран. Они одеты в форму бойцов студенческих строительных отрядов. На спинах, обращенных к залу, крупно написано: «МГУ. КамАЗ-75»,. «МВТУ. Атомстрой-75», «МАИ. Дивногорск-75», «МИИТ. БАМ-75> и т. д. и т. п.— названия крупнейших вузов и молодежных ударных строек наших дней, ожившая география трудового подвига сегодняшних студентов. Кончился киноролик. Ребята выходят на рампу и обращаются к зрителям:

—Вы помните этот день?..

—А вы?..

—А вы?..

—А вы?..

И сами отвечают на свой риторический вопрос:

—Я не помню, я родился в 48-м...

—Я—в 52-м...

—Я — в 55-м...

—30 лет прошло... 30 лет! Дети, родившиеся после войны, уже стали взрос­
лыми, и у них уже родились свои дети... И война постепенно уходит в прошлое,
становится страницей в учебнике истории средней школы, как нашествие Чингис­
хана или тевтонских псов-рыцарей... Почему же мы вновь и вновь вспоминаем
•о ней, почему так волнуют нас кадры этой старой кинохроники, почему наши
Дети играют в войну?..

Актеры выносят старый патефон, заводят его ручкой, ставят пластинку. И вот с хрипом и шипением звучит: «На позицию девушка провожала бойца...»

Из карманов курток они достают потертые конверты, вынимают из них письма и спокойно, просто читают на фоне мелодии:

— «Сына назвали Иваном. Дед Иван погиб в гражданскую, отец Иван
закопан под Москвой. Пусть будет в нашем роду живой Иван». Степняковы.

— «Мальчик Нурмагомед. Его дед погиб на войне, проявив дагестанскую
храбрость. Сыну дали его имя». Гайдарова, студентка мединститута, город Ма­
хачкала.

— «Сын Вячеслав — в память погибшего от фашистской пули годовалого
братика Славика». Воронин, связист, город Ленинабад.

— «У моей дочки, может, непривычное, а другие скажут, даже немодное
имя — Ефросинья. Так звали маму. Она не героиня, она просто сохранила
нам жизнь, всем ее пятерым детям. Она отдавала нам свою еду, а сама ела
только шкурки от картох. Она обманывала нас и говорила: «Я сыта. Я люблю
есть ночью». Мама умерла рано, но все до сих пор говорят о ней, что она была
святая женщина. Вот почему я и старший брат назвали дочек Фросями». Софья
Полетко. Минск.

— «Никогда не видел папу. Все, что мне осталось от него — это фотокар­
точка и имя. По фотографии даже не разберешь, был он брюнетом или блон­
дином. А спросить не у кого, потому что всю остальную родню тоже забрала
война». Кирьянов, Брестская область.

— «Без войны, но от войны погиб мой сын. Хороший мальчик был, Валера
Пасько, учился в седьмом классе. Бегать любил, все бы на волю ему — в поле
подальше, в степь. Вот так убежал утром Валера в поле своими ногами, а об­
ратно несут его. Несут люди и плачут — подорвался Валера на мине...

И вдруг криком, отчаянно, навзрыд:

— Проклятая война!.. Будь ты распроклята!.. Мало ты жизнями давилась»¹.
Смолкла, как поперхнулась, пластинка. И после паузы спокойно, тихо, почти

протокольно говорят актеры, как бы размышляют вслух:

~ Война... От Бреста до Москвы — 1000 километров, от Москвы до Бер­лина — 1600. Итого — 2600 километров... Это если считать по прямой...

— Так мало, правда? 2600 километров — это поездом если, то менее 4 су­
ток, самолетом — примерно 4 часа...

-г Перебежками и по-пластунски — 4 года!

[здалека вступает мелодия песни «Эх, дороги...». И тихо, сурово зву-^ актеров. l*^^— 4 года! 1418 дней. 34 тысячи часов. И 20 миллионов погибших советских

/людей. v ^*--------- '

' — Мы живем в эпоху больших масштабов, мы привыкли к крупным циф­рам, мы с легкостью, почти не задумываясь, произносим: тысяча километров в час, миллион тонн сырья, миллиард долларов прибыли... Но 20 миллионов погиб­ших... Вы представляете себе, что это такое?

И снова протокольно, сухо докладывают залу значение цифр: | *— 20 миллионов могил на две с половиной тысячи километров — это зна­чит семь с половиной тысяч убитых на километр, пятнадцать человек за каждые два метра земли!

— 20 миллионов за 1418 дней — это значит: 14 тысяч убитых ежедневно,
шестьсот человек в час, десять человек каждую минуту.

И постепенно все более страстно, не выдерживая «объективного» тона:

— 20 миллионов в пропорции ко всему населению Советского Союза тех
лет, это значит — калущй^аос^мой. Каждый восьмой житель нашей страны по­
гиб на войне. Вот что такое 20 миллионов!..

И смолкла на полуноте песня, как оборванная пулей.

Актеры достают папки с документами. Здесь копии анкет и приказов, ин­тервью и рапортов, стенограммы воспоминаний и выступлений, письма и теле­граммы, дневники и карты. Актеры показывают эти бумаги зрителям.

— Мы хотим сегодня вместе -с вами попытаться пройти дорогой наших от-

¹ Из ответов молодых родителей на вопрос газеты «Комсомольская прав­да»: «Какое имя Вы дали Вашему ребенку?» 1970 г.

цов, день за днем, километр за километром, пройти и вспомнить, вспомнить все, _что было...

И идет театрализованное представление, в котором оживают перед зрите­лем документы-бумаги и документы-'фотографии, документы-кинокадры и доку­менты-фонограммы, подлинные вещи и... подлинные участники Великой Отече­ственной войны.

Вот эпизод «Начало войны». Большой сводный хор студентов Москвы поет песню «Священная война». В первом ряду хора стоят восемь пожилых людей с орденами и медалями. На припеве они отделяются от общей массы хора и шеренгой, держа равнение, идут на рампу. Хор смолкает, и «Пусть ярость бла­городная...» зал слышит только в исполнении этих восьми старческих, дребезжа­щих голосов. Но на их фоне звучит голос Левитана: «Перед вами — ветерану Краснознаменного хора имени Александрова, те самые, что впервые пели эту песню на Белорусском вокзале перед уходящими на фронт частями Красной Ар­мии в июне 1941 года>.

Хор подхватывает припев, старики, продолжая петь, спускаются по дороге в зал, и весь зал в едином порыве встает им навстречу...

А вот эпизод _ч«1941 год».

На экранах — кадры обороны Москвы, парад 7 ноября 1941 года, аэро­статы в небе, подвиг Виктора Талалихина... Луч прожектора освещает немолодо­го уже, но стройного человека с орденскими планками на груди. Он стоит справа от дороги и тоже смотрит эти волнующие и памятные кинодокументы. Но вот кончился ролик, человек выходит на рампу. Говорят ведущие:

— Студент Московского авиационного института Михаил Новохижин в пер­
вые месяцы войны, окончив специализированную авиационную школу, ушел в
действующую армию.

— Перед вами — бывший техник-лейтенант, стрелок-радист 348-го авиаци­
онного полка, ныне — заслуженный артист РСФСР, заведующий кафедрой
Московского государственного института культуры, доцент Михаил Михайлович
Новохижин.

И М. М. Новохижин рассказывает о первых, самых тяжелых месяцах вой­ны, о службе, о своих боевых товарищах, с одним из которых в короткие ми­нуты отдыха он пел дуэтом под крылом самолета... Друг погиб. Но осталась его гитара...

— Вот она!..

И ведущие выносят из-за кулис старую, потемневшую от времени с облу­пившимся лаком гитару. И Михаил Михайлович вспоминает, как уже после вой­ны, аккомпанируя себе на этой гитаре, он впервые исполнил по радио песню, которой суждено было стать одним из символов фронтовых будней. Пальцы при­вычно перебирают струны, и тихо звучит эта песня:

— Бьется в тесной печурке огонь...

Она звучит, как память о погибшем друге, о всех недоживших до сегодняш­него дня, оставшихся «вечными студентами», вечными солдатами, вечно молоды­ми там, в далеком 41-м. Продолжая петь, М. М. Новохижин медленно идет по дороге в зал, и снова встают все присутствующие...

Основной сценарно-режиссерский «ход» спектакля — желание тех, кто не видел войны, восстановить на основе документов и представить себе, «как это было»,— заставляет постоянно переносить место и время действия. ИЗ «тогда» в «сейчас» и обратно. Со сцены в зал и снова на сцену.

Вот объявляет ведущий:

— Ровно пять лет назад, 9 мая 1970 года, в день 25-летия Победы, кор-
Геспондент агентства печати «Новости» Генрих Боровик на площади перед зда­
нием Организации Объединенных Наций взял интервью у группы молодых аме­
риканцев.

Он берет микрофон и спрашивает других актеров, изображающих сейчас американцев:

— Знаете ли вы, что сегодня исполняется 25 лет Победы над фашизмом?

— Нет.

— А вы?

— Нет.

— А вы?

— Вы — первый человек, который напомнил мне об этом. (Представляется
залу.) Клара Терри, 22 года, студентка, город Такома

— Кто и против кого сражался во второй мировой войне?

— Германия, Япония и... Соединенные Штаты... против Советского Союза.
(Представляется.) Карл Питеран, 24 года. Шесть месяцев, как вернулся из,
Вьетнама.

— Сколько американцев погибло во второй мировой войне?

— О, очень много Очень! Тысяч пятьдесят, я думаю

— А советских людей?

— Не знаю. Но, конечно, не так много, как американцев. Клэр Паллер,
21 год, студент, город Нью-Йорк. -

— Война как-нибудь повлияла на жизнь вашей семьи?

— Нет.

— А вашей?

— Нет.

— А вашей?

— Нет Райан Локкео, 20 лет

Ведущий с микрофоном спускается в зал и обращается к молодым зри­телям:

— Скажите, пожалуйста, война как-нибудь повлияла на жизнь вашей
семьи'*

Зритель отвечает.

— А вашей?
Еще ответ.

И вот кто-то из советских участников встречи говорит:

— У меня погиб дедушка...

Пауза. Все опускают головы. И начинается эпизод «Память» — реквием по погибшим

В одном из последних эпизодов актеры берут интервью у ветеранов — по­четных гостей встречи, просят их рассказать о самом памятном для них дне войны. И эти безыскусные, иногда косноязычные даже рассказы людей, непод­дельно взволнованных и самими воспоминаниями, и фактом непредвиденного выступления, сильнее и глубже воздействуют на зал, чем любой отрепетиро­ванный монолог из классической пьесы...

Финал спектакля — снова «Возвращение с войны». Но теперь эта тема решена совершенно иначе. Кончились последние кинокадры («Штурм рейхстага», «Капитуляция»), На сцене снова появляются сегодняшние студенты. Один ич них достает старый офицерский планшет, открывает его и вынимает потершую­ся на сгибах полевую карту. Разворачивает.

— Это полевая карта бывшего корреспондента газеты «Красная эвезда>
Трояновского На ней две надписи Первая «Воюя под Москвой, надо думать
о Берлине. Советские войска обязательно будут в Берлине! Подмосковье, 29 ок­
тября 1941 года Командующий 16-й армией генерал-лейтенант Рокоссовский».
II рядом с этой надписью вторая: «С величайшим удовольствием удостоверяю,
что мы в Берлине. Бывший командующий 16-й армией, а ныне командующий
фронтом, Маршал Советского Союза Рокоссовский. Берлин, 1 мая 1945 года»

— От одной надписи до другой на карте — несколько сантиметров. В мас­
штабах Великой Отечественной войны •— дорога длиной в 1418 дней...

Тихо вступает мелодия песни «Солнце скрылось за горою...». На ее фош' звучит голос по радио: «А сейчас Танечка Галеева расскажет нам, что былэ задано на дом». Детский голосок отвечает: «На дом нам задавали выучить про победу. Ну вот, значит... Сначала немцы на нас напали и дошли даже до Москвы.. Но наши солдаты очень храбро дрались и погнали их назад...» и т. д и т. п. — документальная запись урока истории во 2-м классе 112-й московской школы А пока звучит этот текст, по дороге через зал медленно, устало бредет солдат в поношенной гимнастерке, в заляпанных грязью сапогах. (Все вещи подлинные, образца 11945 года.) Вот он поднялся на сцену, сел, положив рядоч автомат, снял каску, скатку, ремень, расстегнул ворот гимнастерки, с трудом стянул сапоги и раскрутил портянки. Затем достал кисет, свернул цигарку, з i-

курил, блаженно затянулся... В это время по радио учитель спрашивает: «А ты не помнишь, Танечка, как звали тех двух солдат, которые водрузили Знамя Победы над рейхстагом?..» Пауза... «Не помнишь?..» Слабый писк, означающий «нет», слышится в ответ... И успокаивающий голос учителя: «Ну, ничего, ни­чего.. Спасибо» А босой солдат на дороге устало улыбается в зал и говорит:

— Все, ребята, конец...

И эхом его слов — гул артиллерийского залпа, грохот оркестра, на двух боковых экранах — цветные кадры салюта, на центральном — парад Победы, солдаты бросают фашистские знамена к подножию Мавзолея... И в темноте отчаянный женский крик: «Побе-ее-еда!»

Документализм массового представления тесно связан с выбо­ром места действия, что наглядно видно на примере'митинга-рек­виема на Пискаревском мемориальном кладбище. Местный мате­риал, как правило, близок и понятен зрителю и потому более эмо­ционально действует на него. В процессе подготовки представления режиссер и сценарист сидят в местных архивах и краеведческих музеях, изучают специальную литературу и встречаются с живы­ми свидетелями событий. Во время этой работы первоначальный замысел не раз и не два подвергается коренной переработке. Не­редко один какой-то новый документ может изменить весь ход эпизода. Работа эта длительная и трудоемкая. Самая сложная за­дача на этом этапе — строгий отбор материалов. Не дать себе увлечься, не дать захлестнуть себя обилием интереснейших доку­ментов — это очень сложно. Режиссер должен все время помнить о сверхзадаче, мысленно видеть каркас будущего представления, чтобы не утонуть в море фактического материала. А когда доку­менты собраны, наступает этап монтажа. Режиссер не может быть псевдообъективным летописцем, для которого каждый факт имеет одинаковую историческую ценность. Именно в процессе отбора и монтажа проявляется его четкая гражданская и художническая позиция. При удачном монтажном стыке даже сухие, мертвые цифры «оживают», начинают говорить зрителю гораздо больше, ~чем каждая из них порознь.

Много такой «игры цифрами» было в вышеописанном представлении. На­пример, в эпизоде «Сталинград» студенты-ведущие проводили такое сопостав­ление:

—■ Голландия была полностью покорена фашистами на шестой день войны...

— Бельгия капитулировала на одиннадцатый...

— Франция героически сопротивлялась и сдалась гитлеровцам только через
42 дня...

— Дом сержанта Павлова в Сталинграде оборонялся 58 суток — то есть
столько, сколько Голландия, Бельгия и Франция, вместе взятые,— но так и не
был захвачен врагом..

Я до сих пор не могу забыть возбужденную реакцию интернациональной аудитории на этот факт. Но простой констатацией и сопоставлением цифр мы не ограничивались. Далее следовал такой текст:

— Дом Павлова защищало всего 30 человек, и среди них:

— Русские: Павлов, Александров, Афанасьев.

— Украинцы Сабгайда, Глущенко, Киряев.

— Грузины: Мосияшвили, Степаношвили.

— Узбек Тургунов.

— Казах Мурхаев.

— Абхазец Сукба.

—Таджик Турдыев.

—Татары: Мурашов и Ромазанов.л

—Как же можно было взять этот дом, если его защищала вся страна?..

Именно такой ход — от частного факта к обобщению, от кон­кретного к типическому, от случайного к закономерному — являет­ся принципиально важным при монтаже документов. В практике работы художника это означает путь от факта к образу, то есть художественная обработка, опоэтизация документа.

Театрализация реального действия предусматривает, в частно­сти, и использование реального времени.

В одном из массовых представлений, посвященных воспеванию социалисти­ческого труда, которое проходило в Киеве у проходной завода «Арсенал», вре­мя было учтено таким образом, что в самый кульминационный момент вдруг открывались ворота и на площадке появлялись согни рабочих, выходивших с за­вода после смены. Их торжественно встречали и включали в общее действие...

В представлении, посвященном 25-летию Победы, в ЦПКиО им. Горького мы прохронометрировали все номера так, что кульминационный момент точно совпадал со временем Всесоюзной минуты молчания. В соответствующем месте ведущий сказал: «Внимание! Внимание! Включаем всю страну!..> — и радист пустил на динамики зала трансляцию передачи Всесоюзного радио.^

Очень важным фактором является проблема соотношения до­кументального материала и художественного вымысла, их слия­ния и взаимопроникновения. Мы уже говорили об этом в связи с влиянием места действия на форму. В тех же случаях, когда ме­сто действия не имеет конкретных ассоциаций, то есть оно ней­трально, процент такого соотношения целиком зависит от чувства меры и вкуса режиссера. Один из примеров такого сочетания —■ финал представления в концертном зале «Россия» (актер, играющий роль солдата, и документальная фонограмма урока в школе).

Сочетание документальных и игровых элементов в массовом представлении имеет право на существование, только если теат­ральность не «прикидывается» реальностью. О подобной ошибке мы говорили в главе III (попытка загримировать подъезды к Пис-каревскому кладбищу). В этом случае зритель, поняв фальшь под­дельного документа, перестает верить и подлинному.

Так произошло на одном из театральных представлений в Туле. Среди эпи­зодов, построенных на основе документов, был и такой. Двадцать молодых ре­бят получают комсомольские путевки на строительство БАМа. К перрону по­дается специальный поезд (действие происходит в локомотивном депо). На тепловозе — лозунг «НА БАМ!». Комсомольцев-добровольцев провожают род­ные, друзья, представители общественных организаций Оркестр, речи, цветы, прощания... И поезд трогается... Кажется, все здесь подлинное — и поезд на­стоящий, и ребята те самые, и путевки, и родители, и цветы... Только вот уезжают на БАМ они на самом деле не в этот день, а через неделю. И зрители это знают И не верят в правду происходящего. Им уже кажутся фальшивыми и речи, и путевки, и слезы родных... В этом случае произошла «подмена», реаль­ные участники репетируют завтрашнюю ситуацию, «играют роль». А ведь го­раздо проще было честно сказать: «Через несколько дней эти ребята отправятся на БАМ, а сегодня мы им даем наш комсомольский наказ». И далее могло быть все то же — речи, цветы, путевки Без отъезда поезда, разумеется.

В массовом представлении очень часто используются не толь­ко документальные кино- и фотоматериалы, реальные цифры и

документы, подлинные вещи и фонограммы, но также в действие включаются и... реальные, подлинные герои, непосредственные уча­стники тех событий, которым посвящено представление. Именно в этом качестве выступали в концертном зале «Россия» ве­тераны хора имени Александрова, М. М. Новохижин, бывшие сту­денты ГИТИСа — артисты фронтовых агитбригад и известные ученые, пришедшие в годы войны на оборонные заводы прямо из студенческих аудиторий.

Силу эмоционального воздействия на аудиторию «подлинно­го» человека знает каждый, кто хоть раз видел телепередачу «От всей души». (Кстати, авторы передачи взяли на вооружение мно­гие находки режиссеров массовых представлений.)

Реальная вещь (письмо, гитара, карта), о которой рассказы­вает залу, при этом предъявляя ее, демонстрируя ее подлин­ность, реальный участник событий, во много раз усиливает эмо­циональное воздействие эпизода.

Этот прием был использован нами на театрализованном митинге «Комсо­мол—Октябри», поставленном в 1967 году в Кремлевском Дворце съездов. Вы­ступал молодой танкист, проходивший службу в той же воинской части, где когда-то служил его отец Он сам попросил, чтобы его направили в эту часть/ Не потому, что его отец погиб на фронте. Отец скончался всего за год до призыва сына. Но все эти годы у него под сердцем сидела фашистская пуля, юторую невозможно было вынуть. И спустя 20 лет она все же убила отца... Когда парень рассказывал притихшему залу всю эту историю, он вынул что-то из нагрудного кармана гимнастерки и со словами: «Вот эта пуля!» — поставил ее на трибуну у самого микрофона. И усиленный мощными динамиками стук прогремел над залом, как выстрел... Последний выстрел минувшей войны..

Глава V.

«СОЗДАНИЕ ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ»

Дата добавления: 2015-11-26